Образ мира. Хорхе Луис Борхес. Эссе. Часть 2

          
      
                «Вавилонская библиотека»
               
               
                1.
      С большим интересом я открыла рассказ Хорхе Луиса Борхеса «Вавилонская библиотека» и начала  читать. Конечно, я уже бралась за  него раньше, но, если можно так выразиться, неприцельно. Просто прочитала – и все. Конечно, пережила все написанное, как только это возможно при первом чтении.
«Вавилонская библиотека», которая вмещает целую Вселенную, втиснута в семь с небольшим страниц. Да-а-а… Говорят: краткость - сестра таланта. А как тогда с Джойсом? Он растянул своего «Улисса», все действие которого занимает только один день, на семьсот восемьдесят стандартных книжных страниц, да еще прибавьте к этому двести пятьдесят страниц комментариев переводчика!
Настрой написать о шедевре Х.Л.Борхеса  на семь с небольшим страниц сильно меня озадачил и мешал начинать работу. Я волынила,  снова и снова перечитывала рассказ  – боялась, что  не уложусь в этот объем. Кроме того, я предпочитаю статье жанр эссе, в котором автору дается право и возможность поместить в свои строки не только научное (литературоведческое) или «непререкаемое» мнение литературного критика, а свое личное видение и переживание литературного произведения. Для этого нередко приходится отвлекаться от главной линии повествования. Как, кстати, делал и сам Борхес во множестве своих работ. И тогда я решила писать, как получится.

                2.

Известно, что рассказ написан Борхесом в 1941 году, впервые  опубликован на испанском языке  в сборнике «Сад расходящихся тропок» в том же 1941 году. Эта книга затем в полном объеме  была включена в сборник «Беллетристические романы»   в 1944  году.
Не прост  был путь аргентинского писателя в Европу – ведь тогда еще никто не знал, что Борхес – один из величайших писателей мировой литературы и что «Вавилонская библиотека» - шедевр.  Два перевода этого рассказа на английский язык  появились почти одновременно в 1962 году,  один за другим -  Джеймса Э. Ирби в сборнике произведений Борхеса под названием "Лабиринты", и  Энтони Керригана  - как часть  всего сборника  упомянутых «Беллетристических романов». Двадцать один год потребовался для того, чтобы европейская литература открыла нового автора, который потом будет включен  требовательным и неумолимым Гарольдом Блумом в число писателей мировой величины, что он засвидетельствовал в книге «Западный канон. Книги и школа всех времен».
В одной из Википедий сказано, что рассказ «Вавилонская библиотека» написан в «обычной для Борхеса»  форме эссе-фикция.  Вызывает возражения термин «эссе-фикция».  По-русски «фикция» означает нечто фальшивое. По-английски  же это слово многозначное, означает также выдумку, вымысел и даже термин «художественная литература».  Последний  применяется  не только  специалистами, но и в обиходе читательского сообщества и  обозначает  вовсе не фикцию, а художественную литературу вообще,  в отличие от нон-фикшн, то есть нехудожественной литературы, например, документальной, научно-популярной, публицистики.
То есть, эссе-фикшн представляет собой пограничную литературную форму  –  смесь эссе с собственно фикшн -  художественной литературой. Хотелось бы считать «Вавилонскую библиотеку» новеллой, но ведь форма новеллы тоже имеет свои рамки, в которые интересующее нас произведение  не укладывается. И вообще, исследователи творчества Х.Л.Борхеса, коренным образом не похожего на других титанов литературы, нередко откровенно признаются, что определить жанр и форму его произведений  нелегко, а то и невозможно.   Рассказ Хорхе Луиса Борхеса «Вавилонская библиотека» принадлежит к направлению магического реализма,  что стало уже общим местом.

