Давно это было. Еще тогда, когда по нашей реке ходили большие белые теплоходы. Любили мы эти теплоходы как какую-то детскую беззаветную мечту. Даже когда уже стали взрослыми, то при первой же возможности брали на теплоход билет и с удовольствием катились на нем по реке в нужном направлении. В основном по нашим направлениям ходили два теплохода, один из них назывался «Родина», а второй «Чернышевский». Это были красивые белые суда с прогулочными палубами комфортабельными каютами и ресторанами. Многие вещи, недоступные сельским жителям всю нашу долгую зиму, радовали нас во время поездок на речных пассажирских кораблях. Это и свежие продукты в буфете и в ресторане, и игровые автоматы, и простые бытовые радости, такие как раковина с краном и теплый туалет с унитазом. Были на теплоходах в свое время и видеосалон, и маленький магазин. А еще влекла сама романтика, пропитывавшая поездку на теплоходе по реке особенно если стояла хорошая погода. В общем словами это всё сейчас передать трудно, потому всё, о чем пытаешься рассказать с восторгом и придыханием доступно сегодня почти в каждой маленькой деревушке и на поверку оказывается банальной бытовой повседневностью. А тогда… В общем ходили теплоходы с ледохода до глубокой осени и купить билеты на них становилось всё труднее и труднее. Всё чаще шли они переполненные уже с самого Тобольска и для разгрузки этих двух теплоходов на линию добавили третий – «Космонавт Гагарин». Это судно сильно отличалось от привычных нам «Родины» и «Чернышевского». Оно было раза в два больше, но при этом сильно теряло в скорости и никак не могло встроиться в расписание, написанное специально для его более шустрых предшественников. Если по большой воде, когда скорость самой реки была высокой к нам он приходил без опозданий, но опаздывал к причалам, расположенным выше по течению, то к осени получалось всё наоборот. К нам он приходил с опозданием на полдня. Но тогда теплоход был единственный транспорт, связывавший нас с городом, и мы ждали его на причале столько сколько было нужно. Одну такую поездку на теплоходе «Космонавт Гагарин» я запомнил на всю жизнь. В тот год я учился на последнем курсе и задержался дома до середины сентября из-за уборки картошки, договорившись с вечера с дядькой Вовкой, что он меня вывезет утром на теплоход, я заранее лег спать.
Утро выдалось ветреным и промозглым. Я вышел на берег и направился к лодкам. По моим расчетам дядька уже должен был ждать меня в лодке. Так и было. Он был слегка навеселе и поэтому непривычно болтлив и тактичен. Если многие люди, выпив рюмку другую становятся агрессивными матершиниками или вообще занудами, то с ним случалось, как раз совсем обратное. Он становился веселым болтливым и добрым человеком. Мат, который у него иногда проскальзывал в минуты недовольства пропадал из лексикона вообще и только - «Вот паразит!» чаще остальных выскакивало, если он чем-то раздражался. Мы сели в лодку и долго отталкиваясь от илистого берега, выехали на реку. Тут надо рассказать об особенностях наших северных пассажирских перевозок. Когда строили поселки то теплоходов на реке еще не было и поэтому никто особо не задумывался о глубине реки возле села. Мелкосидящие суда могли подойти к берегу в любом месте, а уж лодки тем более, но вот когда по реке пошли большие корабли оказалось что причалить для высадки пассажиров или разгрузки они могут только по высокому урезу воды и то не везде, а многочисленные мысы на реке уходящие почти до фарватера оказались завалены огромными валунами и так же не пригодны для устройства на них причальных сооружений и подхода больших судов к берегу. Поэтому во многих населённых пунктах причалы и пристани обустраивали далеко за их границами или вообще посреди реки. Вот и в нашем посёлке причалом служила старая списанная баржа, установленная напротив поселка посреди реки на якоре у границы судового хода на глубинах