Томный вечер окутывал собой всех, но делал это по-разному. Илье казалось, что над ним просто издеваются, кому не лень. Поросята, пока кормил, сбили с ног, упал неудачно, теперь ныла губа. Кот обиделся, Илья не заметил, видите ли, на дорожке его подругу Сэру и чуть на нее не наступил, прыгнул, паршивец, с дерева и острыми когтями разодрал плечо. Решил приготовить ужин, дрова в дворовой печурке не разгорались. Плеснул из канистры бензина, он вспыхнул сразу, и пламя опалило лицо, обгорели волосы. Оставалось плюнуть на все и тихо ждать хоть кого-нибудь. Пришел Леер, разбавил невзгоды своими разговорами.
- Ой, ты что это такой рыжий да с кудрявыми бровями? Обжегся? Не беда, пройдет. А я уж и забыл, какой сам с виду, ни до зеркал. Столько всего наворочено, страсть. Слушай, дружище, где ж ты раньше был? Выходит, полжизни тебя прождал, столько лет впустую прошло. Ты для меня, да что там, для всей деревни, лучший. Ты наша икона, молиться на тебя будем. Нет, Ты - наше знамя, его берегут пуще жизни.
- Во-во, сверни меня и засунь в непромокаемый чехол.
- И кто ж тебя так расстроил? Варвара дома?
- Зря облизываешься, еще раз сказать? Беккер приехал, друг мой, вместе где-то припозднились. Они знакомы давно и надолго. Ясно выражаюсь?
- Куда яснее. Не психуй, Илья. Дело прежде всего, оно меня с головой накрыло, ни о чем другом даже не думаю, про Варвару просто так спросил.
- Правильно, думай о главном. Рюкзак принес? Давай сюда и жди, я быстро.
Торопиться гидронаблюдателя заставляли не только мрак и безлюдье, он чувствовал внутри себя глубокий надрыв, казалось, вот-вот грудь лопнет, разлетится в разные стороны, не важно, в какие, но точно в противоположные. Знакомое состояние, однако, так яро оно еще не проявлялось. Нужно успевать, завершать задуманное, кто знает, как дальше все повернется, может, хворь какая одолеет или еще что произойдет.
Мрачные мысли замедлили движение, руки почти повисли над отверстием, ведущим под высокий край пустеющего фундамента, а взгляд застыл в удобной точке широкого луга, плавно заползающего на холм с тополями. Трава в этом месте была ровная и невысокая, она шумела. Илья вздрогнул прежде, чем понял причину, вырвавшую его из хмурой задумчивости. Шумела не трава, и не шум это был, скорее, шорох и треск трущихся друг о друга маленьких шерстяных тел. Накидка из крыс покрывала всю поверхность, которую можно было увидеть. Заглядывая в даль, Илья поднялся во весь рост, протер глаза и еле удержался от крика, он вовремя понял, лучшее, что можно придумать в такой обстановке - превратиться в бревно. Тут же этот деревянный постамент занял заляпанный белой краской крысоволк, и накидка изменила цвет, засветилась бусинами миллионов глаз.
Пронзительный писк отлетал в определенную строну, и после такого сигнала часть крысиного покрывала куда-то уползала, улетала или убегала, в зависимости от того, в кого эта часть превращалась. А она превращалась, Илья это наблюдал в неописуемом ужасе. Наконец, исчез последний лоскут, и голова, лишившись клока волос, вновь стала легкой. Теперь не слушались глаза, их будто держал на себе невидимый предмет, не отпускал.
- Не бойся. Под руку ты попал не случайно, живешь на грани, таким родился, сочувствую. Побудь почтальоном, передай привет талантливому японцу, который постиг нашу природу, также легко перевоплощается. Скажи, щелп оценил его упорство. Да, говорю же тебе, не напрягайся, увидеть меня нет шанса.
- Какому японцу, какой щелп? Я, что уже спятил? Так быстро? - Илья волок по земле тяжелый рюкзак и, почувствовав дым сидящего на крыльце курильщика, слабым голосом позвал Яшку Леера.
- Пока тебя не было, Варвара заходила с парнем, о котором ты говорил, взяли велосипед, и ушли, по-моему, они меня даже не заметили. Ты слышишь, друг сердечный? Понимаю, устал, Илья, поспать тебе надо, давай отведу к лежаку, а сам - в дорогу.
Шурка крутил педали легко. Дорога была пустынной, а ночь совсем темной. Они с Варварой возвращались в деревню после похода по местам, так много значившим. Родная школа, узкие улочки, укромные скверы, кинотеатр - побывали везде, исколесили город, встряхнули память, и она оказалась совсем свежей. Сидеть на раме бывает не очень удобно, но не теперь. Варвара впитывала дыхание, ласкающее ее щеки, а Шурка пьянел от запаха ее волос. Наконец, извилистое полотно совсем исчезло из виду, пришлось спешиться и продвигаться во тьме. Железный конь оказался лишним, но не оставлять же его на дороге, благо, хоть разговору не мешает.
- Интересно, из наших кто-нибудь здесь задержался?
- Вряд ли. Кстати, когда ты уехала, я пытался разыскать твою подругу, думал, может, ей что-то известно. Напрасно. Так же, как сегодня, долго стоял у ее дома, там было пусто.
- Одна я бы к нему не пошла, хоть и тянуло. Дружба наша расстроилась странно. Достаточно было какой-то предсказательнице на рынке заявить, что ее любимого человека уведет близкая подруга, и все резко изменилось, - Варвара вдруг остановилась и задумалась. - А с этим домом не все просто. Ты помнишь, в нем застрелился ее отец, он был оперативником в местном отделе. После этой трагедии мы встретились не сразу, недели через две, я собралась утешать и успокаивать, а натолкнулась на упреки в его адрес. Она открыто злилась на то, что испорчена свадьба, что отец недотерпел. До сих пор не могу объяснить ее состояние.
Через какое-то время я познакомилась с девчонкой, которая также приехала на Колыму из этих мест. Она рассказала мне такую же историю о своем отце. Тот же дом, такое же несчастье. Говорит, люди помнили, что года два назад там, действительно, человек застрелился. Эти истории через тех, кто друг друга не знал, жестко замкнулись на мне, как будто закрутили пружину, которая толкала сначала в одну, затем в обратную сторону. Поверь, дорога на восток, я это хорошо помню, была окрашена настойчивой памятью о несчастье. Возвращение тоже. Горе другое, а краски одни.
- Твое восприятия - все в цвете. Интересно, какая краска в это время обозначала меня?
- Ее не выделить, моя палитра растворяется в твоей. Попытки и слова бессильны.
- Я всегда это знал. Долго старался верить, что все вернется. Не устал, нет…, искал хоть какой-то намек на твой образ..., глупые поиски, не хочется рассказывать, но я должен это сделать.
- Не нужно, легко могу представить. Со мной было, примерно, то же.
- Понимаю. Иван - мой друг, и мы виделись после взрыва твоей машины. А ее зовут Марта, и она, наверное, уже здесь.
Звук шагов стал совсем тихим, Шурка сильнее сжал плечи Варвары, они неспеша подходили к калитке дома.
