Воспоминания полковника Кунина Николая Алексеевича
64-й отдельный строительно-путевой ж.д. батальон 1-й отдельной ж.д. бригады.
Защищая Москву.
Интервью, взятое у полковника в отставке Кунина Н.А. редакцией газеты «Знамя Победы» в 1986 году.
Частично отредактировано.
1. Николай Алексеевич, Вы находились на фронте с первого и до последнего дня. Какой период войны оставил наибольший след в Вашей памяти?
Если ответить однозначно – оборона Москвы, битва за Москву. Этот ответ не только мой (небольшого «винтика» в сложном механизме войны), но и ответ выдающегося полководца нашей эпохи Г.К. Жукова: «Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву».
Операция по захвату Москвы, получившую кодовое название «Тайфун», Гитлер считал «последним огромным ударом» и «концом войны».
Этим гитлеровским сумасбродным планам были противопоставлены планы нашего Верховного Командования по разгрому мощной гитлеровской группировки и отбрасыванию её остатков на запад. Планы Гитлера были разбиты о стойкость и мужество воинов Красной Армии.
Все мы ежегодно отмечаем Всенародный праздник 9 мая 1945 г. – день Победы советского народа в Великой Отечественной войне над фашистской Германией, над наиболее реакционными силами империализма. Но нас, фронтовиков, непосредственных участников битвы за Москву, оставил глубокий след в памяти и 6 декабря 1941 г. – переход наших войск в стратегическое контрнаступление под Москвой, это тоже для нас была победа. Сколько мы тогда испытали долгожданной радости, вооружены были твердой надеждой и уверенностью в окончательной победе. Мы получили огромный душевный заряд, который удваивал наши силы. В те времена сводки Совинформбюро не только нас мобилизовывали, но и в определённой степени от их тяжёлого содержания мы несколько устали: «После кровопролитных боёв наши войска оставили тот или иной город, населённый пункт…».
П. Антокольский вспоминает о сводках того периода и о А.А. Фадееве: «Мы вместе переживали труднейшие дни 1941-42 годов в голодной суровой Москве, вместе проводили бессонные затемнённые ночи, слушали сводки Верховного Командования, от которых разрывалось сердце у каждого преданного Родине человека».
Наступил и на нашей улице праздник, но этому предшествовали изнурительные и героические бои Красной Армии. Кто не испытал и не пережил суровые фронтовые годы 1941-1942 г.г., тот ещё не всё «хлебнул лихо».
Испытание легло на плечи всех родов войск, в том числе и на наши войска, которые не только выполняли задачи по своему штатному предназначению, но вместе с пехотой приходилось вести тяжёлые оборонительные бои.
Наша 1-я ж.д. бригада с 22 июня по август 1941 г. находилась на Юго-Западном фронте, выполняла задачи по заграждению и техническому прикрытию железных дорог, а наш 64-й отдельный строительно-путевой ж.д. батальон в августе месяце 1941 г., кроме того, принимал непосредственное участие в обороне г. Крюкова (на Днепре).
Железнодорожная сеть на этом фронте была развита, чтобы все ж.д. объекты охватить заграждением не хватало и сил и средств. И не смотря на такую сложную обстановку, наше Верховное Командование приняло решение – 1-ю ж.д. бригаду срочно перебросить на Западный фронт, Московское направление, так как крайне требовалось присутствие наших войск.
Победа зарождалась для нас с первого дня войны, зародилась в битве под Москвой, завершилась Победой нашей армии в фашистском логове – Берлине.
Незабываемым этот период был для меня ещё и потому, что мой младший брат Анатолий Алексеевич Кунин погиб в ноябре 1941 г. под Москвой, будучи курсантом пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР. Он принял первый бой в октябре 1941 г. в составе сводного курсантского полка.
2. Как Вы тогда восприняли подвиг 28 Панфиловцев под Москвой?
Весть о нем быстро распространилась на фронте. 15 ноября 1941 г. немецкое командование начало 2-й этап наступления на Москву, а 16 ноября у заснеженного ж.д. разъезда Дубосеково был совершён героический подвиг Панфиловцами во главе с политруком Клочковым, 50 гитлеровских танков были остановлены, многие из них сожжены. Фашисты не прошли через рубеж обороны. Нам тогда не было ещё известно решение Верховного Командования страны отстоять Москву с последующим переходом в стратегическое контрнаступление. Но подвиг Панфиловцев всем нам преподнёс хороший урок мужества, мобилизовал нас биться до конца. Панфиловская дивизия входила в состав 16-й Армии Рокоссовского, в состав этой армии была и наша 1-я ж.д. бригада.