подходящих для причаливания больших судов. Добраться до этой баржи было тем еще приключением. Если летом в полярный день и хорошую погоду это было интересное развлечение, то осенью в потёмках, а теплоход приходил к нам либо рано утром или после полуночи, да еще и штормовую погоду, это был самый настоящий экстрим. На сегодняшнее утро самым сложным препятствием был крепкий северный ветер, который не давал отгрести от берега на глубину достаточную для того чтобы опустить и завести лодочный мотор. С этим препятствием я справился без труда и через несколько минут мы стояли на нашей барже в ожидании, когда из-за мыса появится красавец «Космонавт Гагарин». Его не было. Связи в то время не то что сотовой, и проводной то не было поэтому узнать о задержке или опоздании транспортного средства возможностей тоже не было. Так мы простояли 6 часов на железной барже обдуваемые промозглым северным ветром. Этот рейс был одним из последних и на «Гагарине» всегда были свободные места поэтому народу на барже собралось довольно много казалось, как будто весь поселок собирался этим утром уехать на теплоходе. Дядька Вовка почему-то никуда не торопился и гуляя по барже болтал то с одним то с другим мужичком изредка спускаясь в лодку, скорее всего для принятия согревающего напитка. И вот на горизонт, на фоне серого неба и такой же серой воды появился белый теплоход. Народ на барже оживился. Все отъезжающие стали переобуваться, снимая сапоги и надевая более легкую обувь. Женщины заранее скидывали себя рыбацкие плащи (не дай бог кто-то её в таком одеянии увидит с теплохода) которыми укрывались во время ожидания от осенней сырости и подправляли головные уборы и прически. Радость от скорого перемещения в тепло кают подогревала уже сейчас. Но теплоход не меняя курс на полном ходу шёл мимо. Он даже и не собирался приставать к нашему причалу. И когда это стало понятно потому что мы увидели его высокую корму с развивающимся флагом, гул толпы на барже стола слышно даже сквозь шум ветра.
- Вот паразит! Вот паразит! Мимо прошел. А как же люди? Ведь ехать же всем надо. Вот паразит! – затараторил дядька Вовка глядя в след «Космонавту» и повернув голову ко мне спросил, - что думаешь?
Сегодняшний я спокойно бы слез в лодку и уехал обратно на берег, чтобы дождаться хорошей погоды или попутного транспорта, но тогда в силу своей юности и горячности я воспринимал любое несоответствие действительности моим планам и задумкам как вызов и покушение на мою состоятельность:
- Догонять будем! Пока не ушёл далеко.
- Правильно! Молодец! Догоним! – он поднял к лицу указательный палец и каждое сказанное слово как будто пристукивал им, усики под его носом зашевелились и ощетинились в глазах засверкали бесшабашные искры авантюризма, - Ты сапоги тяжелые сними заранее и легкую обувь одень чтобы запрыгивать на борт было легче. Да одежду лишнюю в сумку скинь чтобы движения не стесняла. Борта у теплохода высокие. Поедем с Кузьмичом. У него лодка побольше и нос у нее повыше – легче запрыгивать будет. Я с вами. Там одному рулить надо, второму держаться. Погнали.
Мы спрыгнули в лодку к Кузьмичу и отчалили от баржи. Догнать в крепкий ветер на груженой лодке убегающий по волнам теплоход оказалось делом не лёгким. Лодка втыкалась в каждую встречную волну носом и не могла набрать нормальную скорость, но медленно и уверенно мы приближались к теплоходу.
- Вот паразит! Даже ход не сбрасывает! Давай, племянник, готовься, сейчас мы его на абордаж брать будем! – кричал дядька Вовка сквозь ветер, который ближе к середине реки уже переходил в шторм. Меня начинало слегка поколачивать от холода и адреналина. Большие волны местами покрывались пеной и я, глядя на эту картину вспомнил стих:
Ветер, воды разгоняя, вдоль реки против теченья раздувается сердито.
Волны с белыми верхами, все кипя от возмущенья, ходят важно деловито.
Небо низкое свинцово серым слоем облаков висит.
