Как там у нас когда-то Эдита Станиславовна Пьеха пела песню про старый альбом? Какие же верные слова в песне этой: - “Сколько всякого мы позабыли, сколько снова забудем потом. Чтобы вспомнить, какими мы были, загляните в семейный альбом”.
Вот и я частенько заглядываю в старые фотографии, хотя теперь их можно смотреть уже на экране ноутбука. И всегда в памяти всплывают те или иные эпизоды многолетней давности, о которых может и не вспомнил бы вовсе, если бы не эти старые, пожелтевшие снимки напомнили.
Я, как-то раньше написал историю-воспоминание, озаглавив ее “Старая черно-белая фотография”, где глядя всего лишь на одну ее, можно вспомнить, довольно изрядный, кусок жизни своей. Вот и сейчас, смотрю я на фото, где тёща моя, ныне покойная, Лидия Артемьевна пришла на речку прополоскать бельё, мост за ее спиной виднеется и в головушке моей сразу нарисовалась масса воспоминаний.
И не надо далеко ходить. Все события, хотя и в разное время, проходили на небольшом участке речушки, под названием Куяченок, что в аккурат перед въездом на мою малую родину, в село, что прозывается алтайским словом - Куяча. Правда, никто толком до сих пор не знают, что же это название означает. За мостом эта речка сольется с сестрой своей и потечет дальше, уже под названием Куяча. Правда, через четырнадцать километров и она прекратит своё существование, отдав воды свои в полноводную реку Песчаную.
События, которые вспомнились, довольно давнишние, участники тех событий, кто давно, а кто совсем недавно, упокоились на кладбищах сельских, а вот в памяти моей всё еще как живые стоят.
*** И вот память моя относит к первому детскому воспоминанию в лето 1957 или 1958 годов. Нас, пацанов деревенских, привлёк автомобильный визг, доносившийся из забоки, что пониже современного моста. Бегом туда, как же без нас то, надо же срочно узнать в чем дело. Грузовик, даже марку не скажу сейчас, может полуторка, может ЗИС-5 не может никак выехать на другой берег речки. Сам то он вроде как и выехал, а вот задние колеса никак не могут выскочить на небольшой, крутой бережок. Шофер неистово газует, несколько мужиков, а нам все парни тогда мужиками казались, неистово матерятся, пытаясь вытолкать машину на берег.
Ну и ладно, эко невидаль, машина буксует, что тут запоминающего, скажете вы. Правильно. Это до того момента, пока водитель не открыл дверь, и не вылез наружу, где присев на корточки, стал советы давать мужикам, под какое колесо и что подложить. А самое смешное, пока он сидел, а потом бегал вокруг машины, мотор ревел, задние колеса бешено крутились, разбрасывая ошмётки грязи во все стороны. А почему? Вот и мне, пацану, это показалась очень странным. Но увидев через открытую дверь кабины, что на педали газа лежит увесистый молоток, этакая мини-кувалда, даже мне стало всё ясно.
Кроме одного. А если бы грузовик всё же поднатужился и изловчился выскочить на берег без шофера. Докуда бы он мог доехать и сумел бы его догнать, подвыпивший водила. И вот большое подозрение у меня все эти годы, что тогда, шестьдесят с лишним лет назад, шофером был родной и младший брат моего отца, Исак Калинович, которому и тридцати лет тогда от роду не было еще. Про крутизну мы тогда и слыхом не слыхивали, но вот этот, бесшабашный, неординарный его поступок, запомнился крепко.
*** Моторист сельской электростанции, Ефим Петрович Ткаченко, верхом на лошади, с женой, что позади него, на одной сторонке, сидела, отправились, скорей всего, на покос свой, а может еще куда, точно не могу сказать. Ничего не предвещало плохого, летний денек был теплым и солнечным. Всё было прекрасно, пока не подъехали к речке, чтобы лошадь ее вброд могла перейти. Громко сказано – вброд, когда она летом воробью по колено только-только.
Но вот беда, несколько ранее оборвался один из проводов, что через речку шел. Кто говорит, что электрический провод был, кто утверждает, что от радио, но буквально чуть ранее здесь поросенка током убило, когда он речку переходил. Его еще и обнаружить толком не успели. Поросенка этого, током убиенного. А тут и Петрович с женой на лошадке подоспел. Конь в реке падает замертво, наездники тоже в воду. Вот про жену Петровича свидетели ничего не сказали, видимо встала и без потерь из речки вышла. А над Петровичем еще долго мужики подтрунивали, кто видел это.
- Петрович! Ты скажи вот нам, за каким хреном ты из речки на карачках выползал, а не на ногах своих?