                3.
В первую очередь необходимо разобраться с местом действия рассказа. Об этом говорится в самом начале: «Вселенная – некоторые называют ее  Библиотекой – состоит из огромного, возможно, бесконечного числа шестигранных галерей, с широкими вентиляционными колодцами, огражденными невысокими перилами».
Необходимы некоторые замечания о шестигранниках. Сразу бросается в глаза сходство строения Библиотеки с пчелиными сотами. Как известно, в наше время самыми успешными изобретениями новейших технологий становятся технологии, основанные на естественных качествах природы – растений и животных. То же касается и открытий
Еще в Древней Греции философ Папп Александрийский считал, что у пчел есть геометрическое предвидение. Дарвин не соглашался с этим, поскольку был отъявленным рационалистом. Тем не менее, пчелиные соты заполнены так, что между ними нет ни одного квадратного миллиметра свободного пространства. Другие геометрические фигуры – треугольники, квадраты также позволяют достичь такого результата, но они потребовали бы от пчел дополнительных трудов. А в природе царствует принцип экономии.
Ученые Великобритании и Китая провели исследование и убедились, что первоначально пчелы строят круглые ячейки, запечатывая воском треугольные просветы, которые потом растекаются и естественным путем укладываются в шестигранную структуру. Медовые ячейки признаны наукой объектом с идеальным строением, поскольку занимают минимум пространства, оставаясь эффективным хранилищем для медового нектара.
Не случайно шестигранник широко использовался в европейском народном искусстве как образ универсальной мудрости. В Италии это «Солнце Альп», в Норвегии – «Роза Олафа», в Литве  - «Маленькое солнце». Как розетка, заключенная в гексагоне (шестиграннике), этот символ присутствует в готической архитектуре. На этом принципе построены витражи в Нотр-Дам, в Регенсбургском соборе и в оформлении некоторых других памятников культуры.

                4.

…Но вернемся к нашей Библиотеке. Из каждого ее шестигранника видно два верхних и два нижних этажа – до бесконечности. Устройство галерей неизменно: двадцать полок, по пять длинных полок на каждой стене, кроме двух; их высота, равная высоте этажа, едва превышает средний рост библиотекаря.  Узкий коридор ведет в другую галерею.  По сторонам коридора -  комната, в которой можно спать стоя и туалет для отправления естественных потребностей. Рядом винтовая лестница идет вверх и вниз до бесконечности. Очень важная подробность: в коридоре есть зеркало, которое удваивает видимость. Автор говорит, что зеркала наводят на мысль о конечности Библиотеки  –  иначе зачем видимое удваивать.
Я, конечно, никогда не пойму, что это за комната, в которой можно спать стоя – зачем? Почему? Если речь о живых людях тогда где-то и что-то  им надо есть? Но ничто в Библиотеке, кроме «комнаты для удовлетворения естественных потребностей», не говорит нам о том, что здесь обитают люди из плоти и крови. Фантастичность окружающей обстановки подчеркивается тем, что в галереях светят «стеклянные плоды, которые носят название ламп».
Главное здесь все: и шестигранники, и зеркала, и плоды-лампы. Это  мощные символы  излюбленных образов Борхеса. Но автор идет намного дальше интерьеров. Он говорит нам, и о том, как он видит Библиотеку снаружи. «…Библиотека – это шар, точный центр которого находится в одном из шестигранников, а поверхность – недосягаема». Дальше идут опять подсчеты полок и книг на полках,  строчек на каждой странице и знаков в каждой строке каждой книги. С непривычки возникает нечто вроде головокружения или замешательства. И еще: если Библиотека – шар, который занимает ограниченное пространство, можно ли говорить о ее бесконечности, хотя  поверхность шара и  недосягаема?
Далее говорится, что Библиотека существует вечно и что весь ее причудливый мир может быть только творением Бога. За этим следует довольно объемный пассаж о содержимом книг Библиотеки: «…число знаков для письма равно двадцати пяти», и сразу примечание автора: « В рукописи отсутствуют цифры и заглавные буквы. Пунктуация ограничивается запятой и точкой. Эти два знака, расстояние между двумя буквами и двадцать две буквы алфавита составляют двадцать пять знаков, перечисленных неизвестным».
Здесь невольно перемещаешься к эпиграфу рассказа: «Это искусство позволит нам созерцать различные сочетания из двадцати трех букв…». «Анатомия меланхолии», часть 2, сектор П, м.1У. (Эпиграф дан по-английски).
                5.

