История первая.
Я родился в маленьком городке и это было давно – конец тридцатых годов прошлого века, - когда по булыжным мостовым чаще машин, громыхая, медленно ползли подводы в одну или две лошадиные силы… Когда наилучшим развлечением ребятни было догнать её и взгромоздиться на задок, уворачиваясь от кнута водителя сего транспорта... Детская память сохранила на всю жизнь запах лошадиного пота, перемешанного с запахом сена, который чуешь, сидя на подводе, и запах бензина в кабине "полуторки", которую водил наш сосед Толик…
Первой книгой, осиленной мною в пятилетнем возрасте, была "Всадник без головы" Майн Рида… Это я к тому, что в доме царил культ книги, хотя своих книг было мало… Но рядом с домом была библиотека!
Может быть тогда я и захотел стать писателем… Но чем больше читал, тем больше осознавал несбыточность своего желания: любые виды искусства устремлёны к музыке – вершине искусств - и подчиняются её законам с прелюдией, развитием сюжета, кодой, с паузами, акцентами, разновидностью темпов… Но даже, если ты владеешь всем этим, это не значит, что твоё творение дойдёт до читателя… Нужен интересный сюжет, со вложенными в него чувствами… А ещё нужен талант, наличие которого можно определить только написав что-либо…
А потом, когда вроде бы и решился что-то написать, достаешь лист бумаги, смотришь на его чистоту… и откладываешь в сторону, боясь нарушить её…
Посему выбрал профессию инженера и в положенное время вышел на пенсию…
Вот тогда-то всё и началось…
Моим любимым пенсионным времяпрепровождением, как не трудно догадаться, было чтение книг.
Однажды я вспомнил, как в юности запоем читал рассказы, повести, романы Мориса Леблана об Арсене Люпене – эдаком джентльмене-грабителе, - который своей литературной популярностью соревновался с Шерлоком Холмсом, чем вызывал неудовольствие Артура Конана Дойля.
И, не отказав себе в желании вновь почувствовать себя молодым, начал перечитывать его похождения…
То ли под впечатлением прочитанного… Мне начали сниться сны… Я не знал, как выглядел Арсен Люпен – мастер перевоплощений, часто меняющий черты лица, цвет волос, стиль одежды и даже характер, но тем не менее был уверен, что в моих снах - именно он. Сны были настолько интересны и… настолько реальны… Жаль только, что снились редко…
Обычно я забываю содержания снов, но эти… Они оставались явью, когда просыпался, и на следующий день, и на следующий…
Какая-то сила настойчиво вынуждала меня их записывать… Что и было сделано… Я хотел написать "мною", но нет, это не так. Кто-то писал моей рукой, потому что, перечитывая написанное, был уверен, что ТАК я написать не мог… И язык, и стиль… Эти две новеллы о приключениях Арсена Люпена в наши дни были великолепны!
Окончание написания их совпало с увиденным в газете объявлением о литературном конкурсе "Детективный рассказ"…
"Что я теряю?" – подумал я и, запечатав творения в конверт, отправил их по указанному в объявлении адресу.
Сказать, что с нетерпением ждал ответа… Пожалуй, нет… Хотя, был период, когда спешил заглянуть в почтовый ящик, надеясь увидеть конверт с результатами конкурса… После трёхмесячной надежды я убедил себя забыть о конкурсе…
Но сны продолжали сниться. За период ожидания было написано ещё три рассказа…
Однажды ночью – я уже спал – зазвонил телефон и приятный баритон произнёс, что результат моего участия в конкурсе лежит в почтовом ящике.
Я был настолько нетерпелив… Погрузив только ноги в тапочки, игнорируя приличие, выскочил из квартиры… Их шлёпанье эхом разносилось по подъезду…
Из почтового ящика я достал конверт, своим объёмом полностью его заполнивший… В конверте было много денег и записка: "Ваши рассказы заняли первое место в конкурсе и удостоены соответствующего денежного вознаграждения. Ждём новых рассказов. Жюри конкурса."
- Вау! – выдохнул я и, окрылённый успехом, отправился в обратный путь, неся в руках увесистый конверт.
На следующий день я отправил бандероль с тремя рассказами, сопроводив её адресом и надписью "На конкурс". Ответ на этот раз я получил спустя две недели, включивший в себя извещение об очередной победе, пожелание успехов и щедрое денежное вознаграждение…, которое стимулировало очередной сон с участием Арсена Люпена…
Проснувшись, я уж было собрался его записать, но телефонный звонок и тот же приятный баритон…:
- А не хотели б вы, Иван Тимофеевич, выступить в роли Арсена Люпена и оживить ваш сон… Тем более действие его проходит в вашем городе… и дата… Вы помните в каком месяце и какого числа?
