(Продолжение)
ПЕРЕПРАВА
Конечно, богомольческий удел – Лепельское имение, не могло быть «постоялым двором» для воинского контингента. Монахини не могли позволить, чтобы в их чертогах «столовались» армейские чины.
Идеальным местом для временного пребывания воинов была Свяда. Не только потому, что располагалась вне монашеской зоны, но вблизи лепельского местечка, а и потому, что лежала на взгорье и защищалась руслами рек. А ее владелец Тадеуш Жаба носил чин бывшего воеводы, присягнув на верность царской короне. К тому же, он был с императором Павлом «одного поля ягоды». И тот, и другой поклонялись рыцарскому ордену госпитальеров (по-другому, его называли «Суверенным военным мальтийским орденом»). Если дочь Жабы стала супругой «командора мольтанского», то Павел Первый считался великим магистром того ордена (с 1798 года).
После захвата Мальты Наполеоном российский император предоставил рыцарям убежище в Санкт-Петербурге, что вызвало натянутые отношения с Францией и последующий поход на восток. Павел видел Мальту частью «российской губернии». А в междуречье строил Систему - торговый «мост», задуманный империями, чтобы связать моря. Этим вызвал неприязнь и погубил себя. 1800-й год стал последним в жизни екатерининского наследника, в марте следующего он был убит. Показательно, что совершили злодеяние военные, а за их спиной стояли более могущественные заморские кланы, и вскоре были отправлены в поход наполеоновские орды. Жестокие столкновения разразились в Европе, а маршруты на восток легли чрез Систему.
Фаддея (Тадеуша) Жабу не коснулся французский наскок, он не пережил ни Павла, ни тем более наполеоновское вторжение, он умер в 1800-м году. Продли «мальтийцы» свое существование, и не исключено, что Свяда, а не Лепель, могла стать важнейшим центром междуреченских коммуникационных линий. Александр I, занявший царский трон, сделал ставку на церковный удел. По его указу иерейское местечко было наделено функциями уездного города, а речная магистраль легла на Борисов в обход Свяды. Систему потянули по пастырским землям, богомолки многого не требовали, да и куда было деваться? Королей заменили императоры, и они диктовали условия.
Бывший полоцкий воевода имел вес. Это доказывает его влияние на верхи. Еще в бытность Великого княжества Литовского, занимая пост виленского подкомория (судьи по спорам о границах), Жаба добился на сейме 1775 года права, чтобы ему оплачивали сплав леса чрез свядские земли, и с этой целью выпрямил русло Эссы (Ясы). В чем заключалось «выпрямление», неизвестно, но цель состояла в одном – настричь капитал, увеличить доходы. Его поместная деятельность ложилась в русло имперской политики.
Если бы Тадеуш взошел на самый верх при королях, то стал бы автором создания «моста». Это безусловно. Но для этого нужны были немалые средства, а короли не были заинтересованы. Они удовлетворяли свое благосостояние, выкачивая средства с низов и пуская на утехи. Инициатива соединения морей досталась императрице России, которая на тот час процветала.
А что обрели Жабы в период владения имением, каким предстало поместье благодаря «выпрямительным» мерам Тадеуша?
Заглянем в парафиальную ведомость за 1784 год, отразившую состав Свядского имения накануне краха Речи Посполитой. Вот данные, добытые историком Носевичем. Жабе принадлежали: «м. Свяда 10, в. Свяда 20, Дальки 7, Свядица 10, ф. Веловщизна, в. Веловщизна 14, Оношки 6, Оконо 2, Верейки 1, Гадивле 1, Рудня 10».
Поясним сокращения и цифры: однозначно «в.» - это «весь» (вёска), «ф» - фольварк. Буква «м.» пред Свядой – либо «место», шляхетское, либо «местечко». Цифры – количество «дымов», число строений, с которых взимался налог. Их лишь условно можно приравнять к домам – жилищам. Фактически подданных было больше – они «творили» господскую жизнь, то есть «пахали» на владельца, выплачивая дань.
Сравним с 1720-м годом, когда дед Тадеуша выложил из собственного кармана 6000 талеров, чтобы обрести Свяду. Если судить по количеству селений, то добавились «Дальки» (современные Далики), «Оношки» (Аношки), «Гадивле» (Гадивля). Появился фольварк - новый тип ведения хозяйства, причем в одном кусте с деревней «Веловщизна». Такого названия ранее не было. Можно с большой уверенностью говорить, что это нынешняя деревня Велевщина.
На первый взгляд, изменения несущественные, если судить по топонимам. Поместье расширилось, но незначительно. А что поражает?
