Коммунальные страсти

               

       Серёжка, взяв отпуск, приехал на  свадьбу Анки и Олега по их приглашению. Его отпуск уже подходил к концу, и он уговаривал Маринку пожениться и уехать с ним в Сибирь, но её учёба была ещё не закончена. Да и она просила его после окончания контракта вернуться в Киев. Анка им пророчила интересную работу в Киеве, когда он отработает положенный для молодых специалистов срок в Сибири. Но Серёжка вместе с другими предпринимателями добрались до нефтяной скважины, которую они собирались выкупить на свои и плюс ещё прикупленные ваучеры, и построить там нефтеперерабатывающий небольшой завод. Маринка попросила его дождаться приезда Анки и Олега из свадебного путешествия, и тогда мудрая Анка посоветует, как согласно обстоятельствам поступить в дальнейшем. Времени отпуска оставалось у него впритык, но он понимал, что нужно дождаться Анку, так как Олеся останется без него совершенно  беспомощной перед своим скандальным соседом, хотя энергичная Флора ей пообещала, что теперь Олеся будет под её патронажем, она и не таким, как её сосед, рога обламывала.  Сосед не заставил себя ждать. Он быстро понял, что, поскольку Анка вышла замуж и больше в коммуналку не вернётся, пора снова выкуривать тихоню Олесю. Он снова начал заставлять кухню своей мебелью, которая ему мешала в комнате. Отца он оставлял на неделю своей командировки голодным, и тот снова начал лезть в Олесины кастрюли грязными руками. Олеся просто решила больше не варить на кухне, а покупать булочки и ограничиваться только чаем, чтобы не есть булочки всухомятку.
       Однажды к ней в гости заглянула Флора и, молча оценив обстановку, поняла, в чём дело. Она предложила Олесе просто переехать к ним жить, а когда придёт из рейса Володя, подумают об обмене Олесиной комнаты и квартиры свекрови, которые в Киеве жили только зимними днями, а с наступлением весны и до глубокой осени жили в своём загородном доме. Деревня разваливалась. И они начали подумывать о покупке молочной фермы и конефермы, которую потом, когда они не будут иметь сил, возглавит их сын Грицько с Володькой и его подрастающим сыном Димкой. Вариант Флоры по обмену их квартиры с коммунальной комнатой Олеси им подходил, особенно когда они узнали, что Олеся учится в Медине и, значит, будет их «семейным» доктором.
       Флора пошла в ЖЭК* и взяла план эксплуатации подсобных помещений. Им объяснили, что кухня и все подсобные помещения делятся на равные доли между соседями, а не как утверждал сосед: на основании квартирных метров, то есть метраж подсобных помещений зависит от метража комнат. В таком случае, если его метраж в два раза превышает площадь комнаты Олеси, то ей полагается только четверть кухни, а общего коридора, вообще, меньше четверти, и потому он сразу выставил туда старый одёжный шкаф, в котором хранил ношеные вещи. В начале коридора поставил набор своих комнатных тапок, и не дай Бог, если Олеся или её гости ступят в коридор и дойдут до комнаты в уличной обуви – вселенский скандал! Флора начала с того, что вызвала комиссию из ЖЭКа, когда сосед был в командировке. Они,  посмотрев, что тут происходит, отметили у себя, что половина кухни должна принадлежать Олесе. Половину коридора сосед тоже должен ей уступить и убрать свой большой платяной шкаф. Душ также входит в общее пользование, и они имеют право подключить к нему свою колонку с тёплой водой и тоже пользоваться душем.  Флора с Олесей решили подождать приезда соседа из командировки и тогда вручить ему приказ с распоряжением из ЖЭКа, после чего заняться колонкой для душа.
       Когда сосед приехал из командировки, он увидел на кухне постороннюю женщину, которая чистила овощи и клала их в кастрюлю для приготовления борща. Олеся в это время сидела в комнате и выполняла домашнюю работу по записанным конспектам лекций.
       – Почему в нашей квартире посторонние? – закричал сосед.
