Глава 19
Искупление
Как пережить горе? Разве есть рецепт? Вряд ли. Сколько существует человек на земле, столько же рядом с ним, почти рука об руку идёт горе, готовое в любой момент накрыть с головой. И нет ни маленького, ни большого горя, а есть состояние, которое отбирает силы, ломает психику, а иногда лишает жизни. И столько же времени люди ищут универсальное лекарство, чтобы облегчить свои и чужие страдания. Много уже чего выдумали, и наркотики, и духовные практики, и экстрим, и путешествия, о забыла самое древнее – религию. Иногда какое-нибудь из них может притупить душевную боль на время, только убрать навсегда ничему не под силу. Только смерть, наверное, очищает душу от горя. Наверное, потому что никто ещё не возвращался и не рассказывал, но из Священного Писания следует, что в раю все душевные боли проходят, на то он и рай. А до тех пор, терпеть и терпеть.
Эгрим спал двое суток подряд и не потому, что не высыпался физически, а подсознательно не хотел просыпаться, чтобы не помнить о Луизе, о её смерти и, самое главное, не помнить, что причиной всего был он, виноватым был он один. Как ни старалась Ксавия разбудить его, сон цепко держал молодого человека в своих бесчувственных руках. Наконец, ведьма не выдержала, набрала ушат ледяной воды из горного источника, прочитала молитву и вылила на бедолагу. Это возымело действие, Эгрим подхватился и открыл глаза. Ледяной душ пробудил защитные силы и обострил чувства. Подсознательная блокировка отключилась перед лицом физической опасности для организма - переохлаждения. На это и рассчитывала старуха.
- Вот, голубчик, и хорошо, - улыбнулась она. – На всякую хитрость природы у разумного человека есть своя хитрость.
- Какой же здесь разум, заморозить человека? - ворчал Эгрим, вытираясь поданным ею полотенцем.
- Идём за стол, а то ты умрёшь с голоду из-за своих страданий, и хотелось бы услышать рассказ о тебе более подробный, чем одно имя, конечно, если ты в состоянии.
- Я расскажу. Я так многим вам обязан, и доверяю вам безгранично. Но история моя будет тяжёлая и даже опасная.
- Да, поняла уже, иначе бы не отключался так надолго. Ничего, я стерплю, может и помочь смогу, а другим знать незачем. Хельги несколько дней не будет, тетка вознамерилась выдать её замуж, увезла в Вену на смотрины. Бедная девушка.
Она внимательно посмотрела в лицо Эгрима, ожидая бурной реакции, которая бы показала его отношение к её названной внучке. А он и не дёрнулся, будто и не слышал, или его это совсем не интересовало. Ксавия вздохнула, бедная девочка, она горит чистой любовью и не взаимно, не повезло. «Ладно, не моё это дело, сами разберутся. Хельга – сильная натура, никакое горе её не сломит».
Они сели за ужин. Эгрим оголодал, поэтому ел быстро, не перебирая, аж за ушами трещало. Опустошив тарелки и насытившись, поблагодарил старушку, отёр губы салфеткой и задумался.
- Ну, что, милок, может начнёшь рассказ, спать ведь не хочется.
- Не хочется, только не знаю с чего начать.
- А ты начни сначала. Кто ты такой есть? Я так понимаю, барон, но кажется, не очень настоящий, не похож ты на баронского отпрыска, Ваша Светлость.
- Ваша правда. Я – подкидыш…
И рассказал Эгрим лекарке всю свою жизнь, то, что знал о себе, потому что до момента появления в люльке монастыря, он не помнил ещё себя, а значит истинное происхождение было ему неизвестно. Было уже далеко за полночь, точнее сказать перед рассветом, когда он наконец-то умолк.
Последняя глава его несчастной греховной жизни была обильно полита его слезами. Не о себе он плакал, душа рыдала о Луизе. Сейчас в голове мужчины не укладывалось, как он мог поднять на неё руку, почему? Он не пытался оправдаться, повернуть всё так, мол, был невменяем, не помнил себя, хотя так в сущности и было. Наоборот обвинял только себя, будто Луиза и не изменяла ему, и не издевалась над его верованием, не предала его любовь, и вообще, не оказалась не той, кем он её считал.
