Сердце не может жить без любви. Глава 8

Таисия Абакумова
Глава 8.
После ужина, тётушка Домна сказала Вере.
– Иди Верочка осмотрись в хоромах-то. Посмотри, отвлекись от дум своих, они так и будут одолевать тебя, не поддавайся им. Осмотрись, там у нас и библиотека богатая есть. Такой по всему миру не найти.
Провожая её по коридору, тётушка показала рукой, вон там и наверх есть лестница. Наш дом очень старинный, мне самой порой кажется, что так долго не живут дома, но наш стоит и пока будет в нём надобность, будет стоять. Ты иди, а у меня ещё дела. Да целительный отвар сотворить для тебя.

– Хорошо. – Ответила Вера. – Немного осмотрюсь.
Домна ушла, а Вера пошла по коридору и открыла дверь, к которой протянулась рука. Она и рада была, что она вышла из леса. Вышла, это громко сказано, лес всё равно вокруг. Но всё же она, наконец, попала к людям. И удивительно, не просто к людям, к нужным людям, которые ждали её и так рады были ей. Забота новых знакомых, так неожиданно обретённых, успокаивала её, насколько, она ещё не поняла, но постепенно радость жизни и спокойствие в неё вливается. Она прошлась по комнатам, бегло оглядывая их. В этом старинном доме, похожий на древневековой терем Русов, хоть и он стоял в глухом лесу, было тихо, и повидимо никогда здесь не было постороннего народа.
Сколько веков он здесь стоит, интересно?
Она почувствовала, что-то родное. Здесь ей вдруг стало комфортно, какая-то, как бы истома распространялась у неё в груди, и она подумала.

«Вот бы остаться здесь жить».

И она уже не хотела уезжать в цивилизацию, хотя знала, не сегодня, так завтра здесь появятся спасатели. Раз Герасим знал о крушении вертолёта, и он был на месте крушения и естественно передавал сведения. И о находке нас обязательно передаст, это уже точно. А что её ждёт там, в городе, или в деревне, где жил папа? Ничего и никто.
Она сердцем чувствовала, что папы тоже не стало в этом мире. Вера вспомнила сон, где они были все вместе. Мама, папа, Андрюша и она, но её они посадили в лодку и отправили, а папа остался с ними, значит, его уже тоже нет в этом мире.
Сердце защемило, сжалось, боль утраты вновь настигла, но это только на короткую долю минутки, а потом в сердце разлилось спокойствие. Она знала им там очень даже хорошо, они вместе, а она осталась здесь одна.

– Да, я одна осталась. – Тихо прошептала Вера. – Так куда мне спешить, поживу здесь, если можно будет, подумаю, а там видно будет. Тем более мне здесь очень понравилось, как будто я домой попала.

Она открыла следующую дверь, часы, стоявшие где-то в глубине комнаты, отбивали удары, рассказывая о времени. Их ещё слышно было в другой комнате, где она была до этой, а Вера не считала, который час отбивал механизм часов, но усилилось чувство домашнего уюта. Чувствовалось что-то далёкое и доброе, как будто бы она  оказалась, не в этом веке, а, как и мечтали с Андрюшей, в прошлом.  Где-то может быть, восемнадцатый, или девятнадцатый. И мебель была очень старинная во всём доме, комнаты или, как назвала их тётушка хоромы, большие светлые с большими высокими окнами. Наверху ещё не была, может там современнее. А здесь всё издавало присутствие старины, кроме разве современной техники на кухне. И в комнатах видела телевизор, музыкальный центр. Вот здесь даже старинный белый рояль стоит.
Вера подошла и прочитала на нём. «Дидерикс».

– О, старинная фирма, немецкая кажется.
С удивлением произнесла Вера. Она погладила рояль, открыла его, потом посмотрела на свои пальцы, и поморщилась.

– Пальчики твои восстановятся, Верочка. – Услышала она Герасима и оглянулась, она не заметила, как он вошёл.
Он стоял возле двери, улыбался, глаза его светились нежностью, волосы были зачёсаны назад, борода уже не казалась огромной и даже казалась меньше и аккуратной, одет был в современные тёмно-синие джинсы  и пушистый джемпер.

– Ой, я вас не заметила. – Ответила Вера, а он улыбнулся ободряюще.
– Несколько сеансов тётушки и пальчики твои станут прежними, но можешь и сейчас исполнить что-нибудь, посмотришь, насколько они потеряли гибкость.
– Да? Спасибо.

Вера села за рояль и провела пальцами, почувствовала, локти слишком низко опустились. Встала, добавила высоту стульчика, попробовала, стараясь расслабить кисть и выявить независимость и активность пальцев.
Герасим прошёл к роялю, погладил ладонью его, обходя по периметру сел в широкое кресло, стоящее возле окна, с высокой спинкой и внимательно смотрел на Веру, она оглянулась, а он улыбнулся  и тихо произнёс.