       – Извините, но я не посторонняя, а будущая свекровь Олеси. Так что потрудитесь прочитать распоряжение ЖЭКа и освободите часть помещения, принадлежащего Олесе. И она протянула ему заверенную справку.
       – Прочитав распоряжение, сосед побагровел от злости и заорал:
       – С каких это пор какая-то жидовка будет командовать в нашей квартире?
       Услышав в свой адрес оскорбления, Флора схватила нагревающуюся на плите кастрюлю с борщём и одела ему на начинавшую лысеть голову.
       Не ожидавший такой прыти, Алексей Борисович кинулся в комнату и вызвал наряд милиции, которому он хотел нажаловаться о бандитском нападении с причинением увечья. Прибывший наряд милиции забрал Флору в отделение. После чего довольный сосед кинулся в комнату к Олесе с кулаками и угрозами. Тогда Олеся выбежала на улицу и позвонила из телефонной будки адвокату Роману Викторовичу.
       Тот незамедлительно прибыл в районный отдел милиции к начальнику отделения вместе с Олесей и велел Олесе рассказать, что происходит в их квартире. Начальник отделения милиции, знавший о крутом юристе Романе Викторовиче, стал пунцовым. Вызвав дежурных милиционеров и отругав их по полной программе, он велел разобраться по существу вопроса, или писать рапорт по собственному желанию, пока он их не уволил по статье. А сам спустился к Флоре и, принеся ей тысячу извинений, посадил всех в служебную машину и отвёз на квартиру. Когда они вошли в квартиру, вышедший из своей комнаты и глядевший петухом сосед, увидев начальника, майора милиции, не ожидал такого крутого поворота событий. После жёсткого требования по соблюдению правил поведения вернулся в свою комнату, как побитая собака. Всю неделю он  был тише воды и ниже травы. А когда после прибытия из очередной командировки увидел на кухне свою сдвинутую мебель и выставленный из Олесиной комнаты на кухню старый сервант, кинулся к ней в комнату со скандалом и даже ударил её. Спустя полчаса после событий Флора с Сергеем вошли в квартиру и увидели плачущую в комнате Олесю. Узнав, что случилось в их отсутствие, Флора с Сергеем ворвались к соседу в комнату, и Флора, увидев его полусонным в кровати, ударила его кулаком по голове и заорала:
       – Я тебя предупреждала, негодяй, не трогать мою невестку! Схватив попавшийся под руку магнитофон, она разбила последний на его голове. Вскочив, взбешённый сосед кинулся в драку на Сергея. Но Серёжка отфутболил его к стенке ударом ноги, так как не успел поставить на пол сумки с продуктами, которые Флора купила для Олеси.  Все события прошли слишком уж молниеносно. Алексей Борисович  всю неделю ходил хмурым. Затаив в душе разящую злобу, он для исполнения её привёз после очередной командировки из Черновцов женщину, Горпину Матеевну, которую он назвал дальней родственницей, и привёз для того, чтобы она смотрела за его склерозным отцом в его отсутствие.
       Анка с Олегом вернулись из свадебного путешествия, и весь курс её поздравлял. А она выставила им стол хотдоги с кетчупом, шаурмой, сладкими творожными ватрушками, кулебяками и пирожными. И поставила к этому шампанское, фанту и травяные чаи. Олесе она хотела вернуть ключ, но услышав, что произошло в её отсутствие, решила пока его придержать. И не ошиблась, так как Олеся не пришла в институт ни в первый, ни во второй день. Анка, почувствовав в душе тревогу и не досидев до конца пар, побежала к ней домой и застала в постели бледную, чуть живую Олесю, около которой сидели Флора и Одарка. Одарка уверяла, что это чей-то чёрный сглаз, но Флора не поверила и вызвала участкового врача. Но, увы! Врач ничего не мог найти и выписал пока курс витаминов, которые нужно Олесе поколоть, называя это повышенными РОЭ и снижением иммунитета.