Только сейчас я осознал, что действие этого сна и всех предыдущих происходило… в совсем недалёком будущем…
— Это должно произойти завтра… - еле слышно проговорил я.
- Давайте встретимся в кафе "Берёзка"…
Кафе с незамысловатым названием "Берёзка" занимало первый этаж здания, в котором я жил…
Владелец приятного баритона опаздывал. Я уже допивал вторую чашку кофе, когда в зал вошёл худощавый стройный мужчина в шляпе и костюме-тройке, фасон которого соответствовал началу двадцатого века… Пышные усы тонкими кончиками изгибались вверх… Я с замиранием сердца следил за ним… Приветствуя его, встал и неуверенным голосом проговорил:
- Морис Леблан?..
- Польщён, друг мой, польщён… - сказал вошедший и, положив шляпу на стол, сел, забросив ногу на ногу. Заметив, что я продолжаю стоять, бросил: - Да вы уж садитесь, дружище. Нам о многом ещё предстоит поговорить…
Он говорил, а в моей голове стучало: "Морис Леблан!.. Здесь!.. Со мной!.. В моём времени!.. Хотя, если он умер в тысяча девятьсот сорок первом, то и я успел пожить в его…".
Известие о женитьбе детей двух олигархов, входящих в список одних из самых богатых людей страны по версии журнала "Forbes", заинтриговало не только жителей нашего города, в котором должна проходить свадьба, но и любителей эпатажности всей страны, чьи взгляды были устремлены на невесту… Назову её Жанной… Эпатажность Жанны не была связана с искусством, когда талант может выходить за рамки традиций… Она просто была склонна к скандальным действиям, поведению, вызывающему шок у окружающих… Имя жениха не было обласкано прессой и, только глядя на его фотографию, он был охарактеризован одним словом – "ботаник"…
Посему, жители страны сделали вывод, что эта свадьба – сделка "мистеров твистаров, не бывших министрами, дельцов и банкиров, владельцев заводов, газет, пароходов…".
Стоит ли в моей исповеди упоминать имена олигархов… Назовём одного "X", выдающего замуж дочь, а другого "Y", который женит своего сына…
На следующий день ровно в шесть часов утра в мою дверь постучали. На пороге стоял юноша, подобострастно улыбаясь.
- Господин Арсен Люпен? – спросил он.
Получив утвердительный ответ, юноша, вручив мне картонную упаковку, развернулся и ушёл.
- А расписаться… - проговорил я.
Когда дверь подъезда хлопнула, понял, что расписываться не обязательно.
Содержимым упаковки были тёмно-синие бархатные футляры с вензелем – золотым витиеватым переплетением букв…
В маленьком футляре лежало колечко, увенчанное тёмно-жёлтым алмазным листочком, который излучал столько осенней грусти… В большом футляре - колье из розового золота, инкрустированное круглыми бриллиантами, бриллиантами грушевидной формы, огранки сердца, овальными бриллиантами… Венчал колье большой тёмно-жёлтый алмаз с несравненной огранкой… А ещё в футляре лежали серьги с теми же тёмно-жёлтыми алмазными листочками, что и на колечке.
Меня не интересовала история этой умопомрачительной красоты, потому что моей целью было доставить этот бриллиантовый фейерверк невесте Жанне, минуя глаз её маменьки, господина "Х" и будущих родственников.
Все мои действия были рассчитаны поминутно…
В положенное время, одетый в лучший костюм, приправленный свежей идеально выглаженной рубашкой и бабочкой, в дорогой шляпе, которая, по моему мнению, придавала мне иностранный колорит, вышел из подъезда. Таксист, приветствуя меня, учтиво отворил дверь автомобиля и проговорил:
- Прошу вас, господин Арсен Люпен.
Машина остановилась у чёрных металлических ворот, чьи прутья сплелись в замысловатые узоры, ведущих в усадьбу господина "Х".
Я направился в их сторону, неся пакет, излучающий богатство и роскошь. На нём на русском и французском языках было написано: "Ювелирный дом Мориса Леблана".
Навстречу шёл охранник, на фоне которого моим тщедушным телом, как бы сказал математик, можно было пренебречь.
- Я представитель ювелирного дома Мориса Леблана, - сказал я подобострастно с французским прононсом. – Заказ для мадемуазель Жанны… Спешу передать лично в руки, согласно указанию моего хозяина.
