На пороге спаленки стоял дедушка с добрым лицом и детским взглядом.
— Ваня... что такое? — дед опустился на край постели и беспокойно зажевал указательный палец.
С красного лица падали слёзы на влажную подушку; изо рта тянулась нитка слюны.
— Я экзамен пробный завали-и-ил... написал на тройку. Что будет, если настоящий не напишу? У? В десятый не возьмут, в армию заберу-у-ут...
И в слёзы.
Дед пригладил густую бороду.
— А что э... ты, не готовился?
Надулись пухлые губы, в орбиты засели красные глаза — правый пустил слезу: «вечно ты меня не поддерживаешь».
— Ваня, э... не плачь. Сколько проблем было: я не смел рук опускать, а ты чего?
А Ваня заверещал, начал кровать мутузить ногами и подушку грызть: «заберут! заберут!»
— Ну не стоит оно того. Хорошо же э... всё? Пойдём, пряников испеку, чаю сладкого заварю. А с этим уж как-нибудь управимся.
— Точно всё хорошо будет? — улыбнулся он.
— Да?..
До экзаменов оставалось два месяца. Тут и поиграешь, и повеселишься, и подготовишься. Ванька учился каждый день: в первый решил весь вариант, во второй — половину, а в третий отдыхал, а потом забросил подготовку вовсе, заглушил назойливые мысли и забыл об экзамене.
Иногда дедушка спрашивал:
— Готовишься?
Тогда парень тёр глаза кулаками, показывал на стопку тетрадей и тёплые мозоли на пальцах от ручки (то есть, от джостика). Дедушка извинялся и, пожираемый виной, бежал печь порцию мягких пряников.
Скоро ласка приелась, и Ванька рыдал напоказ — и получал утешительное угощение или новый журнал, прогулку с соседскими ребятами и катание на велосипеде просто так.
Ранним утром дедушка не встал. Онемел. Тем же вечером из носа брызнула кровь и пришлось застилать простыни и подушки пакетами. Вещи валились из рук, тело подрагивало, мёрзло, на ногах набухли вены. Всё дед умело скрывал: не хотел мешать любимому внуку. Днями жарился у плиты, выдавая нескончаемые порции пряников, а по вечерам мыл десятки тарелок и блюдец. Что поделаешь? Отец в командировках, мать — спилась.
Время шло. Экзамен приближался день за днём, как ледяная вода захватывает трюм за трюмом. Остался месяц, неделя, день, вечер.
Ваня свихнулся. Ни пряники, ни приставка, никакие слова не помогали: мальчик не знал, чего хотел. А дедушку выжирала вина: "относился недобро, наседал с учёбой, отдыха лишал".
— Вань, пожалуйста, — молил бледный, слабый как банановая кожура дедушка, — не надо.
Ваня верещал громче и громче — разорвал подушку, разбил блюдце, швырнув учебник, схватился за красную голову и закатался по полу с пеной изо рта. «Пропади, — верещал Ванька. — Сгинь, уйди, не хочу, исчезни!..»
Гнев стих. Запас ругательств иссяк, мальчик испугался тишины. И почему дед не несёт пряников? — вопрос не отогнал жути. Испуг сдавил горло: непривычно тихо. Ваня встал с пола... и обернулся...