Очень интересно, кто вообще такой – рассказчик. Не автор, так сказать, верховный повествователь, а именно безымянный рассказчик, который стоит в центре повествования. Его образ окружен некоторыми, похожими на реальные, признаками. О нем на первой странице есть такой пассаж: «…я готов окончить жизнь в нескольких милях от шестигранника, в котором появился на свет. Когда я умру, чьи-нибудь милосердные руки перебросят меня через перила, могилой мне станет бездонный воздух, мое тело будет медленно падать, разлагаясь и исчезая в ветре, который вызывает не имеющее конца падение». Значит, каким-то образом здесь рождаются и умирают?
Есть и такое место: как бы воспоминание о том, как отец рассказчика видел в шестиграннике пятнадцать девяносто четыре  книгу, которая состояла  лишь из букв МСV, повторяющихся в разном порядке от первой строчки  до последней. Значит, у рассказчика есть  отец? Мы даже знаем идеалы рассказчика, его систему ценностей, его кредо:
 «…молю неведомых богов, чтобы человеку – хотя бы одному, хоть через тысячи лет! –удалось найти и прочесть её (всеобъемлющую книгу – прим.авт.). Если почести, и мудрость, и счастье не для меня, пусть они достанутся другим. Пусть существует небо, даже если мое место в аду. Пусть я буду попран и уничтожен, но хотя бы на миг, хотя бы в одном существе твоя огромная библиотека будет оправдана». Мы видим, что у этого человека высокие идеалы и высокие устремления.
Мы знаем также, что, как и все люди библиотеки, наш герой в юности путешествовал  в поисках книги -  каталога каталогов.
Герой рассказа  пишет,  обращаясь к читателю: «Ты, читающий эти строчки, уверен ли ты, что понимаешь мой язык?».  Он не чужд  пессимизма: «Возможно, страх и   старость ( он уже стар - прим.автора) обманывают меня, но я думаю, что человеческий род – единственный (среди каких других?- прим авт.) близок к угасанию.

                6.

Теперь хотелось бы разобраться с тем, что все же происходит в этой Вселенной, которую некоторые называют  Библиотекой. Каким-то образом автор, уже не рассказчик, не тот Я, который родился и умрет Здесь, а сам Верховный Повествователь Хорхе Луис Борхес добивается такого противоречивого состояния: с одной стороны, в Библиотеке - Вселенной царит абсолютная пустота, потому что за все время рассказа ни мы, ни наш герой ни разу никого не встретили – ни в галереях, ни в шестигранниках, ни в комнате, где можно спать стоя, ни в комнате для отправления естественных надобностей.
 Никто ни с кем не встретился, ни о чем не заговорил, ничего не спросил. Создается впечатление, что по Библиотеке бродит в полубредовом состоянии только наш герой с воспаленным сознанием. Почему мне это так представляется? Да потому, что рассказ полон какого-то пафоса, некоей взвинченности. Чувствуется, что этот человек уже невыносимо устал от бесконечных скитаний по  лабиринтам.
Невольно вспоминается роман  Сартра «Тошнота»: есть что-то общее  между автором  дневника у Сартра и записями нашего героя. Оба они бродят по лабиринтам, полным людей и   событий, но никак их не касаясь, оставаясь чужими этим бесконечным пространствам, и пребывая только в своем внутреннем мире,  заполняющем их сознание изнутри и не имеющем никакого отношения к внешнему миру, который все же есть, но каким-то образом заглушается глубинной экзистенциальной тоской этих двух героев.
Почему мы ощущаем, что мир Библиотеки полон людей и событий, если мы вместе с нашим героем никого там пока не встретили?  Таинственным образом Борхес добивается такого эффекта, будто того места, где мы находимся вместе с героем – скорее всего, это один из шестигранников  Библиотеки – достигают какие-то отдаленные звуки шагов, обрывки фраз, женский смех, мужское невозмутимое «м-м-м-м»… Вот упала какая-то книга с полки из-за неосторожного прикосновения читателя-путешественника… Это немножко похоже на фильм ужасов. Почему мы это ощущаем?
Да потому, что из потока сообщений рассказчика мы узнаем, что жизнь в Библиотеке кипит ключом. Разве не так? Мы подразумеваем, что в остальном пространстве Библиотеки – там, где нас сейчас нет – бродят одержимые жаждой познания путешественники, каким был в юности наш герой. Это подтверждает нам излюбленный прием Борхеса – многослойность повествования. С одной стороны, существует философско-мистический план общей картины, с другой – удивительная, похожая на нашу, но и резко отличающуюся  от нее реальность изображенной здесь модели мироздания. При желании можно  отыскать и социальный план населения Библиотеки, и личный план  рассказчика.