Выкупной акт за 1720 год пронизан фамилиями крестьян, которых имение лишилось - потеряло при прежнем владельце, хорунжем из Ковно. Подданные назывались крепостными, но массово разбегались – расходились в поисках лучших мест. По сути, это выражение недовольства условиями пребывания. Его можно назвать «бегством из деревни» и сравнить с последними годами Советского Союза, когда сельские жители уезжали в города. Так же крестьяне уходили с нажитых мест в начале XVIII столетия. С Оконо (Оkonno) разошлась часть родового клана Крицких – Семен, Алекс, Иван, Матей и Янко. Оставались только рыбаки Крицкие – четыре семьи с сынами. Назывались четыре фамилии (Максимович, Ярушков, Хрема и Давид с сынами), которые покинули деревню Свядскую – «разошлись по другим территориям». Эти люди еще были «доступны» новому владельцу – шляхтич мог их вернуть, так как они поменяли «прописку» в пределах имения. Но был ли в этом смысл? Уходили, разуверившись в перспективе, не имея собственного надела. Этим можно объяснить, что исчезли - «пропали» некоторые селения, целиком. Так, в инвентаре за 1720 год упоминалась деревня Салек, откуда «вышли», то есть съехали, «Иван Аникеев с женой, сыном и внуком Наумом». В списке за 1784 год Салека уже нет, отчасти его можно идентифицировать с современным Стайском, который снова считается неперспективным - заброшенным. Массовым было «бегство» из Велимбора. Он упоминался в выкупном акте трижды, и в двух случаях назывались крестьяне, покинувшие селение. Назывались Мельчанины, Боровковы, Пытько, Шалупины, Градзянины, Судники, Гермаки, Пайковы. К сожалению, где находился в то время Велимбор, неизвестно. Отчасти его можно соотнести с Велевщиной – корень один и тот же, и предположить, что он стал «жертвой» смены владельца. Пришел новый хозяин, вселил своих людей, и название, как вывеску, сменили. Во всяком случае, на современных картах такого топонима также больше нет. Как и застенка Вирембля, откуда ушел род Аношко в полном составе. Не исключено, что Аношки переселились - основали вёску Оношки, которая названа в перечне 1784 года и сегодня известна как Аношки.
Очевидно, что «выпрямление», которым занимался бывший воевода Жаба, преобразило жизненное пространство. Уже не обработка земли, а другой интерес овладевал массами. Природные ресурсы стали источником обогащения. В широком масштабе начался вывоз леса. Он сплавлялся по выпрямленным руслам рек и продавался. Караваны плотов поплыли в заморские порты.
Это отразилось на сфере занятости, и топонимика стала другой. Например, в период Скорульских не было «Гадивле», она указана в парафиальном отчете за 1784 год. Такой застенок обозначен на карте 1800 года, но с измененным корнем - «Годивля», через букву «о».
«Годивля» располагалась на Эссе, на столбовом борисовском пути – на том самом, помеченном «Для прохода войскъ», который требовался маршировочным колоннам: армейским ротам и дивизионам. Тот, кто обслуживал переезд – переход через Эссу, держал переправу. Армейский путь вел в центр поместья и был исключительно выгоден. Владелец получал не только навар в виде денежного сбора, но и опору в лице силовиков. Это упрочало крепостной уклад.
Застенок на противоположном берегу Эссы давал возможность Жабе распространять свое влияние в заречной стороне, где располагалась дремучая пуща. Можно было резать и вывозить лес. Так появились «проплешины» в лесистой местности, которые тоже использовались. Они раскорчевывались и отводились для новых поселений, жители которых выплачивали хозяину чинш. «Годивля» способствовала также расширению границ имения. Ей уделено внимание в польском Словнике. Я нашел ее в томе на букву «Н». В старобелорусском языке начальная буква будет не «г», а «х», и правильнее топоним называть «Ходивля». Это ближе к истине: Ходивля – от слова «ходить».
В энциклопедической заметке подтверждается, что называлась она застенком и правописалась «Hadziwla, albo Elinowo». Почему так? Энциклопедический том на букву «Н» составлялся в 1882 году, в царское время, и отразил процесс трансформации, что был связан с деятельностью потомков Жаб. «Елиново» – это искаженная форма имени Алины – внучки Тадеуша (Фаддея) Жабы, которая долго заведовала имением в свое время. Автор справки особо не утруждал себя исторической правдой, и назвал поселение «малым застенком полесским в восточной стороне Борисовского повета» над речкой Эсса, с правой стороны.
Да, к тому времени Ходивля (Гадивля) разрослась и занимала два берега, с центральным правобережьем, ближе к Свяде. Но это западная сторона Борисовщины, а не восточная, да и «полесье» здесь не к месту. Рисуется образ далекого Полесского края, хотя автор имел в виду другое: что поселение среди леса. Уже не один «дым» характеризовал закраек, а три «осады», и оно являло нерушимую связь с центром былого поместья. Странно, что составители энциклопедии не удосужились отразить исторический аспект берега – не заглянули в анналы. Это позволяло сделать Городище. Такой топоним обозначен на карте-верстовке 1925 года (см. снимок). Очевидно, потому местечко в начале XVIII века называли не только Слободой, а и Свядой Городком. «Городище» – знак того, что существовал рубеж – граница, отделявшая удельное княжество по Ясе-реке (Эссе), в пределах которого осели «боленские паны». В его области река меняла направление, а Ходивля (Гадивля) оставалась связующим пунктом на столбовом пути из Борисова: для пешего движения. Оттуда расходились дороги в три конца: один вел в Свяду, откуда попадали в Лукомль и Лепель, второй – в Берещу, на волок, о котором скажем подробнее, а третий – в обход Свяды, на Рудню и Веребки, чтобы далее держать путь на Полоцк.
Возможно, Городище – это начало, первое местопребывание свядских жителей, их острожье, ордынец, крепость. Теперь на его месте продолговатый бугор, поросший лесом. «В центре гора, которую называли Ловшевой, - рассказывает бывший местный житель Владимир Шушкевич. - Мы в детстве ходили туда зимой, чтобы съезжать на лыжах, и скатывались аж в реку». И добавляет, что в памяти поколений осталась привязанность к былинному уголку: молодежь ходила летом отдыхать на речку и называла пребывание там «купанием в Городище».
Похоже, что место не изучалось учеными, археологи его не раскапывали. Могла помешать железнодорожная трасса, что пытались проложить к будущему военному аэродрому в Велевщине, но разразившаяся война сорвала планы.
(Продолжение следует).
На снимке: фрагмент карты-верстовки 1925 года (из коллекции белорусского ученого, кандидата исторических наук Вячеслава Носевича).
29.03/23