– Смелее Верочка.

И она решилась попробовать, конечно, она знала с первого раза у неё не получиться того идеального звука, который был раньше. её музыку любил слушать брат. А здесь её огрубевшие пальцы выдавали фальшь, но она играла Бетховена, и посмотрела на Герасима, его голова прислонена к спинке и закрытые глаза его выдавали, что он слушает музыку.
Веру это очень удивило, что её исполнение и не знаешь, как назвать самой, как скрип железом по стеклу, а он слушал.
Она оборвала игру, Герасим открыл глаза и произнёс.

– Не плохо Верочка. – Увидев её удивлённый взгляд продолжил. – С учётом, в каком состоянии твои пальчики и сколько они грубой работы произвели.  Всего-то первая игра после продолжительного перерыва, а это всё же много значит для музыканта.

– Спасибо, но я сама чувствую грубую игру, мои пальцы очень плохо слушаются, они плохо подвижны, лишены той гибкости.
– Восстановятся, это дело времени, лечение и гимнастика и пальчики твои станут прежними.
– Вы музыкант?
– Нет, нет, что ты детка, но в музыке понимаю. И в пределах этой комнаты могу кое-что исполнить, но не для посторонних ушей.
Улыбнулся он и рассмеялся таким ласковым, чуть низким голосом, что Вере показалась голос брата. А он продолжил.
Мои любимые девочки, супруга Ольга и доченька Марьяна, вот они были музыкантами. Марьяночка, так та, самородок. У меня к тебе предложение, Верочка, стань Марьяной.

– Зачем? – Удивилась Вера. – Я Вера. Меня так брат назвал.
– Ты останешься Верой, Марьяной ты побудешь всего несколько лет, но перед этим задам тебе ещё один вопрос.
– Какой? – С удивлением спросила Вера.
– Как ты относишься к тому парню, что лежит в избушке? Ты его полюбила?

Вера молчала, вновь кольнуло в сердце боль, и не понятно отчего, то ли от утраты, то ли от обиды, но и что-то прорывалось светлое, и захватывающее чувство, которое возникало, когда порой любовалась им. И ответила.

– Я даже не  могу ответить на этот вопрос. По меньшей мере, не однозначно. Если сказать люблю, может это быть и не правдой, сказать нет, не люблю, так сжимается сердце и мне хочется бежать к нему. Порой его ненавидела, порой жалела, а порой не могла наглядеться на него.
– Ясно. Порой от любви до ненависти один миг, как и наоборот. Вроде бы и ненавидишь, а сердце уже полюбило. Душа-то узнала, но умом сложно понять и тем более, сложно вглубь посмотреть. Твоё сердечко готово лететь за ним, но заноза мешает тебе это сделать, и ты не можешь разобраться в чувствах. И чтобы всё успокоилось, и выяснилось, да стало значимо для вас обоих, тебе на время надо спрятаться. У нас отличное место, здесь никому в голову не придёт искать тебя. Это место никто не знает, но есть одно.
– А папа? – Спросила  Вера, в глазах появились слёзы, в сердце кольнуло, стало больно, но вдруг всё успокоилось, а Герасим продолжил.
– Вот об этом мы обязательно подумаем.  И ещё детки твои. А они ещё и Максима Воронцова. А им нужны будут документы и они уже есть, но на фамилию Светловы.
– Как? Детей ещё нет, а документы есть. Как это понимать?

Вера ещё не отошла от всего произошедшего с ней, каких-то несколько часов она находится здесь, в нормальных условиях, а уже всё готово.

– Не волнуйся, Верочка, если ты не захочешь, можешь оставаться столько, сколько захочешь и живи под своим именем и со своим паспортом, и деткам будет твоя фамилия или их отца, это не сложно.
Он чуть помолчал, и продолжил. – У нас были, и внук, и внучка.  Им полгода не было, как их всех у меня отобрали.
– Кто отобрал?
– Можно сказать, никто.
– Не понимаю.
– И не поймёшь, Верочка. Может быть, если останешься здесь жить, и ты узнаешь, кто мы на самом деле, в том числе и кто ты, то разберёшься, всё поймёшь и осознаешь. Ольга, моя супруга, постоянно здесь не жила, она городской житель, любила город, ту культуру, в которой она обитала. Возможно, её ошибка была, возможно, моя, в том, что она уехала из города и не смогла здесь долго жить. Она захвачена городом, она любила его, поэтому здесь она была редким гостем.
А доченька Марьяна большее время жила здесь, лишь поехала учиться, да случай ей представился, влюбиться. А влюбилась и разочаровалась, а дети успели зародиться.
Я её не виню, и никого не виню, молодость и взгляд на жизнь, как сквозь призму, замечает лишь сверкание, а оно ослепляет, за ним не видно того будущего, которому может быть человек не всегда рад. Вернулась домой, родились дети, мы рады были таким ангелам. И, как-то приехала Ольга, радовалась внукам, и ей захотелось их забрать в город. В тот раз я всё же её уговорил, оставить их здесь, не тянуть Марьяну с детьми в город, но через полгода приехала вновь. Решила обследовать в городе, как будто нельзя их было в районной поликлинике обследовать. Ей известных специалистов подавай.