                7.

Во-первых, там обитает неутомимый «человек, несовершенный библиотекарь», который «мог появиться в результате случая или действия злых гениев». Здесь явно имеется в виду не единственный библиотекарь, а  один из многочисленного  сословия библиотекарей. Скорее всего, он так же рождается в одном из шестигранников, как наш герой? Далее. Мы узнаем, что лет пятьсот назад начальник одного из высших шестигранников нашел такую путанную книгу, как, впрочем и все прочие экспонаты этой Библиотеки, но в ней было два листа однородных строчек.
И сразу примечание автора: «Раньше на каждые три шестигранника приходился один человек.   Самоубийства и легочные заболевания нарушили это соотношение. Невыразимо грустно вспомнить, как иногда я странствовал много ночей подряд по коридорам и ажурным лестницам, ни разу не встретив библиотекаря». То есть опять таинственное несоприкосновение самого  рассказчика с реальностью Библиотеки. Но, тем не менее, реальность Библиотеки поражает своими бурными течениями.
«Вот уже четыреста лет (почему только четыреста, если Библиотека будто бы вечная? – прим.авт.), как люди рыщут по шестигранникам… Существуют искатели официальные, инквизиторы. Мне приходилось видеть их при исполнении обязанностей: они приходят, всегда усталые, говорят о лестнице без ступенек, на которой чуть не расшиблись, толкуют с библиотекарем о галереях и лестницах, иногда берут и перелистывают ближайшую книгу в поисках нечестивых слов. Видно, что никто не надеется найти что-нибудь». Получается странная связь: пятьсот лет назад найдена путанная книга, затем прошел век молчания, а четыреста лет назад открыт вход для потоков людей, жаждущих мудрости? Что это был за такой закрытый для человечества век?
Далее  рассказывается об отчаянии от безысходности: надо  найти самую драгоценную книгу, но цель остается недосягаемой. Была такая богохульная секта, которая призывала бросить поиски и заняться перетасовкой букв и знаков, пока не создадутся канонические книги, то есть, самим сотворить их. Однако, власти (здесь есть еще и власти?!) сочли нужным принять суровые меры и уничтожили секту. Кто-то полагал, что нужно уничтожить бесполезные книги: «Они врывались в шестигранники, показывали свои документы, не всегда фальшивые (! – прим.авт.), с отвращением листали книги и обрекали на уничтожение целые полки…Имена их преданы проклятию…». Вот это уже до боли знакомо и напоминает наши реальные последние два века.
Говорится о суевериях того времени, что, вот, какой-то библиотекарь прочел заветную книгу, стал подобен Богу, и имя его было окружено культом, но поиски всеобъемлющей книги продолжались. Тут идет пространное повествование о регрессивном методе поиска этой книги, и резюме: « В таких вот похождениях я растратил и извел свои годы».
Весь рассказ пронизывает преклонение перед Божественным, перед святыней, но не забыты и безбожники, которые утверждали, что для Библиотеки бессмысленность обычна, а осмысленность – чудесное исключение. Упомянуты  разговоры о горячечной Библиотеке, в которой «случайные тома в беспрерывном пасьянсе превращаются в другие, смешивая и отрицая все, что утверждалось, как обезумевшее божество». Однако дальнейшими рассуждениями рассказчик все же оставляет всевластие и высший смысл  за Богом.
Вышесказанное касается бурного течения «общественной жизни», но рассказчик рисует и ужасающую картину проблем самых низов социума. «Эпидемии, еретические раздоры, паломничества, неизбежно вырождающиеся в разбойничьи набеги, уменьшили население  раз в десять. Кажется, я уже говорил о самоубийствах, с каждым годом все более частых». И все это в Библиотеке? Поистине символично это имя Вселенной!
Приходится еще раз согласиться, что все описанное сильно напоминает реалии нашей многострадальной планеты. Здесь вспоминается и  упомянутое ранее мнение рассказчика о неминуемом угасании человеческого рода.  А вот, мол, Библиотека сохранится -  пусть неосвещенная, необитаемая, неподвижная, наполненная драгоценными томами – «бесполезная, нетленная, таинственная».

