В статье рассматриваются методологические вопросы демаркации понятий «объект» и «субъект» с философской точки зрения.
Опорные слова: антитеза, демаркация, объект, субъект, эмъект
В античной философии не существовало разделения понятий объект и субъект. В качестве основного термина в этом случае использовалось нейтральное понятие субстанция.
Первобытный человек наделял все предметы и явления своего окружения специфической душой, аналогичной душе человека, поэтому все объекты природы рассматривались как субъекты. Античная философия унаследовала этот взгляд, которой в неизменном виде сохранялся в философии вплоть до XVII века, когда Гоббс и Лейбниц предприняли попытки разделения этих понятий.
Античное представление о субъекте мы встречаем в пятой книги «Физики» Аристотеля:
«Материя есть субъект субстанциальных изменений сам по себе».
Аристотель выделяет основное качество субъекта - субстанциальное изменение само по себе, и наделяет им материю. Таким образом, материя в его представлении является субъектом. Но уже раннее средневековье предпринимает попытки разделить понятия субъект и объект.
Индийский античный философ Джина Махавира (599 – 527 гг. до н.э.), основатель джайнизма, раскрывая содержание доктрины Съядвада (возможное утверждение), одного из центральных положений джайнизма, в частности, указывал на то, что каждый объект имеет бесконечное число признаков и свойств; они постоянно меняются во времени и поэтому никто не в состоянии познать объект полностью; наше знание о нем всегда будет частичным и относительным. Следовательно, суждения об объекте должны носить ограничительный характер, и сопровождаться выражением «сьят» — «в некотором отношении».
Махавира указывает на относительность знаний об объекте, ввиду его непрерывной изменчивости. Здесь важно отметить, что эта изменчивость не изменяет качественного содержания объекта, а касается лишь нюансировки его основных свойств. Так, камень не может со временем приобрести способность страдать или мыслить, и перейти в категорию субъектов, но субъект, потеряв эти качества, обязательно переходит в категорию объектов. Это важное замечание, ограничивающее возможности изменений объектов и субъектов в границах выделяемых признаков.
Также джайнизм особо отмечает, что объект познания - все реально существующее, обладающее множеством свойств.
Здесь важно отметить, что под реально существующим, джайнизм понимает не только предметы (объекты) и идеи, но и их трансформированные образы, как результат мысленной деятельности. То есть, образы могут не иметь реального прототипа, а быть лишь ментальной трансформацией совокупности множества реально существующих свойств, но при этом, несмотря на всю фантастичность образа, в основе его формирования всегда лежат реальные объекты и идеи.
Впервые рассуждения о соотносимости понятий «субъект» и «объект» мы встречаем в работах французского теолога Давида Динанского (1160 – 1217):
«Спрашивается также, представляют ли собой дух и материя единство или различие. Так как лишь пассивные вещи отличаются друг от друга, то, по-видимому, дух и материя никоим образом не различаются, ибо ни одно из них не есть субъект страдания.
Дух же, о котором мы говорим, что он един и не подвержен страданию, есть не что иное, как бог.»
Давид Динанский отождествляет субъект с пассивными вещами, подверженным страданиям. Здесь в неявной форме предпринята попытка разделить понятия субъект и объект. К субъектам он относит все что обладает чувствами и от этого может страдать, а ко объектам все, что не может страдать, в том числе материю и бога.
Идею демаркации объект-субъект развивает Сигер Брабантский (1235 - 1282), магистр, профессор факультета искусств Парижского университета, один из основателей латинского аверроизма, активный противник Фомы Аквинского. Так в своём трактате «Вопросы интеллектуальной души» (1270 – 1274) он, в частности, отмечает:
«…повреждение в такой части тела, как орган воображения [мозг], ведет к утрате знания у человека, прежде обладавшего знанием; этого не случалось бы, если бы разум не зависел от тела, когда мыслит. Следовательно, разумная душа и тело едины в действии, так как сходятся в одном действии, и, хотя разум, когда мыслит, зависит от тела и [чувственных] образов, он зависит от него не как от субъекта, в котором находится мышление, а как от объекта, так как образы относятся к разуму, как чувственно воспринимаемое...