– Они болели?
– Нет, что ты, Верочка, разве живя с нашей тётушкой, может, кто болеть? Что за блажь влетела в голову моей супруге, взяла и повезла их в город. Я понимал, хотела подругам похвастаться, а потом ещё и фотосессию хотела устроить. И устроила. На кольцевой дороге, фотографировали эксперты, расследуя ДТП.
– Ох, сочувствую вам. – У Веры кольнуло в сердце, и мысль кольнула остро, уж, сколько потерь и не только у меня.
– Всё в прошлом, Верочка, что толку плакаться сейчас, ведь этим не вернёшь, а жизнь продолжается. Вот ты у нас появилась и это не случайно. Во вселенной нет случайностей никаких, Верочка, тем более в этом мире. Это не вероятно, но ты так похожа на нашу Марьяну в юности.
– Как? Не может быть.
– Может, Верочка, может. Где-то в корнях гены одинаковые и выскакивают, что диву дивишься.
– Это она? –

Спросила Вера, кивнув на портрет, что висел на противоположной стене, в красивой и массивной раме. Она его заметила, как ещё осматривала комнату, и у неё не вызвало удивление какие либо портреты, и не вглядывалась в лица.  В глаза ей бросилось платье. Платье было богатое и красивое, в стиле 18 или 19х веков, а потом её отвлёк рояль.

– Да, она. Видишь, какое сходство с тобой?
– Вижу, но так не может быть.
– Представь моё состояние, когда я увидел тебя лежащей в сугробе. А может или не может всё это относительно. Ты есть, а она была. И это уже факт.
– Я вот,  жила и никому плохого не делала. Я даже не ссорилась ни с кем, а у меня мир перевернулся, всё рухнуло. И как это назвать?
– Счастливым везением, ты осталась жива, Верочка. Ты поживи, подумай, сама решишь. Я был в избушке, с тем парнем относительно в порядке, помог ему, раны его смазал целительной мазью, напоил отваром, что уже Домна приготовила, пока ты спала. Она знала, что это всё понадобится, такая она у нас. А ты молодец, Верочка, такое не каждый и врач сможет сделать лишь подручным материалом. Я в восхищении. Он поправится, конечно, врачам ещё будет большая работа, но инвалидом он не останется. Это точно. Сердце ему подправил, дальше врачи сделают, там посмотрим, конечно, душеные раны залечить ему никто не сможет, кроме тебя, а ещё время покажет. Возможно дальше, что-то или кто-то ещё поможет ему.
Я несколько дней за ним понаблюдаю, тётушка снадобье уже приготовила, и для ран и для крови и для души. Остальное всё позже. Телефоны, я все телефоны забрал, подключил их зарядить, какие-то испорчены, но я разберусь, главное номер его отца есть, открылся, не смогу позвонить по телефону Максима, позвоню со своего, это уже второстепенно. Понаблюдаю за ним, поддержим тётушкиными лекарствами, а потом позвоню его отцу, как можно будет без вреда для него, отдать его врачам.

– Что ему плохо, очень плохо, я понимала и знала, что он долго не продержится, поэтому я старалась искать людей.
– Не волнуйся, его вылечат. И вот ещё, что. Я захватил твои документы, и документы твоего брата, оставив лишь его паспорт. Дебетовые карты я взял, вот они. Что будешь с ними делать?
Он положил на рояль все документы.
– Не знаю. Наверное, жить буду на них, я знаю, у Андрюши много было денег, он мне всегда говорил, «В случае чего, будешь жить безбедно».
Ещё в сейфе есть в квартире, в которой мы жили и дома у папы в деревне.  Я не знаю сколько, только знаю, Андрюшу ценили на его работе, деньги он зарабатывал честным путём. Знаю, что заработная  плата была у него высокая. И знаю, он добросовестно работал, а тратить ему не на кого, только на меня. В последнее время у него появилась девушка, и дело к свадьбе шло, но она, оказывается, вышла замуж за другого. У меня и папа был хороший программист, и его ценили, но после гибели мамы он часто болел, сердце больное, больше в клинике находился, чем дома.