Охранник боднул головой в сторону пакета, мол, раскрой и дай заглянуть… Что я и не преминул сделать.
- Буквально минуту назад предупредили о вашем прибытии, - пробасил охранник после чего к открывающимся воротам бесшумно подкатила одноместная электрическая тележка. Оценив мой недоумённый взгляд, он со знанием дела произнёс: - Для неё водитель не нужен… К дворцу доставит в лучшем виде… Садитесь.
Стоит ли перечислять марки машин, заполнивших дворцовую стоянку… Хотя я и никогда в жизни не был владельцем легкового транспорта - ибо считал, как и большинство жителей Советского Союза, что машина вещь не обязательная, если в стране так развит общественный транспорт, - в тайне завидовал даже тем, кто владеет горбатым "Запорожцем"…
"Живут же люди…" – пробубнил я и с трудом вернул на место чуть было не утерянную навсегда улыбку.
Встретивший охранник, передал меня прислуге женского пола, вхожей в апартаменты мадемуазель Жанны. Мой дальнейший путь продолжился через служебный вход по длинным, узким и бесконечным коридорам дворца.
Получив добро от своей хозяйки встретиться с представителем французского ювелирного дома Мориса Леблана, прислуга, удерживая дверь, известила, что меня ждут.
Когда Жанна увидела разложенные перед ней колье, серьги и кольцо, ею был потерян дар речи… Какое-то время она стояла с широко открытыми глазами словно пыталась ими проглотить свалившуюся на неё "графскую роскошь".
- Ну папаша даёт! – наконец выдавила она, подтвердив свой восторг протяжным на выдохе звуком "ха".
Я не стал разубеждать Жанну, ибо мне было не важно, кого она сочтёт дарителем – папашу и будущего тестя.
- Чёрт! – вдруг прокричала Жанна. – Эти побрякушки меняют мой имидж… Надо менять платье… До выхода остался час с небольшим… - и, повернувшись ко мне, проговорила: - Я благодарна вам за доставку… Вы можете идти… - увидев, что я продолжаю стоять, Жанна крикнула: - Света, принеси портмоне…
- Прошу прощения, мадемуазель, - сказал я, - но, согласно условию доставки, я должен сфотографировать вас с колье, серьгами и кольцом.
- Хорошо, - сказала Жанна.
Глядя на себя в зеркало, она скривила губы, заметив, как померкло сияние колье на её татуированной коже, как безжизненно повисли листочки на мочках ушей, и, проведя ладонью по коротким волосам, чуть ли не обнажающие череп, резко отдёрнула руку с возгласом, возвращающим её сознание к бунтарскому виду:
- И так сойдёт!.. Фотографируйте…
- Колечко… Вы не надели колечко… - напомнил я.
Растопырив пальцы левой руки, на одном из которых красовалось кольцо с огромным голубым бриллиантом и двумя маленькими красными - подарком папы, - Жанна оценивала предстоящую замену…
- Во всём должна быть гармония, мадемуазель, - подтолкнул я Жанну к выбору кольца с алмазным листочком…
Глядя, с каким трепетом укладывала Жанна бриллиантовое кольцо на бархатный лоскуток, сворачивала его в конвертик, чувствовалось особенное к нему отношение…
- Прошу пардон, мадемуазель Жанна, - проговорил я, направляя на неё камеру телефона, - не могли бы вы отойти чуть-чуть в сторонку… Солнце мешает сделать качественное фото… Мой хозяин… - моё лицо выражало сожаление за причиняемое неудобство, связанное с прихотью моего хозяина.
В то время, когда Жанна отходила в сторону, я с ловкостью истинного Арсена Люпена одним движением руки переместил бархатный лоскуток с бриллиантовым кольцом в мой карман.
Снимок был сделан и тут же выложен в интернет…
Спустя мгновение известие о появлении в "паутине" "кровавого колье" пробудило, угасший, в связи с его исчезновением на десятилетия, интерес спецслужб страны и Интерпол…
Пожалуй, вряд ли обрадуется господин "Y", увидев "кровавое колье" на Жанне, столь тщательно скрываемое им на протяжении многих-многих лет… Может напомнит оно ему "разборки", положившие начало его олигархической карьеры…
Я покидал замок господина "Х" с чувством полного удовлетворения, неся в кармане бриллиантовое кольцо...
