"...Убери назад наган откопанный,
И без нас здесь могут убивать;
Ты, Россия, начисто обобрана,
Даже неудобно воровать.
Без претензий на эффект пророчества,
Просто ложь в молчаньи не терплю,
Родине, шалаве, крикнуть хочется -
Ты же - б…ь, но я тебя люблю!..."
(Из песни Ефрема Амиранова "Новая Мурка")
Московская квартира. Март 2023 год.
- Папа, вчера Сёмка прислал странное сообщение.
- Что у твоего братца, этого предателя Родины, приключилось странного? Он замёрз зимой в своей Германии и просится назад?
- Он написал, что в интернете прошёл слух, будто у нас будут всех тех, кто общается с иностранцами из Европы и Америки, причислять к инагентам и наказывать. Может мы, пока нет ясности, не станем переписываться и общаться с ним по «скайпу»?
- Не морочь мне голову, такое же было у нас и больше не может повториться.
Случилось это, помнится, в 1952 году. Мне тогда семь лет было. В то время я с родителями жил в небольшой комнате многонаселённой коммунальной квартиры. Дед твой, как ты знаешь, работал шофёром на грузовике и часто из рейса возвращался домой уже за полночь. Я ложился вечером спать с мамой на родительскую большую кровать и там засыпал. Когда отец ночью приходил, то переносил меня, спящего, на оттоманку.
В тот вечер мама была чем-то очень расстроена и сказала, что ложиться пока не будет, а станет дожидаться отца. Мне пришлось одному засыпать на своём месте. Я проснулся среди ночи; горела настольная лампа на письменном столе, тускло освещая комнату.
Мама с отцом сидели за круглым обеденным столом. Отец, обычно снимавший свои рабочие сапоги у дверей, теперь был в них. Перед родителями, на столе, лежал почтовый конверт. В руках у отца был лист бумаги.
Глубоко вздохнув, папа тихо произнёс:
- А ты его знала?
- Считай, что и нет — ответила мама, — помню лишь, когда была совсем маленькой, это ещё на Украине, к нам в местечко приезжал из Харькова дядя Фима. Говорили, что он троюродный брат отца и приезжал попрощаться перед отъездом в Палестину.
- Но письмо-то это из Америки. Да, Ефим Коган. Наверно это и есть твой дядя. Он пишет, что хотел бы с нами общаться письмами. Ты понимаешь, что это может быть провокацией?
- А если нет, и это действительно он?
- Это ещё страшнее. А когда ты письмо достала из почтового ящика?
- Так я и не доставала. Письмо принёс Карим, наш дворник. Он сказал, что увидел необычный конверт у почтальона, и чтобы тот не бросал письмо в общий, квартирный почтовый ящик, соседи всякие есть, зачем всем знать такое, отдал его мне в руки. Я дала ему рубль за это. Так что же нам делать?
- Ох, знал бы я, что у тебя есть родственники за границей, ни за что бы, не женился — поцеловав мамину руку, отец продолжил, — что делать, что делать? Ничего не делать. Письмо сожгу сейчас. А если вызовут тебя, говори, что ничего не знаешь, родственников у тебя никаких заграничных нет.
- Куда вызовут? Да я от страха сразу умру. Николая Фёдоровича, с моей работы, за брата, живущего в Бельгии, арестовали в 38 году.
Миша, внимательно слушавший отца, заметил:
- Но ничего же не случилось.
- Случилось. Но об этом я узнал, когда был уже взрослым.
Возможно, кто-то всё же «настучал» или власти взяли паузу, чтобы посмотреть на реакцию родителей на это письмо. Маму, через три дня, вызвали в райком партии. Твоя бабушка была ведь коммунисткой ещё с довоенных времён. Там на неё кричали, обвиняя в том, что она скрыла от партии наличие родственника в США. Маму продержали там весь день. Она написала заявление, что никаких родственников и знакомых за рубежом у неё не было, нет и никогда не будет. Мама, после того райкома, очень долго болела. Думали, что не выживет.
Ну, а вскоре, и Сталина в мавзолей свезли, и как-то всё успокоилось. Немножко.
- Ой, отец, ну, не верю я, что может у нас такое теперь начаться, чтобы за общение с родственником, живущим вне страны, сажали в тюрьму.
- Мишка, сынок, может он, твой братец, Сёмка, не такой уж и мишугене**, что в 2014 году уехал в свою Германию. Может это как раз, ты идиот, и я, поверивший тебе? Когда я тебе говорил что нужно и нам ехать, ты ответил, что у нас будет очень быстро всё хорошо. Я остался, чтобы увидеть это вблизи. И где оно, твоё «быстро»? Я уже не спрашиваю, где это твоё «хорошо»? Ты же мне рассказывал, что мы будем купаться в счастье. Миша, мне хотелось тебе тогда ещё сказать, что ты-то не утонешь, а вот мне, который только ради тебя здесь, уже не выплыть.
Когда Анатолий Чубайс съехал, я тебе сказал. Ну, что?
Помнишь, что ты мне ответил? Мол, рассосётся. Так ты мне теперь скажи, мы уже рассосали или ещё...?
Миша сидел на стуле ровно, сопел и громко молчал в ответ.
Через минуту он заговорил:
- Папа, так что нам делать с Сёмкой?
- Что делать, что делать? Пусть он живёт. Говоря это, старик сделал ударение на «он», при этом безнадёжно махнул рукой. Но тут же, с пафосом в голосе, прибавил — Миша, сынок, не забывай, что здесь наша Родина. Она даёт нам силы. Дома и стены помогают — и сделав паузу, закончил — даже тюремные.
А все эти Сёмкины разговоры, просто вражеская пропаганда.
Сёмка, в прошлый раз, когда мы с ним общались по «скайпу», «вешал мне лапшу на уши», что, мол, даже из Канады к ним массово переселяются.
- Папа, это же он говорил о канадских гусях с чёрными шеями. И переселяются они в Европу из-за потепления климата на земле...
- Ну, я же и говорю, что пропаганда. Пускай враги клевещут...
* Терпила - жарг., пренебр. слабый человек, не способный постоять за себя, потерпевший.
**мишугене – на языке идиш - глупенький.
Фото автора.