- Здесь у нас с тобой центр притяжения, место, к которому возвращаемся, по каким бы дорогам не кружило. Фиксированная точка. Помнишь, тогда, на даче ты придумал для меня секретное имя, хочу снять с него тайну, зови меня так.
- Согласен. Тебя зовут Ю, потому что Я всегда за тобой, всегда рядом, такой вот наш алфавит, все другое - случайность, - Шурка поставил велосипед возле летней кухни, откуда доносилось сопение спящего гидронаблюдателя, поднял Варвару на руки и понес в дом, над крышей которого бархатное темное небо, освободившись от туч, обнажилось, предоставляя свободу падающим пылающим звездам.
Илья долго лежал с закрытыми глазами, хоть и проснулся. Утро наступило, но вставать было рано. Первое, что он приметил, приподняв веки, велосипедное колесо, заглядывающее в открытую дверь. Его почти хватило для полного счастья, а что, логично. Сейчас, на свежую голову, сыпались подтверждения именно этой мысли. Все, что окружало Илью, ему нравилось, он чувствовал, как прикипает к здешним местам. Остаться бы навсегда в уютной усадьбе. Варвара с Беккером точно умчатся, размах жизни у них другой, а он - Илья устроил бы что-то вроде музея. Все деревенские дома станут другими, новыми и кирпичными, а этот крепкий деревянный красивый пятистенок будет прежним. Чертовски удачный дом, и сад красивый, а дышится как. Нет, надо задержаться, от добра добра не ищут. К тому же все уважают, когда такое случалось? Ни разу в жизни. Заслужил - пользуйся. Яшка бы обрадовался, узнав про такое решение.
Мысль о Яшке подкинула худое тело. Сон затуманил вечерние события, а теперь они навалились с прежней силой, забегали мурашками по коже. Сидеть и держать встающие дыбом волосы долго не пришлось, урчание «копейки» Дюка привело в чувство, и Илья бросился навстречу тому, кто поймет без лишних вопросов. В вопрос превратился он сам, притом и в натуральном смысле, ведь калитку открывал незнакомый человек, внешность которого славянской назвать было трудно, Дюк шел следом.
- Знакомься, мой двойник, - Владимир Васильевич старался быть серьезным, наблюдая за тем, как Илья пятится и моргает. Такуми протянул руку, но так и не дождался ответного жеста. Дюк не выдержал, рассмеялся и обнял лишившегося речи гидронаблюдателя.
- Ты еще не проснулся, давай, протирай глаза, чаем нас напои. О Варваре не спрашиваю, ей вставать рановато.
- Ты что, японец? - Илья начал шепотом, который перешел в тонкий писк.
- Какой ты у нас смышленый, - Дюк старался повернуть Илью в сторону движения, но тот упорно стоял на месте.
- Ему привет.
- Кому?
- Японцу. «Талантливому японцу, который постиг нашу природу, также легко перевоплощается. Скажи, щелп оценил его упорство». О, я запомнил, так эта крыса и сказала.
- Спасибо, Илья, не ожидал от тебя, - Такуми дружески положил руку на плечо бывшего работника геологической партии, который недавно, не ведая того, выполнял его волю, помогал вести участников большого похода по задуманному плану. - Хотя, почему не ожидал, кто же еще мог оказаться на разломе.
- Щелп.... Я что-то читал, бестелые?
- Правильно, Дюк. Удачный вариант носителей разума, в том числе и самого древнего. Сдается, где-то я с ними встречался…
Разговор прервал скрип открывающейся двери. Шурка поприветствовал ранних гостей, сдерживая и подталкивая к обычному руслу силу пристально рассматривающих его глаз. Следом вышла Варвара, в руках у нее была кофеварка с горячим напитком.
- Это для вас, - она поставила свою ношу на столик и обернулась к Такуми, который тут же подошел, приложился к руке и представился.
- Понятия не имею, портреты с меня никто не писал, - Такуми смутился после того, как Дюк сзади толкнул его кулаком в бок, он просто забылся и вслух ответил на мысли Варвары.
- Приятно было познакомиться, - деликатно ответила она, направляясь к калитке. - Вода в реке сейчас особенная, теплая.
- Иди, Ю, я следом, - Шурка взял сигарету.
- Как ты ее назвал? - Дюк поднес зажигалку и подождал первой затяжки.
- Как слышал.
- Новое имя?
- Нет, но только мое.
- Понял.
- Ты посвятил Варвару в особенности предстоящего путешествия? - Такуми спрашивал Шурку, но еле заметно улыбался Дюку, который в ответ выразительно сдвинул брови.
- Не успел. Ладно, мне нужно идти, - Шурка уже бежал, когда в ушах зазвенел голос японца: «Поторапливайся, друг твой вот-вот будет здесь, очень скоро вы отправитесь на корабль».
Илья с интересом наблюдал за Такуми, который заваривал чай по своему японскому рецепту. Дюк давно уже неподвижно сидел на крыльце, молчал, был серьезен и задумчив. Вопросы и возгласы, вылетающие из Ильи время от времени, оставались никем не замеченными. Вначале он и сам о них забывал тут же, но в какой-то момент включился и напрягся от удивления, ему показалось, что японец, мешая засыпанные в чайник травы, движет не воду, а окружающий воздух. Потоки ветра подталкивали гидронаблюдателя то в одну, то в другую сторону, и, глядя на ложку, он уже знал, в какой бок его сейчас толкнут.
- Во, блин, что происходит? Дюк, вы решили надо мной издевнуться? - Илья рванулся к крыльцу, запнулся о собственную ногу и, падая, схватился за колени Дюка, который, наконец, вышел из задумчивости.
- Осторожней, Такуми. Ты что, забыл о хрупкости нашего друга?
- Не забыл. О нем и забочусь. Для тебя, Илья, этот удивительный напиток. Испей его и отдохни как следует, погода сегодня суровая, бури магнитные и прочие шалости, стоя не выдержишь, а ты нам нужен здоровым и крепким.
Перед тем, как допить зелье японца, кстати сказать, весьма недурное, Илья увидел стоящего на холме человека, над головой которого сияла живая золотая корона. Ее сияние заполнило светлое небо, на котором двигались планеты, и Илья точно знал, что положение их в солнечной системе неустойчивое. Этот факт тут же подтвердился, одна, красивая и разноцветная, сорвалась с орбиты и стала терять свою атмосферу. Краски отлетали и растворялись в пространстве, планета превратилась в пылающий шар, а затем словно обуглилась, стала морщинистой и черной. Остальные планеты и такие же черные шары метались в поиске угла сильнейшего притяжения. Все это напоминало ужасный хаос, который мог поглотить и убить, если бы Илья в глубине себя не осознавал, что картину нужно считать началом его сна, длинного и тревожного, и как он потом утверждал - вещего.
Самым приятным жизненным ощущением Илья считал погружение в сон. Что может быть лучше. Тело расслабляется и сладко замирает, усталые мышцы получают то, к чему стремятся всегда - они отключаются от управления, одна за другой, неспеша, с наслаждением освобождаются от груза, достигают полного покоя. Такие моменты Илья старался продлить и запомнить, он был бы счастлив, если бы однажды ему довелось остаться в этом состоянии, не уходить в сон, который неизвестно чем обернется, и не возвращаться в реальность. Быть здесь, на грани, она замечательная. Ты вроде еще есть, и тебя уже нет.
