Она глубоко вздохнула и снова открыла глаза. Снова в некотором испуге. На этот раз испуг оказался напрасным: она всё ещё покоилась в нежных объятиях ветвей, баюкающего её как маленькую, Скромыса.
Переведя облегчённо дух, Дейлика вдруг припомнила некоторые перипетии сна… нескольких снов.
- Почему ты мне не сказал?; - тут же накинулась на архимага.
- Что именно? – муж грустно глядел на магиню.
- Всё! – она возмущённо начала вырываться из любящих объятий. – Про нас. Про дочь. Оказывается, мы уже были вместе.
- И что именно я должен был тебе рассказать? – Скромыс печально улыбнулся – веточки на его «лице» опустились вниз. – Что ты от меня уже уходила?
- Но почему?
- Что почему?
- Что случилось в тот раз… в том нашем… мире? Почему я тогда ушла?
- Хорошо. Слушай.
И Скромыс стал рассказывать жене то, что она уже и так начала припоминать. С каждой его фразой, сказанной вкрадчивым сочувственным тоном, словно маленькой или… не совсем адекватной – в уме Дейлики вспыхивали и разворачивались картинки прошлой жизни. Той жизни, которую когда-то она так истово старалась позабыть.
Вот она – в прошлом Стелла – уходит от мужа-уголовника, понимая, что в положении. Отчетливо осознаёт, что останься она здесь ни ей, ни ребёнку никогда не найти управы на распоясывавшегося, считающего, что весь мир – плацдарм для его сражений и побед – мужа. Им будет не на что надеяться и не на кого рассчитывать. А так у неё есть шанс. Главное, чтобы бандит ни в коем случае не узнал, что у неё под сердцем дитя… его дитя.
Вот Стелла уже в родильной палате – инкогнито, ну, или почти… держит на руках пищащий свёрток, толком не осознавая, что она мать – юная мама шевелящегося, причмокивающего губами, ищущими материнскую грудь малыша. Малютки – дочери. Мелодия – так она назовёт её позднее, когда материнский инстинкт с каким-то звериным остервенением ворвётся в её затравленную душу, ранее не знавшую никаких чувств, кроме страха… Боязни чем-то не угодить сначала тирану-отцу, а затем мужу – главарю шайки головорезов, к которому она так глупо и неосмотрительно сбежала от прежней тирании. Как говорится – из огня да в полымя.
Затем скитания по съёмным квартирам, неофициальная подработка где-ни-попадя и за что попало-перепало. Бессонные ночи, когда у её малютки режутся зубки и поднимается температура. И снова страх осознания невозможности вызвать детского врача… Она всё это вынесла на своих хрупких плечах, всё преодолела. И вот, наконец, как награда за долгие годы испытаний и скитаний – встреча с самым лучшим на свете человеком. Скромыс – в том далёком мире – Стас. Её Стас. Любовь к нему не сразу вспыхнула в её, как она считала, навсегда закрытом к подобным проявлениям сердце.
Коллега по очередной временной работе вдруг начал оказывать ей внимание, проявляя заботу о её самочувствии, подавая пример такта и являя чудеса выдержки. Не специально, но Стелла порой срывалась на сослуживцев-мужчин, считая всех их агрессивными похотливыми самцами и никем более, основываясь в суждениях на собственном негативном опыте, инстинктивно защищая своё пространство от возможных вторжений. И внутренне обвиняя в своих бедах весь род мужской. На Стаса её агрессия не действовала. Он оставался так же тактичен, выдержан и доброжелателен как, впрочем, и со всеми другими. Но её, Стеллу нет-нет, да бывало угостит пирожком или пироженным. Неожиданно вдруг предложит давно искомую книгу, а то даже и отведёт пообедать, а потом наотрез откажется брать денег, всегда находя уважительную для самоуважения девушки причину. То премию обмыть (а то будто не с кем), то неожиданный выигрыш в Спортлото (чтобы и дальше везло). Ничто не трогало стойкую, как скала Стеллу – недаром говорится, как корабль назовёшь…
Первый проблеск симпатии к мужчине она обнаружила, когда…