У ворот меня поджидал тот же таксист, учтиво приветствующий снятием фуражки, приглашением погрузить моё старое тело в чрево жёлтого авто и именем того, кем я был сегодня: "Господин Арсен Люпен"…
Спустя час с небольшим, такси подъехало к небольшому аккуратному кирпичному дому на окраине города…
Пришло время рассказать историю бриллиантового кольца…
В первые годы двадцатого века Аарон Шапиро считался в городе одним из лучших ювелиров-кустарей. Обеспеченный заказами, он жил безбедно со своей женой Кларой и сыном Шломо в недавно построенном кирпичном доме. Когда грянула революция, многие ювелиры покинули Россию…
Как-то Клара спросила Аарона, как он думает жить дальше, может стоит последовать примеру, покинувших страну… Аарон посмотрел в глаза Клары и сказал:
- Жена моя, убеди себя в том, что нам следуют последовать их примеру, а потом убеди и меня… Я убедить себя не смог… Где те края, в которых еврею легко жить…
Вскоре известные в уезде ювелиры-кустари объединились в артель, которая со временем окрепла, стала фабрикой…
О небольшой ювелирной династии Шапиро, включающей старого Аарона и Шломо, писали в газетах, их изделиями восхищались на престижных выставках… Перед войной на фабрике вместе со Шломо работали его дети Изя и Фима, а вскоре к ним должен был присоединиться и восемнадцатилетний Авиэль…
Когда началась война в Европе, Шломо Шапиро объявил домочадцам, что о войне он не желает слышать в его доме.
- Сталин не может заставить Гитлера прекратить завоёвывать европейские страны… Но он не даст ему развязать войну с нами!.. Кто такой этот Гитлер по сравнению со Сталиным? – говорил он и сплёвывал.
А когда война всё же случилась, Шломо благословили Изю, Фиму и Авиэля на защиту Родины…
С войны вернулся только Фима… Без ног… Но живой!..
Только один раз за день собиралась вся семья Шапиро за общим столом - поужинать… Мужчины разбавляли усталость рюмочкой водки, жена Шломы Ида то и дело бросала любящие взгляды на сына…
- Скажи, отец, а фамильный голубой бриллиант ещё у тебя, или выменяли его на еду… - как-то между прочил спросил Фима и запил вопрос водкой.
- Разве можно потерять то, что является фамильным? – проговорил Шломо. – На то и фамильная ценность, что решение по ней должна принимать вся фамилия, значит, без разрешения детей сделать это невозможно… А вы были далеко…
Слеза залила глаза Шломы… Издал он звук, словно горло прочищает… Ида встала из-за стола, удерживая платком, готовые вырваться наружу, стон и рыдание…
- Подай, отец, мой вещмешок, - попросил Фима и, когда Шломо принёс его ему, продолжил: - Если бы не этот бриллиант, не вернулся б домой… Заглушая горе от потери Изи и Авиэля, думал о том, во что бы облечь его, чтобы заставить красоту камня вместить мою боль… Бриллиант представлялся мне гладью голубого озера, глубина которого и должна была её поглотить… Мы заняли небольшой немецкий городок… Это случилось за два дня до того, как наступил на мину… Была ночь… Ждал рассвет в развалинах какого-то дома… Первый лучик солнца, проникший в развалины, на мгновение вспыхнул красным блеском… Я уловил его… Два красных бриллианта… Тогда понял: чтобы со мной не случилось, я вернусь домой…
Фима достал из вещмешка измятый листок бумаги с рисунком, на котором в голубизну бриллиантового озера, обрамлённого золотым ажуром, с двух тонких веточек срываются на его гладь две бриллиантовые кровинки: Изи и Авиэля…
Весть о кольце, сделанным Фимой, быстро разлетелась среди местных ювелиров. Они считали за честь быть приглашёнными в дом семьи Шапиро, чтобы взглянуть на него…
В девяностые годы "ценителю" бриллиантов, будущему олигарху господину "Y" захотелось иметь Фимино кольцо… Тогда подобные желания осуществить было просто: хочешь сохранить жизнь дочери – плати выкуп…
Арсен Люпен – мне так хотелось сказать: "Я…" – подошёл к давно не крашенной, на вид очень крепкой деревяной двери, на которой крепился медный кругляшек звонка, покрытый старостью - зелёной патиной, - на котором выпуклыми буквами выделялась надпись "прошу позвонить"… Лязгающий звук донёсся изнутри, когда прокрутил "барашек" звонка… Вскоре дверь отворилась… На пороге стояла ухоженная женщина в переднике с ложкой в руке – весь вид говорил, что её оторвали от приготовления пищи…
- Прошу прощения, мадам, - проговорил Арсен Люпен. – Вы дочь Фимы Шапиро?..