       Как только Анка вошла в дом, она попросила обеих женщин выйти из комнаты и начала руками водить вокруг Олесиной головы. Потом сунула руку под её подушку и вытащила оттуда заговоренные перья. Она вышла во двор и подожгла их. После чего закопала пепел в землю. Потом вынула из сумки набор трав и, заварив их, велела Олесе пить по мере сил этот отвар. Наутро Олеся встала бодрая с постели. А вышедшая на кухню Горпина Матеевна, глянула на неё так страшно, что Олеся немножко струхнула. Но вскоре прибежала Анка с новым набором трав, освящённых на Маковей. Высыпав их в жестянку, Анка их подожгла и начала ходить с дымящейся жестянкой по комнате, крестя каждый угол. Вдруг они услышали из комнаты соседки истерический крик:
       – Горим! Горим! 
И кричащая соседка выскочила из комнаты, вся в красной сыпи и побежала вызывать пожарных.
       Пожарные приехали быстро, но когда вошли в квартиру и не обнаружили там никаких признаков пожара, объявили, что пришлют ей штраф за ложный вызов, и пусть в следующий раз вызывает «психушку», если ей что-то мерещится. Наконец Анка разбросала по углам заговоренную четверговую соль и уехала со спокойной душой домой. А утром Олеся, наученная Анкой, бросив соседке под ноги священный мак, тихо сказала:
       – Рассыпься моё горе, как этот священный мак!
       Горпина Матеевна убежала в свою комнату, поняв, что колдовскими чарами с Олесей ей не справиться, так как за Олесей стоит грозная сила в лице её подруги. Правда попробовала ещё раз подбросить ей под дверь мёртвую землю, восковых кукол с воткнутыми в них иголками. Но, Анка все её действия умело предотвращала. Однажды она заглянула к ней в комнату и застала её плачущей. Горпина Матеевна начала ей жаловаться, что Алексей Борисович обещал на ней жениться, но не спешит выполнять обещание. Тогда Анка брызнула ей в лицо освящённую воду и крикнула:
       – Умывайся!
       Умывшись Горпина Матеевна почернела в лице и выбежала с перепугу на улицу. До вечера она ходила по двору, пока не увидела машину, в которую села Анка и уехала. Тогда она тихо вернулась в квартиру и раз за разом высовывалась в окно, пока Олеся была в институте.
        Хитрая Горпина на месяц затаилась, а после решила действовать путём обычных житейских  пакостей. Вначале она пробовала выливать деда горшок под порог Олеси и соседей в другом конце коридора. Поздно ночью, когда вся квартира укладывалась в постели, Горпина Матеевна подходила украдкой к дверям соседей, и на обоях при входе в полутёмном общем коридорчике писала углём слово «Поцы». Возмущённые соседи разбили стекло около их кухни, а Горпина кричала и божилась, что она тут непричём, и что это дело рук тихони Олеси. Потом  Олеся, вдруг, стала обнаруживать в своих кастрюлях  мусор.
        Одарка снова приехала в Киев и решила лично проследить.  Она тоже была в молодости бойкой деревенской красавицей из Вапнярки, которую быстро подметил бравый казак, молодой лейтенант Григорий Черноиваненко из находившейся там воинской части. Поставив на плиту сковородку с картошкой, Одарка спряталась в комнате и следила из замочной скважины за кухней. Вышла Горпина и, оглядевшись, что никого вокруг нет, достала мусор из помойного ведра и бросила его на картошку, а потом ещё от злости туда плюнула. Одарка молниеносно выскочила и, схватив сковороду, устроила Горпине скандал по-домашнему с нецензурными выражениями. А Горпина, усмехнувшись, повернулась к ней задом и, задрав юбку вместе с нижним бельём, показала ей свой голый и грозный зад. Разгорячённая Одарка мгновенно горячей картошкой со сковородкой ударила её по голой заднице.  Горпина заорала нечеловеческим истерическим криком, так как горячая на масле картошка обожгла её голую задницу. И на этот раз милицию вызвали соседи. Приехавшая милиция вызвала скорую помощь, которая отвезла Горпину в больницу. Забрать Одарку на этот раз в отделение они не решились, но взяв у неё Киевский адрес, прислали ей и Олесе повестку в суд.
