Писал о «спокойной» любви моих дедушки с бабушкой.
Он только один раз поднял на неё руку.
Свидетелем этому я не был.
Но отец мой (их сын) уморительно рассказал эту историю.
У бабушки версия этого рассказа отличалась правильно понятым трагикомизмом.
За год до смерти дед перестал ходить, только лежал: отказали ноги. Пока дома был мой отец, он помогал своему отцу присаживаться для еды или держал посудину, куда дед хаживал «по-маленькому». В октябре я приехал с заработков из России и сменил отца.
Но в то время иногда это приходилось делать бабушке.
Так как дома никого не было, а дед был обездвижен, у неё развязался язык и она целый день могла бурчать себе под нос. А у деда, напоминаю, отказали ноги, но не уши.
Слушать этот бесконечный словесный поток с массой нелестных слов даже мне было невыносимо. Интересно то, что она даже не замечала, что говорит вслух. Придёшь так к ней, пока разуваешься в прихожей, наслушаешься, какой дед «хитрый проныра, свалился на её голову, а ей теперь за ним стирать, подмывать, вытирать и вообще – сдох бы поскорее, чтоб она вздохнула с облегчением! Разлёгся, видите ли своими 100 килограммами, а ей его не перевернуть, чтоб простынь поменять!»
Ну и в таком духе.
И вот однажды, когда вовремя пришедший с работы отец раздевался в прихожей, он через приоткрытую дверь увидел, как бабушка, бормоча «проклятия» прошла очень близко от дедовой кровати. Мощная длань успела схватить её за пояс халата и резко дёрнула к себе. Так, что она оказалась лежащей на его животе, ровно поперёк, когда ни ноги, ни руки не доставали до пола.
Левой рукой дед придавил её за шею, а правая, поднимаясь и опускаясь, наказывала бабушкин тощий зад шлепками. Несильными, но бесконечно обидными. Бабушка заверещала. Отец говорил, что он не спешил на помощь, потому что самому ему было утомительно слышать и слушать эту старческую ересь. Он спокойно снял туфли и прошёл в комнату экзекуции.
«Боря, помоги, он меня сейчас убьёт!»
Дед понял, что пришёл сын, отпустил жену и потом торжествующе-удовлетворённо молчал и улыбался весь вечер.
Бабушка так же молча шныряла по дому, накрывая на стол. Отец впервые за долгое время ел с ощущением того, что он оглох: бабушку вообще не было слышно!!!
Я пришёл чуть позже и тоже застал бабулю молчаливо-сосредоточенной.
Но хитро улыбающейся. Даже чем-то довольной.
Эта случившаяся с ней метаморфоза продолжалась довольно долго.
Входя в комнату к деду, она замолкала и всё делала молча. Урок пошёл впрок.
Дряхлый лев, как оказалось, показал свои клыки всего один раз за всю жизнь, за несколько месяцев до смерти.
Даже потом, когда деда не стало, бабушка об этом случае заикнулась лишь однажды. С каким-то благоговейным трепетом, уважением и любовью. Констатировала, что муж единственный раз в жизни он поднял на неё руку. Сама, мол, в этом виновата.
«А за что, бабуль?»
«За дело!» - это так она резюмировала...
И потом отворачивалась и тихо, чтоб мы не заметили, плакала и что-то шептала дедушкиной душе.