Свои сны он тоже любил, правда, не все. Сознание, покидая тело, уносило в разные стороны, некоторые из них он освоил, и радовался, если попадал в места, где можно было чувствовать себя сильным и исключительным. Ну, где еще полетаешь не хуже птицы? Внизу все видят, как ты разбегаешься, взлетаешь и лавируешь между проводами электрических линий, между серыми домами, в окнах которых мелькают восхищенные взгляды, поднимаешься над крышами и машешь руками плавно, ведь это - крылья, и они держат. А теплый залив огромного моря, бушующего где-то далеко сзади? Легкое тело поддается течению, которое не тянет вниз и не выталкивает, оно освежает и мчит, не напрягая, оно играет с тобой и наслаждается вместе.
Такие сны повторялись не часто. Протоптанная дорога то и дело тащила Илью в широкоформатное цветное пространство, где каменный белый город красовался на фоне дрожащей синевы. Страх и тревога тяжестью заполняли ноги, не давали бежать, а это было необходимо, ведь на город стеной надвигалась высокая волна, она приближалась стремительно, благо Илье удавалось проснуться прежде, чем ее удар настигал.
Существовало еще одно место, где он бывал регулярно. Странное место. Казалось бы, вокруг все знакомо: и здание, и люди, и лестница, и дверь в комнату, и кровати, и даже постельное белье на них. И можно лечь и отдохнуть, дождаться утра, а уж потом добираться по адресу, который он никак не мог вспомнить, там ждала его мать. Но он торопился, бежал, спускался по лестнице, мчался по узким скользким и покатым переулкам, падал, вставал и удивлялся тому, что был совершенно пьяным, хоть ничего и не пил. В такие моменты Илья просыпался от досады, в конце сна улица, где он надеялся поймать такси, на самом деле оказывалась узенькой набережной с высоким парапетом, он стоял на этом парапете и ждал, куда свалится, в воду или в другую сторону - на камни.
То, что творилось теперь, насторожило сразу. В привычный перечень врезалась новая страница, она царапала, и Илья понял, выражать протест, упираться и поворачивать, будет себе дороже, нужно потерпеть и поддаться. Однако решение было опрометчивым, это стало понятно тут же, самостоятельное движение в обратное направление отсутствовало, оно блокировалось намертво.
Сознание четко обозначило форму, в которую превратилось тело. Это была прямая линия с тесным зазором с обеих сторон, толчок в любую из них отдавался пронзительной болью, и выпустить ее, крикнуть или еще как-то проявить было невозможно. Боль копилась, цепляла одно свое звено за другое, растворялась и заполняла. Он - линия мчался куда-то вниз, в бездну. Длилось это так долго, что пора было подумать о бесконечности, к которой нужно привыкнуть. Но, где там, зазоры постепенно сужались, и их эфемерные стенки шуршали от плотного прикосновения тел или воздуха. Илья ничего не видел, он только чувствовал кого-то и слушал мысли, бьющие линию, пытаясь прорваться сквозь нее. Можно представить, какие это были мысли, что-то из них проникало в его сознание, повисало клоками, превращая мозг в чудовищную веревку для просушки белья.
Когда движение поменяло направление на противоположное, Илья не понял, но теперь он знал точно, что мчится обратно, другая «бесконечность» уносила его туда, где, наконец, стало светло. Глаза того, что вырвалось к свету и держало на себе линию, по имени Илья, представить себе он не мог. Он только понял, что смотрит вместе и видит то же самое. Если бы сердце вырвалось из стрелы, которую он собой представлял, оно бы взорвалось - такой обзор и такие картины были не для него.
В какой-то момент Илья почувствовал, что тело превращается в рулетку, оно закручивается, складывается в такт свисту, который издавал огромный предмет, отливающий блеском. Это был шар, его он почти увидел после того, как последняя услышанная мысль промелькнула и застряла в голове в виде слов – «решено, сомнения исчерпаны». Дальше рулетка крутилась в сторону своего постоянного хранилища, в сторону лежащего где-то внизу вздрагивающего и стонущего от диких терзаний вопросительного знака.
То, что внизу деревня гудит, как закипающий чайник, Дюк и Такуми не слышали. Они вместе с Виктором удалились и увлеклись. Обошли холм и кладбище, спустились к тому месту, где недавно Владимир Васильевич с Ильей отмывались от подземного похода, там же искупнулись и отправились дальше, оценивая никем не занятый простор ровного продолжения верхушки заветного холма. А в это время из чайника уже вырывался пар, гремела крышка. Еще бы, плиту, на которой он спокойно стоял, накаляли с двух сторон одновременно.
С проселочной дороги от реки смиркину преграду сломили ходоки из Залесова. Было их человек десять, усталые и сердитые, шутка ли столько протопали, чтобы поговорить да посоветоваться, а их тормозят на финише. Смирка плюнула, сообразив, что малыми силами не справиться, и сама помчалась прямиком к дому Варвары. Пока бежала, с пригорка заметила чужие машины, гуськом заворачивающие с общей дороги на деревенскую.
Первым, кто попался ей под горячую руку, была погорелица-кумандинка. Смирку раздражала ее вечно недовольная физиономия, то стонала, что мало кто помогает им дом отстраивать, то завистливо блуждала глазами по добру, которое достается от Леера другим, бабенка жадная, но ленивая до тошноты. Она тянула с берега на тележке флягу с водой, ворчала и спотыкалась.
- Владимир Васильевич приехал, не знаешь? - Смирка стрелой промелькнула, слегка оттолкнув вздрогнувшую от ее скорости Лидку, та выпустила из рук ручку, и тележка поползла обратно к берегу.
- Тю, зараза, очумела совсем. Помешались на своем Владимире Васильевиче, стоит его машина у дома.
- Ты вон тех, кто следом идет, придержи чуток, если сможешь. К себе отведи их, пусть ждут, - Смирка еще что-то кричала, но было уже не разобрать, кумандинка развела руки и с силой хлопнула ими себя по пухлым бедрам, выражая досаду и возмущение.
- Ага, разбежалась, больно нужно, - Лидка пошлепала вслед за тележкой, но остановилась, заметив незваных гостей, переходящих реку вброд.
- Здорова ли будешь? Давно не виделись, надеюсь, не забыла меня. Как мужик твой поживает? - первый ходок достиг онемевшей от злости бабы и протянул руку. - Бывал я у вас, с Бориской мы в одной бригаде вкалывали, припоминаешь?
- Во, как дом сгорел, друзей поблизости видно не было, а теперь-то можно и в гости зайти. Телегу захвати, видишь - скатилась.
- Услышали мы краем уха, что такое несчастье приключилось, но к тому времени вы в нашей помощи уж не нуждались. Теперь мы к вам за поддержкой, - мужик подхватил флягу и понес ее вверх, идущий следом взял и тележку, все они шли за важно шествующей впереди Лидкой, которая все же решила исполнить наказ убежавшей Смирки.