                8.
В чем же смысл этой многоликой и в то же время неуловимой реальности? Может быть, нам поможет в этом основной закон Библиотеки, который заключается в том, что как бы ни были книги различны, они состоят из одних и тех же элементов, но в то же время во всей огромной Библиотеке нет двух одинаковых книг (последние восемь слов даже выделены курсивом)?
«Исходя из этих неоспоримых предпосылок, я делаю вывод, что Библиотека всеобъемлюща и что на ее полках можно обнаружить все возможные комбинации…знаков…или все, что поддается выражению – на всех языках. Все: подробнейшую историю будущего, автобиографии архангелов, верный каталог Библиотеки, тысячи и тысячи фальшивых каталогов, доказательство фальшивости верного каталога, гностическое Евангелие Василида, комментарий к этому Евангелию, комментарий к комментарию этого Евангелия, правдивый рассказ о твоей собственной смерти, перевод каждой книги на все языки, трактат, который мог бы быть написан (но не был) Бэдой по мифологии саксов, пропавшие труды Тацита».
Здесь мы остановимся в перечислениях вместе с автором. В этом длинном перечне мы явственно почувствовали такой характерный привкус абсурда, столь знакомый нам по литературе модернизма – первой половины двадцатого века. То есть, автор не проясняет, а окончательно запутывает нас в поисках смысла Библиотеки. Тем не менее, далее Борхес говорит о безудержной радости  читателя Библиотеки, когда он почувствовал себя владельцем тайного и нетронутого сокровища. «Вселенная обрела смысл,  вселенная стала внезапно огромной, как надежда». Последние слова нередко можно встретить любовно закавыченными в соцсетях, а именно в группах, которые заняты поисками популярных премудростей для подписчиков.
А вот дальше пошло как раз то, что искомый нами смысл несколько проясняет. Автор заводит речь об Оправданиях (прописная буква Борхеса), то есть «книгах апологии и пророчеств, которые навсегда оправдывали деяния каждого человека во вселенной и хранили чудесные тайны его будущего. Тысячи жаждущих покинули родные шестигранники и устремились вверх по лестницам, гонимые напрасным желанием найти свое оправдание».
Вот тут началось настоящее вавилонское столпотворение, потому что эти несчастные пилигримы без конца спорили, душили друг друга, швыряли в глубину тоннелей обманувшие их книги, умирали, сходили с ума. И автор печально подытоживает, что мол, люди забыли, «что для человека вероятность найти свое Оправдание или какой-то его искаженный вариант равна нулю».
Мы пришли к тому, с чего начинали – с поисков смысла, которые Борхес признал окончательно бессмысленными. Здесь будет уместно  вспомнить слова главного героя уже упомянутого романа «Тошнота»  Ж.-П. Сартра: «…все мы, какие мы ни на есть, едим и пьем, чтобы сохранить свое драгоценное существование, а между тем в существовании нет никакого, ну ни малейшего смысла».
Это открытие потрясло героев и Сартра, и Борхеса, но в последних строках «Вавилонской библиотеки» нам слышится некое утешение: «Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в том же беспорядке, (который, будучи повторенным, становится порядком: Порядком). Эта изящная надежда скрашивает мое одиночество».
И тут помечено примечание автора:  некая Летисия Альварес де Толедо заметила, что эта огромная Библиотека избыточна, и следуют ее доводы с такими подсчетами и пояснениями, которые окончательно запутывают вопрос о поисках смысла Библиотеки, смысла существования и прочих смыслов поиска смысла.

