Дед Трифон, мужичок лет семидесяти от роду, наклонив чашку, дохлебал свой суп до последней капельки. Неторопливо облизал ложку деревянную, положил рядом с чашкой. По многолетней привычке смёл со стола в ладонь хлебные крошки и отправил их в рот свой. Ну вот, теперь, кажись, всё. Теперь можно и разговор начинать.
- Хочу тебе новость сказать, дорогая моя супружница Фёкла Фёдоровна. Скажу прямо, не бровь, а в самый что ни на есть глаз. Надоела ты мне за все эти прожитые годы хуже той редьки горькой. Опостылела напрочь. И сил моих больше нет никаких жить рядом с тобой. Думал я и, наконец, надумал уйти от тебя. Насовсем. Прощай, моя Фёклушка, и не поминай лихом.
Реакция женщины на такие убийственные слова супруга могла показаться, мягко говоря, странной. Они не ввергли в безудержный плачь старушку, не стала она заламывать руки в отчаянии, а промолвила только тихонько:
- Господи. Опять блажь накатила. Ну, что тебе сказать, коли так. Прощай, Трифон Сидорович. Не обессудь, если чем обидела тебя ненароком за все прожитые годы. Не забудь с собой газетку взять, под себя подстелить, когда на чурке сидеть будешь. Та, поди, уж совсем грязной стала. Почитай, уж месяца два не сидел на ней.
Но старик уже не слышал ее последних слов. Взяв в сенцах посошок свой, он пошел, прихрамывая, в центр села, на перекресток, где людей всегда можно всяких увидеть, поговорить, если пообщаться с кем захочешь. А вот и чурка, про которую Фёкла Фёдоровна вспоминала. Не чурка даже, а изрядный кусок бревна, толстого, почему-то никому не нужного. Лежит годами себе в уголке под березкой, и никому нет дела до него. Лежит, ну и пусть лежит себе на здоровье.
Сев на своё коронное место, Трифон Сидорович стал обозревать сельчан, проходящих и проезжающих мимо него. Молодые люди его совсем не интересовали. Он приглядывался к тем, кто постарше. Да и они почти всегда первыми начинали с ним разговор.
- Что, Трифон Сидорович, никак снова на охоту на пол женский вышел? Коль засадное место своё занял.
Если такие вопросы задавали мужики, то он им мог и не отвечать. Пропускал, так сказать, мимо своих старческих ушей. А вот ежели женский пол на горизонте появлялся, то разговор дед Трифон начинал всегда первым.
- Здорово живешь, Лукерья. Погодь, остановись на минутку. Я так понимаю, ты одна-одинешенька живешь сейчас, после смерти Макарки своего. Вот и я сейчас свободный, что та птица в полёте. Могли бы и сойтись мы с тобой для совместного проживания. Как ты на это дело смотришь?
- Окстись, Трифон. Чо ты мелешь то. Я уже второй год, как с Митькой Федориным живу.
- Эх, кляча ты старая! Нашла кого принять, охломона этого. Всё из дома вынесет и пропьет. Помяни моё слово. Ну и иди к Митьке своему, чего встала тут. Людей мне загораживаешь.
Попутно вслед ей Трифон вспомнил и про изъян в ее теле женском. Говорят, еще в бытность колхозную голодную украла молоденькая Лукерья несколько запеченных или сваренных очень горячих картофелин. Сунула их себе за пазуху и сожгла одну из двух грудей своих. Отсохла грудь, и стали с тех пор в деревне злые языки обзывать ее Лукерья “однатитя”.
Как говорится, первый блин комом получился, который совсем не обескуражил нашего потенциального жениха. Вон и вторая претендентка во всю свою прыть куда-то спешит. Стать то свою еще не совсем потеряла с годами. Только гляньте на нее, как кобылка совхозная иноходью шпарит.
- Тпру! Притормози малость, Валентина. Дело у меня к тебе неотложное имеется.
- Некогда мне с тобой, Трифон, лясы точить. Знаю я твоё дело неотложное. В мужья себя, пень старый, предлагать будешь. А что ты мне пятьдесят лет назад сказал? Не помнишь, рази совсем? Гуляй, мол стороной, девка. И знать не знаю и знать не хочу тебя. Так что дуй к своей Фёкле и не нервируй тут меня своими предложениями дурацкими.
Ну, это уже что-то! Это будто ведро воды из родника за шиворот плеснули. И сидеть, глазеть на будущих соискательниц семейного счастья расхотелось сразу. Посидев с часок и поболтав ни о чем с проходящими сельчанами, старик медленно поковылял к своему дому, где его терпеливо дожидалась жена Фёкла Фёдоровна.
- Знать, опять неудача постигла тебя, Трифон Сидорович, коли домой возвернулся. Но ничего, не переживай сильно то. Исть поди захотел, измаялся весь там, сидя на бревне своём. Мой руки, да за стол садись. Я хоть сильно то не ждала тебя, думала новая жена теперь кормить будет моего Сидоровича, но картовницу с яичками на всякий случай нажарила.
Выходила она замуж на зависть всей деревне, за красивого, работящего парня. Не успели вдоволь пожить, налюбоваться друг дружкой и детей родить, как началась эта проклятая война с Гитлером. Ушел Трифон одним из первых на эту войну, вернулся с нее одним из последних. Вроде руки, ноги целые, орденов и медалей на половину груди будет, а вот с головой его что-то сотворили на войне, сволочи.
Временами приступы на него какие-то находят, начинает “блажить”, уходить из дома и почему-то всегда норовит искать себе новых жен. Сначала люди не знали, что и подумать, потом поняли - война проклятущая голову Трифону повредила. И никого в деревне уже не удивляло, что иногда на чурке замшелой можно увидеть этого симпатичного старичка. Который сидит и предлагает проходящим мимо старушкам выйти за него замуж. Примаком только взять, так как в его дом нельзя. Там живет его любимая женушка Фёкла Фёдоровна.
Слава богу, приступы блажи этой у старика не такие уж частые. Да и агрессии никакой в них нет. Сначала сельчане смеялись над ним, пальцем у виска крутили. Затем сочувствовать и жалеть его в такие дни начинали. А в один из майских праздников так вообще все поголовно обомлели и дар речи потеряли, увидев его в праздничной обстановке.
Это когда местная власть уговорила Трифона Сидоровича надеть на себя в День Победы все награды свои, а потом пригласили на сцену занять место в президиуме. Увидев на груди ветерана такое количество орденов и медалей, собравшиеся в зрительном зале клуба будто бы впервые увидели этого чудаковатого старика. Не сговариваясь люди поднялись со своих мест и стали неистово аплодировать. Многие, не скрывая своих слез, плакали.
Слёзы текли и по морщинистым щекам ветерана, падали на грудь, терялись среди его многочисленных наград. Ветеран, получивший кроме орденов своих и “пулю в голову”, заставлявшую его время от времени “блажить” и новых жен искать себе. Слава богу, хоть так. Если уместно это сказать. Неприятно, но что поделаешь, война. А в ней случалось намного хуже и страшнее.
Вот такую незамысловатую историю вы на этот раз услышали. Извиняйте, что не совсем красивая она, но что поделать, в жизни нашей и не такое случалось.
*** а фотография взята в интернете в свободном доступе