- Да…
- Меня зовут Арсен Люпен, мадам, и я здесь, чтобы вернуть вашу фамильную драгоценность…
Она развернула бархатный свёрсток…
- Дядя Изя…, дядя Авиэль… Папа… - прошептала она.
Она стояла, склонив голову, плотно сжав губы… Слёзы, срывающиеся с глаз, омывали кольцо…
- Мадам, - проговорил Арсен Люпен, приподняв шляпу, развернулся и с чувством выполненного долга пошёл в сторону, ожидавшего его такси.
После того дня сны, связанные с похождениями Арсена Люпена, перестали сниться… Но я продолжаю перечитывать книги Мориса Леблана в надежде, что может быть ещё когда-нибудь…
История вторая.
Люблю выйти на прогулку, когда солнышко уже начало прогревать осенний воздух, но в нём ещё с ночи осталась морозная свежесть – напоминание о приближении зимы… Люблю по-стариковски подставить лицо под солнечные лучи - к этому времени они сменили летнюю жгучесть на осеннюю ласку… Люблю бродить в одиночестве, погружённым в свои мысли, заложив руки за спину, под шуршащий звук опавшей листвы под ногами…
Часто поутру езжу на трамвае в парковую зону, которая находится на окраине города, где меня в это время ещё ждёт относительное безлюдие и неубранный с пешеходных троп золотисто-багровый ковёр…
В тот день, нагулявшись, надышавшись, обласканный солнцем, я шёл в сторону трамвайной остановки… Невольно скользнувший взгляд, высмотрел среди поредевшей листвы, покосившийся от старости, двухэтажный особняк, окутанный голубой пеленой… Никогда ранее его не видел…
"Дом-призрак", - почему-то подумал я и сам себе улыбнулся.
Какая-то неведомая сила потянула меня в его сторону… Раздвигая сплетённые, полысевшие ветви близко друг от друга растущих деревьев, пытающиеся остановить моё стариковское любопытство, я пробирался всё ближе и ближе к дому… И когда до него оставалось совсем немного, в окне первого этажа появилось испуганное лицо молодой женщины… Широко открытые глаза моляще смотрели на меня, а по губам читался надрывный призыв о помощи…
Думаю, что в этот миг сработала, ещё не поглощённая возрастом, отзывчивость на человеческую беду…
Я ринулся к двери, которая была не заперта и на удивление открылась без скрипа… Как только вошёл вовнутрь, она тут же захлопнулась, не оставляя мне возможности покинуть дом… Темнота с запахом плесени окружила меня… Свет застревал в многослойной оконной пыли - тусклые, серые прямоугольники, ничуть не разбавляющие темень…
Вдруг… В первое мгновение, что-то, произошедшее вдруг, всегда пугающее, пока мозг не переработает его в "хорошее" или "плохое"… Сейчас "вдруг" – это вспыхнувший огнём трёхсвечный канделябр, стоящий на рассохшемся комоде. Три маленьких огонька крепли, плавя воск, вытягивая из него нить фитиля… Я заворожённо следил за тем, как росло пламя свечей, пытаясь дотянуться огненным жалом до картины, висевшей над комодом… Дотянувшись, жало лизнуло толстый слой паутины, скрывающий изображение… Огненная волна, словно поднимающийся занавес, пробежала снизу вверх и, пшикшув дымом, растворилась во мраке.