3. Вы до войны в Москве учились в техникуме и окончили Московское военно-железнодорожное училище. Приближаясь к Москве, входя в её окрестности с взводом, что Вы ощущали, и что пришлось Вам видеть?
В истории Родины судьба нашего народа часто связывалась с судьбой нашей столицы – Москвой. В трудные периоды испытаний взоры надежд устремлялись к Москве. С таким чувством и мы тогда со взводом приближались к Москве боевым походным строем. В это время вместе с нами к столице тянулись вереницы и одиночные бойцы команд военнослужащих. У многих за плечами были винтовки, некоторые шли без оружия. Некоторые шли мимо своего родного дома, когда даже забежать на минуту не могли.
На пути встретились с заградотрядом. В его составе были подполковник юстиции (с 3-мя шпалами на петлицах) с автоматом на груди, рядом стоял майор с небольшой командой красноармейцев. Они проводили проверку личного состава, направо отправляли на переформирование частей, налево бойцов без документов на проверку и разбор, организованным командам с документами разрешали движение к Москве.
В Малоярославце, когда я со своим взводом проводил заграждение ж.д., в том числе готовил мост через реку к взрыву, воентехник 1-го ранга Меньшиков выдал мне удостоверение с печатью. В нем говорилось, что лейтенанту Кунину Н.А. с командой, после выполнения задачи разрешается движение к Москве, в район дислокации части. Если бы этого документа не было, то наш батальон потерял один взвод, нас отправили бы на укомплектование стрелковых частей. Такое было время.
Потом на нашем пути встретилась старушка с котомкой за плечами (тоже шла в направлении Москвы), врезались в память её горькие слова в наш адрес: «Куда вы отступаете, на кого вы нас оставляете, мы для Красной Армии ничего не жалели, как вам не стыдно?» Ни один солдат, обгоняя её, не ответил ни одним словом, только большинство из них опустили головы. Это для нас тогда был своеобразный 2-й заградотряд.
Постоянно видели большое количество москвичей при строительстве оборонительных сооружений (противотанковых рвов, надолбов), в большинстве случаев это были женщины и подростки с лопатами и носилками в руках. К окраинам Москвы мы приблизились поздно, над городом стояла уже ночь.
Трагично и «зрелищно» было тогда наблюдать за московским небом ПВО. Множество пересекающихся лучей прожекторов, которые выискивали самолёты противника, а когда находили, эти лучи преследовали их. Резкими манёврами противник пытался уйти от этого сопровождения. Гул в небе перемешивался с завыванием немецких самолётов и рокотом наших истребителей, грохотом зенитных орудий различных по тональности звуков в зависимости от калибра и расстояния от нас.
Недалеко от нашей дороги мы видели слаженные действия прожектористов и орудий зенитчиков, среди которых было не мало женщин. Град зенитных осколков глухо падал на землю и с резким звуком на крыши подмосковных домиков. В тот момент эти осколки представляли опасность, когда падали вблизи от нас. И раньше на фронте нам приходилось видеть работу ПВО, но такую мощную и слаженную мы увидели впервые под Москвой. Всё это внушало нам, что наступает начало конца безнаказанности действий фашистской авиации.
4. С 22.06.1941 по 1942 год одной из основных задач, которые решали части наших войск, были заградительные работы на железнодорожных объектах. Как менялся в этот период характер заградительных работ, особенно с приближением противника к Москве?
Вопрос этот большой. Остановлюсь только на изменениях характера заградительных работ. Действия наших войск в этот период находились в прямой зависимости от общей оперативной обстановки на фронте. Мы видели и чувствовали, что с каждым днём, неделей и месяцем оборонительная пружина Красной Армии сжималась и напрягалась и соответственно этому менялся и характер заградительных работ.
Юго-Западный фронт. Война для нашей части началась от границы с Румынией. Самым трудным для нас был период первых дней, первых месяцев войны, когда приобретался опыт во всём: в производстве заградительных работ, в техническом прикрытии, в обстрелянности личного состава.
В самый начальный период противник воздействовал на нас не только количественным превосходством своей военной техники, но и своим коварным оружием – распространением паники диверсантами, когда на наши головы сбрасывались с самолётов не только бомбы но и провокационные листовки.
Руководством к действию была для нас речь И.В. Сталина от 03.07.1941 г. – всё должно уничтожаться, ничего не оставлять противнику. К этому мы стремились, хотя не всё нам удавалось.
Особенностями заградительных работ этого периода были:
- работы зачастую проводились без подготовительного периода. Основным способом заграждения было подрывание;
- решение на приведение заграждения в действие приходилось принимать самим. С вышестоящими общевойсковыми штабами в большинстве случаев связаться и получить распоряжение на приведение заграждения в действие не удавалось;
- для выяснения и уточнения обстановки, для определения места нахождения противника часто приходилось самим высылать разведку.
