Над городом висело хмурое серое небо, совсем внизу оно было ещё и туманным.
В запылённое окно заглядывала лукавая, немного посеребрённая луна. Тускло светили жёлтые, возле аптеки, фонари.
Настенные часы – ходики показали шесть.
- Если это действительно утро, то можно идти пить чай, - глядя в потолок, сказал он самому себе.
Впрочем, подумал он, если это вечер, то чай-то будет сейчас не лишним.
Откинув тёплый, в зелёную клетку плед, вставив отёкшие ноги в изношенные домашние тапки, шаркающими шагами он пошёл на кухню.
Когда открылась дверка холодильника, внутри него зажглась тусклая лампочка.
Три полки для него были явно лишними. На средней лежал кусок хлеба, огурец, две банки консервов. Взяв хлеб, он закрыл дверку холодильника.
Из кипящего чайника Коляныч налил воду в кружку со отколотым краем, бросил туда щепотку чая, и сел у стола. Съев хлеб, запил его чаем.
Он всё же убедился в том, что сейчас утро, когда решил включить свой старенький мобильный телефон с чёрными кнопочками.
Возраст у аппарата был более чем солидным, но это реликтовый гаджет ещё работал.
Шесть часов двенадцать минут было на потёртом экранчике. Если бы это был вечер, то время было другое – восемнадцать часов и двенадцать минут.
Надо бы сходить в магазин и в аптеку, - подумал он. Скоро они откроются.
Со вздохом отстегнул застёжку своего потёртого кошелька, раньше бывшим «портмоне». Внутри звякнули две монетки.
- Странно, подумал он, недавно здесь были синие и красные бумажки. Куда же они могли подеваться?
На дне кошелька лежали две аптечные скидочные карточки. Раньше на их месте были карты супермаркета, ателье ремонта бытовой техники и двух банков.
Теперь их нет, они унесены ветром времени.
Одним движением левой руки от отправил «porte-monnaie» в обшарпанную тумбочку.
***
Сегодня он на работу не идёт. Не ходил туда вчера и не пойдёт завтра.
Ходить по улице, подниматься по лестнице своего дома он может.
Но ходить на работу и весь день вместе со своей бригадой резать и носить прутья арматуры, крепить опалубку, лить бетон, а потом снимать опалубку и носить её на другой этаж нового объекта, как это было легко делать раньше, уже не мог.
***
В тот уже далёкий день, неожиданно для него, бригадир отправил его в отдел кадров стройтреста, вызывают, мол.
Кадровик, ровесник его, без обиняков объяснил ему: всё, Коляныч, отправляем тебя на заслуженный отдых. Теперь тебе действительно пора, ведь четыре года ты и зарплату и пен-сию получаешь, но в норматив теперь уже не укладываешься.
Прости, подпиши заявление, получи полный расчёт, там тебе и премия выходная выписана и подарок от руководства, причём очень ценный для тебя.
Коляныч возражать не стал. Хотя об уходе он не задумывался, но внутренним сознанием своим понимал – не мог он уже справляться, уставал так, что к концу смены с трудом передвигал ноги.
В старых фильмах показывали, как провожали на пенсию в прежние времена. Всё было торжественно, речи, цветы, даже оркестры. Коляныча так не проводили.
Кассирша сказал «поздравляю», но Коляныч так и не понял, что она имела ввиду – поздравила с окончанием трудовой биографии, или с получением премии и подарка.
Расчёт с премией лежали в толстом бумажном конверте. Подарок – в мешке. Там оказался толстый шерстяной плед в ядовито-зелёную клеточку. Кому в голову пришло отдать ему та-кой подарок? Он ему совсем не нужен.
Выйдя из конторы стройтреста, Коляныч сходил в магазин, купил выпивку и закуску и поехал на строящийся объект.
Просил бригадира к концу смены созвать всю бригаду, позвать мастера и прораба. Накрыли стол в вагончике службы заказчика. Потом Коляныч с бригадой зашли в соседнюю столовую, где и закончили расставание.
***
В детстве Коляныч был Стёпой – Степаном. С родителями и младшим братом они жили в маленьком сибирском посёлке на берегу реки.
Закончив восемь классов, Степан поступил в райцентре в профтехучилище и стал квалифицированным строителем.
Полгода он работал на стройке, там же, в райцентре, и оттуда же пошёл служить в армию. Там он стал рядовым Степаном Николаевичем Строкиным.
Несмотря на строительную профессию определили его в артиллерию, наводчики тоже нужны были в артполку, хотя почти все его однокашники по училищу служили в стройбатах.
После учёбы в полковой школе младший сержант Степан Строкин стал командиром орудия.
Его лучший приятель по службе, замкомвзвода Филин Валера, уговорил поехать с ним после службы в большой город, где жил его дядя.
Степан решил, что надо изменить свою жизнь и строить её по своему усмотрению.
***
Вместе с Валерой, после службы, они неделю ходили по большому городу, катались на лодке по реке и на аттракционах в парке.
Валерин дядя, временно приютивший их, дал Степану газету: читай объявления, там пишут где требуются рабочие.
Устроился на работу в стройуправление, получил койку в общежитии. Там быстро перезнакомился со всеми жившими там людьми.
Большой город удивил его. На улице люди шли навстречу друг другу и не здоровались, как это было в его родном посёлке.
Более того, жившие в одном доме не были знакомы с соседями даже по одному подъезду, не говоря о всём доме.
Через два года вольной жизни молодого и беззаботного парня, Степан женился на крановщице Вере Масловой. Она была родом из этого большого города. После свадьбы он переехал в дом к родителям Веры.