Он и она стояли рядом и в то же время казались такими далекими друг от друга… Игра света: его яркость, окружающая женщину, тускнела, приближаясь к мужчине…
Это было лицо той женщины, которое я видел в окне, молящей о помощи…
С картины на меня смотрело очаровательное личико с печальными глазами… Белокурые волосы с завитыми локонами у висков… Лёгкая воздушная ткань белого платья с завышенной талией, позволяющее любоваться шеей, нежной линией плеч, пленяющих взор, и, пронизанным золотыми нитями, пояском под грудью, подчёркивающим ее девичье очарование… Её правая рука с золотым колечком, украшенным рубинами, на безымянном пальце была опущена…
Мне показалось, что она стесняется своего замужества…
В тени, опустив цилиндр с широкополыми краями, стоял мужчина…
Сначала я подумал, что он склонил шляпу перед красотой своей суженой…, но, всмотревшись, решил, что он просто хочет сохранить причёску: тёмные волнистые волосы прикрывали лоб с обеих сторон острыми, аккуратно уложенными, прядями, кокетливый завиток сверху срывался на лоб… Саблевидные густые бакенбарды обрамляли его холёное, холодное лицо: тонкие брови, плотно сжатые губы, волевой подбородок, прямой нос и суровый, пронизывающий голубой взгляд… Пышный белый бант с бриллиантовой заколкой огибал стоячий воротничок и концами прятался в золотого цвета жилетку, поверх которой – чёрный фрак, туго обтягивающий талию, с пышными в плечах рукавами и белые без единой морщинки панталоны… Широкий золотой перстень занимал всю нижнюю часть фаланги левого мизинца, на правом безымянном пальце – золотое обручальное кольцо с изумрудом…
Я вспомнил, что, рассматривая в интернете экспонаты музея Метрополитен в Нью-Йорке, выдел похожее обручальное кольцо Гиммель с изумрудом и рубинами, которое разбирается на две части, на внутренних сторонах которых написано: "Тех, кого объединил Бог, не разлучить никому".
"Парочка из пушкинской эпохи… - подумал я. – Как же это возможно, сейчас, в наше время, увидеть в окне живое, испуганное лицо этой женщины?..".
Словно отвечая на мой вопрос, три свечных огонька одновременно склонились направо…, выпрямились и вновь склонились…
Ни сквозняка, ни случайного порыва ветерка…
Я взял рукой канделябр, погрузив пальцы в толстый, липкий слой паутины, и пошёл в сторону, указанную мне огоньками-стрелками…
Ни скрипа половиц, ни звука моих шагов… Только прерывистое дыхание, выдающее, затаившийся во мне испуг…
Я приблизился к огромному зеркалу, окутанного всё той же паутиной - ловчими сетями времени… Моё появление не осталось им незамеченным – зеркало, казалось, ожило, а свечные огоньки начали поочерёдно ярко вспыхивать, будто приветствовали его пробуждение.
Замерев, наблюдал таяние паутины-времени, стекающей тонкими нитями, освобождая чистоту зеркальной глади… И вот уже вижу себя в полный рост с горящим канделябром…
До сих пор старался не концентрировать внимание на своём отражении, пробегая его вскользь, – замыливал глаза на возраст… Сейчас, встретившись с ним, подумал: "Что за старик смотрит на меня из зеркала… И когда это успело произойти?..".
Неожиданно появившиеся на зеркальной поверхности кровавого цвета буквы, перечеркнули моё отражение, заставив меня вздрогнуть…
"Боль не знает усталости… - шептал я, читая. - Только человек может устать… Я устала!".
Дав возможность мне их прочитать, буквы исчезли и вновь – я в полный рост…
Не долго моё старое изображение маячило в зеркале… Оно вдруг задрожало, рассыпалось и тут же сменилось моим шестидесятилетним обликом, которое тоже рассыпалось и воскресло в пятидесятилетнем…, сорокалетнем…, тридцатилетнем…
Стоял, заворожённо глядя на свою молодость, а потом пол подо мною разверзся и меня поглотила бездна…
Я нашёл себя стоящим перед огромной позолоченной дверью, которую распахнули два лакея в ливреях, обшитых золотыми галунами с вытканными на них гербами владетельного господина, приглашая погрузиться в праздничную атмосферу бала.
Разноцветье платьев, блеск драгоценностей, белизна перчаток, золото эполет, многообразие вееров, с помощью которых барышни и молодые дамы общались с кавалерами, а посему движения их были выверены, в отличии от немолодых дам, использующих веер только для усмирения температуры своего тела.
- Граф Карлов, какая неожиданная встреча… Милый граф… Совсем забыли стариков в ваших заграницах… - раскинув руки, улыбаясь, ко мне спешила пожилая женщина, умудрившая не потерять молодую стать.
- Анна Христофоровна, - с любовью в голосе проговорил я и ринулся ей навстречу.
"Так я её знаю?!..".
Склонившись в поцелуе руки графини, я почувствовал её нежное поглаживание моей головы, всколыхнувшее далёкие, утерянные воспоминания…
- Как ваше здоровье, графиня? Как здоровье Ивана Давыдовича? Слышал, что он приболел…
- Слава Богу, - проговорила графиня и, повернув голову в сторону одного из ломберных столов, за которым играли в карты, добавила, наигранно нахмурив брови: - А вот и он за своим любимым занятием… Вместо того, чтобы стоять рядом и ублажать меня – его верную спутницу… Кстати, граф, вы слышали, кто такая "верная спутница жизни"? – и не дожидаясь ответа, засмеявшись, сказала: - Это женщина, которая никогда не станет мучить нескольких мужчин сразу. Она всегда сосредотачивается на ком-нибудь одном.