        На суде адвокатом Одарки на этот раз тоже выступил Роман Викторович, который утверждал, что пакости Горпины Матеевны и Алексея Борисовича уже перешли все возможные пределы, и он требует принять решение о передаче дела из районного в Верховный суд Украины, чтобы суд постановил выселить Горпину из Киева, как не прописанную по проживающему адресу, а Алексея Борисовича привлечь к суду, и, может быть, даже и посадить за решётку за постоянные хулиганские выходки в коммунальной квартире с нанесением увечий соседям. И, если он не может спокойно жить в коммунальной квартире, пускай вся коммунальная квартира займётся её разменом. Сама Одарка отделалась только небольшим штрафом. На суд пришла и Олесина семья. Её мать, узнав, что в скором времени Олеся выйдет замуж за богатого парня, начала её уговаривать отдать им свою комнату, так как подрастает её младший брат, которому тоже нужна будет отдельная квартира. Но, не успела Олеся открыть рот, как её опередила Одарка, ответив, что ни она, ни Флора не позволят обирать их будущую невестку, даже её собственным родителям, которые если не могли обеспечить ей достойную жизнь в детстве и молодости, пусть не лезут к ней теперь, и показала ей под нос свой твёрдый кулак.
       По решению суда Горпина Матеевна была выслана из Киева по своему месту жительства в свою деревню под Черновцами. Алексею Борисовичу, спекулирующим своим отцом, которого нельзя одного оставить, удалось «отвертеться» на время от тюрьмы, заверив суд, что не будет больше препятствовать общему размену всей коммунальной квартиры. Во время командировки он срочно расписался с Горпиной, чтобы она могла вернуться в Киев уже на правах его жены.
       Владимир прибыл к великой радости Олеси из многомесячного рейса в ЮАР, теперь у него долгий отпуск плюс отгулы, и они с Олесей имеют возможность оформить брачный союз, выражаясь народным языком, пожениться. Когда он с отцом и дедом вносили в Олесину квартиры его вещи, вдруг, откуда не возьмись, возник выпивший с бутылкой под левой рукой Алексей Борисович. Он пробовал кинуться с кулаками на Владимира, но последний отшвырнул его в сторону отца, а отец в сторону деда. Дед, схватив его за грудки, прижал к стенке и заявил:
       – Лучше не зли меня, выродок, возомнивший себя пупом земли! Я потомственный кубанский казак, как и твоя родная мать. Могу и кулаком зашибить, если придётся. Мои славные предки ещё с Богданом Хмельницким против Польши восстание вели. Умерь пыл, глупая рожа!
       – И меня услышь, ничтожество, – воскликнул Григорий Иванович. – Мой отец кубанский казак, а мать украинка Одарка. А мать твоя трудяга, как и все наши предки, связала свою жизнь с недостойным её поляком, исковеркавшим её жизнь. Так что ещё неизвестно, кто тут среди нас лишний, и не наводи тень на плетень. Если ещё раз услышу, что ты оскорбляешь мою жену или будущую невестку, руки-ноги поотрываю. И своему склерозному отцу передай, чтобы не посмел говорить ей пошлости и шлёпать по мягкому месту. Ему что, на старости лет зозулька на голову свалилась?
        – Что-о? – воскликнул стоящий возле вещей Владимир. – Этот старый маразматик приставал к моей Олесе? Зашибу старого козла, и не посмотрю на его почтенный возраст! – и кинулся с кулаками к Борису Андреевичу, но его удержали, схватив за руки, отец и дед.
        – Рятуйте, люди добрi, вбивають! – раздался истерический крик, выбежавшей из комнаты Горпины, собирающей свои вещи для отъезда.
        – Ще не вбивают, але могут оце i зробити! – ответил ей усмехаясь Петро, подставив ей под нос свой огромный кулак. – И запомни, если вызовешь милицию, они поверят мне майору в отставке, а не тебе торгашке, которая вечно пакостит соседям! Быстро уезжай в село, и чтобы духа твоего в Киеве не было!
        Ночью, правда, в квартире Григория Ивановича раздался звонок, в пьяном голосе которого он узнал Алексея Борисовича.
