В 1985 году на пути из Владивостока в Антарктиду наш теплоход «Байкал» зашёл в порт Маврикия Порт-Луи, в котором мне довелось побывать 10 лет назад также на пути в южные широты на французский остров Кергелен. Поразило тогда, что в годы глобального господства доллара мелкий торговец острова с лёгким презрением отверг валюту всех валют со словами: «Иди в банк, меняй на рупии и приходи снова». Теперь уже Порт-Луи был обшарпан и выглядел грязновато.
А теперь о том, что, не зная брода, не лезь в воду…Моряки любят в тропиках на мелководье «добывать» кораллы. Вот и я с коллегой по экспедиции Виктором Боярским, ставшим знаменитым через несколько лет благодаря международному Трансантарктическому переходу на лыжах с собаками со станции «Беллинсгаузен» через Южный полюс на станцию «Мирный», отправились вдоль побережья на «охоту». Вдруг на пути оказывается маленькая лагуна, углубляющаяся в побережье километра на два, шириной метров двести. Решено было пересечь её, сняв лишнее одеяние, вброд. Где-то в середине мне глубина была по грудь. Ничто не предвещало неожиданного, как вдруг мне показалось, что я наступил на большую змею. Мгновенно подпрыгнув, я почти побежал на выход, с радостью отметив, что укуса не было. После возвращения на корабль мы узнали, что эта лагуна всего-то нерестилище для мурен, которые в этот период заведомо смертельно опасны. Я порадовался своей неплохой реакции, а ведь в противном случае можно было бы до Антарктиды и не добраться.
Второй раз за одну экспедицию испытать судьбу уже в Антарктиде мне пришлось в марте 1986 года при возвращении самолётом ИЛ-14 со станции «Восток» на станцию «Мирный».Это был «последний из могикан», знаменитый флагман пассажирского воздушного флота далёких пятидесятых. Так вот, пролетев на бреющем полёте на высоте 50 м над санно-тракторным следом с целью упрощения навигации, мы попали в так называемую «белую мглу», когда в условиях отсутствия видимости полагалось вынужденно лететь на максимальной для этого самолёта высоте 5 км, где уже чистое небо. Правда, теперь нужен штурман.
Стоит отметить, что две трети салона во всю длину занимал бак из нержавейки на три тонны бензина, так что свободная часть до кабины сантиметров 90 шириной была для шести пассажиров с поклажей. В нашем случае это два человека и шесть ящиков с аппаратурой. Замечу, что для надёжного преодоления 1700 км на мини-станции «Комсомольская» в 300км от станции «Восток» мы дозаправились «под завязку». Итак, пролетев около пяти часов, мы на побережье и никакой «белой мглы», но надо определяться с незнакомой береговой линией. Опытный пилот полетел направо. Через десять минут решил изменить направление на противоположное. Через полчаса приземлились на станции «Мирный». Он сказал, что бензина оставалось на десять минут. Вот где пригодились «лишние литры» с «Комсомольской». Но главное, это то, что летели направо не 15 минут, и наша промашка оказалась около 150 км, а не больше.
В заключение отмечу, что наша 31 Советская Антарктическая экспедиция была полна драматических и трагических событий. Когда мы подходили в самом начале к международной станции «Беллинсгаузен», то узнали, что около неё разбился при посадке чилийский самолёт с шестью туристами. Затем из-за тяжёлой ледовой обстановки нам пришлось пополнять запас питьевой воды на острове Кергелен, в результате чего я второй раз оказался на нём, как и в случае Маврикия. При подходе к «Мирному» в 80 км от него нам пришлось испытать немощь знаменитого ледокола «Сомов» и даже «боднуть» его, оставив весьма заметную вмятину на его надстройке. На Антарктиду высадились с помощью вертолёта. Уже на «Мирном» узнали, что наш полярный ас разбил около «Комсомольской» один из двух ИЛов. Хорошо, что сам остался целёхонек, но наша доставка на «Восток» по технике безопасности была запрещена. Через неделю начальник экспедиции, приятель Боярского, взял на себя риск и как-то сумел уломать большое начальство ААНИИ в Ленинграде, и мы таки оказались на «Востоке» уже в начале февраля, оставался один месяц работы. И тут вдруг в течение 10 дней мы не можем связаться с «Мирным». Оказалось, что самолёт из «Молодёжной» летел в «Мирный», началась пурга и против ветра не хватило бензина, он пытался сесть. При ударе один из двигателей улетел на километр от фюзеляжа. Наш самолёт вместе с вертолётом искал погибших, никого не нашли. Видимо, было не до нас. А в это время и у нас, возможно из-за пониженного атмосферного давления (из-за ледника высотой 3,5 км), отказал основной приёмник и половина каналов анализатора импульсов. К счастью, через несколько дней Боярский починил приёмник, чем спас нашу кампанию, что позволило получить уникальные результаты. Правда, американцы, через десять лет переняв у нас антарктическую эстафету, сумели в дальнейшем реализовать наш проект, но умудрились «забыть» наши первые результаты.
Возможно, из-за всех этих перипетий по возвращении домой у меня нашли ишемическую болезнь сердца. Прошу простить меня за столь длинное заключение, без него игра случая представлялась бы неполной.