Находящийся в таком же, как и магиня пойманно-спелёнутом виде, пребывающий буквально меж землёй и небесами, Скромыс не подавал никаких признаков жизни. Между тем, опешившей от неожиданности и нахлынувших воспоминаний Дейлике, удалось наконец кое-как усмирить свой обезумевший разум. Всё ещё немного растерянная, с полностью выбитой из-род ног почвой (не только из-за своего положения застрявшей в паутине мухи) она попыталась что-то произнести, но сумела только чуть шевельнуть почкой, отвечающей в этом мире за речь.
Неожиданно путы словно сами собой ослабились, и архимаги, как охапка хвороста рухнули вниз. Сравнение с охапкой сухих веток пришло на ум Дейл не случайно: даже лёжа на полу импровизированной пещерки, в которой они оказались, попав в расставленную ловушку, невзирая на отсутствие пут двигаться почему-то не получалось. И кучка, в которую они невольно сгрудились, действительно напоминала охапку дров, сложенных для растопки очага. Скромыс так и не подавал признаков жизни, что впрочем, могло и ничего не означать – скованный, как и магиня, неизвестного рода заклятием – он мог просто оказаться не в силах дать жене знать, что с ним боле-менее всё путём.
Из тёмного дальнего угла послышался шум неопределённого свойства, и Дейлике удалось-таки повернуть на звук самый маленький зрительный бутончик. К ним двигалось нечто, напоминающее Чармантия… правда, ещё более скованного и несчастного, чем до этого. Причём, скованного – как вскоре догадалась Дейл – в буквальном смысле слова. На тоненькой, однако похоже очень крепкой верёвочке, как на привязи двигалась фигура несчастного шамана, а за ним, словно держа на коротком поводке собачку, шёл внушительных размеров лохматый шипастый куст, отдалённо напоминающий шиповник.
В проёме незаметным для обычного глаза движением проявилась и переместилась ближе к лежащим всё ещё без движения архимагам тень. Уплотнившись, тень приобрела очертания мелиорозы. Ведомый на поводке Чармантий подкондыбал следом и, явно понукаемый приказом своего «погонщика» опустился возле Скромыса и Дейлики.
- Ну, вы пока пообщайтесь, - с непередаваемой интонационной смесью насмешки и задора проговорила-пропела хозяйка разворачивающихся перед её очами действия, - а я послушаю и решу, что делать с вами дальше… со всеми вами.
И с самым очаровательным сочетанием высокомерия и милости лёгким движением одного усика Мелиорат отпустила надсмотрщика, приведшего недавнего пленника. Дейлика насколько сумела скосила стебельки, переведя взор на бывшего наместника. Всем своим жалким видом тот выражал вселенскую скорбь… В потухшем взгляде, в понуро опущенных ветвях-плечах его облика сквозила полная и безоговорочная капитуляция и смирение с поражением. Но магиня не собиралась так просто сдаваться. Дейл, ветви которой, понукаемые мощным зарядом магического намерения, уже начинали понемногу шевелиться, легонько тронула мужа за нижний побег. Ответное ветве-пожатие сказало ей больше, чем даже в подобной ситуации слова. Он в сознании. Всё слышит и тоже накапливает магическую силу для оказания сопротивления, поджидая самого удобного случая для неожиданного броска на противника. И, предоставляя Скромысу необходимую ему отсрочку, уверившись в скорой его поддержке, посланница Круга Света заговорила, но не с Чармантием, как полагала главная заговорщица, а с ней самой:
- Мелиорат… - по ходу разговора, голос Дейлики крепнул, плечи расправлялись, и скованные уже не путами, а заговором ранее непреодолимой силы, члены тела наполнялись жизненными соками и энергией. - Ну, здравствуй… дочь. – Внимание магини старалось считать каждой движение своей визави, любой малейший жест, даже лёгкий намёк на него, чтобы понять в каком направлении продолжать диалог. Однако, самообладание плетистой розы было поистине грандиозно: ни единый лист не дрогнул на её величественной фигуре, не единый вегетативный усик не шелохнулся. И только голос стал немного глуше, когда после секундной задержки, она ответила:
- Ты мне не родственница. Таких мате… гх… такую родню надо в детстве топить в проруби.
Дейлика выдохнула и расслабилась. Где-то глубоко внутри неё поднялся и словно начал тихо и уютно распускаться бутон лотоса. Так вот что она оказывается носила внутри себя столько лет. Предательство, пусть и невольное. И жажда, неистовая жажда прощения. А то, что она сейчас услышала… всё это дало ей, пусть крохотную, но надежду на подобный исход… И тут магиня внезапно провалилась в глубокий обморок.