- Да, здорово развернулись, глаза разбегаются. Говорят, будто к вам потянулись деньги, будто вирусом каким-то приторговываете?
- А ты никак прикупить собрался? - Лидка, наконец, сменила гнев на милость, рассмеялась так, что сама удивилась, давно с ней подобного не случалось. - Кошелек не забыл? Мы ведь дорого берем, - она чуть не захлебнулась собственным смехом.
Из-за угла вывернула взлохмаченная Смирка, и словно асфальтовый каток, прошлась по началу этой процессии. Лидка, уже сидя на пыльной дороге, услышала ее очередной приказ, бросать этих у себя в доме, идти по соседям и говорить, чтобы не поддавались на провокации, занимались своими делами и ни с кем не разговаривали.
- Вот оглашенная, носится все утро, вечно ей больше всех надо. А это еще кто?
Машины с чужими людьми заняли площадь у магазина - место, на котором за день побывает каждый житель деревни, по нужде или мимоходом, его ведь не обойти, оно в центре.
- Ух ты, сколько их нанесло? Вроде приемный день не объявлялся. А ну-ка, гости дорогие, шагайте к моему дому, вон туда, дверь открыта, ждите, я сейчас, - Лидка покрутила головой, соображая, куда ей велено было бежать, и направилась к бывшей близкой соседке, к Зинаиде, которая едва не уехала со своим семейством к строящейся свиноферме.
- Погоди, говорю, - Лидка визжала, стараясь перекричать урчание трактора. - Смирка просила предупредить всех.
- Гляди, охрипнешь, чего надо? - Зинаида торопилась, некогда было ей болтать с кумандинкой, работа ждала.
- Ты голову-то поверни, видишь, у магазина что творится? Понаехали всякие. Надо наших предупредить, чтобы не приваживали, в разговоры не вступали, я пешком не справлюсь.
Зинаида ахнула и, позабыв обо всем, кинулась к белой «копейке», как к единственному спасению.
- Я же говорила, что так и будет, хорошо, что Владимир Васильевич здесь, самим-то нам не управиться.
В доме Варвары было пусто. Зинаида обшарила все уголки усадьбы, но и там никого не нашла. Отчаявшись, она заглянула в летнюю кухню и увидела спящего Илью, которого тут же стала будить изо всех своих сил. После долгой тряски Илья открыл глаза, сел на раскладной стульчик и устремил далекий взгляд сквозь колыхающееся тело Зинаиды.
- Да соберись же ты, просыпайся. Куда все запропастились? Где Дюк, спрашиваю? Илюша, родной, надо что-то делать, там пресса с охраной и разные другие. Найди Владимира Васильевича, а я побегу, может, выпровожу.
Зинаида помчалась к магазину, а Илья, точно примагниченный к ее бушующей фигуре, двинулся следом, глаза его оставались в той же позиции. Когда эта странная пара достигла предмагазинной площади, там вокруг прибывших из города собралось несколько любопытствующих из местных. В сторонке стояли и залесовские ходоки, которые решили не пропускать события.
Шустрые папарацци путались под ногами у задумчивых операторов, настраивающих телевизионную технику, прикидывали картинку и ждали сигнала от тех, кто искал, с кого бы начать беседу. Выбрали бабку Катюшку, она, перекатывая во рту вставные челюсти, обходила каждого пришлого и ехидно рассматривала.
- Ну, что, бабуля, расскажи, кто у вас здесь за главного? - прилизанный и худой протянул микрофон, и на его голос повернулись камеры, защелкали аппараты.
Катюшка не дрогнула, она еще немного пожевала протезы и расправила грудь.
- Ты че, засранец, закона не знаешь? Когда это я тебе давала согласие на съемку? А, может, кто-нибудь другой здесь об этом просил? - бабка окинула взглядом редкую публику, публика поочередно скрестила у своих лиц руки, залесовские сообразили, кого они должны поддержать, скрестили тоже. - Это у вас там главные, а мы свободные, у нас только особо уважаемые имеются. Ну, ты все понял? Или придется разжевывать?
- Тебе, бабуля, не по зубам будет, поверь на слово, - прилизанный хмыкнул в кулак и уставился на длинный вопросительный знак, стоящий за колоритной женской фигурой. - Вот это фактура, - за его словами все внимание обратилось на Зинаиду и Илью, правда, было не понятно, кого из этих двоих он назвал фактурой.
В спешке Зинаида не заметила, что сзади к ней прилипла тень Ильи, и слова приняла на свой счет. Она была уверена, Дюк вот-вот появится, раз машина его здесь, значит и сам неподалеку, Смирка разыщет, она шустрая. Надо потянуть время.
- Может, сперва представишься? На твоем хрене даже подписи нет, чего ты им размахался? - деревенские одобряюще закивали. - Канал, говорю, какой, наш али китайский?
- Вообще-то, аппаратура у меня японская и у остальных тоже, а вы, мадам, сейчас находитесь в прямом эфире, знакомо вам это место?
- Что ты говоришь, касатик, а мы вот тебе твой прямой сейчас немножко загнем, в узелок затянем, хошь попробовать?
- У вас здесь все такие?
- Какие?
- Воинственно дикие.
- Слыхали?
- Оскорбление, - Катюшка встала рядом с Зинаидой и возмущенно подняла подбородок.
- Отодвинься, бабуль, ничего оскорбительного не было и не будет, - прилизанный попытался отгородиться от Катюшки, но та не сдавалась.
- Ага, все вы тута проститутки, сказал козел, слезая с утки. Сам ты дикий, тебе бы только спрашивать, отвечать-то еще и не пробовал. Зинка, дай-ка я на него чихну, как следует, а опосля расспросим, может, чего путного скажет.
- Дядь, а я про вас стихъе знаю, рассказать можно? - мальчишка ухватился руками за микрофон, и прилизанный понял, что вырывать свое орудие труда бесполезно. - Стоит в витрине мальчик синекокий, на нем пальто и шапочка на нем. Все.
- Молодец, отличник, все они оттуда, с витрины, показушники прыщавые, в руках-то окромя этой залупы ничего и не держали, а ну, дед, дай-ка синекокому, пущай понюхает, - Катюшка выдернула из рук стоящего рядом мужа грязную штыковую лопату и сунула ее довольно рассмеявшемуся гостю. - О, гляньте, заржал, как сивый мерин, не обиделся.
- Зря вы песочите нас. А ты, бабка, можешь чихать сколько угодно, я даже утираться не стану. Других-то и палкой не загонишь, мы - добровольцы, понятно объясняю? Мы из тех, кто желает вникнуть и других убедить, на вашей мы стороне, клянусь. Хотим подтверждений, что отсюда пошел этот правильный вирус, что у вас он самых беспробудных поставил на ноги, что все вы теперь показываете, как землю надо любить и беречь, не пыжиться да важничать, а пахать да косить. Лично меня этому учил мой любимый писатель Толстой.
- Лев Николаевич, - все только сейчас обнаружили стоящих в стороне людей, среди которых был Владимир Васильевич, он направился к Илье и подозвал тех, кто подошел вместе с ним, двух никому не знакомых мужчин, - Такуми, отведите нашего друга, кто-то его поднял не вовремя.