Разум по своей природе соединен и связан с телом, и ему свойственно мыслить исходя из [чувственных] образов тела.»
Иными словами, Сигер Брабантский отождествляет субъекта с активной разумной деятельностью, а объект с источником (интеллектуальной пищей) ощущений для познания. В современной интерпретации, это означает, что субъект - это человек способный самостоятельно мыслить, а объект, все то, что дает основу для его размышления.
Идею отождествление тела в качестве объекта для души, вероятно впервые высказал Фома Аквинский (1225 - 1274), самый видный и влиятельный философ-схоластик западноевропейского средневековья. После смерти ему был присвоен титул «ангельский доктор». Так в своем трактате «Сумма теологий» он, в частности, отмечает:
«Потенциями мы именуем способность роста, способность чувственного восприятия, способность желания, способность пространственного движения, способность умопостижения.
Каждая из них, …, имеет своим объектом само тело, живущее благодаря душе.»
Таким образом, Фома Аквинский рассматривает тело человека, всего лишь как объект необходимый душе для реализации своего существования. При этом тело не самостоятельно по отношению к душе, которая и есть, собственно, независимый в своей активности субъект.
С философской точки зрения, это очень важное замечание, которое указывает на необходимость отделить биологическую природу человека – тело, которое есть объект, от его ментальной составляющей – души, которая есть - субъект.
Следует обратить внимание на ещё одно замечание Фомы Аквинского:
«…в отношении чувственно воспринимаемых форм между восприятием человека и восприятием других живых существ нет никакого различия: и здесь, и там происходит некоторое изменение под воздействием внешнего объекта восприятия.»
Это важное замечание необходимо для определения демаркации между понятием «объект» и «субъект». Фома Аквинский обращает внимание на эмоциональный мир животных, который так же, как и у человека реагирует на воздействие внешних объектов. Именно наличие эмоциональной сферы отличает животных от эмоционально инертных объектов, но как будет показано выше, сама их эмоциональная сфера ещё не делает их субъектами.
Поиск демаркации объект-субъект в конце XVI века продолжил Джордано Бруно (1548 - 1600) в своём трактате «О причине, начале и едином» он, в частности, отмечает:
«…вы утверждаете в них, что противоположности совпадают в принципах и в ближайших объектах, так что те же самые таланты, которые являются способнейшими для высоких, доблестных и благородных поступков, если они развращены, обращаются к крайним порокам»
Как видим, Бруно ещё не разделяет понятия объект и субъект, и у него объект обладает талантом и способностью к благородным поступкам.
Но далее, он вносит очень важное пояснение, которое впоследствии станет основой демаркации объект-субъект:
«Возможность обычно делится на активную, при помощи которой может действовать ее субстрат, и на пассивную, при помощи которой он или может быть, или может что-либо получать, или может что-либо иметь, или может быть объектом чего-либо, действующего на него в каком-либо отношении.»
Таким образом, Бруно впервые наделяет объект пассивным качеством воспринимать какое-либо воздействие со стороны. Это очень важное пояснение для философской антитезы сущностей, так как вводит понятие критерия демаркации: активный-пассивный. При этом активность рассматривается в своём обобщающем значении – самостоятельная (внутренняя) активность. Иными словами, объекты обладающие той или иной активностью уже покидают категорию объектов и переходят в категорию субъектов. В связи с этим предыдущее утверждение Бруно, о распространении понятия объект на человека, вступает в явное противоречие с данным утверждением. Это указывает на то, что демаркация объект-субъект еще не стала общепризнанной и Бруно в своих рассуждения еще пользуется античной терминологией. Другой причиной, является отсутствие у него четкого понимания феномена субъекта:
«Не каждая активная потенция превращается в пассивную, а только та, которой соответствует пропорциональное страдательное начало, то есть объект, способный воспринять всю активность Действующего Начала.»
