Гражданская война, разразившаяся после трагикомичной смерти императора Страпона, неожиданно для многих кончилась тем, что у власти оказался Камелий Пентовиан Пупс.
Род его был незнатен, изображений предков не имел, однако стыдиться его государству не пришлось, хотя конец правления был неоднозначен.
Отцом Камелия был Петролей Флюс, сначала носивший имя Деним. Поскольку его постоянно путали с другим Денимом, цирюльником из Сирапуз, на которого тот был очень похож, он как-то по утру сбрил бороду и сменил имя на Петролей. Народу же новое имя не понравилось, и его до самой смерти меж собой звали Денимом после бритья. Петролей имел небольшую торговлю тонкими материями и осветительными принадлежностями рядом с поворотом Аппиевой дороги на Авгиевы конюшни. Дела его шли весьма успешно во многом благодаря тому, что продаваемый Петролеем эфир, позже названный в его честь, светил ярче, не коптил, да и веселил веселее других, хотя злые языки из числа завистников и говорили, что делается он из навоза с близлежащих конюшен. К концу жизни Петролей удостоился чести поставлять свой эфир ко двору Биберия Склавдия Нейрона, и вроде даже как придворный летописец Фобий Транквилл Контекст утверждал, что именно под действием петролейного эфира тот и согласился быть императором. Ходили слухи, что Петролей и сам хотел стать императором, но, перебрав эфира, узрел Проктор-н-Гэмбэла и тот ему сказал: «уймись же ненасытный Флюс, сын будет…» После этого он удовольствовался муниципальными должностями и дожил до старости в спокойствии и достатке.
Матерью Пентовиана Пупса была третья жена Флюса, Конкреция Герцеговина Флор. Происходила она из древнего и знатного рода Флоров, знатность которого, однако заметно померкла ввиду постоянного отсутствия денег на впечатления и излишества. Конкреция Герцеговина пыталась поправить положение вещей, служа Бахусу и вкушая эфир, но для этого тоже были необходимы деньги, так что приходилось выставлять себя на весенней ярмарке невест. Петролей же Флюс был состоятелен, обстоятелен, обаятелен, вполне состязателен, а некоторыми местами даже очень привлекателен. Он выиграл Конкрецию в кости у Поппилия Гексасекунда Нейролепта, начальника полночной стражи, выкинув двенадцать с половиной против семи с четвертью.
Камелий Пентовиан Пупс родился в майские ноны, в полночь, как раз между календами и идами, на третий месяц от зачатия вполне здоровым ребёнком. Поэтому в народе ходило подозрение, что прижит он от цирюльника Денима, с которым все путали Петролея Флора, и неудивительно, если Конкреция Герцеговина тоже перепутала, случайно или намеренно. Во всяком случае, об этом тотчас был пущен стишок:
Везучие родятся на третьем месяце…
В час, когда родился будущий Император, тень нашла на плетень, с больной головы всё свалилось на здоровую и перевернулось с ног на голову. Бублий Эббот Клацид считал это благим знаком, Гравий Синусит Дукс напротив дурным предзнаменованием, и, что самое интересное, оба оказались правы. Отец же в полночь перед его рождением видел, как из чрева Герцеговины Флор исходит сияние Солнца, а чуть позже, вкусив петролейного эфира, узрел сына в сверхчеловеческом величии – в черной коже с молниями и клёпками, в ярко сверкающем на Солнце шлеме с опущенным забралом, со скипетром страсти в руке. На блистающей хромом чёрной колеснице HondaVRF1200, с ревом и грохотом он разогнался до 100 км/ч. за 3,23 секунды и исчез в юго-западном направлении, оставив после себя сизовонючее облако дыма.
Воспитывался Пентовиан Пупс матерью своей, Конкрецией Герцеговиной, которую очень любил и почитал так, что став Императором, не оставил ни одной головы тому, кто ругался при нём «Ё* твою мать!». В отрочестве он, заблудившись меж трёх сосен, потерял отца, отчего тяжело страдал сомнениями и переживаниями всякими, с которых ослабел душой и телом, так что дальше Австралии мать его гулять не пускала. Ссылаясь на это Пентовиан Пупс в школу не ходил, предпочитая вино и игру в кости. Однако же уже тогда были знамения, предвещавшие ему славу, власть и успех. По свидетельству своего вольноотпущенника грека Деомида Пропидевтика когда он, во время прогулки в Индию, сидел и гандубасил с друзьями в зарослях гандубаса на берегу Ганга, к ним подплыл бобер, выхватил у Камелия косяк, уплыл на другой берег реки, дёрнул там пару раз, вернулся обратно в виде бегемота, и отдал косяк Пупсу. Потрясённые лягушки, которые всё это видели своими собственными глазами, с тех пор больше не квакают. Но и меньше тоже не квакают. Что же это было такое, и добрый это знак или худой, историки и биографы Пупса спорят до сих пор, иногда доходя до оскорблений и рукоприкладства.