При этих словах Илья вздрогнул и, глядя поверх голов, сквозь глухое мычание выговаривал отдельные слова, которые при желании можно было уложить по смыслу. - … трясет…, сдвигаются…., магнитное поле слабеет…, солнечный ветер срывает…, взрывы поставят, надо пробовать…, оставить часть разума…, пробовать….
Камеры гудели в унисон мычанию, аппараты щелкали без остановок. После того, как Илью удалось повернуть и повести прочь, никто из приехавших толком не мог вспомнить, по какому случаю сбор.
- Заметили, рядом только что был японец. У них там цунами, блоки взрываются, радиация, а он здесь. Так я вам скажу следующее: консультируется, да-да, все слышали этого мудрого человека, он многое знает. Я все заснял и передал, пусть расшифровывают, - телевизионщик лихорадочно сматывал и упаковывал, его примеру следовали другие. Телефоны раскалялись от длительной связи, вокруг деревенских трещали и басили голоса, торопливо диктующие кому-то и что-то.
Пыль на дороге улеглась, люди у магазина вплотную окружили Дюка, они молчали и просто с благодарностью смотрели на него, хотя, казалось бы, ничего такого очевидного для них он и не делал. Молчание нарушила Зинаида, она светилась радостью, пока не вспомнила о залесовских.
- С ними-то что делать, Владимир Васильевич? Ходоки это из соседней деревни.
- Покажите, как распорядились землей, пусть пример наш берут на вооружение, что сможем - выделим, должно нормальных людей потянуть на просторы, сколько можно гнобить себя и задыхаться. Или я не прав?
- Ну, конечно, если не вы, то кто? - Смирка давно вырулила из-за угла крайнего дома и, стараясь отдышаться, наблюдала за происходящим. Теперь она почувствовала, что именно перед ней поставлена новая задача. - Пошли, соседи, за мной строем и никуда не сворачивать. Ходите следом, слушайте, свои вопросы задавать будете в самом конце дороги.
- Давай, Эсмеральда, действуй. И еще, включи свое сарафанное радио, сообщи всем, чтобы завтра вечером, после дойки, сюда шли, Леер к этому времени подоспеет, поговорим о делах наших, пора настала.
- Поняла, Дюк, не прощаюсь, увидимся.
Дюк нагнал приятелей у самой калитки. Илья послушно лег на место, с которого его подняла Зинаида, и сразу закрыл глаза.
- Не думал, что его закинет так далеко, картины впитал в себя нешуточные, когда и где успел, очень интересно. Проснется, расскажет много нового и, главное, все будет правдой, - Такуми перевел взгляд на Дюка. - А ты мастерски подменил тезис коллегам. Кстати, мальчишка прилизанный - не безнадежный. Может, завернуть его к вечеру, пусть вникает, пригодится в нашем деле. Как считаешь?
- Согласен.
Спускаться к Такуми и Дюку, ожидающим его во дворе дома Варвары, Виктор не торопился. Он сделал все, что было поручено, и теперь сидел на верхушке холма, напоминающего собой привычные островные сопки. Правда, перспектива отличалась, ни с одной стороны море здесь не шумело. Восход пробивался лучами солнца, которое там, на острове, должно быть, стоит уже высоко. Виктор думал о том, что очень скоро свой самостоятельный поход начнет именно оттуда, с того места, где его ждут. Да, он повторит путь Акси, для этого тот снабдил его всем необходимым, голова заполнена знаниями и подробностями практического опыта учителя. Он готов продолжать и совершенствовать его дело. Наверное, будет проще и сложнее одновременно, потому что к полному отрыву он не стремится.
Сбоку зашуршала трава, и на ней обозначился мокрый след приглаженной росы. Проводив глазами направление, Виктор уперся в гладкий камень, на который взобралась крыса с пятнами белой краски на спине. Крыса уставилась в лицо и, заметив брезгливую гримасу, кажется, улыбнулась.
- Что, мой внешний вид не устраивает? Напрасно. Превосходный вид, живуч и подвижен. Ладно, представлюсь ежиком, эти зверьки тебе нравятся больше.
- Кем будешь, любезный? - Виктор пощекотал черный нос колючего брата сухой травинкой.
- Решил вот рассмотреть тебя, пока есть такая возможность. Я тут подумал о том, что надо бы нам с тобой постоянную связь наладить, полезны будем друг другу, особенно теперь. Бестелые мы, своего образа не имеем, состоим из мотива и смысла. О щелпах слышал, наверное.
- А сам как думаешь? Такуми только что от них привет получил, я в курсе.
- И он задумался над тем, где мог с нами соприкоснуться. Японец зачерпнул наши знания и возможности, мы поделились деликатно, мы щедрые. На тебя возлагаем особые надежды. Чувство родства ведь в людях не самое последнее. Не смейся и не удивляйся. Среди нас в данное время обитает близкий тебе человек. Хочешь узнать имя новоиспеченного щелпа?
- У него есть имя?
- Было. Но для тебя осталось. Николай Иванович Коба. Успокойся, не рвись в пространство, не найдешь.
- Недавно он был на сейнере.
- Был. Но сейнера уже нет, и нет тела твоего отца, вернее, живого тела, зато сам он остался и находится в отличном состоянии, поверь на слово.
- Предусмотрительные вы. До сих пор на Земле были тихими наблюдателями, решили взять реванш?
- Хорошая мысль. Не напрягайся, мы давно в курсе всего. Молчишь, осторожничаешь. Это правильно, вокруг много всякого. Проникнешься доверием, если скажу, что было в том письме?
- В каком?
- В том самом, ради которого вы с Акси путешествовали.
- Тебе и это известно. Попробуй.
- Думаю, тебе интересно и то, для кого Акси соорудил вторую каплю и тут же забыл о ней? Все нормально. Можешь поверить, путь им предстоит не близкий, но выверенный и надежный…
Разговор затянулся. Снизу зачастили разнообразные звуки просыпающейся деревни, в домах открывались окна, скрипели ворота пригонов, из которых в ожидании стада выходили подоенные буренки, петухи допевали свои скандальные песни. За беседой нервно наблюдал коршун, притаившийся в ветвях тополя, время от времени он расправлял крылья, вытягивал шею и крутил красными глазами. Создавалось впечатление, что птица бдит, охраняет. Точно, этим она и занималась, может, и сама была из бестелых, из щелпов, кто знает.
- Значит, вы - хранители земного духа уносите его на другую планету. Акси трудился для вас.
- Все так. Из людей только он и Такуми усек грань равновесия между золотом и духом. И эта грань готова к оптимальному сближению. Щелпы расположились в большой капле, жизненная стрела сверкнет очень скоро. Теперь ты знаешь, щелпам для того, чтобы спуститься по входу в сердце планеты, приборы не требуются. Бываем и в первом, и во втором, и в третьем. Перечислять не стану, тебе известны два, но и о них придется забыть, искать там, кроме тех, кто остается - меня и небольшой команды, будет некого. Обращайся напрямую, если что. Позывные мысли запомни, - ежик резво привстал на лапки и всунул холодный нос в ухо собеседника.