Бруно снова пытается преобразовать субъект, носителя активной потенции, в объект, носителя пассивной потенции, связывая этот переход с переживанием страдания во время осознания активности Божественного начала. Возможно, что в этом случае он говорил о ментальном переходе от сомнения к абсолютной вере в божественное предначертание, превращающее человека в объект воздействия на него Божественного начала.
Но, в конце концов, он приходит к пониманию демаркации:
«Я утверждаю, что ни стол как стол не одушевлен, ни одежда, ни кожа как кожа, ни стекло как стекло; но как вещи природные и составные они имеют в себе материю и форму. Сколь бы незначительной и малейшей ни была вещь, она имеет в себе части духовной субстанции, каковая, если находит подходящий субъект, стремится стать растением, стать животным и получает члены любого тела, каковое обычно называется одушевленным, потому что дух находится во всех вещах и нет ни малейшего тельца, которое бы не заключало в себе возможности стать одушевленным.»
Таким образом, Бруно обозначает линию демаркации объект-субъект между искусственными предметами и биологическими существами. Предметы – это, по Бруно, объекты, а все формы и виды животного и растительного миров – субъекты, одухотворённые искрой божьей.
Этот вывод Бруно базируется на первобытном анимизме, представлении об одухотворённости объектов и явлений природы. В дальнейшем эта идея закрепится в понятиях гилозоизма и панпсихизма.
Следующий шаг в анализе демаркации объект-субъект сделал английский философ Томас Гоббс (1588 - 1679), который в своем трактате «Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского», в частности, отмечал:
«Что касается человеческих мыслей, то я буду их рассматривать сначала раздельно, а затем в их связи или взаимной зависимости. Взятые раздельно, каждая из них есть представление или призрак какого-либо качества, или другой акциденции тела вне нас, называемого обычно объектом. Объект действует на глаза, уши и другие части человеческого тела и в зависимости от разнообразия своих действий производит разнообразные призраки.
Начало всех призраков есть то, что мы называем ощущением (ибо нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения). Все остальное есть производное от него.
Причиной ощущения является внешнее тело, или объект, который давит на соответствующий каждому ощущению орган непосредственно, как это бывает при вкусе и осязании, или опосредованно, как при зрении, слухе и обонянии.»
Здесь, Гоббс, анализируя природу ощущений и их ментальных образов (призраков) указывает в качестве источника ощущений разнообразные объекты находящиеся вне тела, а вот анализ этих ощущений, и их результатов, это уже особенность мозга, основного органа субъекта. Таким образом, демаркация объект-субъект находится между внешним объектом, источником ощущений, и субъектом, существом способного принят и проанализировать поступившую информацию. Гоббс, не упоминая при этом субъекта, фактически приводит основной критерий философской антитезы сущностей: субъект отличается от объекта способностью оценить и проанализировать внешнее воздействие. И здесь он повторяет тезис Фомы Аквинского о том, что различие между объектом и субъектом определяется их одушевленностью. Эта идея была развернута Джордано Бруно в тезисе о том, что всё живое есть одушевленное. Таким образом, Гоббс подтвердил выводы своих предшественников.
Важное замечание Гоббса касается различия между реальным объектом и его ментальным образом:
«И хотя на определенном расстоянии представляется, будто произведенный нашей фантазией образ заключается в реальном и действительном объекте, который порождает его в нас, тем не менее объект есть одно, а воображаемый образ или призрак - нечто другое. Таким образом, ощущение во всех случаях есть по своему происхождению лишь призрак, вызванный (как я сказал) давлением, т. е. движением находящихся вне нас объектов, на наши глаза, уши и другие предназначенные для этого органы.»
В этом пассаже Гоббс еще раз подчеркивает разницу между объектом и субъектом, уточняя при этом, что ментальный образ субъекта может отличаться от реального объекта, который стал его источником. Это важное замечание, которое указывает, на то, что только субъект в состоянии порождать ментальные образы, как отражение реальных объектов.