Глубокая печаль морщинами прорезала лоб молодого мужчины, щёки моментально запали и побледнели. Он страдал, и страдания эти были не шуточные. Ксавия уже видела, как такая не проходящая душевная боль изнутри съедает человека. Она безошибочно определила нового кандидата в смертельно больные. И самое плохое в этом, что помочь она ему не сможет. Не такая у него натура, чтобы можно было заговором притупить его память и усыпить душу на время, потому что только времени под силу излечить его рану.
Нет, он слишком необычный человек, развитый от природы, скорее всего очень талантливый, но потерявший свой талант, вернее способность его выразить – голос. Хотя талантливый человек всегда может найти сферу реализации, если конечно будет искать. Эгрим вряд ли будет искать. Скорее всего его ждёт боль, мытарства, самоедство и покаяние. Хотя последнее тоже будет непросто, сначала он должен вернуться к Богу, а путь к такой, как у него была, истинной вере теперь будет долгим и болезненным.
«Куда не кинь, везде клин» - вздохнула Ксавия. Но мысли мыслями, а ей нужно было как-то успокоить его хоть немного.
- Эгрим, я знаю, что тебе больно и тяжело разговаривать, даже дышать, но поверь – и это пройдёт. Ты мне веришь?
Он кивнул, не поднимая глаз.
- Тогда слушай внимательно, ты не виноват в её смерти, не виноват, так сложилось. Я долго живу и видела разное, иногда самое страшное происходит против нашей воли. И назад ничего уже не вернуть, а жить достойно необходимо.
- Нет! Нет! – закричал Эгрим страшным голосом, - именно я виноват! Как я теперь смогу жить достойно? Мне нужно сдаться властям, понести наказание, хотя разве это поможет вернуть мою любимую? Как я смогу ходить по земле, когда вот эти руки (и он затряс сжатыми кулаками над головой) забрали её жизнь? Меня лучше убить теперь.
Ксавия отшатнулась. Она предполагала, что он в отчаянье, но, чтобы в таком… Даже эти мысли начнут процесс уничтожения организма на физическом уровне, ибо наши мысли материальны. Всё гораздо хуже, чем она думала. Не пережитое, вовремя, потрясение бьёт с удвоенной силой. «Как же тебе помочь?» - думала она, вытирая слезы на своих щеках белой тканевой салфеткой.
- Эгрим, пообещай мне, что ты не лишишь себя жизни никогда. Пообещай!
- Конечно, нет. Я верю в Бога, разве могу я взять на душу ещё такой грех? Но просить смерти не перестану, уж извините.
«Ну, да, пусть пока будет так. А там посмотрим,» - подумала лекарка, поднимаясь.
- И ещё, если ты собираешься уйти, я не пущу. Наберёшься сил, тогда. Я ведь так много сделала, чтобы спасти тебя, помнишь? Ты мне должен. Отплати послушанием.
- Хорошо. Спасибо, что можно остаться, мне какое-то время нужно подумать.
Ксавия пошла за ширму спать. Эгрим сидел, обхватив голову руками, будто она вдруг стала тяжелая для его сильной шеи. А за окном разгорался день. Солнце бросало косые лучи на молодую травку, разглаживало листочки и принималось украшать цветами землю перед Пасхальными праздниками.
Эгрим вдруг подумал, каким счастливым был Иисус, ведь он принял такие мучения на кресте, даже не согрешив, он сейчас бы поменялся с ним без раздумий и с радостью. И не ради того, чтобы избавиться от невыносимой душевной боли, а ради искупления. Но в то же время, он хорошо понимал, кто он и кто Сын Божий.
Когда поспав около двух часов, Ксавия пробудилась и вышла из-за ширмы, Эгрим так и сидел, склонив седую голову на руки, бодрствуя в задумчивости.
- Ты сможешь покормить животных? – спросила она тоном, не предполагающим отказ. Он утвердительно кивнул, поднялся, оделся и пошёл к сараям.
Ксавия стала хлопотать у печки с обедом и отварами для успокоения пациента. Она почти не верила, что они помогут, но бездействовать не могла, молодому человеку нужна была помощь немедленно.