Нрав у него был добродушный, доверчивый и весёлый. Друзей и просто знакомых у него было много, компаниями собирались не только по праздникам.
Через десять лет они с Верой и двумя сыновьями жили в своей квартире в том доме, который построило их стройуправление.
Степан Николаевич Строков, как в те времена говорили, стал передовиком строительного производства. И постепенно в бригаде и в стройуправлении он становился Колянычем, хотя и знаменитым, но своим, простым парнем.
Всё в его жизни было хорошо, дети подрастали, в семье царили мир и благополучие.
Коляныча постоянно награждали грамотами и премиями. Были и его фотографии на стендах почёта – в управлении, и на городской площади.
***
Но после сорока двух прожитых им лет, на пятом-то десятке, случилось непредвиденное. Как-то приехала к ним на участок инженер производственного отдела Марина Константиновна с проверкой соблюдения технических регламентов и строительных норм.
Когда Коляныч увидел её, то сразу понял - что-то в нём изменилось. В груди сначала появился предательский холодок, затем всего его объяли горячие волны. На следующий день ему стало ясно: он влюбился.
Но возможно ли такое? Коляныч место себе не находил, Марина всегда была у него перед глазами.
Правда была в том, что она была недосягаема для него.
Широкоплечий, с обветренным, задубевшим лицом, с большими руками и крючковатыми пальцами, ставшими такими после многих лет работы под открытым небом, он, рядом с ней – стройной, скорее даже хрупкой блондинкой, казался если не чудовищем, то во всяком случае, совсем не совместимым с её обликом.
Его любовь стала для него мучительным осознанием недостижимой мечты, но находящейся совсем рядом. Для её достижения он сделал много, может сделать ещё больше, но это не приближало его к Марине.
Он немало удивил прораба Юрия Васильевича, когда просил его отдать ему, чтобы отвезти в управление отчёты и чертежи с тем, чтобы получить там другие. Он не объяснял, конечно, что сможет там встретиться с Мариной.
У каждого свой участок работы выполнение несвойственных работнику функций есть анархия что является антиподом порядку. Нарушение порядка он не допустит, даже если бригада, коей Коляныч руководит, план выполняет – так кратко можно передать пятиминутный монолог прораба.
Остановить Коляныча в стремлении быть рядом с Мариной было невозможно. Узнав, где она живёт, он снял для себя комнату в её доме и, оставив семью, переехал туда.
Как школьник, он вечером мог ждать её возвращения с работы, чего не мог позволить себе утром. Ему на работу надо было уезжать раньше, чем ей.
Её облик стал для него, как для верующего, иконой, а потому его мало волновало – замужем она или нет, какая у неё семья и как другие люди относятся к его чувствам.
Он приносил к её дверям цветы и мог подолгу там стоять в надежде увидеть её, поговорить с ней.
***
Стало дальнейшее совпадением обстоятельств или нет, до сих пор неизвестно. События последующих дней изменили всю судьбу Коляныча.
Увидев её возле подъезда дома, он подошёл к ней со словами любви.
Марина цветы не приняла, в довольно резкой форме стала требовать прекратить её преследование, и немедленно выехать из этого дома.
Если он это не сделает, она будет вынуждена принять свои меры.
Она не допустит того, что он будет её компрометировать.
От такого поворота Коляныч ушёл в глубокий запой, хотя раньше спиртным не увлекался.
Через неделю ему рассказали об отъезде Марины с мужем и дочерью в другой город.
Как выяснилось, её муж был номенклатурным работником и его перевели на новую должность.
Вера, с которой Коляныч прожил замечательные двадцать лет, сдала документы на развод, а его – Коляныча, пообещала не пустить на порог их дома.
Свои обещания она выполнила.
Оба сына, не без влияния матери, отказались с ним встречаться.
Вот так и остался Коляныч один в чужой комнате с горечью в душе, раненым сердцем и беспросветным будущим.
В стройуправлении на период его отсутствия в связи с личной драмой и запоем, оформили ему отпуск, сняли его с бригадирства и заставили просто снова выйти на работу.
Наступили для Коляныча нудные, серые дни скорбной жизни.
Утром он по привычке выезжал на объект строительства и весь день, не вступая ни с кем в разговоры о жизни и политике, работал, работал, и работал.
Он соглашался работать по две смены подряд, выходил на работу в выходные, даже в праздники.
Работа спасла его от падения в пропасть, или, если вспомнить классика, на дно жизни. Судьба была отчасти к нему благосклонна.
Жена Вера произвела обмен их трёхкомнатной квартиры и ему досталась маленькая однушка в серой хрущёвке.
Там Коляныч и жил в одиночестве всё оставшееся ему время.
***
Он вышел на туманную улицу и направился в сторону маленького сквера с покосившимися фонарями, где на лавочках иногда собирались старики-пенсионеры и судачили о болезнях, старости и действиях проклятого мирового империализма.
Тротуар на его пути перегородили рабочие.
Они маленькой землеройной машиной вырыли канаву, на дне которой в жидкой грязи лежала рыжая от ржавчины, лопнувшая труба.
Коляныч обошёл место работ и пошёл по обочине дороги, идущей вдоль улицы.
Он шёл по обочине жизни вперёд, в туманную даль.
Сзади него шумно возились у канавы трудящиеся люди водоканала, каждый со своей судьбой.
Впереди него другие люди зажгли витрины магазинов и аптек. Все они были на улице жизни.
На обочине Коляныч был один.