Мы молимся на них, когда плохо и больно, и конца этой боли не видно. Молилась и я – на Валерия Владимировича, молодого врача, ученика известного в городе хирурга Мирончика.
…«Скорую» мы не стали ждать. Папа, как увидел на моём градуснике 41, велел мне одеваться, а сам позвонил Мирончику, которого знал с первых послевоенных лет, завёл машину и отвёз меня, пылающую жаром, в больницу. Мама осталась дома с моим пятимесячным сыном. Меня сразу проводили в небольшую операционную, уложили, в чём была, на стол. Надо мной склонились два доктора во всём белом и в масках. Мирончика я узнала, приходилось видеть его и раньше, но не в больнице. Второй был молодой и высокий. Командовал операцией старший хирург, он показал свой забинтованный порезанный палец младшему и во избежание заражения поручил исполнять операцию Рубанику. Так и сказал: «Мне нельзя».
Я всё слышала, видела и, когда делали скальпелем разрез и удаляли воспалённую часть, чувствовала тупую боль, а мгновениями – острую. Молодой хирург установил дренаж и наложил повязку. Своими ногами в сопровождении медсестры я дотопала до приёмного покоя и сидела там с градусником подмышкой, приходя в себя, пока Мирончик не хватился, почему меня нет в палате. Оказалось, в приёмном покое не знали, что мне сделана операция, думали, что я жду приёма врача, а в палате меня уже ждала капельница.
Палата была большой, человек на восемь, моя кровать оказалась в углу, неподалёку от окна. Подключили капельницу, сразу захотелось спать, но я боялась закрыть глаза - слышала когда-то, что, заснув под капельницей, можно и не проснуться. Скоро в палату вошёл Мирончик и направился ко мне, потрогал мой лоб:
- Ну вот, другое дело!
Спросил, почему не сплю. Рассказала о своих опасениях. Он, недолго думая, шлёп меня по щеке! Я опешила.
- Чтобы больше я этого не слышал!..
Ничего себе выходки! Меня дома никто так не шлёпал. Потом я вспомнила из домашних рассказов, что Владимир Юстинович Мирончик с молодости знал мою маму, им приходилось бывать в одной компании, и мама когда-то тоже была его пациенткой… Вероятно, вспомнив её, он решил, что я не чужой ему человек и своим шлепком привёл меня в чувство. Я поверила, что под капельницей не умру, и заснула…
Когда меня выписали, я ещё несколько раз ходила в больницу на перевязки, делал их с величайшей осторожностью сам Рубаник, а я в это время благоговейно его рассматривала… На обратном пути домой, чувствуя облегчение от боли, которая доставала и после операции и которой, казалось, не будет конца, мысленно на него молилась, чтобы помог… И задумала: если будет ещё мальчик, назову Валериком…