Потянулись однообразные дни скорби и печали. Эгрима не радовали праздничные мессы, хотя он посещал их вместе со всеми. Садился в дальний угол, открывал миссало и читал, еле шевеля губами то, что остальные верующие с воодушевлением пели. Но он ни разу не пошёл на исповедь и не причастился, справедливо полагая, что такой грешник, как он не достоин Священных Даров. Ксавия хоть и выполняла всё, предписанное верующему, но без особенного рвения и под неизменно косыми взглядами прихожан, ведьма как ни как. Она замечала состояние Эгрима, но не заводила с ним разговоров о вере, полагая, что придёт время, и он сам вернется в лоно церкви.
Настали теплые, а иногда и жаркие летние дни. Работы прибавилось. Лекарка теперь с утра до вечера пропадала в лесу, собирая разные травы в местах, ей одной ведомых. Эгрим оставался дома сам на сам целыми сутками. Такое одиночество было ему в тягость. Он ловил себя на мысли, что скучает по своей веселой подружке Хельге. Когда она вернулась из смотрин, у него как раз был пик кризиса, поэтому видеться с ней он не хотел. Девушка, после нескольких безуспешных попыток привлечь его внимание, перестала наведываться к ним.
Ксавия вкратце рассказала ей об Эгриме, его воспоминаниях, конечно утаив историю с Луизой, просто сообщила, что возлюбленная молодого человека умерла, поэтому он так нелюдим. Будучи обеспокоенной о судьбе своей названной внучки, она почти открытым текстом объяснила бедняжке, что взаимность с ним невозможна, а значит счастье и брак тоже. В свою очередь Хельга поведала, что в Вене нашёлся жених, и тётушка серьёзно планирует по осени выдать её замуж. Он среднего класса, портной, имеет свою мастерскую, молод, не дурён собой, со стабильным доходом, да и приданное ему не нужно. Хельга мужчине приглянулась, и они помолвлены. Ксавия порадовалась за девушку и посоветовала не упускать выгодную партию, ибо в наше время лучше любви, коль уж не повезло, может быть только стабильный достаток да добрый муж.
Эгрим слышал этот их разговор, но вмешиваться не стал. Зачем? Что он мог предложить бедной девушке, свою израненную душу? И вот теперь он скучал и жалел. Она видимо готовится к свадьбе и больше не приходит к бабушке в гости. «Так тебе и надо, чурбан бездушный, - ругал он себя за эгоизм.
А одиночество тот ещё червь, раз забравшись в душу, источит её до конца. Эгрим знал, что в деревне есть небольшой трактир у проезжей дороги. Местные нечасто посещали его, дороговато. А вот проезжающие любили пропустить по чарочке спиртного, кружечке пива или отведать сытный обед, давая лошадям передышку. Кстати, о лошадях здесь тоже хорошо заботились и поили, и кормили за умеренную плату.
В пятницу вечером молодой человек решил посетить это заведение, поесть вкусно и хоть с кем-то перекинуться парой словечек, а если повезёт, найти в меру любопытного собеседника. Тема для беседы всегда обнаружится, было бы желание.
Войдя в небольшое помещение цокольного этажа обыкновенного сельского, но двухэтажного дома, Эгрим чуть не задохнулся от спертого прогорклого воздуха, пропитанного сивушными парами. В зале яблоку негде было упасть. Солдаты, солдаты, солдаты. Видно какой-то полк направлялся в Вену или из Вены и забрёл сюда. Разнаряженные офицеры кружком сидели за двумя сдвинутыми плотно столами, а остальные – кто где придавались обжорству и пьянству.
Хозяин и его работники падали от усталости, и только крупный барыш держал их на ногах. «Вот не повезло, - подумал Эгрим, - в этом вертепе вряд ли найдётся нужный мне собеседник». Он уже собирался выйти и вернуться домой, как вдруг один из офицеров, видимо узнавший его, бросился ему наперерез.
- О, Эгрим, контртенор, - пробасил он, перекрикивая общий шум.
Эгрим остановился, и теперь не знал, что делать, убежать или пообщаться. «А что если меня ищут за убийство, и мой рисованный портрет висит на каждом столбе? Он при оружии, ему ничего не стоит задержать меня и препроводить в полицию. Но я же сам говорил, что заслуживаю наказания, даже смертную казнь. Что же теперь испугался? Вот мне шанс покончить со всем сразу.»
А офицер был уже рядом.
- Честь имею. Мы с вами лично не знакомы, но я ваш рьяный поклонник, хотя никогда не рвался в вашу гримерку. Не откажите в любезности отобедать за нашим столиком, я угощаю.