– Мама твоя хирургом была?
– Да, очень хороший хирург. И что её тянуло в горячие точки?
– Долг, Верочка. Долг, совесть, любовь. Родину любила  и людей. И ещё её чистое и доброе сердце, всем помочь, зов древней крови. Древняя кровь, это много значит. В тебе это тоже есть.
– Да, мама всегда говорила, «Если не я, то кто?»
– Значит, состояние тебе приличное оставили. И судя по этим картам, очень даже приличная сумма, я смотрел.
– А, как вы это сделали?
– Не волнуйся, Верочка, мне твои деньги не нужны, могу и свои подарить тебе. Мне их девать некуда. За длинный период жизни поднакопилось. А код, мне твой брат сам сказал, интернет современный творит чудеса, если знать его из глубины. И с подсказками Андрея переведём все средства на тебя.
– Андрюша? – удивилась Вера.
– Да, Андрей. И он здесь, вон возле двери стоит.

Вера посмотрела туда, куда указывал Герасим. Вначале она ничего не увидела, но затем он проявился, таким она его видела, когда он Максиму голову держал при операции. Но здесь стоял в своей любимой позе, сложив руки на груди, плечом прислонился к стене,  и ногу завёл за другую ногу и чуть вперёд, он так стоял всегда, когда ждал от неё какого-нибудь ответа.
Он улыбнулся, оттолкнувшись от стены, подошёл к ней и обнял, и как всегда, произнес, то ли на ухо, то ли в самом ухе раздалось, а может и в голове,

«Сестрица, родная моя, вот теперь я спокоен за тебя, мама и я побудем ещё немного, ты должна сама принять решение. А к Максиму сходи, он  там ума сходит без тебя, но, когда скажет тебе Герасим, не раньше, он должен ещё кое-что сделать, и это для тебя, сестрица моя, чтобы жилось тебе безбедно. А Максим тебя любит, но решать тебе. Согласишься, стать Марьяной, стань, и это не надолго, так, лет на восемь, ну там время подскажет, может и меньше. По земным меркам это много, но ты сделаешь верный выбор».
– Хорошо я подумаю. – Ответила Вера.
«Сестрица моя, ты попала к людям из нашего рода, и ты будешь счастлива».
Вера почувствовала, как брат поцеловал её в темечко, и исчез.

                ****
И Вера осталась в этом красивом и старинном тереме, и как она провожала Максима, стоя в стороне в густом низкорослом сосняке. Сразу, как спасатели вошли в избушку, Герасим забрал у неё чемоданы, и увёл её в сторону, и никто из оставшихся спасателей возле избушки, даже не заметили. Наблюдала оттуда, как его несли на носилках, и как он кричал, звал её, а у неё текли слёзы. Себя она не осознавала. Что с ней происходило, она не знала, то ли ей было просто жалко его, или всё-таки она его полюбила. Сама не могла ответить на этот вопрос. Слёзы текли у неё ручьём, давила в себе всхлипы, боясь разрыдаться. Сердце её разрывалось от горя. Она хотела уже бежать на зов, но что-то её остановило. Не понятно ей стало, хотела шагнуть, а ноги не слушались, как будто вросли в этом месте. Она видела, как рядом с носилками шёл высокий и статный мужчина, и очень похож на Максима, только старше. Вера тихо спросила Герасима.

– Это его отец?
– Да, его родитель. Воронцов Алексий Степанович.

Герасим стоял в стороне с её чемоданами и молча наблюдал.
Вера видела, как резко с места сорвался вездеход, в который поместили Максима. Она всё видела и почти всё слышала, а когда увидела, как грузили тела погибших, уже упакованные в чёрные мешки, вновь хотела побежать, проститься с Андрюшей. Как услышала в мыслях его голос.
«С кем ты там будешь прощаться? Я рядом с тобой».
И она разрыдалась.
Стояла, рыдала уже в голос, слышала шум вездеходов, они поспешили в село, там опустился вертолёт, как сказал Герасим.  Ближе не получалось, слишком густой был лес, а полянки совсем мизерные. Поэтому спасатели уже из села прибыли на небольших вездеходах. К этой избушке уже давно и тропы заросли. И местные, прибывшие вместе со спасателями, удивлялись.

«Откуда здесь избушка? Да со всеми припасами. Как будто из-под земли выросла. Или с неба свалилась. Мистика, да и только».

Позже рассказывал об этом Герасим. Он, как только после рассказа Веры, поспешил в избушку, осмотрел Максима, удостоверился, что с ним хорошо, решил позвонить позже, тем более он его напоил Домниным отваром, а это чудо из чудес, мёртвого поднимет. Надо его поить, хотя бы ещё один день.
Ещё два дня без ущерба для здоровья вполне сможет побыть один, тем более после тётушкиного отвара будет спать до моего прихода. Размышлял Герасим.
И позвонил его отцу утром, через несколько дней, по телефону Андрея. Телефон Максима не удалось ему настроить. Герасим объяснил его родителю, всё, что было знать, и без подробностей. А после звонка Веру привёз ближе к избушке, и она пошла к Максиму.