Самым трудным и ответственный момент – это принятие решения командиром на приведение заграждения в действие. Раньше времени взорвешь – у командования возникали вопросы, а как будут эвакуироваться ценные грузы и снабжаться боевые части? Это тянуло на вредительство и попахивало трибуналом, да и командиры боевых частей очень болезненно воспринимали взрывы в своём тылу. Запоздаешь привести заграждение – не выполнишь боевую задачу в полном объёме, а боестолкновения с хорошо вооружённым противником приводили к неоправданным потерям среди личного состава.
Когда наша бригада была переброшена на Западный фронт, на Московское направление, к этому времени гитлеровская военная машина начала пробуксовывать, но враг по-прежнему был силён и коварен. Один из самых первых наиболее ощутимых ударов в тот период противник получил под Ельней. Соответственно этому изменялся и характер наших заградительных работ.
1- й участок для заградительных работ на Западном фронте 2-я рота получила: Бабынино – Воротынск – Тихонова-Пустынь. Западную часть участка, начиная от фронта (Бабынино с прилегающими перегонами) прикрывал мой 2-й взвод и 4-й взвод лейтенанта Шилкова. С нами находилось управление роты во главе с командиром роты старшим лейтенантом Богачёвым. Здесь у нас уже было достаточно времени на подготовительные работы по заграждению.
При заграждении в Малоярославце нам впервые удалось иметь своего связного в общевойсковой дивизии, который мог доставить нам пакет на приведение заграждения в действие.
Эти оба участка постоянно подвергались массированным налётам авиации противника (по 12-18 самолётов, иногда по несколько раз в день. К этим бомбёжкам мы тоже стремились приспособиться и противопоставляли им свою тактику. Будет не совсем правильно говорить, что к бомбёжкам мы начали привыкать. Но чтобы выжить, избежать потерь, начали к ним приспосабливаться. Пришлось вырабатывать свою индивидуальную тактику противодействия и требовать выполнение этого от подчиненного личного состава.
Противник кроме бомб сбрасывал провокационные листовки с различным содержанием. Сбрасывал за сутки листовки, что очередной налёт будет произведён в такое-то время. Этим враг стремился деморализовать нас, надломить моральный дух, подчеркнуть свою немецкую пунктуальность и неизбежность нашего поражения. Жители при станции Бабыкино построили для себя примитивное бомбоубежище. И однажды произошло прямое попадание в убежище, которое было заполнено женщинами и детьми, все погибли. Нашему личному составу пришлось извлекать из завала и обломков трупы погибших.
Несмотря на частые бомбёжки в Бабыкино, Тихоновой-Пустыни, Малоярославце потерь среди личного состава нашего подразделения не было. К бомбёжке невозможно привыкнуть, с приближением налёта и воя Юнкерсов или Хейнкелей, нелегко становилось на душе, подкрадывалась мысль, что эта бомбёжка может быть последней. Опыт подтверждал, что кто проявлял трусость, того бомбы часто и настигали.
Тактика была простая, с момента разворота самолёта на боевой курс, внимательно наблюдали не только за самолётом, но и за открытием бомболюков, отрыва бомб от самолёта и их траекторией. За эти считанные секунды надо было мгновенно оценить обстановку – куда может упасть бомба, с недолётом или перелётом? А если видишь, что она летит на тебя, делаешь мгновенный бросок в ближайший ров или воронку, падая ложишься лицом вниз. Были случаи и приходилось быть засыпанным землёй. Хуже было зимой, когда на тебя падали с большой высоты мерзлые комья земли. Всё это помогало избегать потерь, особенность была в том, что солдат перед налётом старался не находиться в помещениях и убежищах.
Парадоксально, но ещё хуже налётов на нас действовала тишина, день, другой тишины был признаком приближения больших неприятностей. Если противник прекратил бомбёжки, это значило что он обошел нас и мы находимся в его тылу.
Боевой опыт приобретали не только воины на фронте но и работники железнодорожного транспорта. Более сложными и более мужественными во фронтовой полосе были случаи поединков машинистов паровозов с немецкими самолётами. Машинист был привязан к ж.д. путям, и мог двигаться только вперёд и назад. Поэтому машинисты выезжая с эшелонами на перегон, не только зорко смотрели за состоянием пути, но и бдительно наблюдали за воздухом.