За столом рядом с графом сидел тот, кто был запечатлён на картине… Его явно не интересовала карточная игра: мужчина то и дело бросал взор в сторону танцующих мазурку пар…
Проследил за его взглядом, который упирался в, с наслаждением танцующую, женщину, из-за которой я оказался здесь…
- Кто она? – спросил я графиню.
- Девица из обедневшего дворянского рода… Несчастная девочка… О её муже графе Мирлине ходят дурные слухи… - сказала графиня и, улыбнувшись, проговорила: - Прошу прощения, милый граф, удел хозяйки развлекать гостей… А вы у меня, к сожалению, не один.
Пронёсся вихрь мазурки, кавалеры раскланивались, дамы вежливо кивали в ответ…
Она была совсем недалеко от меня… Видел румянец на её щеках, видел, как дышит её грудь…
Словно почувствовав мой взгляд, она резко повернула голову… Наши глаза встретились…
В следующее мгновение я растворился в её взгляде, потёк по извилинам её памяти…
Лизи… Так звали эту молодую женщину…
Сначала я услышал молящий голос Лизи:
- Не надо, Пьер… Прошу тебя… Прошу…
Потом увидел стоящую обнажённую Лизи внутри обруча, вместившего её в позе "витрувианского человека": запястья, разбросанных в сторону рук, и щиколотки, раздвинутых ног, крепились к нему кожаными ремешками…
- Не надо, Пьер, - молила Лизи.
Тот, кого она называла Пьером, стоял напротив… Он тоже был обнажён и смотрел на Лизи с каким-то восторженным безумием в широко открытых глазах…
- Ты для меня, Лизи, венец творения… Как я люблю тебя… Но сегодня на балу ты так смотрела на него…
- Я танцевала, Пьер… Я просто танцевала…
- Мне нравится, когда ты называешь меня Пьером, - проговорил он.
И тут его тело напряглось и треснуло…
Человеческая оболочка сдутой резиновой куклой легла к ногам когтистого шестипалого существа с гладкой кожей, отливающей металлическим блеском, лицом с маленькими красными глазами, напоминающим мышиную мордочку… Существо подняло руки, словно демонстрируя свои красные крылья-перепонки, после чего приблизилось и обволокло Лизи… Раздвоенный красный язык лизнул её шею, на которой тут же выступили капельки крови… Существо издало рык и присосалось к ранке…
Лизи пришла в себя, лёжа на диване… Бледная, бессильная, обескровленная…
- Лизи, ты очнулась. - проговорил граф Мирлин с нотками страдания в голосе. – Прости… Я не смог вовремя остановиться… И всё из-за того, как ты смотрела на этого графа…
- Покажи мне моих родителей, - прошептала Лизи.
- Конечно, конечно… - Граф Мирлин выбежал из комнаты и вскоре вернулся с блюдцем, на котором лежал красный шар.
Он коснулся пальцем середины блюдца и шар ожил – он начал двигаться по кругу. С каждым оборотом скорость его увеличивалась и усиливался гул. А когда его вращение превратилось в сплошную красную линию и гул прекратился, Лизи увидела в середине блюдца своих родителей – двух старичков, - гуляющих под руку по дорожкам их старого имения, которого они бы лишились за долги, если бы не граф Мирлин… Он женился на Лизи и выкупил его.
Лизи смотрела на родителей и тихо плакала… Потом какое-то время она лежала с закрытыми глазами…
- Пьер, - еле слышно прошептала Лизи, не открывая глаз, - ты ведь сдержишь обещание оставить моих родителей доживать в своём имении?
- Конечно, Лизи. Я обещал и сдержу обещание…
- Хорошо, Пьер…
Лизи затихла… Она умерла с улыбкой на лице, словно радовалась смерти – возможности убежать от рвущей душу боли… Она устала.
И вот вновь бал, и мы смотрим друг на друга – я и Лизи… Смотрим до неприличия долго… До появления осуждающих нас взглядов и, произносимых шёпотом, фраз…
Наконец-то рядом с Лизи появился граф Мирлин.
- Кто это, Лизи?.. Ты его знаешь?..
Лизи молчит, продолжая смотреть на меня.
- Кто вы?.. Кто дал вам право унижать достоинство замужней женщины?..
