ЛАНА ЛЕНКОВА за-Я-умь
Софья Суркова. Лазурь и злые духи. — М.: ОГИ, 2023. — (Флаги.
Поэтическая серия).
«Лазурь и злые духи» — дебютный сборник Софьи Сурковой и одна из
двух первых книг поэтической серии журнала «Флаги», подготовленной
совместно с издательством «ОГИ». Суркова — яркая представительница
поколения двадцатилетних (р. 1999), студентка Литературного института,
редакторка журналов «FEMINIST ORGY MAFIA» и «Сверхновый
Карфаген». Публиковалась в журналах «Флаги», «Ф-письмо», «Воздух» и
других, вошла в шорт-лист молодежной поэтической премии «Цикада»
(2021).
В предисловии к изданию Оксана Васякина пишет, что Суркова —
продолжательница традиции, заданной Хлебниковым. Действительно, при
чтении ее стихов вспоминается Хлебников, Крученых, Гнедов: «и молчит он,
и не говорит, / и слышится только: вры и рвы / гла и мгла». У Сурковой не
просто заумь — в ее текстах много искреннего, эротичного, в них невероятно
много любви, много «я». Это — за-Я-умь. Здесь нет альтернативы языку,
здесь мы попадаем внутрь него. Суркова ничего не изобретает, она дает речи
прорасти через себя, разнести споры: «ты есть то / а все что не то — лишь
ненанесение, звукастая система огласовок, а если / не веришь мне, то лучше
верь — не;верь речевата».
Эта книга — необъятный мицелий; в ней не найти нарратива, не
распутать нити грибницы. Тексты здесь хаотичны и полистилистичны, как
сама жизнь. Стихи Сурковой сопротивляются интерпретации, но их и не
хочется разгадывать — они работают аудиально: «А между / круглых и
круглых яяблоонь / выжат домий пчелинок: мы / шли по их городу, а их
город был звук. / Весь август звук нас тяготил; / он — предел; / объята
злостной болью, я / разобрала акустику города, становление звука / его слова
— их я унесла с собой / (все искажалось, и все счернело, но их / я унесла с
собой». Поэтесса расширяет пространство, организуя звуковой ландшафт.
Как слепой стуком трости определяет границы помещения, так и мы
ориентируемся в мире Сурковой — здесь все подсказано звуком.
На презентации «Лазури и злых духов» литературный критик и
исследователь Илья Морозов отметил, что язык в книге — праязык, «язык-
ребенок», за которым читатель наблюдает. С этим высказыванием на той же
презентации поспорила Оксана Васякина, сказав, что логика вселенной
Сурковой противоречит времени, в этом мире не может быть «прото-» и
«пост-», не может быть детства. Еще в предисловии к сборнику Васякина
писала: «ни в коем случае не нужно думать, что эти стихи инфантильны».
Возможно, эти тексты, правда, не детские — но они ценят детство. Они
напоминают мультфильмы: здесь и динамичная смена кадров («и
податливый ключок его ре;чного дома, / в котором одна табличка висит,
такая: / «плюгавая лимита ищет работу», / никак не откроет замок. // Ха!
холм! / я украла у тебя эту землю — / все стало словом, и все чахнет, как
слово, / твоя земля была здесь / а опустилась // вот сюда»), и яркие персонажи
(«И все пришли: евнух / и егерь (а ведь кто-то из них жабий сын), / живая
ежиха, ослица, дельфиноорел, / бессмертные лебеди, люди-драконы, /
музыкальные клоуны и трубачи и / их шестисотая кошка»), а почти каждый
объект в этих текстах будто акцентирован звуковым эффектом («кровь-
кровь», «ц-апля», «йазык», «яяблоони», «яблоони», «яяблони»). Здесь письмо
больше не проводник — оно автономно: эти тексты и этот мир настолько
субъектны, что мы будто перестаем быть.
Вселенная, творимая Сурковой, фрактальна: звук, образ, текст, книга
— каждый фрагмент одновременно замыкается в себе и перетекает в другой:
«мир схлопнулся / в кротовую нору / в борт воздушного судна / в честивый
дом мистера Брауна». Дом мистера Брауна — дом-гриб; книга — грибница,
каждый гриб-текст которой уникален (в первую очередь благодаря тому, что
Суркова использует разные — порой несовместимые — стратегии письма в
пределах книги и даже одного произведения, что заметно в центральной
поэме «Лазурь и злые духи»).
Энергия по книге умышленно распределена неравномерно. Вот,
например, «Стихотворение на несуществующем языке»: «о;тчи зазу;бые в
ле;сеннем я;бе / тру;жат жа;бушки окололи;ца / яблоколи;ца древяси;стые /
рукови;тые — упра;чиваю — заче;мные?». Подобно «глокой куздре»,
стихотворение создано на основе русского языка, мы даже встречаем
знакомые слова: «время», «нашлись», «жабушки». Это стихотворение
напоминает нашумевшее изображение, смоделированное с целью передать
состояние человека в момент инсульта и в первые минуты после него. Мир
выглядит навязчиво знакомым, но ничего не получается распознать — так,
мы встречаем конструкции: «пресыха;ет в отта;янии», «полисок еневеет», «в
ле;сеннем я;бе», — фразы кажутся нам интуитивно понятными, но
интерпретировать их не получается (из-за чего текст внушает тревогу).
«Перевод стихотворения на несуществующем языке»: «душа внутри тела
тело в плену», — будто намекает на то, что стихотворение стремится
передать состояние души, обреченной находиться в смертном (больном)
теле.
Отдельно хочется сказать про приложение «Rehab», название которого,
скорее всего, отсылает нас к песне Эми Уайнхаус, умершей из-за
алкогольного отравления и пополнившей «клуб 27» в июле 2011 года.
Суркова пишет: «3 января 2018 года я попала в реабилитационный
центр <…> и пробыла там семь месяцев. Я просила разных людей рассказать
мне про их жизнь и историю употребления <…>». «Rehab» состоит из семи
стихотворений, записанных в единой форме, напоминающей анкету. Эти
тексты, полные боли, вызывают одновременно ужас и сочувствие. Вот,
например, реплики Леши, который «начал пить и курить в 11 лет» и «бахал
внутривенно фен до 21 года»: «мать жалко и сестру, доверия нет, / надоело
торчать, я и через церковь пробовал — / не вышло, вот / теперь через
Анонимных пытаюсь». Поэтесса не делает выводов, но мастерски складывает
текст из услышанного: «однажды батя отвез меня на охотхозяйство, / оставил
там трем дядькам / (потом я узнал, что он меня продал) / короче, у двоих
дядек был СПИД, а третий / специально с ними баянами менялся, /
посмотреть, заразится или нет. Потом все трое умерли».
Создавая тексты, поэтесса переключается между стилями, избавляясь и
избавляя нас от предрассудка языка. «Лазурь и злые духи» — это смелый
дебют как самой Софьи, так и поэтической серии журнала «Флаги».
«Однажды мы перестанем мучить / неделимое туловище языка и /
открутим все слова от значений / чтобы они так просто болтались в воздухе /
мы все станем языковники / И я больше ни слова не произнесу
членораздельно».