ВОРОН
И вот тогда — из слез, из темноты,
Из бедного невежества былого,
Друзей моих прекрасные черты,
Появятся и растворятся снова.
Белла Ахмадуллина
Часть 1
Сапсан
Глубоким вечером «Сапсан» подъезжает к Питеру. Я, безотчётно, вглядываюсь в сумрак. В предвкушении чувства былого.
Мимо бегут подсвеченные рокады. Смазанные киноленты встречных поездов. Глаза выискивают то, что я всегда выглядывал в этих местах.
Многоточия дальних огней.
Мне кажется - они были всегда. По крайней мере, пока живу. Я узнаю, открываю заново, те же улицы и те же ровные линии фонарей, бывшие в моем воображении прелюдией к величественной симфонии. Ленинграда.
Меня охватывают беспокойство ожидания и трепет встречи.
В придорожной ложбине стелется белесый туман и памятная c детства, картинка оживает.
Тогда. Поезда водили паровозы, и сизый дым тянулся по сумеркам вдоль бегущих деревянных телеграфных столбов. Пахло хрусткими сушками и крепким сладким чаем. Неожиданно, впереди появлялась цепочка далёких огоньков, она равнялась со мной и пропадала прочь, убегая в угасающий горизонт.
Огни невидимых улиц. В своей чужой непостижимой жизни.
Я же, отодвинув занавеску, стоя на коленках, на деревянной полке жесткого плацкарта, зачарованно смотрел на то возникающие, то ускользающие за дымами и деревьями линии далеких огней, а то и, долго и размеренно, бегущих наравне с поездом.
Когда-то. В моем городке, улицы были не длинные, не широкие, а цепочки огней короткие. Но здесь...
- Мама, это – Ленинград?
- Нет, сынок, это... пригороды, - думая о чем-то своем, тихо отвечала Мама.
.............................................
Длинные Огни - там же, там, где и светили более полувека назад.
..............................................
Общая картина не изменилась. За окном - те же потускневшие заборы, дома, укрытые сетью листвы, освещенные фонарями, станционными прожекторами или рампами.
Взгляд не выглядывает деталей, он просто зрит панораму жизни, мелькающей мимо. И душе является щемящее чувство чего-то близкого и родного, забытого и вновь обретенного.
Возвращения к былому.
Уж осень – листва облетает. Серо и стыло. Появляются и пропадают острые ветви деревьев старого Волкова кладбища. Над ними вОроны. Еще чуть-чуть, и поезд простучит по аркам железного Американского моста и мимо побегут стены домов, памятные с детства.
А вот и острый мыс платформы Московского вокзала –
Уж ночь. 23-35.
«Здравствуй, Питер».
Чувство, близкое к «дежавю», не отпускает меня или я не отпускаю его и сам ловлю себя на мыслях, созвучных прошлому. И почти верю им. Но нет. Вокруг алюминий и пластик «Сапсана» и все по-настоящему, без прошлого.
Точка возврата где-то рядом. Но канула. Может на годы, а может на Вечность.
Ритмы нового века стирают это чувство, подобно «Галереи», сменившей старые дома Лиговки..., но не изъятые до конца из памяти.
И только спущусь в метро, как запах ленинградской подземки напомнит мне о былом. Запах чего-то неуловимого, технического с нотками нагретой резины. Так пахло на «Маяковской» и десять, и тридцать, и сорок лет назад.
Ленинград.
И тот же чуть хрипловатый мужской голос объявит, что двери закрываются и следующая остановка.... Душа ответит аккордом, интонацией, которую я забыл, но сполохом вспомнил. И вновь, капля по капле, капля по капле, чувства наполнят меня, выплескиваясь набежавшей слезой в задумчивых скверах Петроградки или Щемилихи.
И былое овладеет мной....
-----------------------------------------------
Человек остановился, огляделся и умиротворенно произнес:
«В парках и садах липы шелестят
Доброй ночи, родной Ленинград»*
* - Марк Бернес «Вечерняя песня».
продолжение
http://proza.ru/2023/03/26/1086