В самый начальный период войны, машинисты локомотивов при налёте самолётов останавливали состав и сами укрывались на местности. Противник в первую очередь стремился вывести из строя паровоз и это ему легко удавалось. С появлением опыта тактика изменилась. Когда к привычному стуку колёс поезда начинал примешиваться сначала едва различимый, потом нарастающий вой самолётов, состав увеличивал скорость движения. Появление первого самолёта над эшелоном – резко сбавлял ход с торможением. Паровоз гудит непрерывно, оповещая о налёте, личный состав валиться с ног при резком торможении. Падают первые бомбы, командиры дают команды, солдаты прыгают вправо и влево по ходу рывками останавливающегося эшелона и бегут в поле. Самолёты отбомбившись уходят, к эшелону стягиваться солдаты, раненым оказывается помощь. Этой тактикой машинисты выматывали немецких лётчиков, имеющих большую скорость, да и низко летать им не давали пулемёты ПВО эшелона.
Часто нам приходилось подвергаться бомбёжкам при перевозке ж.д. транспортом. Это даже опаснее, чем в пешем порядке, когда сидишь не на платформе а в крытом вагоне, слышишь завывания самолетов и звуки разрывов бомб, ничего не видишь, ожидая прямого попадания или очереди из пулемётов по крыше вагона, и ничего не можешь предпринять – это очень страшно. Поэтому наш солдат мог безошибочно определять по звуку самолёты противника по маркам.
Как стало известно сейчас, участок фронта в районе Малоярославца был тогда наиболее опасным. Тогда же там у меня произошла незабываемая встреча с бывшим Начальником Московского военно-железнодорожного училища генералом Зеленцовым, которого сопровождали несколько старших офицеров. Это был обаятельный человек и хороший организатор, крупный военный специалист. В то время он уже работал в Центральных органах ВОСО. В годы Гражданской войны комбриг Зеленцов воевал вместе с командармом С.М. Буденным, хорошо его знал. Увидев меня, заулыбался и подходя сказал: «Вот мой воспитанник, жив ещё!» Этими словами была выражена сложность и опасность обстановки на этом участке фронта. Расспросил меня о делах, я ответил на вопросы, а сам удивился, как генерал смог меня узнать, таких как я у него были сотни.
Генерал перед нашим взводом поставил задачу – вывести два бронепоезда, которые находились на разрушенном противником ж.д. участке за Малоярославцем.
После окончания заградительных работ в районе Малоярославца наша рота вместе с батальоном была направлена под Москву. Сначала мы занимали участок под Наро-Фоминском, потом нашу роту перебросили на другую сторону Москвы – под Крюково, а потом под Яхрому (сама Яхрома была занята противником а наша рота находилась на ж.д. станции). А перед самым переходом в наступление наших войск мы были опять возвращены в Наро-Фоминск.
5. Чем отличался характер заградительных работ под Москвой?
Хотя мы и вели подготовительные работы, имели в достаточном количестве взрывчатые вещества, но по настроению и действиям начальников мы чувствовали, что приводить заграждение в действие нам не придётся. Готовящейся переход наших войск в контрнаступление под Москвой, проходил при строгом соблюдении государственной и военной тайны. Мы тогда только могли догадываться и предполагать предстоящее грандиозное сражение под Москвой.
Главная наша тогда задача состояла в техническом прикрытии – восстановлении ж.д. объектов, повреждённых бомбёжками и артиллерийским обстрелом противника. Наро-Фоминск был занят противником, а по другую сторону небольшой речушки Нары вместе с пехотными частями находилась и наша рота. Через эту реку мы видели одиночных немцев, которые перебежками передвигались по окраине разбитых домов города вдоль речки, на их головах были пилотки с опущенными клапанами – уже стояли первые заморозки.
Командир нашей роты проявил инициативу – дал нам распоряжение на разборку участка пути, который примыкал к противнику. В это время к нам прибыл комиссар батальона майор Ярмоленко и в нашем присутствии отменил решение командира роты, приказав вновь уложить разобранный путь. Мы поняли, что командование заинтересовано в исправном ж.д. пути.
Перед самым переходом наших войск в наступление и под Наро-Фоминском, и под Крюково мы обратили внимание на относительное таинственное затишье с обеих сторон. Когда мы следовали из Яхромы в Наро-Фоминск, мы видели вдали на поле передвижение танков противника и солдат. На своём пути мы встретили наши стоящие зенитные орудия, повёрнутые стволами в сторону наземного противника, но из них не стреляли. Это было затишье перед бурей.
А 6 декабря 1941 г. под Москвой грянул долгожданный бой, наши войска перешли в наступление, наш батальон приступил к восстановлению ж.д. участков освобожденных от противника.
Когда битва за Москву была завершена, немцы отброшены от стен города на 150-300 км наступила весенняя распутица, наступление приостановлено. Фронт стабилизировался, обе стороны перешли к позиционной обороне.
