Обычная с виду простуда с першением в горле обернулась температурой +39,5С, державшейся несколько дней. В итоге я загремел в госпиталь.
— У вас КТ-3, – будничным голосом сказал дежурный врач. — Надо лечиться. Если станет совсем плохо, кричите. Из палаты не выходить, в окно не выглядывать. Позже вас осмотрит лечащий врач.
Госпиталь разместился в бывшей детской «инфекционке». Старый барак был забит под завязку. Люди лежали в коридорах и технических помещениях. Кровать была ровесницей революции. Соседи лечились уже почти две недели.
— У тебя какое КТ? – обратились ко мне с расспросами пожилые дядьки.
— КТ-3, – пропищал я с трудом.
— У нас всех тут КТ-3 как минимум. Есть и КТ-4, – старики снисходительно смотрели на меня со своих коек. — Ну, держись. Если повезет, в шторм не попадешь.
Лечащий врач прописал внутримышечные уколы, капельницы, таблетки и некий «концентрат».
— Вы у нас минимум на 20 дней, – сообщил лекарь. — Поэтому без фокусов. Я по глазам вижу, что вы тот еще жук. Сидите спокойно, на свободу не рвитесь. Болезнь опасная, все возможно.
В свою очередь я не мог разглядеть глаза врача. Все медработники были женщинами. Трудились посменно в безликих скафандрах, из-за чего поначалу их различали только по росту.
Но рассказ не об этом.
В одно утро нам как обычно принесли скудный завтрак. Манная каша, два куска хлеба и теплый безвкусный чай. Трапеза занимала не больше десяти минут. После шторма есть совсем не хотелось.
Под конец приема пищи в соседней палате раздались слабые женские крики.
— Снова орёт, – пробурчал старик Муса. — А недавно выла.
— Интересно, что они там с ней делают? – задал риторический вопрос пожилой мужик, которого вся палата называла «дядь Сергей». — Капельницы и уколы вроде не такие болючие.
Остальные соседи молчали.
Крики на некоторое время стихли.
Примерно через полчаса бедняга снова подала голос.
Медсестры флегматично носились по палатам.
— Девчата, вы не знаете, почему женщина кричит? – спросил у одного из скафандров дед Муса.
— Больной, вас это не касается. Вы почему не дышите «концентратом»? — весьма невежливо ответила судя по голосу совсем еще молодая дивчина.
Муса обиженно засопел. У него в горах барышня за такой ответ получила бы по самое не хочу. Но перед ковидом все равны.
— А вы почему таблетки не пьете? – напустилась на меня другая медсестра. Вот скажу лечащему врачу, он вам устроит.
Я мигом выпил несколько желтых таблеток без названия. Их давали всем больным. Что это было за лекарство, до сих пор непонятно.
Все соседи по палате включили свои «концентраты» – громоздкие агрегаты на колесиках, от которых к лицу больного шли две трубочки. Их вставляли в нос и дышали кислородом. «Концентраты» громко гудели, поэтому в палате стало шумно, как на заводе.
И даже сквозь такой грохот мы услышали сильный женский крик. Все как по команде выключили свои бандуры.
— Рожает девка, – сказал дядь Сергей. — Бедолага. Нашла время и место, конечно.
Мы дружно начали сопереживать роженице. Все тут же забыли про ковид.
— Интересно, а дитя потом куда денут? – стал рассуждать самый молодой из нас сосед по имени Саша. — Мать же ковидная, а дитя, наверно, здоровое. Если его здесь оставить, малютка заразится.
Крики усилились.
— Скорей бы уж родила. Мучается с самого утра, – сказал Муса. — Я ночью не спал, все слышал.
Вся палата искренне заочно поддерживала роженицу. Ситуация напомнила эпизод из фильма «Утомленные солнцем-2: Цитадель», когда в кузове грузовика дочка Михалкова под бомбежкой родила дитя.
Наверно, весь госпиталь держал кулаки за нашу соседку.
Покричав еще некоторое время, она стихла.
— Если родила, почему дитя не кричит? – спросил Саша.
Никто не ответил. Все надеялись на счастливый исход.
В палату влетели две медсестры.
— Готовимся к капельницам и уколам. Животы оголить, – дежурно командовали девчата. В живот делали уколы гепарина. Очень болючий укол.
Но в тот момент нам было интересно другое.
— Родила, нет? – спросил дядь Сергей у медсестер.
— Вот какие вы любопытные! – возмутился один скафандр. — Вам зачем это знать? Родила, конечно. Сейчас приходит в себя. Из-за нее из роддома ночью акушеров пригнали. Теперь они с нами до конца смены будут торчать.
Второй скафандр дополнил:
— У нас еще никто здесь не рожал.
— Вы не знаете, куда ребенка денут? С мамой оставят? – спросил заботливый Саша.
— А вы что, хотите его себе забрать? – рассмеялись скафандры. — Конечно, с матерью будет. Отсюда два выхода: домой или в реанимацию. Ничего с дитем не случится.
Впервые за долгое время дамы сделали болезненные уколы немного ласковее.
В тот день в госпитале было спокойно. Никого не утащили на ИВЛ. В обед принесли неплохую стряпню с еще теплым какао.
Хотелось жить. Ковид начал отступать.
Ранее во время цитокинового шторма я из последних сил сам просился в реанимацию. Так было плохо, начинались глюки и комната ходила ходуном от жара и кашля. Рядом из новых соседей по палате – мастеров спорта и просто крепких мужчин: кто-то плакал, кого-то откачивали, кому-то вкололи лекарство для лошадей и человек выжил.
А тут хрупкая девушка во время шторма родила. Сама. На зубах. Без наркоза и кесарева. Вокруг бушевал ковид, но она справилась.
Иногда ругают нынешнее поколение. Дескать, бабы совсем обленились, стали наглыми и алчными. Случись что, не вытянут, падёт страна, не на кого надеяться.
Не согласен. Американка или фрау, попади она у нас в обычный ковидный госпиталь или женскую консультацию, особенно в провинции, сбрендит в первые же часы.
А на наших девчатах до сих пор всё и держится. Глубинку тянут женщины. Со времен Некрасова ничего не изменилось.