Творивший в одно время с Гоббсом французский философ, математик и естествоиспытатель Рене Декарт (1596 – 1650), в отличие от него, ещё не выделил понятие «субъект» в отдельную категорию, а использовал его, как синоним понятия объект. Так в трактате «Возражения некоторых учёных мужей изложенных выше «Размышлений» с ответами автора» Декарт отмечает:
«Субстанция, представляющая собой непосредственный субъект местной протяженности (extensionis localis) и акциденций, предполагающих протяженность, - таких, как очертания, положение, местное пространственное движение и т. д., - именуется телом.»
В этом смысле для нас интересна дискуссия Декарта с неизвестным оппонентом.
Оппонент:
«Вполне может статься, что мыслящая вещь - это субъект мысли, рассудка или интеллекта, и в силу этого - нечто телесное: противоположное принято автором, но не доказано, а между тем именно это соображе-ние является фундаментом того следствия, к коему хочет подвести нас г-н Декарт.»
Декарт:
«Вот в немногих словах суть вопроса: достоверно известно, что не может быть мышления без мыслящей вещи и вообще никакого акта или акциденции без субстанции, коей они присущи. Но так как мы не познаем субстанцию непосредственно через нее самое, а лишь постольку, поскольку она есть субъект неких актов, весьма разумно и согласно с обычаем называть различными именами те субстанции, кои мы признаем субъектами различных актов или акциденций, дабы позднее мы могли также разобраться, означают ли эти различные имена различные вещи или одну и ту же. Существуют, однако, некоторые акты, кои мы именуем телесными - такие, как величина, очертания, движение и все прочее, что нельзя мыслить без местной протяженности: субстанции, коим присущи эти акты, мы именуем телами…
Но существуют и другие акты, кои мы именуем мыслительными (постижение, желание, воображение, ощущение и т.д.), ибо все они охватываются общим понятием мышления, восприятия или сознания. Субстанцию, коей они присущи, мы называем мыслящей вещью, умом или еще каким-либо именем - лишь бы не спутать ее с телесной субстанцией, потому что мыслительные акты не имеют ничего общего с телесными и мышление - общее понятие для всех мыслительных актов - во всех отношениях отлично от протяженности - общего понятия для всех телесных актов.»
В этой дискуссии максимально ярко выразился догмат божественности разума и тварности его носителя – человеческого тела. Термин субъект, в латинском варианте «субъектус», Декарт использует в семантическом значении – зависящий от неопределенных обстоятельств, что представляется вполне логично, если понимать сущность как нечто пассивное. В этом смысле понятно, почему Декарт не использует термин «объект», а заменяет его словом «тело». Следствием, этого ограниченного использования термина «субъект», Декарт вынужден был отделить субъект (тело), от мыслящей субстанции (ум, мозг), так и не подобрав для неё подходящий эквивалент. Но в разъяснении Декарта мы со всей очевидностью видим, что он разделял субъект способный к мыслительной деятельности и пассивный объект, к такой деятельности не способный.
Таким образом, мы можем констатировать: не смотря на то, что Декарт использовал термин «субъект» в значении «объект», он отлично представлял разницу между активным (мыслящим) субъектом (в современной трактовке) и пассивным (не способным к мышлению) объектом.
Развивая идеи Гоббса относительно реальных объектов и их ментальных образов, нидерландский философ Бенедикт Спиноза (1632 - 1677) отмечет:
«… некоторые считают, что можно сомневаться, существует ли что-нибудь, кроме данной идеи в нашем уме, и можем ли мы отсюда заключить с достоверностью о существовании какого-нибудь предмета вне нас, соответствующего данной идее, ибо в уме можно иметь такие идеи и тогда, когда таких предметов нет и никакой объект не воздействует на наши чувства. Но я думаю, что здесь у нас есть чувство очевидности, устраняющее всякое сомнение.»