Наш 64 оспждб расположился под Сухиничами, мой взвод занял участок от ст. Барятинская до ст. Занозная, которая продолжала оставаться в руках противника. Здесь мы решали задачи по техническому прикрытию и производили подготовительные работы по заграждению. Впервые нами было применено массовое сплошное минирование ж.д. участков. Все путейцы моего взвода были переквалифицированы (переучены) в минёров. С целью сохранения военной тайны работы производили в ночное время, места установки мин тщательно маскировались.
Противник начал разбирать верхнее строение пути для строительства блиндажей и командных пунктов. Для исключения дефицита материалов при восстановлении ж.д. направлений, наша рота получила задачу на разборку и накопление материалов с второстепенных веток и подъездных путей. Пришлось подготавливать личный состав в работе под огнём противника: отрабатывались нормативы по забивке костылей и расшивке пути лёжа. После подготовительных работ мы приступили к выполнению поставленной задачи. Как скрытно в ночное время мы не стремились выполнить её, но противник по звукам отлично определял ведение работ. Над нашими головами начинали лететь трассирующие пули, а вокруг разрываться миномётные разрывы. Всё это сопровождалось пусками осветительных ракет. Данная задача выполнялась в июне 1942 г. в течении трёх коротких ночей.
Это верхнее строение пути (рельсы со скреплениями) потом использовалось на техническом прикрытии для восстановления разрушенных противником ж.д. участков при воздушных налётах и артобстрелах.
В тот период перед взводом стояла одна из важнейших задач – подготовка снайперов и их действие на нашем участке фронта. Мы получили винтовки с оптическими прицелами и приступили к выполнению поставленной задачи. По документам и фактически в 1942 г. снайперами моего взвода уничтожено 100 гитлеровцев, в том числе восемь лично мной.
С особым уважением вспоминаю командира нашего 64-го батальона, в тот период молодого капитана Коломенского Тихона Матвеевича, только что окончившего Ленинградскую Военно-Транспортную академию и прибывшего в нашу часть (с 26.02.1941 г. по 22.03.1942 г Прим ИМЗ). Он командовал в тот период, когда наш батальон принимал участие в обороне Киева и в битве за Москву. Мы были задействованы в обороне Крюкова на Днепре (Крюков – правобережная западная часть Кременчуга). Об этом трудном эпизоде истории нашего батальона надо остановиться отдельно, хотя он и не связан с обороной Москвы.
В августе 1941 г. наша 2-я рота батальона к этому периоду прошла по дорогам войны многие километры. Получили боевое крещение и приобрели фронтовой опыт по заграждению и техническому прикрытию ж.д. Наша часть принимала участие в уничтожении десанта противника па подступах к Киеву. В Крюкове на Днепре мы впервые столкнулись с совершенно новой обстановкой. Нам предстояло выполнить сложную и ответственную задачу на правобережье Днепра по заграждению ж.д. участка, при этом мы знали, что путей отхода у нас может и не быть – позади Днепр с разрушенными мостами. Впереди наступали превосходящие силы противника, на помощь нам рассчитывать не приходилось.
Рота расположилась в кустарнике непосредственно на берегу с незначительным рассредоточением взводов. Разрывы снарядов противника происходили на правом и левом берегах, когда попадали в реку поднимались столбы воды. У нас были отрыты небольшие окопы, так как грунтовые воды не позволяли углубиться. Это несколько предохраняло от осколков. Больше хлопот было у старшины роты с конским составом в их защите.
Настроение у личного состава было не из весёлых. Стали уточнять кто и как может плавать, на всякий случай, что оставлять из вещей в обозе и какую минимальную экипировку следует взять с собой.
Командир роты капитан Масюк собрал нас – командиров взводов и довёл до нас обстановку, поставил перед нами задачу на подготовку в течение часа для переправы роты на катерах на западный берег в Крюков. Посоветовавшись с нами, он принял решение: тыловое хозяйство – повозки и кухню с собой не брать, с ними остаётся старшина роты. Каждому солдату и всем командирам на руки был выдан сухой паёк на трое суток и по два боекомплекта боеприпасов. Для выполнения задания из четырёх взводов роты было отобрано в пределах 80% личного состава, наиболее способного справиться с этой сложной и ответственной задачей.
С наступлением темноты мы приступили к переправе на западный берег. Загружались на два небольших катера, которые до этого в ночное время были задействованы для переправы местного населения из Крюкова в Кременчуг. Противник продолжал методически обстреливать наш район. Солдаты до предела были напряжены, стремились четко выполнять команды, не упуская из вида недолёты и перелёты снарядов.
После загрузки отчалили от берега, с волнением отсчитывая минуты и оставшиеся метры до берега. Противник просто стрелял методически по квадратам. Подошли к берегу и солдаты начали прыгать в воду, переправа была завершена, к 11 часам ночи мы сосредоточились в районе ж.д. вокзала Крюкова. Улицы были пусты, не видно ни одного огонька в окнах, только на берегу реки находился народ с намереньем переправиться в Кременчуг.