        – Вы, сионистские молодчики, я выставил на кухне пустые бутылки от водки и сейчас вызываю милицию, чтобы снять побои.
       Голос его становился всё слабее и неразборчивое, видимо, он свалился пьяным, и трубка, из которой доносились гудки, повисла над столом. Но Григрий Иванович, зная его как труса, даже глазом не моргнул и пошёл дальше спать. Он не стал об этом рассказывать даже своим домашним, чтобы не омрачать их подготовки к свадьбе.
       Чтобы договориться о свадьбе Григорий Иванович и Флора пошли  в гости к Олесиным родителям. А родители Владимира решили устроить свадьбу в деревне у дедушки и бабушки. Дом у них был добротный и участок достаточный для того, чтобы поставить шатёр для столов с угощением. А на улице будут музыканты и танцевальная площадка. Родители Олеси остались недовольны предложением, так как Отец Олеси терпеть не мог деревню и возмущался, почему не устроить свадьбу в Киеве, в каком нибудь недорогом ресторане.
       – Сват дорогой, а у вас будут деньги на ресторан, это сейчас в большую копейку обернётся, а мы планируем детям ещё квартирный вопрос решить,  в котором вы никакого участия принять не желаете, – ответила Флора.  – А в деревне у нас к свадьбе кабанчика откормили, фрукты-овощи из своего огорода, а чего не хватит в деревне докупить намного дешевле, чем на Бессарабском рынке. Наряд для Олеси Владимир из Милана привёз. Так что от вас нужно кое-что добавить для оформления, как никак дочку замуж выдаёте. Да и путёвку в свадебное путешествие молодым купить нужно.
        – У нас ещё сын растёт, для которого тоже деньги понадобятся. А мы люди простые, денежные дела не крутим. Дочь наша может и без большой свадьбы обойтись. Не заработала ещё!
      – Как знаете, сват! Олесю вашу, которая скоро будет нашей, мы, конечно, не обидим из-за отсутствия приданного с вашей стороны. Но учтите, что и вам в будущем будет отказано, если они на крепкую дорожку выйдут. Олеся будущий врач, кто знает, в какую клинику её на работу после института возьмут.
      Но Флора уже знала, что после окончания института Анка откроет Медицинский центр по реабилитации больных, в который возьмёт к себе на работу Олесю.
      – Я не понимаю, – громовым голосом сказал молчавший доселе Григорий Иванович. – Вы кого замуж выдаёте? Родную дочь или подкидыша? Моя Дианка, когда замуж будет выходить, не поскуплюсь ни на что. Лучшая невеста в Киеве будет.
       – Флора, поднимайся. Нам в этом доме больше делать нечего. Аркадий с Людмилой вместо Олесиных родителей на свадьбе будут.
       –Да, сватушки, удивили вы меня. Маринку ведь тоже не сильно праздновали, двоечницей обзывали. А я её с первого класса помню. Подруга моя Галина, мать Серёжи, в её школе географию преподавала, а я буфетчицей работала, пока Диму с Дианой не родила. А знаете ли Вы, что Маринкины работы на всех выставках пестрят, залы украшают. И скоро она тоже замуж выйдет. А Серёжа в Сибири завод нефтяной строит. Анку вы хамкой считали, однако теперь она замуж вышла за сына бывшего работника Киевского Обкома партии, который теперь в Киеве серьёзным бизнесом занимается. И это его адвокат Роман Викторович, который в суде Олесину сторону защищает. Плохо вы, наверное, в людях разбираетесь, если Олесю всю жизнь грызёте, а её соседа мерзавца иногда оправдываете.
