Ростов-на-Дону. Лена и Оля. Лето 1947

Гульнара Элрод Умарбекова
   Я ехала к сестре Лене в гости, в Ростов-на-Дону и вспоминала, как мы с ней ездили в Ростов по делам. Лена жила тогда на квартире у Зои. У красавицы Зои была бабушка Рая, ей было 80 лет. Она жила отдельно. Этой бабы Раи сын Савелий, 40-летний, как наша мама, ранее привозил маме семена тыквы из Ростова-на-Дону. Мы с Леной тогда ехали к бабе Рае не с пустями руками, а везли ей пшеницу. Баба Рая молола её на крупу вручную на машинке. Она сама, на свои деньги, покупала  кусочки сливочного масла и варила нам вкусную  пшеничную кашу. С каким наслаждением мы ели! С тех пор я такой вкусной каши не ела. Даже в землянке мы с мамой варили кашу, но заправляли постным маслом, оно было намного дешевле, чем сливочное.  Всё это было в 1942-43 годах, мы из-за войны не ходили в школу, не учились. Ну а пшеницу, конечно же, воровали на перевалке, на току в поле, обычно ночью. Позже Лена, уйдя из судоходного училища, стала жить у бабы Раиной внучки Зои. Они были эстонцы и все были красивые. Через бабу Раю у нас были связи в Ростове. Мы меняли пшеницу на одежду, обувь, и другое у её знакомых.
   Вспомнила, как однажды мама зарезала курей, взяла зерно и поехала, чтобы купить на базаре ситец нам на плятья. Продавали на руках, тайком. Было строго с мануфактурой. И, взяв деньги за курей и пшено, мама стала спрашивать, нет ли у кого хорошего ситца на платье. Один мужик поманил её рукой, и когда она подошла, он достал из-за пазухи сверток, развернул два отреза ситца по 3 метра. Маме понравился ситец, красивый. Она достала деньги и дала ему. Мужик взял деньги и отдал маме свёрток и исчез. Купив кое-что по мелочи, мама побежала на станцию, на поезд. Когда, усевшись на полке в вагоне, мама захотела полюбоваться ситцем, достала и раскрыла сверток, их него посыпались обыкновоенные стружки. Мама была в шоке,и чтобы люди в вагоне её не засмеяли, она никому не рассказывала, а раззказала нам дома. Лена от злости плакала, упрекая маму за ротозейство, ее можно было понять, она очень хотела, чтобы баба Рая пошила ей новое платье.  " Лена, не плачь,"- уговаривала я Лену,-"Ты знаешь ростовских жуликов. Точно так же, как и мама, мы с тобой могли бы привезти домой стружку. Теперь и мы будем умнее."
  В другой раз мама везла курей в мешке, и чтобы их не украли в вагоне, крепко завязала мешок за одну руку. И заснула. Проснулась, глядь, мешка с курями нет. К руке привязан кусок мешка, как и было, а жулики лезвием отрезали весь мешок с курями и поминай, хозяйка, курей.
   Под стук колёс, подьезжая к ростову-на-Дону, я уже не раз услышала жаргон ростовских жуликов. Они по всему Советскому Союзу говорили почти одинаково, но слова "пригнись, свист батайский летит", это говорили только ростовские, потому что город Батайск - это первый город рядом с Ростовом, 7 км. , кажется, в сторону станции Кущевки. Видно, ростовские жулики игнорировали батайских жуликов, и осознавая своё превосходство над батайскими, сочинили такое выражение, когда кто-нибудь врал, значит - батайский свист летит.
   Мама дважды оплошала в кругу жуликов, на Кубани. А когда она жила без нас, на Урале, её без конца обкрадывали. Это тебе не нижнее Колчурино, где замков на дверях не увидишь. Жизнь нас учила, всех!
   Наконец я прибыла в Ростов-на-Дону. Подходя к Крепостному переулку, где уже на второй квартире жила Лена, у Марии Андреевны, я очень заволновалась. Я спросила в подъезде, где квартира Марии Андреевны. Одна женщина в подъезде поглядела на меня с ног до головы и спросила:"А ты к кому?" –"Я приехала к сестре." –"Это не к той, что честная родила?" Я ничего не поняла. Я подумала, что она говорит неизвестно с кем. Другая соседка показала пальцем  на дверь второго этажа, я поднялась и постучала.
   Дверь открыла Мария Андреевна, а за нею я увидела Лену. Я не видела её целый год, с июня 1946-го года по июнь 1947-го., но сказать, что она изменилась, я не могу. По - прежнему оа была красива и свежа. Лена крикнула громко и радостно:" Галчонок прилетел, моя Галочка, моя сестренка приехала!"- и обнимала, и целовала меня. Кроме этих слов запомнилось еще:"Мария Андреевна, Галочка муки привезла! И даже крупы..." –"Как же ты, милая, всё это донесла?"
   На другой день Лена мне показала медицинскую справку, в которой было написано вот так:"Справка дана Петряковой Елене Александровне в том, что её ребенок был рождён с помощью Кесарева сечения. Девственная плева не нарушена." Внизу были две подписи, врача-гинеколога и толи акушерки, толи медсестры. Я недоумевала, для чего Лена взяла эту справку, вернее для кого. Кому она хотела доказать, что её девственная плева не нарушена? Не мне же? Кто я ей, какой я контроль, или авторитет? Я конечно поняла, какой ужас приключился с Леной. Родить не от любимого человека, это ужасно - думала я. Но, когда это случилось, никто до сих пор мне не рассказывал, при каких обстоятельствах? Лена же держала обиду на маму.