В этой обстановке время работало на противника. С наступлением рассвета гитлеровцы могли нам не дать выполнить задачу, поэтому рассчитывать приходилось только на тёмное время суток.
В этот момент мы не располагали никакими сведеньями о противнике, слышали разрывы снарядов и мин, хотя чувствовали, что он рядом.
Рота приступила к работам по заграждению, на дрезины с прицепами были загружены взрывчатые вещества, на ж.д. платформу путеразрушитель «Червяк», прицепили паровоз серии «Э».
А перед этим ротный поставил задачу командиру 3-го взвода младшему лейтенанту Семкину с небольшой командой на дрезине с прицепом выехать в западном направлении на разведку. Была поставлена задача – установить место нахождения противника, установить границу неразрушенного ж.д. участка. На прицепе установили станковый пулемёт. По докладу Семкина удалось продвинуться чуть более 10 км, когда от здания казармы обстреляли дрезину из автоматов. Он ответил пулемётным огнём и возвратился в Крюков. Медлить нам с выполнением задачи было нельзя – приближался рассвет.
Начали медленно продвигаться, тишину нарушал только шум паровоза – мишень для противника хорошая. Светало. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не звено наших самолётов. На пересечении с нами, в направлении Онуфриевки, приближались на малой высоте самолёты. Мы остановили движение и рассредоточились на местности, думая что это самолёты противника, пока не увидели звезды на крыльях. Один из самолётов покачал крыльями, привлекая наше внимание, потом ведущий открыл пулемётный огонь куда-то впереди нас, показывая что фашисты рядом, нужно нам возвращаться.
Через минуту звено наших самолётов начали бомбить врага впереди нас. Фашисты открыли по самолётам огонь из пулемётов и зенитных орудий. По разрывам мы определили, что противник находится слева от ж.д. (с южной стороны) на удалении одного километра. Мы немедленно приступили к заграждению, один путь взрывали, а второй разрушали путеразрушителем.
Как только мы начали работы, противник открыл по нам огонь. Выполняли заграждение внимательно прислушиваясь к разрывам снарядов и мин, то и дело прячась в кювете от близких попаданий. Возникла опасность подхода пехоты немцев по кустам с правой стороны по ходу нашего движения. Поэтому правую нитку ж.д. пути подрывали толовыми шашками с таким расчетом, чтобы осколки рельс летели направо по кустам. Левую ветку разрушали «Червяком», при этом часто приходилось останавливаться для заправки выскочившего путеразрушителя, всё это под огнём противника. В момент остановки противник усиливал огонь, только мастерство солдат и сержантов позволяло выполнять задачу.
После вывода из строя паровоза мы и второй путь начали подрывать. Интенсивность огня противника возрастала, появились раненые, но самой тяжёлой была гибель нашего командира роты. Капитан Масюк погиб от осколка артиллерийского снаряда, командование ротой принял командир 1-го взвода ст. л-нт Богачёв.
При подходе к станции Крюково мы увидели впереди себя цепь людей, расположенных в окопах неполного профиля с винтовками, когда мы выезжали со станции вообще никого там не было. Оказалось что это ополченцы, занявшие позицию у Крюково. Командира ополченцев мы предупредили о близком противнике.
На станции взорвали стрелочные переводы, главные пути, водонапорную башню с гидроколонками и другие объекты. Задание командования было выполнено. После этого я получил от командира роты ст. л-та Богачёва задачу возглавить переправу роты на восточный берег Днепра. Примерно 40% личного состава уже было переправлено, когда получили сообщение, что весь наш батальон уже переправился на правый берег через Днепр в другом месте и сосредоточился в Крюково, с задачей обороны города. Пришлось опять переправлять весь личный состав назад.
Спешно стали готовиться к отражению атак противника, который превосходил нас и в силах и средствах, особенно в артиллерийском и миномётном вооружении. Нашему батальону было придано только две 45 мм пушки, противотанковых гранат не было, только бутылки с зажигательной смесью. Пришлось использовать обычные мины от миномёта, без взрывателей, детонатор вставляли в гнездо взрывателя с короткой огнепроводной трубкой. Это малоэффективное средство против бронированных целей, давало кучу осколков поражая пехоту, хотя было довольно опасно для того, кто его использовал. Обстановка заставляла применять всё, что было под рукой.
Окопы рыли обычными штыковыми лопатами, благо их нашли в городе много. Оборонительная позиция моего взвода проходила по кладбищу, которое находилось за пределами города. Главное стрелковое вооружение – штатная трёхлинейная винтовка Мосина.