Рукой, лежащей на плече Дюка, Такуми чувствовал новый оттенок в его настроении, плотнее остальных здесь подходило слово печаль. И причина была очевидной. Со стороны реки к дому шли Варвара и Шурка, в оттенки их состояния всматриваться было бы опрометчиво.
- Привыкай, дорогой, подругу свою теряешь, это верно, но когда-нибудь мы с тобой эти лица еще увидим, мы постараемся. Я оставлю тебя, Дюк, немного побуду дорожным знаком, Иван едет без карты, надо направить его, времени в обрез.
Когда Дюк открывал калитку босоногой счастливой паре, на его плече сидела маленькая серая птичка, за спиной стоял Виктор, а в глубине сада на ветке яблони лежал Чаплин, который к досаде Сэры неотрывно смотрел в синее небо, откуда кошке было знать, что он там видел и чего ждал.
Варвара пропустила Шурку вперед, обняла Дюка, и они стояли так до тех пор, пока Виктор не сказал короткое больное и резкое слово - «пора». Прозрачная капсула поглотила в себе все краски и линии в том месте, где только что можно было видеть прекрасные грустные глаза Варвары и напряженные плечи Шурки, который крепко держал ее в своих объятьях.
Не прошло и часа, как у дома, оставшегося без хозяйки, остановилась машина. Дюк в это время сидел на крыльце рядом с Виктором, они разговаривали, точнее, говорил Виктор, а Дюк делал вид, что слушает, мысли его рвались следом за теми, кто по простым меркам находился пока еще совсем близко. В этот момент здесь же обозначился третий собеседник. Такуми поддержал разговор, и было понятно, он давно в нем участвовал.
- Кто пойдет встречать? - вечный курьер взял на руки спешащего к нему Чаплина, и тот быстро занял давно обжитое им плечо. - Пожалуй, встречу сам, Ёши обрадуется. Виктор, у нас ведь есть немного времени? Я бы от чая не отказался.
- Самая малость. Дюка понять можно, он оторвался чисто, но ты, Такуми, лазейку предусмотрел. Разве не так?
- Конечно, иначе, какой же я курьер. Небольшая черная усатая часть меня, пока возможно, будет рядом с любимой девочкой, с моей воспитанницей, правда, Чаплин? А, ну как скажешь, Сэра не помешает, зови.
Ёши ворковала с Такуми, который подливал в ее чашку горячий напиток и отвечал на все вопросы подряд, коротко и правдиво.
Дюк по инерции отстраненно следил глазами за бродившим по саду Иваном, плечо которого сразу при встрече занял Чаплин. Голос Ёши ласково гладил слух всех присутствующих, но Дюк подметил, что в эти секунды приятные звуки не дотягиваются до стройной широкоплечей фигуры, не проникают. Все не так просто. Какие ветры окружат Варвару? Какая сила будет испытывать и ломать? Дюк задал бы себе и другие вопросы, находись он сейчас там, где его подругу и Беккера встречал Акси. И он непременно заметил бы трепет крыльев бабочки, нарисованной на плече стоящей рядом с Акси Марты.
- Пойдем, я покажу тебе все замечательные уголки нашего живого корабля. Представляешь, когда мы будем на месте, сможем все эти цветы и травы пересадить на необжитую планету, она преобразится и станет еще больше походить на землю, - Марта взяла за руку Варвару, которая рассматривала ее взглядом неисправимого художника, а Шурка не успел удивиться такой неожиданной встрече, его захлестнули другие впечатления и перспектива. Однако то, как нежно Акси погладил голову Марты, от его внимания не ускользнуло.
- Милая, не спеши, ты же помнишь, вас будет трое, подождем, и пойдете все вместе, - Акси устремил взгляд на тропинку, по которой уже шагали Иван и Ёши. - Ну, вот, теперь все в сборе.
В любой другой раз Шурку вряд ли что-то остановило, он бы уже мчался навстречу другу, но сейчас глаза Ивана были прикованы не к нему, и это слегка задержало, Шурка заметил, как побледнело лицо Варвары. Акси опередил всех, казалось, он занял все пространство вокруг Ивана, его радость и масса других эмоций вертелись необузданными кругами, из этого вихря выбрались только Сэра и Чаплин, и они вернули всех в нормальное русло.
- Можешь оценить, как много всего пришлось сделать, чтобы собственными глазами увидеть свое далекое продолжение. Привет, потомок, дай рассмотреть тебя и обнять. Я счастлив втройне, - Акси с трудом оторвался от Ивана, которому также нелегко было пригладить в себе взъерошенные чувства. - Мастерство Такуми достигло фантастического совершенства, вера и целеустремленность - вот что отличает его от других. Собрать такую команду никому другому было бы не по силам. Все, я готов. Женщины наши освоятся быстро, Мартта займется, а мы - за дело. Вперед, дорога ждет.
Большое крыльцо свободно вмещало троих. Они никуда не спешили, и точнее было бы сказать - они расслабились. Так это и выглядело со стороны. На самом же деле Виктор, Дюк и Такуми по другой причине не тревожили свои мышцы, в процессе безмолвного разговора, в котором мысли текли в унисон, без споров и возражений, моторика не требовалась. Каждый из них поочередно излагал планы на перспективу, и все вместе увязывали свои будущие действия с генеральной целью, с теми сроками, которые определяли существующие на данный момент обстоятельства.
В грядущую полночь, ровно в ноль часов Акси включит свои машины и скажет всем и за всех, кто с ним, свое «до свидания». Такуми понимал, с того момента подсказывать, давать сложные поручения и помогать при случае, ему будет некому. Ответственность за все ляжет на него, на то он и навигатор, на то он и курьер, причем вечный. Дюк намеревался сплотить потоки живой мысли, направить их на поддержание своего ветхого покосившегося дома, своей планеты. Виктор займется подготовкой возможных путей отступления, на нем техническая сторона дела, он будет строить большой корабль, который когда-то отправится следом за Акси.
- Я должен сказать вам не очень приятную вещь. Наверное, она вас расстроит, но знать надо. Осталась одна нерешенная задача, мы с Акси ответа не нашли, однако ответ теперь я знаю, и все пройдет, как задумано, - Виктор поднялся и перешел к столику у дворовой печурки, остальные последовали за ним.
- Не надо, не вдавайся в тонкости. Акси всегда знает, что делает. Знаю и я секреты щелпов, догадался. Второй корабль - большой и зависший над каплей Акси - понесет то, чего глазами не высмотришь, то, что щелпы эти держат в себе - душу и разум. Пора вырываться из замкнутого круга, повторы ни к чему не ведут, а вся жизнь на Земле - это они - повторы. Замкнутая цепь больших и малых судеб. Мы с Дюком догадываемся о том, что дорога их будет ни без сюрпризов. Потерпим, дождемся сигнала, правда, Дюк? Мы выносливые. А ты, Вик, не теряй времени, отправляйся прямо сейчас, помашем здесь за тебя рукой, не сомневайся. Нужно усиливать техническую систему связи, мои курьерские силы, к сожалению, пока имеют пределы, далеко не угнаться.