   Готовясь к отъезду, я спросила, скажи мне правду, как это случилось?  Лена ответила, что это случилось, когда мама с Леной перевозили наши вещи в город Аксай из совхоза Степной, на грузовой машине. Я тогда была в Нижнем Колчурино в гостях. Шофер её изнасиловал. И никаких подробностей.
   Да, о том, что Лена с 1946-го была обижена на маму, я узнала в 1997-м году, когда я приехала навестить Лену в г. Черновцы (из Лутугино). Лена осталась там одна, похоронив мужа Гришу, а двое сыновей жили в других городах РФ. Я приехала поздравить её с днем Рождения, с 70-летием, с Юбилеем. Оказывается, мама ездила к Лене в 1978 году и очень просила Лену простить её. Я удивилась:"За что простить?"  "Как за что, почему она за меня не заступилась,почему не пожаловалась в суд?" "Ну и что ты сказала ей?" "Да просто простила. Прошлое не вернешь. Когда на мой запрос в дом малютки Ростова-на-Дону, могу ли я забрать свою дочь себе, мне ответили, что при переводе детей в другой детдом, в Сибири, моя 2-х летняя дочь умерла, я мысленно попрощалась с ней. Значит тому быть."
   Я-то знала, что это никогда не забывается, но продолжать разговор об этом было не только не тактично, но и очень жестоко по отношению к Лене. Я знала что ей очент тяжело от воспоминаний. Ведь недаром все долгие годы и мама и Лена  умалчивали и скрывали от меня свою тайну. Конечно, мне очень хотелось знать правду, но если мне её не говорят, что остается – смириться и всё.
   Я думала, что как только я пойду на пенсию, у нас с мамой будет много свободного времени, и я смогу выпытать всю правду. Но не суждено было нам вместе быть пенсионерами. Мама умерла за 8 месяцев до моего выхода на пенсию, в феврале 1984-го.
   Потом оставалась последняя надежда на Лену. Я думала в 2001-м, вот переедет Лена жить из Черновцов к младшему сыну Валере на Урал, в г. Алапаевск, будет довольна жизнью. Тогда я сьезжу к Лене и Валере в гости, конечно, скажу ей, что мне мало осталось жить и-за моих болезней, так расскажи мне всю правду. Но и здесь судьба спрятала от меня правду - 14 сентября 2002 года, не прожив рядом с сыном и одного года Лена умерла.
   Вот так, милые мои дети, внуки и правнуки, спрашивайте у сестёр, братьев, у мам, у пап, бабушек и дедушек всё, что вас интересует, пока они живы.
  Десятилетия позже, из литературы я узнала, что при изнасиловании девственная плева может остаться не нарушенной, если девушка сильно сопротивляется, но беременность случиться может из-за попадания спермы во влагалище. Тогда понятно. А за аборт тогда была тюрьма. Лена побоялась и оставалось родить.
   В 1947-м Лена сказала, что пойдёт опять в роддом, так как договорилась с медперсоналом, что будет кормить грудью 2 месяца не только свою, но и других, брошенных матерями детей. То есть её попросили побыть кормилицей, а за это они ей разрешат взять дочку домой, когда у Лены появятся условия для содержания ребенка. А условий  всё не было и не было. После роддома девочка оказалась в доме малютки. Через два года Лене на её запрос дали ответ, что девочка умерла. Наверняка ей соврали, а сами отдали девочку на удочерение бездетным людям.
  Сейчас, через 50 лет, люди всё чаще находят своих детей в возрасте от 45 до 55 лет. Брошенные дети были результатом запрещения абортов и послевоенного голода. Усыновившие ребенка родители перед смертью признаются взрослому ребенку, что у него есть настоящая мать и дают докуманты на усыновление, где указываются ФИО настоящей матери.
   Мне помнится, что Лена назвала дочь Олей. Значит Оля Петрякова.  До 2-х лет Лена мне писала, что девочка красивая, черненькие волосы, кучерявая. "Я её обязательно вымуштрую, она у меня будет артисткой, вот увидишь." - уверяла и радовалась Лена.
   Вдруг меня осенило. Да ведь черненький и кучерявый это Илья Черкашин, Илько! А что, если отец - он и есть?  Тогда тем более от меня ничего не надо скрывать, я хорошо знала, что Илько только и мечтал жениться на Лене.
   Пусть простят меня мама и Лена, если я не права, но если бы они рассказали мне правду, я бы помогла Лене разыскать дочку. Совместными усилиями мы бы нашли её, и теперь, возможно, Валера имел бы старшую сестру по матери (1946 года рождения).
   Мне их обеих жаль. Лена простила маму за 6 лет до её смерти. С такой тяжестью на душе они прожили 32 года. Я представляю, какой камень они сбросили, помирившись. На радостях они всей семьей сфотографировались.  Конечно, о ребенке Лены знали только мама и я. Гриша, муж Лены, знал только об изнасиловании. Никаких одробностей он не знал и никогда не вспоминал, как и я. Я с Гришей об этом даже не заикалась.