Я когда-то работал в литературном альманахе, занимавшимся исследованиями
графомании, хлынувшей бурным потоком в 90-е годы.
Сначала я работал в отделе писем, потом в отделе "предварительного
досмотра" присланных и принесённых пачек рукописей. Главный редактор
смеялся, говоря обо мне окружающим: этому человеку медаль надо давать -
он перечитывает все эти горы макулатуры, выискивая золотые крупицы...
Очередной автор принёс увесистый том формата А4, попросил "обязательно
опубликовать". Я улыбнулся: смотрите - сколько у нас в хранилище
подобных рукописей, вы их будете читать?
Он возмущённо: а почему я их должен читать?
Тогда я спрашиваю: а почему вашу рукопись должен кто-то читать?
Он впал в ступор...
А вот теперь я тут почитал тексты одного бывшего директора школы,
он пишет всё правильным языком, гораздо выше уровня школьного
сочинения, прям как заправский писатель, даже некоторое самодовольство
его чувствуется, уверенность, прописывает череду своих жизненных
событий, но... Это скучно, неинтересно другим, не цепляет. Это как
семейный альбом, в котором хозяин перебирает фотографии и рассказывает
интересные для него моменты жизни, причём правильные и бесспорные.
Но когда нет в тексте бесспорности, когда в нём всё правильно,
"попендикулярно", как сказал один герой фильма, отчим мальчику:
"палочки должны быть попендикулярны", - тогда текст мало кому
интересен, там нет тезы и антитезы, там нет борьбы противоположностей
и последующего катарсиса. Или приближения к нему. Или философской
раздумчивости, пересмотра каких-то реперных точек, или просто
ассоциативного отклика в душе другого человека... Или оставшегося
висеть в воздухе вопроса... Или просто зарисовки на уровне
неразгаданной "хокку", таящей в себе множество неразвёрнутых
пружин...
И есть примеры и "высоконаучной" графомании.
Когда человек с научным званием пишет якобы литературные тексты,
насыщенные множеством специальных терминов, недоступных простым
смертным, а руководитель литобъединения вдруг называет эти
сложнейшие тексты "научной графоманией", что вызвало поначалу моё
удивление, а потом согласие.
Конечно, и из них можно сделать для читателей притягательную вещь.
Сократив раз в десять. Переструктурировав немного. Короче, поступить
как Микеланджело: отсечь всё лишнее.
Любая графомания несёт в себе какие-то интересные крупицы.