- Он не унижал моё достоинство, Пьер, - сказала Лизи и, задумавшись на мгновение, добавила: – Я видела его во сне…
- Извольте объясниться, сударь, - зло проговорил граф Мирлин, подойдя ко мне вплотную.
Я смотрел на Лизи, не обращая внимания на графа.
- Граф Карлов, - представился я ей, улыбнувшись краешками губ, после чего посмотрел на графа Мирлина и проговорил: - Думаю, что я здесь, чтобы вызвать вас на дуэль и убить… Надеюсь, вы принимаете вызов, сударь?..
- Конечно!..– в нём было столько уверенности в совершенно противоположном исходе...
- Граф, - услышал я испуганный шёпот Анны Христофоровны, - граф Мирлин отменный стрелок… Каждая дуэль заканчивалась смертью противника вне зависимости был его выстрел первым или вторым… Он как заговорённый…
- Всё будет хорошо, милая Анна Христофоровна, - сказал я, не зная будет ли, понимая, что я лишь орудие в чьих-то руках…
В следующее мгновение уже покидал бал с мыслью, что там за дверью зала меня ожидает место дуэли… Может показаться странным, но я был абсолютно спокоен, и эта мысль даже меня рассмешила…
О, как же я был прав, потому что, шагнув за дверь, оказался на опушке осеннего красно-жёлтого леса, в метрах ста от которого текла река… Две кареты стояли в отдалении друг от друга, словно между ними тоже должна была состояться дуэль…
- Вам не кажется, дорогой Иван Давыдович, что осенний лес со временем обворовывается неведомой силой, похищающей его золото… - сказал я, глядя на поредевшие ветви осеннего очарования.
Иван Давыдович посмотрел на меня недоуменным взглядом.
- Эдакое лирическое настроение перед дуэлью, сударь… - проговорил он и, сделав паузу, добавил: - Уж сколько раз бывал секундантом – такой настрой вижу впервые.
- Милый Иван Давыдович, - заговорщицки сказал я, - должен сказать, что такой настрой перед дуэлью у меня тоже впервые.
Старый граф попытался улыбнуться, потупив взгляд в землю, и прошептал:
- Да хранит вас Бог, Иван Тимофеевич…
- Господа, - услышал я голос распорядителя, - в последний раз прошу вас помириться, пожать друг другу руки…
- Думаю, что это невозможно… Проделать такой путь и отказаться… - сказал я.
- Нет… - сказал граф Мирлин.
Мне показалось, что его "нет" прозвучало как-то неуверенно…
- Ну что ж, господа, - продолжил распорядитель, - барьеры расставлены и я прошу секундантов зарядить пистолеты… Должен напомнить, господа, что между вами расстояние в двадцать шагов, у каждого до барьера – пять шагов. Прошу за барьер не заходить… Начать сближение по моей команде…
Мы стояли напротив друг друга… Не знаю, что испытывал в это мгновение граф Мирлин или то существо, облачённое в его тело… Я чувствовал себя чьим-то орудием, которое должно не допустить вторжение в человеческую жизнь существ извне… Или быть убитым этим существом?..
- Прошу сходиться!
Я видел, как граф Мирлин, сделав четыре шага, остановился, прицелился и выстрелил…, как пуля приближается и погружается в моё тело в области сердца, а потом, не причинив вреда, покидает его… Я видел, как восторг в глазах графа
Мирлина меняется на испуг…
Мой выстрел!
Пуля вошла в лобную кость и, раздробив теменную, вырвалась наружу, увлекая за собой ошмётки мозга с его нейронами и синапсами, окропляя пожухлую траву кровью синего цвета…
- Господи!.. Господи!.. Что же это?.. - кричал, присутствующий на дуэли доктор. - Как же это возможно?..
Но меня там уже не было… Я – старый, испуганный, потерянный – стоял в окружении переплетённых ветвей… В отдалении на конечной остановке скрипел колёсами трамвай, проезжая по рельсовому поворотному кругу…
Огляделся в надежде отыскать хоть какой-то след от двухэтажного особняка… Тщетно…
"Неужели, - с тревогой подумал, — это старость, с подкравшейся к ней деменцией, выкидывает фортели…".
Под ногами в пожухлой траве что-то блеснуло… Я наклонился и поднял… кольцо Гиммель с изумрудом и рубинами. Внутри на каждой из его части было написано "Тех, кого объединил Бог, не разлучить никому".
- ... кроме самого Бога?.. - прошептал я и, опустив кольцо в карман, раздвигая ветви, направился в сторону трамвайной остановки.