Так красиво, страшно, но красиво, если на Оби штормит.
Дядька Вовка что-то обсуждали с Кузьмичом лавируя руками в воздухе и изображая подход лодки к теплоходу. Я нагнулся к ним и, прячась за ветровым стеклом от брызг и порывов ветра внес в их тактику свои мысли:
- С кормы не подойти – бурун от винтов мешает, надо с правого борта пытаться вон там, где цепи петлями вниз висят. Главное лодку держите ровно, а я с носа запрыгну.
- Да, так мы и думали, главное, чтобы волной нас к привальнику не подняло, а то стекло раздавит, или вообще лодку перевернет.
На прогулочной палубе теплохода стояла целая толпа пассажиров и наблюдала за нашей пиратской выходкой. Лодка поравнялась с кормой теплохода и спрятавшись за его огромным корпусом от волны и ветра тут же побежала быстрее. Мы подскочили к болтающимся под привальным бортом нитями цепей и я, не смотря на то что от носовой палубы нашей лодки, до рабочей палубы теплохода было не меньше метра, в один рывок запрыгнул на борт корабля. Дядька подал мне сумки и стал поднимать мешок картошки.
- Не надо упадешь еще, - отмахивался рукой я.
- Надо. Надо. Что за студент без картошки, - кряхтел он в ответ корячась с мешком и пытаясь равно стоять в качающейся лодке, - из-за нее ты тут задержался, из-за нее мы скорость набрать не могли, да и не хочу я переть её обратно по няше…
За это время к нам на помощь прибежали матросы, открыли пролёт в борту корабля, и дядька Вовка на очередном подъёме волны спокойно положил мешок картошки прямо на палубу. Лодка развернулась носом в сторону поселка и быстро побежала к берегу. Я занес багаж внутрь теплохода и не торопясь поднялся на прогулочную палубу где люди, стоя вдоль ограждений что-то громко и бурно обсуждали и когда я подошел к ограждению и глянул на реку, то увидел, как около кормы теплохода выстроилась целая вереница лодок. Палубная команда опустила трап и подготовила теплоход к приему людей прямо посреди реки. Женщины и дети с сумками, мешками, котомками, колясками карабкались из подъезжавших лодок по трапу на борт выбирая моменты между волнами. Теплоход постепенно сбросил ход и ветром его сразу развернуло поперек течения. Своим высоким корпусом он прикрыл огромную часть реки от порывов ветра и лодкам стало легче подходить к его борту, поэтому последующая посадка пассажиров прошла без проблем. Если не считать того что лодки толкались между собой торопясь быстрее высадить пассажиров потому как теплоход с каждой минутой отдалялся от поселка на приличное расстояние, а им всем еще надо было ехать домой по неспокойной воде. Земляков на палубе собралось уже достаточно много, и мы еще не остывшие от эмоций погони бурно обсуждали события, глядя за борт теплохода. Одна из лодок держалась в стороне от других и ее рулевой, отыгрывая оборотами двигателя и крутя руль держался между волн не пытаясь влезть в общую массу. Я узнал бы эту лодку даже в толпе. Я проездил на ней две навигации и в качестве матроса, и в качестве рулевого. Я вытаскивал ее на берег спасая от шторма и мыл шваброй от рыбьей слизи и осенней глины. Это была лодка старшего из моих родных дядек. Он был в нашей деревне человеком статусным и уважаемым, а ещё он был человеком флотским. Флотским до самых своих внутренностей настолько, что самой низкой оценкой какого-либо поступка или всей личности для него была фраза – «Не матрос!». Именно так он и говорил, когда ему кто-либо не нравился. Уважение он имел такое что даже его родной младший брат – дядька Вовка который сейчас ехал к берегу на лодке с Кузьмичом, в разговоре иногда называл его – дядя Витя, хотя разница у них в возрасте была всего лет десять, и почти всегда, когда беседа шла в обществе он называл его – Виталий Евгеньевич. У меня еще были некоторые сомнения что за рулем лодки сидит именно дядя Витя