       – Григорий, Флора! – крикнула Олесина бабушка Рая. – Олесей с детства только я в основном и занимаюсь. Но, сами понимаете, на мне ещё и вся домашняя работа, чтобы Ира могла лишнего ученика взять и деньги в дом внести. Зять мой только права качает, а об обязанностях давно забыл. Целыми днями книжки читает и с такими же бездельниками в сквере близ памятника Т.Г. Шевченко спорить о футболе да о политике ходит. Но я хочу к вам в гости прийти, если можно, и договориться, чтобы к вашим родителям поехать накануне свадьбы и вместе с ним готовкой стола заняться. А подарок для Олеси я сама сделаю. Я ведь тоже жизнь нелёгкую прожила.  И семья моя не простую историю имеет.  Бабушка происходила из семьи казённого раввина. А казённым раввином называли работника, выполняющего при синагоге роль бухгалтера и одновременно секретаря. В таких семьях дочерей выдавали замуж только за равных по званию. Семьи раввинов, независимо от того, какую должность они занимали, в еврейской среде считались семьями аристократов, и звание это передавалось по наследству по женской линии. Хотя они предпочитали выходить замуж только за равных. Но не суждено это было моей бабушке. В их местечке начался еврейский погром. Её мать успела засунуть кое-какие драгоценности в серебряный портсигар отца и, уложив  всё в маленькую барсетку, привязала его под платьем дочке-подростку Ривке и крикнула:
        – Беги, беги! Спасайся, если сможешь!
       Моя бабушка побежала в ближайшую рощу, но за ней помчался молодой погромщик, который был сильнее и быстрее. Но, уже вечерело, а она вбежала в кусты шиповника, где можно было спрятаться. Но, он не терял её из виду и выжидал. А когда стихли крики, и только пламя пожирало остатки их селения, она вылезла вся поколотая с кровоточащими ранами из-за кустов. Он кинулся за ней и, оглушив её, начал вначале ощупывать девочку, упавшую без сознания на землю. Потом решил над ней надругаться. Но в это время, когда он снимал штаны, в лесу раздался скрип старой телеги. Это ехал украинский кузнец из другого села, выполнявший заказ, из-за чего допоздна там задержался. Увидев эту гнусную картину, он мощным кулаком ударил в лоб погромщика, который отлетел, как мяч, а девочку, мою будущую бабушку, подняв и уложив в телегу, повёз домой. Дома жена её выходила, после чего они повели её в церковь и окрестили по православному обычаю, назвав Марийкой. Они были бездетными и удочерили её. Когда она подросла, её выдали замуж за родного племянника. У них родилась дочь – моя мать.
       Со временем из-за постоянных бандитских набегов на поселения, они всей семьёй решили переехать в Одессу. Там моя мать вышла замуж за зажиточного грека Максимильяна и родила меня, назвав в честь моей бабушки Марийки, так же Марийкой,  а мою сестру Дориной. Во время сталинских чисток тридцать седьмого года моего отца отправили на Гулаг и больше мы его не видели. Я и моя младшая сестра Дорина вышли замуж за киевлян, а потом к нам переехала и наша мать. Муж  Дорины Леонид на фронте погиб, а мой Пётр вернулся контуженный, без глаза. Но не сложилась у нас с ним жизнь после войны, так как его вдовы взяли в оборот.  Вернувшись из эвакуации, мы обнаружили нашу квартиру занятую другими людьми. Но нам удалось выменять в Татарстане, где мы находились во время войны, нашу полученную двухкомнатную самостоятельную на маленькую двенадцатиметровую коммуналку в Киеве, в которой планировала жить Дорина с дочерью. Так что, пришлось нам всем туда вселяться. Потом Дорина со временем вышла замуж, а для того, чтобы освободить для неё эту квартирку, я собрала кое-какие сбережения, и купила эту маленькую комнату у одного студента, которого всё равно собирались отправить на Урал по распределению после окончания политехнического института с предоставлением жилья. Конечно, все драгоценности постепенно по мере нужды распродавались. Остался только серебряный портсигар, одно кольцо с гранатом и недорогие брошки. Их я хочу подарить Олесе на свадьбу. И часть денег сниму со своей книжки для свадьбы. Серебреннный портсигар и сберкнижку я хочу отдать вам сейчас. И, вернувшись в комнату, она достала всё из шкафа и отдала Флоре.
       Когда Флора с Григорием ушли, Гнат ехидно воскликнул:
       – Как же так? Оказывается, что я сын красного командира, женился на жеребячей породе. А вы, тёща, свою книжку Ире обещали, а теперь незнакомой женщине отдали.