Совсем не далеко, лишь в километре от дома Герасима была хорошая и широкая просека, по ней ещё шла линия ЛЭП. И дорога, накатанная его вездеходом, и постоянно чистящая его приспособлением для очистки дороги до того пятистенника, в несколько комнат, где Домна лечила людей. А людям казалось, что они там и жили. И о доме-тереме никто и не догадывался.
И связь с селом и не только с селом, а со всем миром у него была отменная. Ехал в село встретить вертолёт, думал.

«Какое решение примет Вера? Останется то, что приняла и сообщила ему утром, что остаётся здесь, в его доме. Или же передумает и улетит с Максимом. Но, какое бы не приняла решение девочка, Герасим решил, не выпускать её из виду, опекать и помогать ей во всём. Эта необычная встреча перевернула и его мир, и кроме деяний «Стражича» у него вновь будет семья.

И так Вера осталась у Герасима с его тётушкой Домной.
Однажды это было в первый месяц, после того, как прибывшие спасатели вызванные Герасимом, увезли Максима, Вера гуляла солнечным днём по двору, за ней неотступно следовала собака Герасима породы хаски. Умная и ласковая собака, играя с ней. Вера услышала.
– Марьяна! Доченька, я с вестями к тебе.
Вера резко оглянулась, увидела Герасима, когда тот подъехал на вездеходе, она не слышала, или не обратила внимания, а он шёл к Вере. Он отсутствовал всё это время, сразу, как после отъезда спасателей вместе с Максимом, а он отвёз Веру в свой дом, а сам поехал вслед за спасателями.
– Это моё новое имя? Почему-то не удивилась Вера.
– Тебе понравилось? – Спросил Герасим, обнимая Веру.
Мне нравится, оно мне понравилось в самый первый вечер. Красиво звучит. Я теперь навсегда останусь ею?
– Как захочешь. Если хочешь, я отвезу тебя сейчас в твоё село, или в город на квартиру брата. Но только милая, в селе, там тебя уже никто не ждёт.
– Папа тоже умер?
– Да, милая.
– Я давно это почувствовала.
– Он ушёл в тот же день, как увидел по телевизору новости, и там было о вашем  крушении.

Вера чуть вздрогнула и молча плакала, может она привыкла, что горе за горем преследовало её, или слёз уже не было. Или свыклась с тем, что по её ощущениям, папы уже нет давно. Нет, слёзы текли, только крик и рыдания застряли в горле. А Герасим прижал её к себе, гладил по спине и говорил.

– Ты выдержала уже много, и это пройдёт, отпусти их, пусть спокойно они все уйдут. Задержались они здесь, а их там ждут. Они видят, теперь ты будешь жить. Жить за всех. За маму, за папу, за брата и главное за себя и для себя. Живи милая. Папа твой ушёл мгновенно, у него в гостях был сосед ваш, Фёдор. Он мне и рассказал. Брата твоего тоже рядом с родителями положили. Все три могилки рядом. Весной съездим вместе и всё поправим. Там были распорядители Максима. Они всё сделали, а я лишь присутствовал, да советовал, как было бы лучше, представился им родственником.
Всё сделали, всё честь по чести. Не волнуйся. Тем более, милая, сама знаешь, душа телу не принадлежит, это тело душе принадлежит, но их, души по разным причинам оставили тела, так и отпусти их.  Вон они стоят рядышком, все трое. Отпусти их, милая и жди новые души. Там такие души к тебе придут, красивые и сильные с мощным духом. Они уже рядом с тобой, а этих отпусти. У них своя теперь жизнь, но тебя они будут помнить всегда. Помнить и помогать.

– Да, папочка, жизнь продолжается и она у меня с чистого листа, а моих любимых родителей, люблю и буду помнить всегда, и братика любимого всегда буду помнить. Прощайте мои любимые.

В этом времени Марьяна, очнулась от своих воспоминаний, поставила на стол бокал, с остывшим и не допитым чаем. Встала, и произнесла.

– И так, она назвалась Марьяной, а я и сейчас Марьяна, и пошла из кухни, продолжала размышлять.
Надо поставить жирную точку. Разобраться в себе, в своих чувствах. Но чуть подумала и продолжила, но вначале требуется расставить все точки над «и».

                ****
И так Вера стала Марьяной. И снова жила принцессой, как и с Андрюшей, так и здесь её окружили заботой и вниманием. Герасим взял паспорт своей дочери Марьяны, который так и остался дома, и он не никому не рассказывал, что документы оставались дома. А их никто и спрашивал, не затребовал, и так ловко исправил одну лишь цифру, что никакая экспертиза не придерётся, это он сделал, что не старить Верочку. Пусть года останутся истинными, как и должны быть. А с документами для деток, всё само решиться.
Герасим пораздумал, да решил, документы детям сделать настоящие. Но до их рождения есть ещё время.