- Согласен и исчезаю. Я усвоил твой способ, позволяющий присутствовать в разных местах, так что буду крутиться рядом, не прощаюсь.
- Кто бы сомневался, на лету схватываешь, я к этому привык, - Такуми прищурился и слегка повернул голову к калитке, за которой давно маячила голова. - Подошвами шоркает, до дыр ведь протрет.
- О, Эсмеральда пожаловала, проходи, - Дюк в знак расставания шлепнул по исчезающему плечу Виктора и пошел навстречу озабоченной бабе, вытянувшейся по стойке смирно.
- Здравия желаю!
- Ба, что это с тобой? На кого я, по-твоему, похож? Беспредел какой-то, - Дюк попытался заглянуть в глаза добровольной защитнице села. - Никак честь отдаешь? Да расслабься, говорю, оставь при себе, все нормально.
- Не знаю, че-то глаза подводят, то трехглавый, то двуглавый, орел да и только, - Смирка, наконец, сконцентрировалась на подошедшем Владимире Васильевиче. - Устала видать, столько дел, да одно другого важнее. Хотела справиться, о чем говорить будем на собрании, чтоб подготовиться.
- Колхоз вспомнила? Неплохо.
- Батя передо мной все эти дни. Он же из этих, из белых офицеров, то есть, не он - дед. Меня муштровать любил, говорил, учись, мол, в будущем пригодится.
- Дисциплина и сообразительность никому еще не мешали. Всех предупредила?
- А как же. Народ собирается, в назначенный час деревня будет на месте. Кстати, Дюк, там этот хрен моржовый торчит, говорит, ты его позвал.
- Кого это ты так ласково?
- Кого, писаку прилизанного. Пристает к мужикам, со своей национальной идеей. Какая она у нас, спрашивает.
- И что, отвечают?
- А-то. В матерных словах недостатка нет, у каждого их полно, в карман лезть не надо. Смеешься, сам-то бы не так ответил?
- Не знаю, не думал. Давай у моего друга спросим. Такуми, что скажешь? - Дюк обернулся и махнул рукой японцу, который сидел на корточках перед спящим Ильей.
- Ты что, он же не русский, идея-то национальная, - Смирка удивилась очевидной ошибке Владимира Васильевича.
- А Яшка Леер, по-твоему, русский? А его жена и дети, каких кровей?
- Во, блин. У нас и хохлов половина деревни, и латыш, и даже еврей затесался, правда, полукровка. Ну, писака дает, я ж чую, испортить ему хочется, занозу всадить, гнать его надо в шею пока не поздно.
- Не кипятись, Эсмеральда. Мы его быстро воспитаем. Тебе не просто оторваться от прежнего житья-бытья, и ему также. Шаблоны прилипают крепко, с ними легче думается.
- Точно. Пролетарии всех стран - соединяйтесь, так получается. А что, классная идея, и к нам подходит.
- Какие же мы с тобой пролетарии?
- Ну, не упыри же пузатые.
- Мы те, кто землю чтит, заботится о ней. Соображаешь? Ни она для нас, а мы для нее.
- Как это? В смысле, в конце концов, в нее зароют? А-а, усекла мысль. Сейчас я его пришлепну твоими словами, пусть думает. Пошла, ты тоже не задерживайся, голова ты наша светлая.
Проводив воодушевленную Эсмеральду, Дюк бродил по саду, который прикинул на себя траур, зажмурился и молчал. Разговаривать, действительно, не хотелось, и было не с кем. Такуми увяз в сонном бреду Ильи, сидя напротив, он впитывал в себя его кошмары, искал и находил подтверждения тому, о чем сам раньше знал, но не четко, о чем догадывался, но хотел думать, что ошибается.
Дюк не мешал, мысленно он готовился к новому витку жизни, который вот-вот наступит, закрутит и понесет. А сейчас надо было просто глубоко вдохнуть то, что осталось от прежнего. Странно, но звуки исходили откуда-то снизу, подумав об этом, Дюк обнаружил источник, гудели ноги. Усталость была такой, будто за спиной маячила нескончаемая дорога, и она закончилась, прямо вот здесь, на этом месте, рядом с кустом красной смородины, увешанном спелой крупной ягодой. Оставалось просто лечь рядом, сорвать пару кисточек и отправить их в пересохший от жажды рот, вспомнить строки главы, которая теперь уступала место другой.
Начало следующей части жизни было бурным. Скорость движения задавалась высоко, над крышами и трубами, над стройным тополиным рядом, прикоснувшимся к синеве и редким облакам. Дюк уловил момент старта этих белых меняющих форму небесных нагромождений. Они вмиг встрепенулись, приготовились и поплыли, медленно, затем быстрее, и, наконец, с такой энергией, что зрительно удерживать траекторию становилось невозможно. Было похоже на то, что туда, в царство высоты, ворвался мощный вихрь, он подхватил и закружил атмосферу на пространстве, радиус которого терялся за пределами бокового зрения.
В этот миг сад ахнул, он вздрогнул и зашелестел ветвями и листьями, он заволновался и зашептал. Ветер подтолкнул распластанное на удобной дорожке тело и для убедительности осыпал легким разогретым солнцем песком.
- Пора, ленивец, не время нежиться, - Такуми стоял над Дюком, и тот едва удержал тяжесть накатившихся на него мыслей вечного курьера. - Ничего, переварим, перетасуем, оставшихся щелпов подтянем, потерпи. Иди к народу, а я останусь здесь, подожду момента, когда Илья проснется, - он подал руку и отряхнул с одежды поднявшегося прилипший песок и листья. - Найдешь слова, чтобы успокоить людей, подготовь их. Холм сегодня удивит каждого, мы с тобой не исключение, но, в отличие от них, знаем об этом и ждем.
Люди широкой увесистой баранкой расположились на заросшем муравой футбольном поле, оно было недалеко от магазина, где на площади не присядешь, слишком пыльно. Вся деревня без исключения живо участвовала в разговоре, кто вопросы подкидывал, кто слушал да вникал. Громче других звенел голос гостя, прилизанный так горячился, что прическа его стала совсем другой, теперь его точнее было бы называть лохматым.
- …ну, конечно, вы будете объяснять мне «чем государство богатеет, и отчего и почему не нужно золото ему, когда простой продукт имеет», проходили, помним. Не отгородитесь вы от цивилизации. Землю они собрались беречь, техника-то сама бегать не станет, топлива потребует, а электричество? Или при свечах жить будете? Телевизор, бытовые приборы - все не для вас?
- Перетопчимся.
- Лошадей подрастим и трактора заглушим. Округа наша будет чистой и цветущей, в этом радости больше, это вы там в своих загаженных отстойниках черт знает, чем развлекаетесь.
- Правильно. Энергоресурсы имеются, река есть, ветер тоже и солнца вдоволь пока что, а, главное, головы - на плечах. Мертвые деньги нам без надобности, счета в банках не интересуют, для жизни, для души у нас другая валюта.
- Утопия дело хорошее, она всегда привлекала, но ни разу не осуществлялась.
- Прямо-таки ни разу? - Дюк привычно обнаружил себя вопросом, и одобрительный шумок расползся по кругу. - Может, именно здесь ей и суждено исправить свое название?