На что Ефим Петрович, со свойственном ему украинским акцентом и замысловатыми, нерусскими словечками, типа, “я кажу”, отвечал, что еще неизвестно, на чем бы ты сам выползал, когда вот такая оказия приключилась.
*** В шестидесятые годы в одно лето умные совхозные головы решили доить совхозное стадо коров прямо на берегу этой речки. Затея, прямо скажем, не ахти какая умная. Дурацкая затея. Но притащили на берег мехдойки, движки ЗИД-5 и процесс пошел. Сколько проклятий на головы этих горе-руководителей посыпалось от жителей ближних от дойки домов. Зловоние и тучи различных тварей, от мух до паутов и слепней заполонили край села.
И вот как-то порой ночною, один из пацанов предложил после танцулек в клубе, прогуляться до этой речки, видимо зная наперед, что нас там может ожидать. А там, в небольшой яме или заводи стояли в речке несколько фляг с молоком после вечерней дойки. По какой причине тогда молоко не увезли на сырзавод в соседнее село, сие неизвестно.
Открыв одну из фляг все, кто хотел, приложились к ее содержимому. А это уже не молоко, а сливки сверху были. А в такой пикантной ситуации они, конечно же, в сто раз вкуснее были. Напившись и поставив флягу на место, мы спокойно и беспрепятственно ушли. Что это было? Единичный ли случай, что не смогли в тот день увезти молоко на сырзавод, или что другое, но та лунная ночь, торчащие из воды фляги и вкус тех сливок во рту и на губах, тоже остались на долгие годы в памяти.
*** Прежде чем поведать вам историю, случившуюся на мосту, что на фотографии, надо предысторию небольшую рассказать. Хотя эти две речушки, Куяча и Куяченок, когда и порознь текли, то и после слияния их за деревней, полноводными назвать, язык не повернется. Но в весеннее половодье в иной год их просто не узнать. Бурлящий, коричневый поток сметает всё на своем пути, что рядом с рекой находится. В том числе, и так называемые переходчики, толстые лиственницы, переброшенные с одного берега на другой. Если заблаговременно не привязать тросом один конец этого переходчика, к чему-нибудь крепкому, надежному, то унесет его к чертовой матери, куда подальше.
Жители, что живут за речками обеими, оказываются на время отрезанными от центральной части села. Особенно счастливы ученики – стихия, в школу не моги никак иттить. Надоело мучиться, построили пару мостов, более-менее капитальных. Достаточно высоких, чтобы поднявшаяся вода в половодье ненароком их не смыла. Вот его вы его и видите на фото, вместе с тёщей моей.
К мосту подходят две дороги на въезде в село. Одна, так называемая, центральная, она по ровному месту проходит, а вторая, по которой совсем мало кто ездит, по ней надо спускаться к мосту, с довольно таки, крутой горки. Вот по ней и начал спускаться гусеничный ДТ-54, за рычагами которого, сидел мой тесть, Геннадий Маркович. Тёще, Лидии Артемьевне, не надо было пристально всматриваться в спускающийся с горы трактор, она по звуку двигателя безошибочно узнавала трактор мужа.
- Вон и Маркович наш уже возвращается с работы. Ставь, доча, кастрюлю с супом на газ, ужинать будем.
Но что за черт! Только что, каких то несколько секунд назад трактор съезжал с горы, а сейчас его нет нигде!
- Ахти, мнеченьки! Беда то какая! Упал с моста в речку наш Маркович! Не дай бог, убился, родненький наш! Бежим скорее!
С громкими причитаниями мать и дочь кинулись к мосту. Благо, мост этот был в какой-то сотне метров от дома. Из, лежащего под мостом, трактора, показался Геннадий Маркович. Живой и невредимый. И сходу на женщин напустился.
- Вы, в крестики и душу мать, чего тут распричитались, раскудахтались! Зачем прилетели сюды? Кто звал? Не видали, как трактора с моста падают, или прыгают. Марш отсель! Без вас разберусь как-нибудь.
Ну вот, получили женщины от главы семейства вежливое сообщение, что с ним всё в порядке и не о чем волноваться. И сразу как-то на душе у них легче и спокойнее стало. А трактор без лишнего шума и гама быстренько поставили на колеса, то бишь на гусеницы свои и на этом инцидент был исчерпан.
И коль я сегодня разговор завел о наших двух речках куячинских, то вот ведь какая штуковина вырисовывается. Со дня основания села, а это случилось примерно в году, этак 1825-м и очень долгое время, чуть ли не полтора века, жители вынуждены воду для всех своих нужд брать только из этих речушек. Ее пили, готовили на ней еду, ей мылись и стирались. Пара, тройка родников погоды для всего села не делали. Как и глубокий колодец, в который меня дед Анисим спускал в детстве, для его чистки.