Это замечание Спинозы очень важно для понимания границы перехода от реальности к виртуальности. Иными словами, важно понимать, где заканчивается мир реальных объектов и начинается мир ментальных образов (субъективных призраков). В качества критерия устраняющего противоречие между реальностью и его ментальным образом, Спиноза приводит понятие «очевидность фактических ощущений». Но этот критерий представляется весьма зыбким, так как хорошо известно, что чувственный аппарат человека несовершенен, и приводит к ошибкам восприятия реальности. Например, хорошо известные оптические иллюзии.
Таким образом, Спиноза обозначил проблему достоверности ощущений, как критерия перехода от реальности к ментальным образам. К настоящему времени эта проблема только углубилась с появлением инструментов дополненной реальности.
С философской точки зрения потеря демаркации между объектом и субъектом нивелирует различия между объективностью и субъективностью, что приводит к смешению понятий действительного (фактического) и воображаемого (идеального), в итоге воображаемый мир духов приводит к одушевлению всего, что созвучно (притягательно) тому или иному субъекту, например, одушевленная Луна, влюблена в Землю, поэтому и вращающаяся вокруг неё, и физические законы в этом случае теряют всякий смысл.
Наиболее полно концепт демаркации объект-субъект сформулировал немецкий философ Гофрид Вильгельм Лейбниц (1646 - 1716) в трактате «Новые опыты о человеческом разуме»:
«…если бы кто-нибудь сказал, что бог может во всяком случае наделить способностью мышления приспособленную к этому машину, то я бы ответил, что если бы это произошло и бог наделил бы материю этой способностью, не придав ей в то же время субстанции в качестве субъекта, которому присуща эта способность, как я это понимаю, т.е. не присоединив к ней нематериальной души, то оставалось бы допустить, что материя чудесным образом превознесена, чтобы получить свойство, на которое она не способна естественным образом, подобно тому как некоторые схоластики утверждают, что бог превозносит огонь, чтобы сообщить ему способность непосредственно сжигать отделенных от тел духов, что является настоящим чудом.
Достаточно того, что невозможно утверждать, что материя мыслит, не вкладывая в нее нетленной души и не допуская чуда…»
Этим утверждением Лейбниц, окончательно определил демаркацию объект-субъект по линии разделения пассивной немыслящей материи и одухотворенной мыслящей сущностью (человеком), иные демаркации этой антитезы сущностей противоречат объективной природе творческого начала человека.
Отечественная философская школа XX века так определяла демаркацию объект-субъект:
«… для познания необходимы не только субъект, но и объект, с которым субъект (человек) взаимодействует.»
Таким образом, советская философская школа не выходила за рамки лейбницского определения демаркации объект-субъект: человек, как субъект познания противоставлялся всему сущему, что выступало источником познания. При этом особенностью советской философской школы в понимании субъекта было утверждение:
«Вне общества нет человека, следовательно, нет и субъекта познания.»
Иными словами, утверждалось, что индивидуального, единичного субъекта не существует, а есть только совокупность субъектов, поэтому общество и есть субъект.
Дефиниция весьма сомнительная, которая приводит понятие индивидуального субъекта к некоему абстрактному образу объединенного сообщества. С методологической точки зрения, это выглядит как неоправданное усложнение термина. Следуя принципу «бритва Оккама» – удалять все лишнее, полагаю, что сегодня от этой излишней дефиниции следует отказаться, и рассматривать субъект как исключительно независимый индивидуум.
Таким образом, на сегодня, философия рассматривает антитезу сущностей через призму способности к мышлению. К объектам относится все то, что существует в реальности, но при этом не обладает способностью к мышлению, к субъектам - люди обладающие способностью к мышлению.
Но такое содержание категорий «объект» и «субъект» не может рассматривать достаточным и исчерпывающим, так как мы знаем о мыслительных способностях высших животных.