Наша рота на этом пятачке плодородной полтавской земли находилась около 4-х суток, батальон стоял в обороне менее трёх суток. Дивизия народного ополчения состояла из 3840 человек, в её состав входило три полка, кроме нашей части.
В ночь с 5 на 6 августа в районе Острой Могилы, что недалеко от Крюкова, ополченцы вместе с бойцами Красной Армии вступили в первый бой. В результате боестолкновения они не только остановили врага, но и потеснили его в направлении Онуфриевки, нанеся потери в живой силе. Враг 7 августа подтянул свежие силы и возобновил наступление. Ополченцы на подходах к Крюкову остановили продвижение фашистов и контратаковали врага. Наша дивизия не давала выйти противнику к Днепру, где проводилась эвакуация раненых и населения на левый берег.
Тяжелые потери несли и ополченцы, были ранены командир дивизии А.С. Платухин, начальник штаба А.М. Мачула, немало командиров и бойцов. Враг 9 августа перешёл в наступление, вынудив ополченцев отойти к станции Крюково. В это время и переправился наш 64-й батальон в помощь дивизии.
Но тут поступил приказ о переброске нашей 1-й ж.д. бригады на Московское направление. Часть нашего батальона нужно было срочно переправить через реку, погрузить в эшелон и отправить на Западный фронт. Встал вопрос – как это выполнить без потерь? Враг обнаружив отход примет все меры по уничтожению личного состава. Тут надо отдать должное нашему командиру батальона капитану Коломенскому Т.М., еще при переправе на помощь ополченцам, зная что существует диверсионная сеть среди местного населения, он переименовал наш батальон в 1-й Крюковский народно-революционный полк, для дезинформации противника. Когда же нам пришлось готовиться к переправе назад на восточный берег, то он придумал как отвлечь врага от переправы через Днепр. Весь батальон скрытно сосредоточился на берегу реки, а наша рота осталась. Мы получили путевой инструмент, и ночью стали имитировать восстановление ж.д. путей, якобы для наступления на противника. Делали это достаточно громко, пока наш батальон грузился в баржу. Наша рота прибыла на погрузку в последнюю минуту. Перегруженная баржа медленно отошла от причала, тянули её два слабых катера, еле справляясь с течением. Немцы беспорядочно обстреливали реку из минометов и артиллерии, иногда разрывы близко ложились от нашей баржи, появились раненые от осколков. На том берегу нас уже ожидали ж.д. вагоны для погрузки части и отправки на Московское направление.
6. Одной из характерных черт нашей Армии – это её единство с народом. Могли бы Вы привести примеры о помощи Вам местного населения на фронте?
Хотелось ответ на этот вопрос начать с первой фронтовой осени и зимы. Это был наиболее трудный период для нашего народа и Красной Армии. Страна была занята перебазированием промышленных объектов на восток, в сжатые сроки вводила их в эксплуатацию, обеспечивала необходимой боевой техникой и вооружением фронты. Казалось бы стране не до вопроса, в чем мы одеты, но с конца ноября все фронтовики были обеспечены зимней формой одежды и обувью. Народ ничего не жалел для армии, шел нескончаемый поток посылок для бойцов фронта.
Немецкий генерал Гудериан жаловался Гитлеру, что его танковая армия из-за плохой работы разрушенных железных дорог так и не получила зимнего обмундирования под Москвой, когда наступили морозы.
Западный фронт, октябрь 1941 г. Во время подготовительных работ по заграждению станции Бабынино и прилегающих перегонов, мне стало известно, что несколько молодых учителей из школы в Бабынино, по заданию партийных органов были подготовлены и оставлены для работы в тылу врага.
После приведения заграждения в действие участка Бабынино – Воротынск, на следующий день мне была поставлена задача комбатом – возвратиться в Бабынино и разведать данные о противнике. Для выполнения этой задачи я включил в свою группу: сержанта Сидоренко, ефрейторов Сафонова, Розонова, Бибик и красноармейцев Тимофеевых (двух братьев). В разговоре с ними решили, что если попадём в сложную обстановку – биться будем до конца. Всем выдали по дополнительному боезапасу патронов и по две гранаты РГД, а я кроме пистолета взял винтовку и тронулись в путь.
При подходе к станции Бабынино увидели сгоревшее зернохранилище и большую гору дымящегося, обгоревшего зерна, возле которого было много народа. Некоторые были с повозками, люди набирали зерно и развозили по домам. В стороне стояла знакомая нам учительница Тихонова Е.А. вместе с женщинами, она увидев нас удивилась: «Как вы здесь оказались? В Бабынино уже немцы!». От нее мы получили подробную информацию о противнике, после дополнили её своими наблюдениями. Выполнив задание стали возвращаться, немцы продвигались сплошным потоком с левой стороны ж.д. в направлении Москвы, шло много техники. Иногда приходилось прятаться в балки и рвы, чтобы незаметно пройти рядом с пехотой фашистов. По возвращению всё доложили командиру роты.