К женщинам в то время он относился настороженно, особенно после того, как его родная сестра Бацилла Холерина Флор в ответ на дёрганье её за косички назвала брата уродом среди людей, которого природа начала и не кончила.
Правда, в науках благородных, как то стратегия, тактика, манёвры и марш-броски, он с юных лет обнаружил усердие, особенно же ему нравилось играть в оловянных солдатиков и устраивать десанты на вражеские территории, которыми чаще всего были фруктовые сады соседей. Этим он, однако же, долгое время не мог добиться ни уважения, ни внушить надежды на своё светлое будущее. И так он жил до возраста свободной продажи излишеств, в обществе людей самых низких, усугубляя позор своего тупоумия дурной славой игрока и пьяницы.
Возможно, этим бы всё и ограничилось, но в дело вмешался случай, без которого, как известно, ничего стоящего в жизни не происходит. Однажды, когда Камелий Пентовиан направлялся на очередную попойку, Марвелл Хрюний Комикс утверждает, что было это как раз на день Б.Г.дарения, пролетавший мимо перелётный крокодил посмотрел его на плечо, и нечеловеческим голосом сказал идти к солнечным часам, что на перекрёстке Панцеркампфвагенштрассе и Унтер-зее-бот аллеи, и в благодарность взять себе фамилию того, кого он там найдёт. Юнец испугался, но подошли к нему приятели, и рассказал он им про знамение, подняли они на смех его и увлекли с собой в кабак. Когда же позже вечером упились все преизрядно, Камелий решился всё же отправиться к солнечным часам и друзья увязались за ним покуражиться надеясь всласть над незадачливым товарищем. У часов они нашли большого интерактивного пупса, который при нажимании на животик сказал одну из 50 стандартных фраз: «Запишись в XVII легион, стань героем! Остальные пусть прахом идут по Миру!». Приятели потешаться вздумали над потрясённым Камелием, говоря, что Нике следовало бы в любовницы к Сафо податься, нежели предлагать венки и ветки, таким как Флюс, и называть его теперь будут Пупс, но в полночном небе опять появился крокодил, и, поразив богохульников громомолниями, пооткусывал им все головы и превратил их в камни. Много позже по мотивам этой истории людская молва сочинила песню Rock around clock, а камни до сих пор можно видеть вокруг этих солнечных часов, которые стали называть камелиевыми.
Камелий же Пентовиан, став, таким образом, Пупсом, срочно побежал вербоваться в XVII легион, который как раз отправлялся за грибами и ягодами в Тевтобургский лес. В должности погонщика боевых крокодилов он участвовал в успешном контротступлении остатков легионов за Данаприс, более того, Пинт Ассигнаций Барбитал свидетельствует, что именно его залп крокодилами из полковых баллист расстроил ряды варваров и оскопил вождя непокорных херасков Люминия, лишив того возможности потомства и прервав, таким образом, его династию.
Получив за этот подвиг последовательно должности престора, квинтора, клитора, клипера, капера и игила, Пентовиан Пупс возглавил восстание штрафных легионов под лозунгом «Бежавший с поля боя может сражаться». Решающая битва развернулась у Кентервильских ворот Рима и протекала весьма упорно. Кошмарий Популей Эл и возглавляемые им войска верные Сенату, выкопали перед воротами ров, впоследствии ставший известным как кошмарианский желоб, и успешно отбили три атаки пупсианцев. Исход дела решил отряд Глюция Абстинента Баррана, которого Пентовиан Пупс направил к Новым воротам Рима, чтобы нанести удар в тыл врагу. Барран долго не мог решиться на атаку, считая, что у него не хватит сил, но, в конце концов, именно его удар обратил кошмарианцев в бегство и принес победу Пупсу. В народе же с тех пор в ходу выражение «как Барран на Новые ворота», в смысле «не решаясь ничего предпринять».
