Явление шестидесятое
Геннадий Витальевич всё лежал и лежал на мягкой кровати. Он как испуганная и перепуганная мышка-норушка залез в свою тёмную и глубокую обитель и затаился. Он тихо и смирно покоился под одеялом, не смея пошевелиться и высунуть наружу голову, словно боялся спугнуть кого-то. Он боялся спугнуть того, кто сейчас наблюдает за ним из далёкой неизвестности, того, кто придумал и привёл в действие этот часовой механизм, стрелки которого крутились то направо, то налево, а то и вовсе останавливались, по воле которого происходили и до сих пор происходят эти странности. Геннадий Витальевич опасался нарушить ход этих странных и диковинных событий, таких удивительных, одиозных и неоднозначных.
«Вот влип так влип. Впутался в какую-то необычную историю… Как из неё теперь выпутаться… мне неизвестно. Что делать, ума не приложу…» – Геннадий Витальевич голову себе сломал, размышляя обо всём этом каком-то чудовищном и поразительном.
Ему доподлинно было известно, что вечером, перед тем, как лечь в постель, он разделся, аккуратно всё расставил, развесил и сложил.
Он никак не мог понять, как это могло так произойти, как могло так случиться и могло ли это вообще быть: лечь спать в одном конкретном месте, а вот проснуться в совершенно другом. Не в том, в котором в постель укладывался.
Сколько он ни спрашивал себя об этом – ответить не мог, мозг не способен был выдать информацию. Мозг не работал, застыл он, скукожился… и атрофировался…
Перепуганный вусмерть Геннадий Витальевич всё же нашёл в себе силы, собрался в комок, напрягся, снова перебрал в памяти весь вчерашний вечер: он один в аэропорту, кресло, водичка, Мальвина с Сильвией, гостиничный номер, раздевание, кровать, сон…
«Всё так и было. Разделся, как и положено, как и всегда…»
«Только вот, носки снять уже не мог, спать сильно хотелось, глаза слипались».
«Постой-ка… Если я лёг в кровать в носках, то в них и должен лежать. И сейчас должен быть в них. Я же не вставал ночью. Не снимал носки».
«Надо проверить…»
«Надо откинуть одеяло и посмотреть».
«Или… или лучше вообще встать с кровати и уже там разобраться…»
«Но не хочется тревожить так сладко спящую жену. Пусть спит, моя драгоценная».
Да! Всё так и происходило. Ему жалко было тормошить любимую супругу.
Она была прелестна. Она была волшебна. Она была божественна.
Она так нежно дышала. Бульки ротиком пускала. Как малышка…
Грудь вздымалась… шевелилась… Томно и завораживающе. Очей очарованье…
Геннадий Витальевич всё же попытался встать. Потихонечку повернулся, взялся за край пухового одеяла, пошевелил одной ногой… затем второй… рукой… телом…
– Спи ещё, Генчик… Спи, мой дорогой… Рано ещё… Очень рано… – проворковала жена, не открывая глаз и не поворачиваясь к нему. Она лежала в полудрёме.
– Да-да, милая… Конечно. Я лежу. Я сплю. И ты спи, родная… – прошептал он и с недоумением рассудил: «Не понял… Она со мной разговаривает так, как будто мы с ней и не расставались. Как будто я не ездил никуда. Не летал. Неужели всё-таки ничего не было. Ни самолёта, ни аэропорта, ни гостиницы, ни кровати, ни сна… ни носков этих…»
– Ага… Ага, родимый… Я посплю ещё. Спать хочется. Сил нет. И ты спи…
– Хорошо, хорошо. Не переживай, моя родная.
– Спи, мой милый…
– Сплю…
– Спи, мой любимый…
– Сплю… Сплю я…
– Спи, мой дорогой…
– Хорошо-хорошо… Не беспокойся…
Геннадию Витальевичу не терпелось посмотреть на свои ноги. У него зуделось в одном месте. Ему не давало покоя то, о чём он сейчас думал. Он набрался смелости и храбрости и осторожненько, чтобы не побеспокоить обожаемую спящую супругу, тихо сполз с кровати. Как червяк… изогнувшись в три погибели… он сподобился…
Всё. Он на полу. Ему удалось выбраться… Вот хорошо-то…
А теперь надо глянуть! Надо удостовериться!
Но… боязно как-то… Что-то там… внутри… мешает… не даёт… не позволяет…
Геннадий Витальевич метался в сомнениях. Как посмотреть? Как убедиться?
Вот он насмелился, наконец-то, набрался сил. Кое-как нервы успокоил. Вздохнул тяжко. Ещё раз вздохнул. Ещё. И ещё… Разул глаза пошире. Глянул и остолбенел.
Носков на ногах не было. Нет. Не так. На одной ноге был. А вот на другой не было.
Как так? Почему? Один болтался на ноге, а второй аккуратно лежал на коврике у кровати. Ровненько. Геннадий Витальевич всегда аккуратным был. Поэтому и ровненько лежал его носочек. Но это дела не меняет. Что-то тут не то… Что-то здесь не так…
Насущный вопрос возник сам собой: а где другая одежда… где она… где…
Пиджака и брюк он не увидел – в шкафу, наверное, висят… Как и всегда.
Но вот почему там?.. Почему?? Как они туда попали?? Он же… Он же… Он же в другое место их вчера определил… совсем в другое… это точно… На спинку стула он их аккуратно накинул. Бережно. С любовью.
А где же рубашка? Где она? Где?? Где?? Где??
А вот рубашка всё так же лежала на стуле. Как и вчера. Он же туда её клал. Та же рубашка, так же аккуратно сложенная… Всё так же. Рукава согнуты. Пуговички на месте. Даже воротник таким же макаром вывернут. Абсолютно. Только сейчас на стуле лежала розовая рубашка. Не та, не голубая. Тоже в клеточку, но не того цвета.
Почему? Как это произошло? Как?? Как?? Как??
И гребешка на ней не было.
Да. Гребешок отсутствовал. Не видно его. Раковина куда-то подевалась.
Но была же… Была!! Это точно!! Ей Богу!!!
Геннадия Витальевича пробил холодный пот. Он был в недоумении. Он был в ужасе. Он был в ауте. Он был в прострации…
Нервы напряглись до предела. Вот-вот лопнут.
Голова вспухла. Мозг воспалился. Кипел мозг и жарился.
Загогулины заползли за самые дальние извилины. А сами извилины выпрямились и превратились в гладкие, ровные, длинные волокна. Думать они уже они не могли.
Прямое не думается. Оно же линейное.
Правое полушарие слиплось с левым и получилась некая однородная масса. И цвет изменился. С серого на розовый. Как рубашка. А с рубашки что возьмёшь? Ровным счётом ничего. Изделие из ткани. Только носить. Для красоты. Для форса. Чтобы тело голое прикрыть.
Вот и с раковиной что-то случилось. Метаморфоза какая-то произошла.
Куда-то подевалась раковина. Куда?.. Во что она превратилась? Во что?..
Продолжение: http://proza.ru/2023/03/30/642
Предыдущее: http://proza.ru/2023/03/28/352
Начало: http://proza.ru/2022/10/19/366