– Всё же они Воронцовы и Максимовичи, светочи наши маленькие. Но время подойдёт, и мы над этим подумаем. Я так решил.
Произнёс Герасим в пространство. Немного подумал и продолжил размышляя.
И Марьяночке новые документы сделаем, возможность у меня есть, да и всё равно скоро новое фото ей вклеивать придётся. Ей в миру следует жить. С народом, быть в единении с ним, Над этим я ещё поразмыслю.

А Вера, теперь уже Марьяна, стала жить, накапливая счастливое время. Она полностью освоилась, тётушку она стала называть бабушкой, а Герасима папой. И очень полюбила их. Своих родителей и брата она помнила, и ежедневно с ними здоровалась, по утрам, желала им любви вселенской, как ей Домна подсказала.

«Детка, посылай своим родителям любовь свою дочернюю, да желай им всем любви вселенской, как и брату твоему, как и остальным родственникам, кои ушли в мир иной. Они заслуживают любви, она им там помогает, в ней они дальше развиваются».

Марьяна так и делала. И пожелания доброго утра, и спокойной ночи произносила и чувствовала ответ, энергией блаженства, ласки и радости в её сердце разливалась.

Шли дни, порой её Домна учила разным премудростям целительства, пальчики её развились не только для музыки, стали подвижными, что она ими чувствовала энергетические точки, она даже не знала, где они находятся, ей Домна позволила  тренироваться на Герасиме. Он смеялся, ему было интересно ещё, как она будет угадывать состояние настроения, в чём он успешно добивался создавая настрой печали. Вначале Марьяна чувствовала его печаль и старалась подбирать ему слова успокоения, просила его пробираться в глубь своего сердца, а потом осознала, что он делает нарочно, но она не обиделась а рассмеялась и сказала,
– Спасибо, папа. Поняла, это для моего развития.
А Домна однажды сказала.
– В тебе, милая задатки психолога есть, даже очень хорошие. Давай разовьем эту линию, тебе это пригодиться в жизни, много народа к тебе потянутся. А поговорив с тобой, они и душой воспрянут.

Герасим часто отлучался из дома, то лесные дела, а то и ещё какие либо. То в город ему надобно для чего-то, Вера не спрашивала, она знала, всё это он делал, на благо её, на благо планеты родной и для народа.
Знала, что и бабушка, и сам Герасим много разговаривали с людьми, которые приезжали к ним в дом, обычный деревенский, куда впервые принёс Веру.
Этот дом был отгорожен от терема густым ельником, расстоянием примерно в триста метров. Туда и тропинки не было. Она была, но так замаскирована, что её просто так и Марьяна не видела, хотя и ходила по ней.  Марьяну Домна туда не допускала, говорила.

– Не стоит милая, тебе лезть в эту грязь, ты деток носишь, с тебя достаточно, что ты во сне в мир красивый летаешь, да милому своему помогаешь.
Марьяна удивлённо посмотрела на Домну, а та улыбнулась и продолжила.
– Тебе ведь снится тот парень?
– Снится, бабушка.
– И хорошо, связь у вас есть и прочная, пусть поправляется, он вылечится, не сразу, но через несколько лет станет здоровым и разумом, да духом окрепнет. У нас-то бы он скорёхонько встал на ноги, душою выздоровел, но пусть пока в стороне побудет. Энергии ему хватит той, что уже вложил в него Герасим, да и через тебя передалась, и во сне ему идёт от тебя и деток твоих. Пусть пока летает, а там посмотрим, каким он станет.
– Я тоже так думаю, бабушка. Подожду. Куда торопиться. Я в себе ещё не разобралась.
– Верно, ваша жизнь только начинается, а как снова встретитесь, так и забурлит.
– Не думаю, бабушка, чему там бурлить.
– А тут и думать нечего, это всё уже есть, лишь времени подоспеть.

Однажды Герасим приехал и привёз её диплом об окончании музыкального колледжа.
– Вот, милая, твой диплом.
– Как? Я же не сдавала экзамены, папочка?
– Но ты готова и сама сдать, я чувствую твою музыку. Ты продвинулась. Но это диплом той Марьяны. И с ним ты можешь поступать в консерваторию.
– Я раньше мечтала в экономический поступать, как Андрюша стать, весь механизм экономики изучить. Движение средств, и как закрыть лазейки недоброжелателям. В данное время неверное распределение идёт всех средств, но теперь не хочу. Пока не хочу. И в консерваторию не хочу. Какая мне консерватория? Папочка. Но я могу преподавать музыку.

– Ты вольна поступать, как захочешь, и можешь спокойно не работать, наслаждаться жизнью, денег твоих, да и моих хватит тебе лет так на много, на века два-три, а то и больше, чтобы жить превосходно, путешествовать по миру и полностью посвятить себя детям. В данный момент – это дети.
– Да, папа, это так. Дети на первом месте, и я их уже люблю. Прошла, испарилась ненависть. Но мне бы ещё хотелось в чем-то состояться.
– Прекрасно, доченька, значит, как детки подрастут, и будешь преподавать, как ты хочешь. И школу мы найдём. Мы найдём прекрасное место, где ты будешь полностью счастлива. И я это место уже знаю.
– Да? А где?
– Пока это секрет, милая, тебе будет сюрприз. Хороший сюрприз.
– Хорошие сюрпризы я люблю, папочка.
 Он обнял её и прижал к себе, и оба почувствовали толчки. Это уже младенцы в мамочке и толкали и деда, и маму, как бы говоря.
«Эй, осторожнее!»
– Ох, ты, вот это распинались мои, внук и внучка. – Улыбался Герасим.

