Отрывки из ненаписанного

Альвидас Ачюс
Свою дочку-первенца он назвал Геновайте - литовская форма имени Женевьева - "честная и добрая". Честь и доброта - разве не основные достоинства будущей женщины? 

Не прожив и года, она умерла от воспаления легких. Забрал Бог ангелочка в свои пределы, оставив кровоточащий рубец на сердце матери. Да что роптать на Господа - добрые и кроткие ему нужней.
В условиях хутора, когда на тебе немалое хозяйство, трудно уследить за ребенком. Да и некогда горевать.

Но бог милостив. Забрав дочку, дал сына - горластого крепыша, тут же железной хваткой вцепившегося в жизнь. После сына дождались и трех дочек-погодок.
Последняя, младшая, на удивление походила на первую, ушедшую на небо. Те же губки бантиком, тот же тихий нрав.
- Это наша Генуте решила вернуться к нам! Так и будем звать дочку, как звали ее прежде! - решил отец, впервые взглянув на ребенка.

Росли потихоньку дети, стремительно текло время.
В 1940-ом пришли русские, радикально поменявшие жизненный уклад. Отняли землю, собственность - всё стало общим, то есть ничьим. Пока удавалось, откупался от раскулачивания, все было терпимо. После заявили:
- Ты пойми нас, Йозас, некого больше раскулачивать, один ты из крепких сельчан остался, а у нас план!
Дали на сборы два часа.
Семью погрузил на подводу, в том числе и трехмесячную Ниеле, родившуюся уже при советской власти. Товарный вагон - не лучшее место для ребенка. Где-то за Уралом похоронили ребеночка на безымянном полустанке...
Вернули назад после дух месяцев мытарств. Оказалось, вся деревня стала на защиту Йозаса Рукшиса! Какой же он кулак? Трудяга-крестьянин, трудом и потом выживающий на соей земле.
Вернувшись в свой дом, застал партячейку  в полном составе, допивающей остаток самогона из погреба... 

Война пришла в 1941-ом, когда сыну исполнилось десять лет, младшей - пять. 

По окрестностям прокатилась спешно отступающая советская армия, побитая, в суматохе теряющая людей и имущество. Оголодавшие солдаты просили хлеба, но разве мог крестьянин накормить целую армию? Дай бог своих сберечь, выжить всем в этой вселенской мясорубке...

Немец в новеньком офицерском мундире въехал в деревню через пару дней на белой кобыле впереди колонны солдат. На подводах везли ящики и разный военный скарб. Солдаты шли мимо хутора целый день нескончаемым потоком, иногда поигрывая на губной гармошке что-то веселое и бравурное. Тогда дети выбегали к дороге, чтобы послушать и помахать рукой диковинному музыканту. 

В очередной раз, когда Генуте прибежала на звуки гармошки, какой-то немец протянул ей конфету. Ребенок обомлел, держа в ручке это сверкающее на солнце золотое чудо! В ее короткой пятилетней хуторской жизни такого еще не было! Оглянулась на мать растерянно.
- Да, можно, возьми. Дядя хороший...
Хороший дядя погладил ребенка по головке, помог развернуть фантик. Девочка с любопытством взяла конфетку, тут же отправив ее в рот, и с ревом выплюнула! Внутри такого красивого, такого сверкающего фантика оказался заплесневелый черный сухарь!
Она стояла у дороги и громко ревела от обиды, а десятки глоток "хороших дядей" громко гоготали над ней... 

Четыре года спустя германская волна потекла в обратном направлении, но уже без былого лоска, потрепанная и побитая. Серые солдаты спешно бежали от наступающих советских войск, бросая скарб, лошадей, оружие. Над дорогой повисло плотное облако пыли от тысяч солдатских ног, а орудийный гул, доносившийся порой откуда-то издалека, с каждым днем становился отчетливей. Не было уже слышно губной гармошки, да и подросшие дети не бежали к солдатам, а благоразумно прятались в соседнем ельнике вместе с коровой Зорькой.

В один из дней высоко в небе прогудел большой черный самолет с красными звездами. Покружив над районным городком, сбросил он единственную бомбу, отчего сгорела дотла окрестная даминанта - церковь с колокольней, да разворотило могилки за церковной оградой. Вместе с церковью сгорели и все церковные книги, где веками велись записи смертей и рождений жителей района.

Когда Советская власть восстанавливала документы, даты рождения записывались со слов каждого, подтверждаемые односельчанами. Кто-то научил, и Геновайте записали на шесть лет старше. Люди помнили, что была такая, родившаяся у Рукшисов в 1930-м, и это чистая правда, а вот что померла через год - так об этом власть не спрашивала, чего ж ей докладывать?

И стал десятилетний ребенок в одночасье почти взрослым человеком! Получив паспорт, уехала в большой город Каунас жить у тетки и учиться на механика швейного производства, попутно осваивая и школьную программу. Хотелось зарабатывать и быть самостоятельной.

Замуж вышла в шестнадцать - по паспорту ей было двадцать два, родила сына в семнадцать.
(продолжение следует)