Бездарный цирюльник
Боже, как же я старался, как волновался, хотел сделать, как лучше, помочь... отдал себя полностью, без остатка... вдохновенно и фанатично преданно, словно тамплиер... после полугода службы случилась общая поверка внешнего вида военнослужащих в нашей тыловой части... Гинзбург привязался - подстриги, да, подстриги. Я ему вдалбливал, что не умею, что не получится у меня, нет, пристал крепко...
Гинзбург, я и еще человек пять нашего призыва были забраны в СА спецнабором в июле 1995 года после первых курсов своих ВУЗов. После приезда в часть Александр, почти сразу, пристроился в кочегарки, Цой тут сыграл не последнюю роль. Числились мы с ним в пожарной команде, но в казарме и столовой "умирали" в нарядах - днем работаешь где-либо, вечером в наряд заступаешь, или по роте, или по столовой. "Упахивали" нас, молодых... спали по два часа несколько месяцев.
...Месяца за три до этой проверки внешнего вида в пожарном боксе скопилась на полу вода - протечка, ее надо было убрать, мы с Саней были дневальные, но вечером меня забрал мой прапор на стройку - сторожить на ночь, а Гинзбурга забрал его прапор по кочегаркам - топить... никто воду не собрал, а должен был Саня, я ушел из казармы раньше него. Утром, на поверке, пришел командир - увидел потоп и всех отругал... мой командир отделения послал меня убирать эту воду.
Захожу в бокс - стоит двухметровый чумазый (намеренно) Гинзбург со шваброй - с очень грустным и злым лицом. Я тоже - не добр, это мягко говоря. Постояли, посмотрели друг на друга с полминуты, и я ушел. Его свой командир отделения прислал раньше.
Саша напомнил мне своим видом индейца Кена Кизи ("Пролетая над гнездом кукушки"), которого звали "шваброй", тот тоже прикидывался...ну как такого несчастного-то трогать (а он и сам может - так тронуть, что...) Это глухое, но очень стойкое сопротивление армейщине присутствовало и у меня, и даже, временами, чрезмерно громкое у меня было сопротивление, офицеров воспитывал, было дело... Саня позже смеялся с меня: "Я сначала не понял чего ты приходил-то (в пожарный бокс), а потом дошло: "А-а, это он меня бить приходил""...
Вечером, перед грядущим утренним осмотром пошли мы с Александром в баню, он ее и топил в тот день, ножницы он принес, сели в предбаннике.
Как же я старался-то, сделать ровненько и акуратненько, но - "щелк-щелк" - и кусочек головы лысый, "щелк-щелк" - клок торчит ... сука, и так по всей поверхности этой гениальной башки... начинаю ровнять - опять кусок лысый... как издевательство выглядело... как-то, сам не понимая как, одной, более-менее, длины я добился, но вся голова выглядела изуродованной до такой степени, что... я чуть не плакал, а Сане было по боку: "Хотите чтоб я подстригся - ну нате вам, жрите, чем хуже, тем лучше!" - такая политика у него была, - " имел я вас с вашими порядками!"
Помимо всего, Саня был почтальоном и ездил в соседний большой поселок Чална - в цивилизацию (ну, относительно) - казалось, должен был бы он стараться хорошо выглядеть, нет: "А, накласть!" (он выражался грубее)"
Обидно мне за себя стало, за свою бездарность парикмахерскую. Голова Гинзбурга уже обработана была до нужной кондиции изуродованности, как после пыток. С такой прической, прямиком - под плети Савонароллы, чтобы уж и тело привести в католическую аскезу. Да, пышным византийцем, в смысле шевелюры, Гинзбург не выглядел. Инквизитором я себя чувствовал.
А, вот, Чешихин Петр, с руками, с въевшимися в них соляркой и мазутом, так как был водителем и слесарем в нашем автопарке, стриг всю часть одними ножничками - по заказу, хоть коротко, хоть подлиннее - идеально ровно - меня стриг - просто, восторг, насколько, привыкшие к металлу, обветренные на морозах карельских, загрубевшие руки и пальцы - тончайше-блестяще исполняли шедевральные парикмахерские номера - талант, это была симфония. К нему очередь была - не пробиться. А я? Стыдно (ну, не очень)...
На следующее утро нас выстроили в одну шеренгу на проверке, приказали снять головные уборы, командир с заместителями пошел вдоль строя, производя осмотр внешнего вида и прочего, дошли до Гинзбурга, я стоял недалеко. Командир увидел - ЭТО, сдерживая смех, он приказал Гинзбургу выйти из строя, чтобы видно было всем со всех сторон мою "лестницу", сотворенную из несчастной головы Сашеньки.
"Ржали-гоготали" абсолютно все. Это действительно выглядело очень смешно - как бы, повыдирал кто-то клочками волосы, или после атомного взрыва они повылезали сильно хаотично. Я усмехался стыдливо вместе со всеми. Командир, продолжая смеяться, спросил : "Кто Это Сделал?" Переводилось-подразумевалось : "Кто его пытал-то так жестоко, кто сей палач?" Наступил для меня славы момент, триумф и признание толпы, так сказать. "Я, товарищ майор", - улыбаясь и стыдясь, и потупившись, и странно радуясь такой идиотской славе и вниманию, ответил я.
В принципе, у меня получился шедевр, хоть и в отрицательном смысле, не зря я старался, не впустую труды мои канули-прошли - такой "кошмар" из головы сотворить не каждому дано...
Саня через полгода подошел ко мне с, точно такой же, просьбой. Я ее, совершенно так же стараясь, так же, исполнил - изуродовал, но никто уже не смеялся - привыкли...
И не к такому привыкаешь...