- Бросьте вы дурачить людей, они ж готовы поверить в вашу сказку.
- В тебе-то веры, видно, совсем не осталось. А давай на спор.
- И на что спорим? И долго ждать станем, пока рассудят?
- Зачем ждать. Яшка, разбей. - Леер с готовностью поднес ребро своей ладони к рукам спорщиков, и Дюк продолжил. - Холм видишь? Не успеем мы разойтись, как он превратится в прекрасное глубочайшее озеро с чистейшей пресной водой. Если нет - я проиграл.
Вокруг стало совсем тихо, все молча во все глаза смотрели на Владимира Васильевича и вместе с ним, как по команде, повернули головы туда, где устрашающий разными байками холм светился на фоне опустившегося сумрака. Лохматый писака громко икнул, в другой раз этот конфуз обсмеяли бы обязательно, но теперь даже дети пропустили его мимо ушей. Холм светился все ярче, над ним расползался сияющий золотом круг, который пылал и плавился. Земля мелко задрожала под ногами, и люди, не договариваясь, инстинктивно, прижались друг к другу и взялись за руки. Миг пролетел, и коронное зарево погасло, только небо было необычно светлым для позднего часа, непривычная белая ночь окутала деревню.
Эпилог. Все еще пока
Весна не спешила в таежный край, она беспардонно опаздывала, выражала презрение к ненормальной зиме, которая в этот раз чудила, как перебравшая баба. Шутка ли, реки встали только к новому году, и встали-то так, для виду, рыбаки ходили вдоль берега, потому что тонкий лед и здесь трещал под ногами. Тропы были сырыми, покрытые снегом поляны - редкими. Звери и те удивлялись, медведи поднялись, не дождавшись первого сна, бродили по тайге, словно чумные, сбивали непослушными лапами засохшую на колючих ветках малину. Все стало неладно, тревожно и непривычно.
Глубокая печаль отражалась на лице человека, сидящего на высоком холме, подножием упирающегося в крайние дома сказочного по своей красоте селения. Протоптанная дорожка была верным признаком того, что прогулка не случайная, поднимаются сюда часто, несмотря на непогоду. Внизу просторы, как на ладони. Притягивает передний план, где дымятся трубы и играют дети. Часами можно слушать их смех и ржание молодых коней.
В такие моменты тревога бьется сильнее, отчетливее. Казалось бы, все сделано для того, чтобы этот клочок земли стал лучшим местом, безопасным тылом. Но неведомая сила бунтует, край пропасти близок. Целые народы гибнут, кто под водой, кто от зноя, кто от напасти под именем радиация. Невозможно удержать волну смерти, она не управляема, то, что придумали и расплодили по континентам, теперь взрывается само по себе и губит своих же создателей.
- Место, действительно, чудесное. Ты все сделал правильно, - японец подал руку удивленному человеку, который не ожидал встретить его здесь. - Не волнуйся, дорогой, знаю, давно ищешь пространство смысла, а я как раз тот, кто строит в него дорогу. Вот, ты увлекаешься зеркалами, пытаешься прорваться с помощью своего отражательного коридора, а мой старый друг соорудил телескоп, считай, волшебный, через него мы с ним далеко заглядывали. Тогда и заметил твое лицо, а ты - мое.
- Ошибаешься. Я в курсе всех твоих дел с тех пор, как у меня побывали Иван и Еши. Зацепился, извини. Тоже на месте не топчусь, кое-что освоил, теперь даже тебя удивлю. Ага, вникай, раньше не до моих пределов было, своих проблем хватало, точнее, мировых, но время прибило ко мне. Мой коридор узкий и бесконечный. Не спеши так, шею свернешь, - со стороны диалог сидящих на вершине не прослушивался, они сменили позу, прижались спинами и устремили взоры в необъятную глубину. - Ваш корабль-капля скоро достигнет цели, а мы с тобой уже видим это место. Приближаемся. На избранной планете живут двое. Каким способом добирались, не знаю, это и не важно. Поразило то, как быстро они ее обустраивают, в кавычках, естественно.
- Одного вижу, сидит у костра, варит что-то.
- Не варит, а плавит. Печь соорудил, отливает детали. Машину он строит, понимаешь? Бурить будет, вышка вон там, видишь? Закрутил спираль цивилизации, изобретатель.
- А второй где?
- Второй бестелый, из щелпов, его найдешь в голове первого. Проникай, у тебя это хорошо получается, и мысли внедрять умеешь, я свои не навязываю, не вижу причин.
- Деликатный значит?
- Говорю же, пока не вижу причин.
Далекие слова и страсти прервали диалог и погрузили в чужие интересы. Обросший коренастый мужичок водрузил на красные угли очередную пригоршню острых камней и сверху прикрыл их гладким и овальным. Освободив руки, он тут же начал жестикулировать ими, махать, бить себя по лбу и груди. Конечно, он же убеждал и доказывал, возмущался и негодовал.
- Ну, все тебе не нравится. И то не так, и это не этак. Сам умудрился, облазил все вокруг, а мне-то себя как-то надо таскать, ноги не казенные, хоть самокат да нужен. Молчишь? Снова отсутствуешь? Или пугаешь одиночеством? Так мне не привыкать, без тебя, может, было бы лучше.
- Ну да, кто к тебе корм направлял, забыл?
- Не забыл, не забыл. А кто меня чуть дураком не сделал? Гони, говорю, очередное доказательство.
- Здесь я. Сижу у тебя на плече, поверни голову вправо.
- Привет бабочка, ты красивая.
- Сейчас пролечу вот к тому дереву, которое ты не дорубил на дрова для своего костра, следи и следуй.
- Конечно, буду смотреть в твои ясные глазки, слушать о том, какой я гадкий, все ломаю и порчу, развожу грязь, гублю природу. Повтори еще, как хорошо, что я один, не размножаюсь, а то было бы еще хуже, было бы безнадежно. А вы бестелые придурки только любуетесь и восхищаетесь, от вас одна польза.
- Ты многое познал, твоя исключительность неоспорима. Да, я выбрал тебя, раскусил и прилип, мне интересно. Кое-что из того, о чем ты и не думал, мне открылось давно. Видишь ли, законы, по которым живет вселенная, неизменны. Вы, люди, промежуточный вариант, ваш век имеет свой смысл, вы носите крупицы глобального разума до поры. Маленькие крупицы, в большинстве они засыхают еще до физической кончины, движутся на мерзком сверкающем топливе, в него и превращаются. Тех, кто силу вкладывает в мысль, не так много, но их достаточно для того, чтобы, объединившись, создать ядро новой планеты. Понятно объясняю?
- Про промежуточный вариант подробнее.
- Обязательно. Помнишь, как сортируют овощи?
- И что?
- Представь, ваши достойные головы, превращаются в нас, в щелпов, после хорошей промывки, разумеется.
- Ишь ты. Ну, раз уж мы с тобой сюда добрались, начнем неизвестную жизнь?
- Да ты уже начал. Скоро друзья на подмогу прибудут, да, Такуми?
- Как ты меня назвал?
- Не тебя. Тут главный ремесленник щупальца запустил, подглядывает. Я его обожаю.