       Но, Раиса Максимовна с несвойственной ей до сей поры яростью, ударив кулаком по столу,  раскричалась:
       – Ах, дорогой мой зятёк! Ты у нас сын красного командира. А кем была твоя покойная мать, пани Руфина? Дворянкой недобитой или, может быть, из гнилой интеллигенции, как ты любил выражаться. Чем ты лучше её? Когда ты на Ире женился, вся моя коммуналка и родственники мои и моего мужа на этой свадьбе помогли вам и достаточно подарков вам надарили. А Руфина как польская пани сидела и «за холодную воду не бралась», а только гостей своих наприглашала. А тебе кроме трёх пар трусов ничего и не подарила. Хотя в ваш бюджет, в который в основном Ира вкладывалась, свои тонкие пальчики протянула. Она же себя матерью сыновей считала. Благо, что твоя покойная тётка София и её дочь Полина нам тогда помогать взялись. Что ты, вообще, для семьи сделал, кроме того что орал и права мужские качал, и жрал за троих? Женские дела тебе делать не положено, а мужскую работу в квартире выполнять не умел, и мне приходилось к соседям за помощью обращаться, когда тебя дома не было. Ты даже гвоздь толком забить не умеешь. Думаешь, что за тебя это твой сын в будущем делать будет? Не надейся, так как не знаешь, какую ещё невестку он в дом приведёт. И как говаривал известный древнегреческий философ Солон: «Если отец не научил сына никакому делу, то такого отца такой сын не обязан содержать в старости» . А чему ты своего сына научил из мужской работы, кроме: «Пойди, куси Олесю!». Благо, что если его будущий тесть этому его научит, как твой брат Аркадий научился всему у рукастого соседа в вашей бывшей коммуналке. Знаю пока только, что он уже в мою комнату лезет и мечтает меня из неё вытолкать, как ты с моей внучкой поступил. Хотя и эту квартиру с Олесиной помощью получили. Аркадий твой тоже ещё тот фрукт был, но благо, что ему нормальная домашняя жена Люда попалась, которая к Олесе лучше родной матери относится. Она не вкалывает целыми днями, как моя дочь, хотя твоя матушка из неё тоже достаточно кровушки попила, когда жила с ними. Мало я на вас работала. Олеся больше у меня, чем у вас жила. Из-за больного Андрея я на пенсию на год раньше ушла и лишилась повышенной пенсии по выработке лет. Руфина хоть и не работала, а только истерила вместо того, чтобы помогать с внуком. Когда за маленькой Олесей присмотреть надо было, пока я к Ире с Андреем иногда по нескольку раз в день в больницу бегала, она отказалась, точно также как и в тот период, когда я сама в больницу летом попала. Она, видите ли, хотела жить на съёмной даче у своей сестры, где для Олеси не хватило места.
       Тогда моя двоюродная бездетная сестра Эльвира срочно летние отпуска брала и сидела вместе с маленькой Олесей. Раньше, когда я вас деньгами снабжала, ты всем хвастался, что, мол, не знаю, как с женой, а с тёщей мне повезло. Я ведь тогда работу за  трёх бухгалтеров выполняла и к вам с тремя базарными сумками в выходные дни приходила и деньгами снабжала. А когда я ушла на пенсию и, денег от меня поступать не стало, ты начал меня матом крыть и из дома гнать, оскорблять вместе с Олесей. Ира, вечно занятая работой, либо не видела, либо не хотела замечать, как мы вместе с Олесей отдувались. А потом Андрей начал Олесю, как все младшие изводить, но тебе, зятёк, до этого не было дела, так как больше волновал наследник и будущий кормилец. А Олесю неоплаченным векселем обзывал.
       – А теперь обращаюсь к тебе, доченька моя дорогая.  Забыла, когда твою свадьбу устраивали. Тогда все мои родственники и соседи из нашей коммуналки в этом участие принимали. Так вот, либо ты помогаешь вместе со мной Флоре на Олесиной свадьбе готовить, либо знать вас обоих не желаю. А зятёк мой пусть дома сидит. Нечего ему на свадьбе Олесю перед новой роднёй позорить. Действительно, лучше пусть Людмила с Аркадием ей там за родителей будут. Тебе уже и комната моя бывшая понадобилась. С голой «задницей» Олесю из дому хочешь выпроводить? Правильно тебе Одарка после суда кулак под нос показала, а, может быть, лучше было и дулю показать.