Качество воды во все времена года оставляло желать лучшего. Да и откуда ей быть хорошей, когда совхозных коров доили на этих реках обязательно от села выше по течению Что в Партизане, что на Хобде. Две конюховки с лошадьми, с десятками или даже сотнями голов, были также выше по течению. А в весенние половодья что прикажете делать с водой грязно-коричневого цвета? А что тут такого, немного пусть отстоится и также в пищу употреблять. По идее, антисанитария ужасная, но самое интересное, я не помню, чтобы в селе случались какие-то эпидемии с палочками различными, серьезные отравления с этой грязной водой. Люди, что ли, были крепче тогда и закаленнее.
Зимой, подо льдом, вода значительно чище. Из многочисленных прорубей, вырубленных во льду, люди на коромыслах носят воду и в дом и в баню по субботам. Гоняют коров своих личных к прорубям этим, чтобы напоить. Сюда же женщины носят на коромыслах по два ведра выстиранного в доме белья, чтобы прополоскать его в речной воде.
Бедные, деревенские женщины того времени, той поры! Какая им доля нелегкая и трудная досталась. Зима. Морозяка. Лёд на реке уже такой толщины, что руками и до воды не дотянуться. А надо каждую вещь опустить в воду, да прополоскать ее. Вот и приходится, если уж никак не дотянуться до воды стоя, постелить какую-нибудь тряпку под себя, встать на колени и пока пальцы в конец не окоченели, возить эту вещь в воде, туда-сюда, туда-сюда. А отжать и сил уже нет, пальцы не слушаются совсем.
Чтобы как-то почувствовать их, суешь руки в чайник с горячей водой, что из дома прихватила с собой к проруби. Ага, заныли, значит “отходить” начали. Еще и половину вещей не успеет прополоскать, а вода в чайнике совсем остыла. Вот и мучались наши женщины и ведь считали, что так и надо. А как же иначе жить. Это уж потом, когда водопровод наконец-то сделали и несколько колонок на главной улице поставили. Какое-никакое облегчение получилось. Хотя первое время на вкус вода из колонок не очень нравилась жителям. И жесткой была, вдобавок.
На фотографии Лидия Артемьевна улыбается, хотя тоже белье на коромысле принесла полоскать. А что не улыбнуться, на дворе чай лето и рученьки в эту пору уж никак не отморозишь.
*** Ну и под занавес, пожалуй, еще об одной истории поведаю. Хоть и больно мне было, но со стороны, видать, смешно смотрелось. И снова, как и договаривались, речь пойдет о речке. А если точнее, о ее участке, чуть повыше моста. Периодически, из-за перемерзания русла, вода в реках течет поверх льда, образуя наледи. Где они большие по площади и гладенькие, что каток тебе современный, а где и узенькие и корявые, вдобавок.
Так вот, в ту злополучную зиму, образовался просто шикарный каток выше моста. А у меня, тогдашнего десятиклассника, появился зеленый красавец-мотоцикл, с одной выхлопной трубой и железным багажником вместо заднего сиденья. Под названием К-55 с мощностью двигателя, не дотягивающей до пяти совхозных кобыл, на которых мне приходилось работать, а именно 4,75 л/с.
А совсем недалеко, в какой-то сотне метров от катка этого, жила девушка, которая ну просто должна была, хотя бы из окна своего видеть, как я выписываю круги с восьмерками на своём “дрекселе”. Ночной порой, при свете фары. Романтика, прям жуть! Быть может, не устоит даже и выйдет на улицу, попросив прокатить ее с ветерком. Ах, да! Посадить то ее некуда будет, и седушки нема сзади и подножек тоже.
Ну, значится, нарезаю я так круг за кругом и вдруг… Конечно же, не вдруг, а это должно было случиться. Неожиданно падаю. Довыпендривался, если по-русски. Я на лёд, а “дрексель” мой на меня. И тут как всегда закон подлости в действии. Выхлопная труба была у него одна и к тому же с левой стороны. И конечно же, мы упали именно на левую сторону. И конечно же, моя штанина была задрана вверх и раскаленная труба накрепко припечаталась к моей голой голени.
Кажется в тот момент я даже чувствовал как шкварчало моё мясо на ноге и горелый запах источало. А вот скинуть с себя этот чертов “дрексель” у меня никак не получалось на этом скользком льду. Не знаю, сколько уж времени я так елозил по нему, но всё же наконец вылез из под мотоцикла.
Долго заживал тот обгорелый кусок кожи и мяса. Но зажило всё со временем, хотя шрам на голени, образца 1965 года остался. Ну как же. Память. А без памяти как жить? То-то и оно.
Вот и рассказал я вам, пришедшие на ум истории, связанные всего лишь с небольшим участком реки, глядя на маленькую, пожелтевшую фотографию тех давних, но таких близких для сердца, лет.