                9.

Итак, в последнем абзаце рассказа, после длительного нагнетания  абсурда, герой рассказа  пытается сделать выдох: признает, что мир бесконечен, иное абсурдно – он представляет себе, что где-то в отдалении коридоры и лестницы, шестигранники могут по неизвестной причине кончиться и тут же отвергает это предположение. Он настаивает на том, что Библиотека  безгранична и периодична. Он находит «изящную надежду» – что беспорядок, будучи повторенным, становится Порядком.
Я  вернусь к примечанию автора к последнему абзацу рассказа, не поленюсь привести его полностью:  «Летисия Альварес де Толедо заметила, что эта огромная Библиотека избыточна: в самом деле, достаточно было бы одного тома обычного формата, со шрифтом кегль 9 или 10 пунктов, состоящего из бесконечного количества бесконечно тонких страниц. (Кавальери в начале семнадцатого века говорил, что твердое тело представляет собой бесконечное количество плоскостей). Этот шелковистый вадемекум был бы неудобен в обращении: каждая страница как бы раздваивалась на другие такие же, а непостижимая страница в середине не имела бы оборотной стороны».
Остается узнать, кто такие Летисия Альварес де Толедо и Кавальери и что такое вадемекум. Читая мировые шедевры, нельзя отмахиваться ни от каких мелочей. Поэтому будем исследовать рассказ до конца. Первое:
Летисия Альварес де Толедо – это единственная дочь Хосе Хоакина Альвареса де Толедо (1894 – 1955), 20-го герцога Медина-Сидония (1915 -1955), и Марии дель Кармен Мауры-и-Эрреры, дочери Габриэля Мауры  Гамасо, первого герцога де Маура, и Хулии де Эррера, пятой графини де ла Мортера. Происходит по прямой мужской линии от Педро Альвареса де Толедо.
Кавальери – Бонавентура Франческо Кавальери, 1598, Милан - 30 ноября 1647 года, Болонья – итальянский математик, предтеча математического анализа, наиболее яркий и влиятельный представитель «геометрии неделимых». Выдвинутые им принципы и методы позволили еще до открытия математического анализа успешно решить множество задач аналитического характера.
Вадемекум — сложное латинское слово, означающее «иди со мной». Употреблялось в Западной Европе, особенно в Германии, как заглавие сборника лёгких, весёлых и шутливых мыслей и повестей, служащих для времяпровождения, впоследствии так называлась почти всякая карманная книжка, формат и содержание которой дозволяли немцу брать её с собой для собственного развлечения.
Нет, я не издеваюсь, но вам легче стало от обращения к примечаниям? Вот и мне не стало легче. Единственное – то, что я выполнила свой долг читателя интеллектуальной прозы. Вроде бы, роль примечаний – прояснять, но от этих примечаний поиск ясности проваливается окончательно.
Я просто хотела сказать, до чего невыносимо трудно читать великих писателей. Но их произведения притягивают нас, как магнит железные опилки. И читаешь, и ищешь смысла,  падаешь с обрыва и карабкаешься вверх снова и снова. Чем дальше в лес, тем больше дров. Не так ли?
21  марта 2023г.