      Я ухожу в свою комнату, а вы теперь сами решайте и хоть глаза друг другу повыкалывайте. И, выпив после пережитого шока накапанный в водичку корвалол, Раиса Максимовна удалилась в свою комнату.
       Но, тем не менее, свадьба была назначена, и праздновать её собрались в деревне, в доме у Петра и Одарки. Олесю перед этим решили окрестить, чтобы они тоже могли в соборе обвенчаться. Крестным решился стать её будущий свёкор Григорий Иванович, а крёстной матерью мать Серёжи – Галина Емельяновна.
       Перед свадьбой, правда, Маринка высказалась Анке и Олесе:
       – Итак, подружки! Я была среди вас первой невестой, а выйду замуж последней!
       – Ничего, подружка, – приободрила её Анка. – Заканчивай своё училище и поезжай к Серёже в Сибирь!
       – Не хочу в Сибирь, хочу остаться в Киеве.
       – А ты там не навечно пропишешься! Скоро наш Союз развалится, и сибирские акции нефтяного завода очень сильно возрастут. Недаром Владислав на моей свадьбе с Серёжкой подружился, и они вместе решили этим заводом заняться. Так что жить будешь и в Сибири, и в Москве рядом с Оксаной и Еленой Ивановной. Детским центром с ними там будешь заниматься. Владислав уже дом присматривает, который Сергей для вас купит. А потом, когда до Новых русских дорастёте, тогда и разберётесь, в Москве оставаться и продолжать дело, филиал открыть в Киеве или Владислав с отцом вашу долю в бизнесе выкупят за хорошие деньги, на которые можно и в Киеве новый общий бизнес открыть. Просто, пока нам с Олесей Медин окончить нужно. Владимир тоже пока будет продолжать под флагом плавать и деньги копить для наступающего времени. А время покажет.
       На свадьбе Владимира и Олеси Наталку тоже невестой нарядили, чтобы Олесин шлейф несла. Но её «партнёром» на этот раз был младший брат Владимира Дима. Диана, правда, обиделась, так как считала, что это её роль, которую у неё Наталка отняла, и подняла рёв. Но, Марина ей ответила:
        – На моей свадьбе с Серёжей эта роль будет только для тебя, Дианочка, так как, зная Наталкины выходки, я ей просто не доверяю. Этой маленькой хулиганке может прийти в голову всё, что угодно, даже моё платье свадебное подрезать из вредности. Вредная девка растёт! Вся в свою бабушку, польску пани Руфину. Бабушка её всю жизнь считала, что дело мужчин зарабатывать, а её тратить. А замуж вышла за нашего деда – красного командира, чтобы всю её семью не депортировали, как и её старшая сестра София. Дед наш до войны грозным командиром был и, чтобы все её нужды удовлетворить, сам ходил в рваных ботинках. А у неё нарядов было больше, чем у моей матери вместе с тётей Ирой. Нас тоже хорошо вымучила, когда квартиру вместе с нами поменяла и доживала у нас свой век. С дядей Игнатом, своим старшим сыном, совсем не возилась, а бросала его на тёток, родных сестёр деда. У моего отца даже нянька перед войной была. А когда дед наш погиб на фронте, она все материальные проблемы на дядю Гната, как на старшего, сбросила и все его заработки очень неумело тратила. Поэтому он вырос таким жадным и злым. А все свои неудачи он на тёте Ире и Олесе вымещал. Только меня и Олесю, старших в их семьях, её  вредность не зацепила, а завладела только младшими детьми Наталкой и Олесиным младшим братом Андреем, который в детстве Олесе тоже вечно пакостил, не хуже моей Наталки.  А родители её в нём души не чаяли, и словно ничего не замечали. А растёт у них не будущий кормилец семьи, а «конник-стрибунец».