потому что за высоким забрызганным каплями ветровым стеклом было трудно разглядеть лицо рулевого и на барже за долгое сегодняшнее утро я его тоже не видел, но, когда она подошла ближе я увидел, что это за рулем в кепке сидит именно он – дядя Витя. На глазах такого количества людей он не мог вести себя как «не матрос» и толкаться в куче суетящихся лодок, пытаясь проскочить вперед других. В лодке сидела женщина с дочерью я видел их на пристани, и женщина эта всё утро очень переживала, что у неё куплен билет на сегодняшний самолет на Тюмень и она может на него опоздать. Как и когда он забрал их с баржи для меня так и осталось загадкой. Дядя Витя подвел свою лодку к трапу последней, аккуратно не спешно выбирая моменты между волнами и его пассажиры уже собирались вылезть, как вдруг теплоход пустил дым из своих огромных труб и вибрируя всем корпусом стал быстро набирать ход при этом закладывая резкий поворот на правый борт. Так как ветер давил на нос корабля, то поворачиваться стала именно корма. Течением реки лодку мгновенно прижало к корпусу и затянуло под привальник, сверху был видно только ее маленький краешек борта, который неестественным образом опустило вниз и вода, пенясь и бурля в любой момент могла перелить через этот краешек. Женщина и девочка истошно завизжали, дядя Витя, упершись ногами в борт лодки, а руками в корпус теплохода пытался сохранить нормальное положение своего суденышка, не давая мощным потокам воды перевернуть ее. Положение было критическое. Пенящийся и кипящий бурун за бортом лодки рос и отдельные его всплески уже смачивали верхнюю часть борта лодки. Я рванулся в сторону, рулевой рубки которая находилась над прогулочной палубой посредине теплохода и было видно, что из нее вниз смотрит кто-то из членов команды.
- Сбрасывай бороты! Перестань крутить штурвал! Право руля! – орал я, что есть мочи, задрав голову наверх, - Обороты сбрось немедленно! Ты людей сейчас утопишь!
Вибрация корпуса теплохода постепенно стихла, указывая на то что двигателя сбросили обороты и в этой тишине еще страшнее и громче звучал женский визг и причитания из-под привальника корабля. Теплоход не самокат, а река не тротуар, огромная масса судна, увлекаемая течением воды набрав инерцию не может остановится мгновенно, а высокая и длинная надстройка, паруся на сильном ветру не даёт мгновенно выполнить маневр огромному судну. Я всё это знал с детства,я вырос на реке и первый раз стоял за штурвалом катера еще лет в десять, но сейчас очень хотелось, чтобы было всё по-другому. Перегнувшись через перила, я смотрел на лодку и бурун за её бортом с пониманием того что сделать, я ничего не могу. Иногда лодка пропадала под привальником теплохода полностью и когда оттуда появлялся ее краешек то было видно, что лодка своей кормовой подмоторной нишей набирает всё больше и больше воды. Несколько матросов уже держали в руках спасательные круги. Но тут теплоход застыв на какое мгновение постепенно стал разворачиваться обратно, и лодка стала выравниваться и отжиматься от его борта. Женщина и девочка, поняв, что опасность миновала замолчали, и из-под привальника появилось лицо дяди Вити, который посмотрел наверх в сторону рулевой рубки и молча и выразительно крутил пальцем у виска. Пассажирки из лодки поднялись по трапу, и женщина почти сразу обессилено обмякла, опустившись прямо на холодный метал рабочей палубы. Матросы убрали трап и закрыли пролет. Дядя Витя, запустив мотор повернул лодку в сторону села и резким движением сняв с головы кепку, швырнул ее под ветровое стекло. Он нажал на газ, и легкая моторка послушно понеслась к берегу раскидывая носом взрывы брызг на каждой волне, а «Космонавт Гагарин» развернувшись, набрал ход, лег на свой курс и понёс нас в своём теплом нутре к старому речпорту города Салехарда.