                *****
Любовь к детям, Вера, теперь уже Марьяна, почувствовала не сразу, а спустя какое-то время. Когда стал расти у неё живот, она со страхом смотрела на него, и постоянно думала, что она будет делать с этим, но желание выжить любой ценой, вырастить детей, и больше ей ничего не требовалось.
Первые страхи прошли, и она постепенно привыкала к детям, живущих в ней. Ей становилось интересно, и она стала искать книги об этом. Она очень удивилась, как много книг было в папиной библиотеке, можно сказать просто архив всей информации, что есть на земле и во вселенной.

И первое шевеление деток, её ошеломило, она замерла, не знала, что это такое. А когда догадалась, что это такое, в ней разлилась такая нежность, что слёзы сами полились у неё из глаз. А детки не заставили себя ждать, ещё дали себя почувствовать мамочке.
Это было в саду, было буйное цветение, и она стояла в бело-розовом кружеве ароматной сирени и вдруг почувствовала такое.

– Детка, Марьяночка, что с тобой?
Удивлённо спросила Домна. – Ты и сияешь улыбкой и плачешь.
– Бабушка, они толкаются, бабушка, это такое счастье оказывается.
– А как же, а вот ещё на свет появятся, так это, какое счастье будет нам всем.
И Марьяна с каждым днём всё больше и больше любила детей. Она ждала их ответов, когда разговаривала с ними, они отвечали ей «толчками», а она смеялась, радовалась.
С удовольствием ездила с Герасимом за покупками для деток, ей нравилось перебирать детские вещи, разговаривая с детьми и спрашивала, нравится ли им эти вещи. И она чувствовала, когда не нравилась какая-то одежда, они молчали, а на понравившуюся вещь, они бурно реагировали толчками. Постепенно готовилась стать мамочкой. Пела им песни, часто музицировала, и знала, какая им музыка больше всего нравится.
И родились детки в срок, и принимала их бабушка Домна,
Остальное всё устроил Герасим.

А детки были на редкость спокойными и всегда давали мамочке отдохнуть, и с удовольствием слушали её музыку, и сказочные и былинные повествования Домны о великих предках. И о великом витязе Изборе, именем коего и нарекли мальчика. И о его венценосной любимой Ладе.

– Марьяночка, как назовёшь малышку. – Спросил Герасим.
– Ну-у-у, раз предок Избор был таким великим и знаменитым, а его Лада была венценосной, то я назову её венценосной. А какие имена означают венценостность?
– В сегодняшнем русском варианте Степан и Степанида, а….
– Нет, это может и красивые имена. – Поторопилась сказать Марьяна. – Но, что-то имя Степанида не звучит рядом с Избором. А вот Стефания….
– Хорошо, милая, пусть наша девочка будет Стефанией. Красивое имя, и с ней созвучно. – Одобрил Герасим.

И так детей Веры-Марьяны звали; Избор Максимович и Стефания Максимова. Но фамилию им дали пока Светловы.
– А там видно будет. – Рассудили все трое.

Шло время, дети подросли, и Герасим предложил Марьяне поехать в цивилизованный мир и жить и быть вместе с народом.

– Марьяна, дочка, я нашёл тебе место, их два. Одно в городе, и преподавать музыку в лицее. Как ты думаешь об этом.
– Город? – Спросила Марьяна. – После такого простора ехать в город и там жить, что-то нет желания, папочка. Достаточно и того, что мы бываем там по мере надобности.
– Милая, дети должны, ещё научится жить в цивилизации, но я так и подумал, за несколько лет ты так сроднилась с лесом, что вырывать тебя в город, будет жестоко. И поэтому у меня есть для тебя сюрприз.
– Какой папочка? Ты уже говорил мне однажды о нём, но и не назвал.
– Мы поедем в деревню.
– В какую? На мою родину?
– Не-е-ет, это будет слишком просто, ты так быстро найдёшься. А надо, чтобы поострее было и запутаннее, чтобы был взрыв. Мы поедем в другое место и не менее красивое, чем «Ягодное».
– Кому взрыв? Папа.  Кто найдёт?
– Это сюрприз. Может для тебя, а может, у тебя поклонники появятся, и у них будет взрыв. Смеялся Герасим.
– А нужны ли мне они? Папочка?
– Поживём, увидим.