- Хорошо, - не без сомнений проговорил Эгрим.
Они прошла в дальний, отделенный колонной, угол, где за круглым хорошо сервированным, явно для высокочтимых гостей, столом собралась компания офицеров из четырёх человек. Они как раз приступили к трапезе. Их обед изобиловал мясом, бобовой похлебкой, белым хлебом и выдержанным вином, на что указывали дутые черные бутылки с длинными горлышками и остатками плотной укупорки. Действительно, на вкус оно оказалось довольно приятным, по крайней мере лучше тех, которые употреблял Эгрим в здешних местах.
Тут же ему принесли приборы, при том даже приличный нож и вилку с салфеткой. Добавили ещё одну порцию всех блюд, которыми потчевались служивые. И по мере опустошения поданного, всё добавляли и добавляли. Но Эгрима пища интересовала меньше всего, еда на его тарелке таяла очень медленно. Зато беседа оживилась с его появлением. Он поинтересовался, какие новости в Вене? И затаив дыхание слушал рассказ о том, как пережил их воинский гарнизон холодную зиму, скольких дам они соблазнили и покинули, а сколькие не поддались, чем закончились хлопоты о прибавке жалования, и что в воздухе витает объявление войны, что было бы равно самоубийству, ибо у Пруссии армия гораздо лучше обучена и оснащена. Поговорили о баллах, кои уже запланированы на это лето.
Эгрим ловил каждое слово, но о Луизе не было сказано ничего. «Это уже не новость, ведь прошло больше полугода, да какое там - год! – Подумал Эгрим, - если и знали, так уже забыли. Как же спросить? В лоб нельзя.» Он ёрзал на стуле, видел, как его сотрапезники пьянеют, пьянел и сам, а отважиться на вопрос не мог. А затем все перешли в такую стадию, что язык заплетался, и вопрос отпал сам собой. Поклонник Эгрима, по имени Томас Хартл, потащил его в снятую для ночлега комнату, где стояла одна неширокая кровать, было тесно, зато бельё светилось чистотой и белизной.
- Вот! – сказал он, - ложитесь и спите. Вы - отличный собеседник. Завтра пообщаемся ещё.
- Не… - возразил Эгрим, - я в этих краях специально, чтобы вылечить голову, меня ждёт хозяйка, она сойдёт с ума, если я не приду ночевать.
- Очень жаль, завтра мы уходим дальше, на отдых дали только один день. Да, кстати, я не спросил, а вы как здесь оказались? Какое-то время назад вас искали, директор театра волосы на себе рвал. Театр теперь в упадке. Но вы не волнуйтесь, ваш дом цел и невредим. Назначен был управляющий, какой-то юрист, который привёз документы о том, что вы наследник барона фон Бока. Знаю, что найти вас пытались частные детективы, безуспешно. А вы вот где обосновались. Жаль, что я не в Вену направляюсь, а то бы я сделал сенсацию года.
И он добродушно засмеялся.
- Зато я в Вену еду дня через два. – Соврал Эгрим, чтобы предотвратить распространение информации офицером.
- О, тогда вас ждёт тёплая встреча в театре. Ваш творческий кризис, как я понимаю, закончился. Все талантливые люди иногда впадают в депрессию и подвержены кризисам. То ли дело, мы – солдаты. Ать, два, три и никакого сплину, подчиняйся, выполняй команды и ни о чём не думай! Даже сердечные дела и неудачи вмиг вылечивает муштра на плацу. Так-то, друг. Может в солдаты пойдёте, можем устроить из уважения сразу в офицеры? Как?
- Нет, друг. Ать, два, три – это не моё. Попробую вернуться в Вену и начать всё сначала.
- А в чём была причина, если не секрет и не посчитайте наглостью и непристойностью мой вопрос? Жизнь людей искусства всегда интересовала обывателей вроде меня. Неужели женщина?
- Да, мой друг. Как у всех. Только оставим подробности и её имя в тайне.
Эгрим загадочно подмигнул офицеру, мол, сам понимаешь, не хорошо мужчине сплетничать о женщине.
- Понятно… - протянул собеседник. – Думаю, столь долгое отсутствие помогло вам излечиться от её чар. Все они – ведьмы, созданные, чтобы изводить наше мужское племя.
И он горестно вздохнул. Эгрим в душе улыбнулся, такой молодой этот офицер, а рассуждает, как потрёпанный жизнью Дон Жуан.