Заградительные работы на всём участке включая ж.д. узел Тихонова-Пустынь были завершены. Мы приступили к совершению марша в район Малоярославца.
После бессонных нескольких ночей бойцы начинали на марше засыпать на ходу. Смотришь, а сосед идет с закрытыми глазами, начиная, или отставать, или натыкаться на идущего впереди, перебить этот сон на ходу удавалось только прикорнув минут на 30-40, что не часто позволяла обстановка.
Когда вышли за пределы Тихоновой-Пустыни все основные дороги сзади нас были уже заняты противником. В одной из деревень Калужской области мы оказались поздно вечером, и жители посоветовали нам продвигаться в сторону Калуги болотами, так как на дороге были замечены немецкие дозоры на мотоциклах. Один из местных жителей в возрасте, примерно лет 65, предложил провести подразделение через болота. С палкой в руке он шел впереди нас с командиром роты Богачёвым. Шли по болоту почти всю ночь, по колено, а в некоторых местах и по пояс в воде, солдаты сильно устали. Красноармеец Никитин спросил у меня, а не заведет этот «Сусанин» к немцам? Но он был настоящий патриот, каких на фронте я встречал не мало. При выходе из болота мы поблагодарили этого человека, жалко что фамилию так и не спросили, да и не нужно нам было её знать – он оставался в тылу у врага.
7. Могли бы Вы привести какой-либо необычный эпизод из фронтовой жизни?
На фронте часто приходилось видеть полёт трассирующих пуль в ночное время - пуля обычно летит по прямой, с небольшим снижением по траектории. Не один раз немецкие самолёты нас обстреливали из пулемётов, но однажды полёт пуль меня удивил. Это было на Юго-Западном фронте в июле 1941 г. после выполнения задачи по заграждению. Мы совершали марш на новый участок, прошёл хороший дождь, стояли большие лужи в траве. Звено Юнкерсов возвращалось из нашего тыла, летели на небольшой высоте. Бомб у них уже не было, но патронов хватало, они обстреляли нас под углом 45-60 градусов. После этого мы видели не только брызги от падающих пуль но и шипение, и зигзагообразное перемещение пуль в лужах около наших ног. Почему пули зигзагами двигались в воде никто толком объяснить не мог, правда только один солдат получил лёгкое ранение.
Второй случай был связан с котом, это было в Барятинской в 1942 г., когда фронт стабилизировался. От частых артиллерийских обстрелов мы бывшую старую одноэтажную кирпичную казарму дорожного мастера с толстыми стенами, превратили в убежище - ДОТ из двух ярусов. В толстых стенах оборудовали бойницы, окна заложили мешками с землёй, пол разобрали. Углубили низ в подвале, перекрыли шпалами и землёй сверху. Когда снаряды падали рядом опускались вниз в укрытие, все стены снаружи здания были посечены осколками.
Наш район, в котором находился состав взвода и убежище постоянно обстреливался бронепоездами противника со стороны станции Занозная. Сначала доходили до нас звуки выстрелов орудий, потом свист приближающихся снарядов, после этого разрывы. С нами жил бездомный кот, который первый улавливал в массе других звуков выстрелы со станции, предназначенные для нас. После этого он сломя голову вырывался из рук бойца и бежал в убежище. Солдаты знали это и стремительно бежали за котом в здание, или прятались в канавы, кто не успевал, получал ранение. За это наш кот-слухач стоял на довольствие фронтовой кухни.
В заключении хочется отметить добрым словом тех, кто пережил наиболее трудные моменты войны, мужественно защищал Москву, внес в это дело свой наиболее достойный вклад: капитан Масюк – командир нашей 2-й роты погиб в 1941 г. в Крюкове на Днепре, старший лейтенант Богачёв, лейтенант Шилков, младший лейтенант Семкин, сержанты Сидоренко ( командир 1-го отделении награждён орденом «Красная Звезда» снайпер), Белоконь, Епифанцев, Розонов, ефрейторы Сафонов, добряков, Новожилов, Розонов, Бибик, красноармейцы Никитин, Табачников, Синицин, Даутов (погиб в 1942 г. в районе Барятинской), Павлов, Сингалиев (в 1942 г. переведён в танковые войска), Иванник и многие другие.
Полковник в отставке Кунин Н.А.
23 ноября 1986 г.
Архив Историко-Мемориального зала ЖДВ
В. Петропавловский. Март 2023 г.