Ответил ей Герасим и как только обустроил купленный им дом, повёз всю семью на новое место жительство.
И наконец, они приехали в красивое село под названием «Каменка», так называлась и река, что текла рядом с селом. Марьяне понравилось село, дом. Дом, который ей часто снился, что она от удивления и восторга только ахнула.

– Папа, ты волшебник! Это же мой сбывшийся сон. Этот дом снился мне.
– Да? Я так и думал, милая. Смеялся Герасим.

А ей, действительно, снился этот дом, и ещё ей снился мужчина, не молодой, а дедушка какой-то, а рядом с ним много людей и все лица было не разглядеть. Только чувствовала от них тепло и доброжелательность.
А ещё часто во снах среди этих людей, лица которых не разглядеть, а которые и не запоминала, если видела, и это не важно, но среди них часто видела Максима. И его лицо ясно выделялось среди безликой толпы. Что это такое, она не знала.  Так и не поняла, в чём дело, она решила  рассказать  Герасиму обо всех её снах, тот выслушал, улыбнулся, ответил.

– Милая, сон есть сон, бывает, душа летает во сне и попадает в такой слой астрала, что там так запутано, и может увидеть и вовсе иное, а переплетётся с твоими волнениями и предъявит, как твоё. Не обращай внимания милая, живи сегодняшним и настоящим.

Марьяна действительно отбросила все воспоминания о Максиме, и стала жить сегодняшним и настоящим. Продолжала растить детей, и в этом ей помогали и отец и бабушка.
Познакомилась с соседями. Они ей очень понравились. Познакомилась со всеми Анненковыми, а их так много оказалось. Большущая родня.
И ей было не понятно, отчего, но старейший, глава всех Анненковых, дедушка Сергей благоволил её, и к ней относился, как к своей родне, как к дочери или как к внучке, часто называл её голубой.

Хорошими подругами стали с соседкой Оксаной внучкой этого деда Сергея, и много друзей у неё завелось. Герасим и Домна почти постоянно были с ней, за редким исключением уезжали по своим делам. Лишь последний год Герасим и Домна больше времени отдавали своему непосредственному труду. И чаще оставляли Марьяну с детьми одну.

Нашлось и место для её творческого труда. В школе её ждало место преподавателя музыки, а потом через какое-то время, ей в одном эпизоде в котором пришлось участвовать, как психолог, и к ней стали обращаться люди с просьбой поговорить. Марьяна, помня указания бабушки Домны, ни в коем случае не лечить, и не разговаривать на темы проблем людей, там, где живёшь, в своём доме. И рассказала Оксане, когда та удивилась, спросила её.

– Марьяночка, почему ты не хочешь разговаривать с людьми?
И после того, как Марьяна рассказала, Оксана предложила  ей комнату в фельдшерском пункте. Говорила ей.

– Не волнуйся, есть место, комната маленькая, там уместились столик, стул и кушетка. Но думаю, тебе большего и не потребуется.  Всё согласовано, неси документы, оформлять будем, нам очень нужен психолог. Я скоро буду врачом, мне чуть осталось до настоящего и полноценного диплома. А ты со мной душеврачом. Вместе мы с тобой быстро население на ноги поставим.  Тебе и зарплата будет приличная.

– Я собственно, в деньгах не нуждаюсь. Ответила Марьяна.
– Это сейчас ты не нуждаешься, а дети подрастут, много потребуется. Их учить ещё надо.
Так Марьяна стала в этом селе и преподавателем музыки и ещё и психологом.

Однажды Оксана была у неё в гостях и забавлялась со своими крестниками, спросила.
– Марьяна, а, где их отец?
– Летает. –
Просто ответила Марьяна, вспомнив слова Домны «Пусть полетает».
– Лётчик? – Спросила Оксана.
– Да, вроде того. – Ответила Марьяна. – Я не хочу об этом разговаривать. Давай об этом никогда не будем разговаривать. Хорошо?
– Ладно, хорошо. – Ответила Оксана. – Но я, то тебе рассказываю.
– Не рассказывай. Это твоё дело. Тебе нравится, а мне нет.
– Так и быть, не хочешь не рассказывай, только тобой интересуются многие, в том числе мой дядька Савелий.
– Пусть интересуются, но я замужем, просто мужа нет здесь.
– А появиться ли? – С лукавой улыбкой спросила Оксана.
– Не знаю, честно говорю. Это личное, одно скажу, меня не интересует  никто. Ни на одного мужчину я не могу смотреть, я их просто не вижу. Как это объяснить, не знаю. И на этом всё. Оставим этот разговор, Оксана, как подружку прошу. Давай просто дружить в сегодняшнем дне и прошлое моё я не хочу вспоминать.

– Договорились. – Оксана улыбнулась. – Ты мне очень нравишься, как сестра моя. Я тебя полюбила, как сестру.
– Ты мне тоже. Ответила ей Марьяна.

Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.