Как отмечалось выше, ещё Гоббс, в свое время, обращал внимание на то, что животные отличаются от пассивных объектов, так как обладают определенным набором чувств, поэтому их нельзя причислять к категории объектов, но, и к категории субъектов их тоже отнести нельзя, так как под мышлением понимается способность не только собственно мыслить, но и выразить результаты этого мышления, на что животные не способны. В связи с этим возникает необходимость ввести в научный оборот ещё одну категорию раскрывающую содержание сущностей переходного состояния от объекта к субъекту, которая объединяла бы животных способных к эмпатии и чувственным переживаниям, но прежде, необходимо рассмотреть лингвистические особенности формирования терминов «объект» и «субъект».
Слова «объект» и «субъект» восходят к ритуальной лексике этрусков, откуда были заимствованы латинянами.
Объект - жертва приносимая богам.
Субъект - человек приносящий жертвы богам.
К Средневековью семантическое поле латинского языка значительно расширилось, и объект и субъект обросли иной семантикой.
Объект – (предмет) лежащий впереди, который надо отдавать или жертвовать, оставленный на произвол, являющийся жертвой.
Субъект – (человек) простирающийся у ног, подвластный, покорный; способный подчинять, покорять, внушать; чувственно постигаемые вещи.
Таким образом, не смотря на расширение семантики первоначальное смысловое значение этих слов в целом сохранилось прежним, хотя и добавились иные, не связанные с исходными словами, значения (в перечислениях не указаны).
Поскольку при формировании нового термина, желательно сохранить морфологическую структуру термина относительно исходных понятий, то представим их в следующем виде: объект, субъект. Сохраняя общий корень –ъект, необходимо подобрать приставку соответствующую содержанию нового термина, который будет отражать высших животных обладающих эмпатией и чувственным восприятием внутри- и межвидовых отношений.
Поскольку эмпатия является высшим проявлением чувственных отношений, то приставка формируется из этого слова, тогда новый термин будет иметь вид – «эмъект» (эмпатия + объект).
Эмпатия - сострадание, сочувствие - осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого субъекта без потери ощущения происхождения этого переживания.
Таким образом, новый термин будет обозначать сущностей способных к переживаниям, но не способных к выражению результатов своей мысленной деятельности. В этом случае дихотомная антитеза трансформируется в трехтомную и приобретает следующий вид:
Объект – эмъект – субъект.
В терминах бытового сознания это соответствует:
Предмет, вещь – высшее животное – человек.
Низшие животные, не обладающие эмоциональной дифференциацией, относятся к категории «объект», не смотря на то, что они являются живыми существами, обладающими физиологическим рефлексами.
В будущем, вероятно, возникнет необходимость формирования ещё одной категории для искусственного интеллекта, но сегодня у нас для этого не достаточно знаний о глубине его интеграции в человеческое сообщество.
Завершая исследования философской антитезы сущностей, следует отметить её влияние на формирование философских взглядов на качественное содержания господствующего в обществе мировоззрения.
Когда демаркация между «объектом» и «субъектом» отсутствует в обществе доминирует субъективизм основанный на анимизме, и пышным «цветом» буйствуют идеи гилозоизма и панпсихизма, погружая общественное сознание в мир фантазий и ирреальности.
Когда демаркация между «объектом» и «субъектом» проходит по объективной границе между пассивной немыслящей сущности и сущности мысляще и способной к выражению результатов мысленного процесса, то общественное сознание укрепляется реалистичным мировоззрением, опирающимся на реальные законы природы, находящие свое подтверждения в экспериментальных наблюдениях, которые является «оселком» истины.
Естественно, общество живёт по собственным законам, но социальные идеи формируются под воздействием наиболее активных их носителей. От соотношения рационалистов и субъективистов в обществе и будет определяться совокупное общественное мировоззрение. Учитывая, что мы стоим на пороге внедрения в нашу жизнь дополненной реальности, есть все основания опасаться, что всё дальнейшее развитие общества будут определять субъективисты, что приведёт общество к стремительной деградации. Поэтому основная надежда на молодёжь, которая только-только осваивает азы науки, что в выборе между рациональностью и утопизмом субъективизма она все-таки будет выбирать рационализм.