Попрощавшись со своим новым собеседником молодой человек зашагал домой, точнее к лекарке. Он шёл и думал, как так могло случится, что его имя не связали со смертью Луизы. И больше того, событие это вообще не обсуждалось в обществе. Может, баронет замял дело, чтобы не бросать тень в первую очередь на своё имя? Вряд ли он бы не узнал о смерти своей жены. А что ещё могло быть? Готлиб скрыл происшествие, каким-то образом замёл следы. Но зачем? Это же риск.
Может, конечно, никто не знал о том, что происходило в их доме. Но «друзья» Луизы, которые были свидетелями избиения любовника, должны были бы обеспокоится её исчезновением. Всё равно было бы произведено расследование и был бы резонанс в обществе, слухи. Но видно ничего из этого не было. Эгрим ломал голову, почему?
Конечно он и не собирался возвращаться в Вену даже ради любопытства, но эти странности заронили с душу надежду, что Луиза осталась жива. Когда впервые такая мысль промелькнула, Эгрим даже испугался, но потом заулыбался. Если бы она была жива! Если бы он не убил её! На сколько легче ему стало бы жить на свете. Он уже забыл, что она предала его любовь, что оказалась самым лживым и порочным существом. Это ушло на десятый план, а на первом осталась только призрачная малюсенькая надежда на её спасение.
Но надежда, надеждой, а здравый смысл цепко держался за его вину и не допускал даже мысли о прощении. Эгрим стал угрюмым, он дни напролёт ковырялся на грядках Ксавии или пропадал в лесу, зачастил на озеро, соорудил удочки и стал ловить рыбу. Лекарка поняла, что он больше, чем когда-либо сторонится людей.
Угрюмости ему добавлял и неухоженный внешний вид. Молодой человек оброс. Длинные волосы, борода, усы маскировали его впалые худые щёки, горестные морщины, и только грустные глаза выдавали в нём молодого человека, а не глубокого старца. Ксавия не раз и не два заводила речь о его ужасном внешнем виде, но Эгрим только отмахивался, мол, некогда ему пострижётся, потом как-нибудь.
Так минуло лето и началась дождливая осень. Бродить под струями холодной воды было не так приятно, прогулки и рыбалка отпали сами собой. Грядки тоже были убраны. Оставалось протапливать печь и кормить животных, а всё остальное время тосковать. Эгрим решил заняться чтением, но у Ксавии было мало литературы, не то, что в доме его опекуна барона фон Бока. И всё же пару – тройку книжек религиозного содержания он нашёл. Это была Библия и сборник проповедей. Хотя, молодой человек знал их почти наизусть, как - никак воспитывался в монастыре, всё же стал читать. И читал с тайной надеждой найти для себя утешение, оправдание и возможность покаяния.
Попросту сказать, он искал новый путь к Богу. Путь не чистого непорочного сердца, каким был раньше, а путь грешника, безутешного и непрощённого. Чем больше он вчитывался, тем больше верил, что любящий Бог может простить его. Но нужно отречься от всего мирского и служить Ему самозабвенно, искренне, может тогда Господь призрит его и даст своё прощение и успокоение душе.
Когда первый морозец сковал расхлябистые колеи дорог, Эгрим решил идти в монастырь. Поступить сперва служкой, а когда почувствует, что Бог принимает его молитвы, постричься в монахи. «Я уверен, так я смогу вымолить себе прощение пусть не у людей, но у Бога» - Объяснял он Ксавии. А она и не собиралась отговаривать и удерживать его.
Перед уходом она подстригла и обрила его, выдала новую одежду, которую купила на ярмарке для такого случая. Рано утром следующего дня они вышли на дорогу, Ксавия обняла Эгрима, как родного сына, перекрестила. Ещё вечером она нарисовала ему план, как добраться до ближайшего монастыря цистерцианцев во имя Святого Креста, который находился в аббатстве Хайлигенкройц, в южной части Венского леса. Теперь Эгрим поблагодарил лекарку за всё, обещал никогда не забывать её в своих молитвах. Они постояли минуту друг против друга, не сдерживая слёз, затем молодой человек перекинул котомку через плечо и, слегка прихрамывая, пошёл по тропинке в лес, чтобы погодя выйти на широкую дорогу, которая приведёт его к стенам монастыря.