По итогам восстания Пентовиан Пупс в должности префекта претория возглавил преторианскую гвардию. Беспокоясь о престиже возглавляемой им организации, сломанную служебную колесницу он починил и привёл к покорности. Установив на ней синий проблесковый фонарь, выучился долго и громко реветь подобно ишаку, и принялся разъезжать на ней по городским улицам. Тех, кто не уступал дорогу ему, сбивал с ног или бил кнутом нещадно, возмущения же, как справедливые, так и надуманные, не колеблясь, пресекал при помощи гвардейцев. Вскоре Камелий добился того, что, заслышав издалека его рёв, улицы пустели, и он мог быстрее всех добраться с одного конца города до другого. Страдая непотизмом, он помогал своему отцу Петролею развозить кетчуп «Heinz», когда тот вздумал им приторговывать в дополнение к эфиру. Вскоре народ дал ему прозвище быстрый Хейнц или Хейнц-ураган. Ежели кто торопился, то Камелий по сходной цене мог подвезти, и, говорят, сколотил на этом немалое состояние. Бескорыстия он не обнаруживал ни на военных, ни на гражданских должностях, справедливо считая, что всякий труд должен оплачиваться. Впрочем, братья Тестикулы, долгое время бывшие в свите Камелия утверждают, что это не так. Квант Хрюний Тестикул говорит, что взятки Камелий Пупс брал из спортивного интереса и по привычке, а присваивал военную добычу и грабил храмы мучаясь совестью, боясь, что иначе его просто не поймут ни потомки, ни современники.
В конце Ресбублики Марк Стулий Перцептрон и Пинт Маврелий Вульв во время выборов в Сенат, борясь за голоса Плевса, обвинили друг друга в подкопе избирателей, поскольку в списках обоих обнаружились мёртвые души с близлежащего кладбища, и спровоцировали новогодние беспорядки. Были разграблены Универгам и Унивесрам, толпа захватила конкумбинат резиновых изделий и городской арсенал фаллоимитаторов. Камелий поначалу не примкнул ни к стулианцам, ни к сторонникам Пинта Маврелия Вульва, поскольку крепко спал и ничего не слышал. Он любил поспать, особенно во внеурочное время, мотивируя это тем, что сон не только полезен для здоровья, но и угоден Богам, поскольку пока человек спит, никому ничего плохого сделать не может. Течение времени, однако, слегка поколебало его уверенность в этом, когда в преклонном возрасте он стал сильно храпеть.
Неизвестно, чем все закончилось бы, но шум с улицы разбудил Пупса и он вверенными ему войсками восстановил порядок, заодно разграбив храм Невидимого Розового Носорога, поскольку кто-то из толпы крикнул, что там есть пиво и бабы. Сам Камелий назвал это спецоперацией по обеспечению справедливости для римского народа. Марка Стулия он объявил врагом народа и казнил на площади перед храмом Приапа Всемогущего на Лобке. Пинт Маврелий Вульв, объявленный вне закона, бежал из города и скрывался на рынке в Катофане, сдавая писсуар в краткосрочную аренду, мотивируя это тем, что деньги не пахнут.
Пупс, пользуясь случаем, передал власть по сходной цене Биберию Склавдию Нейрону, потомственному торговцу удобствами, изобретателю ночного горшка, патент на который он, с немалой выгодой для себя, продал жителям Сибариса. Его отец, Склавдий Биберий Нейрон, во времена поздней Ресбублики, был прокуратором Квадрофении. Борясь за чистоту нравов Римского народа, он приказал отбить руки Венере Милосской, одеть трусы на статую «Давида» Микеланджело Антониони и организовал гонения на гомосеков, дровосеков и генсеков. Говорят, в день, когда родился Биберий, а было это после дождя в четверг, грянул гром среди ясного неба, яблоко упало недалеко от груши, а соседская бабушка сказала надвое.
Нейрон под предлогом невыплаты патентных отчислений, на всякий случай отправил Пупса и его гвардию на войну с Сибарисом. Война, однако же, не задалась по причине неявки противника на генеральное сражение. Олимпийский гофкригсрат в лице Марса, Юпитера, Юноны и Авося присудил Сибарису техническое поражение со счётом 0–3 и удалился далее вкушать амброзию, а Камелий, чтобы сгладить конфуз ситуации, вынужденно утверждал, что лучшее сражение то, которого не было. В последствии ему неоднократно приходилось, во время утреннего бритья, с пеной у рта, отстаивать свою точку зрения, пока Сунь Цзы наконец не поверил ему.
Затем он объявил войну удобствам и излишествам и победил их. Разграбив в Сибарисе храм Сюсюкателя громогласного, захватил хранившиеся там 33 удовольствия и отправил их в Рим, где они были торжественно внесены в Универгам и Унивесрам. Жрецы храма научили Камелия играть на гитаре, смешивать коктейль, добавлять в него лёд, и пить его через соломинку, носить махровый халат после ванны и принимать томные позы, что произвело неизгладимое впечатление, как на легионы, так и на столичный Шнобилитет с Плевсом. Его славе ещё большие величия предавали обстоятельства. Получив известия из столицы, что Биберий Склавдий Нейрон изобрёл ХХII летние Олимпийские Игры, заложил в ломбард храм Двужопого Ануса на Венерином бугорке и возвёл эпикурейство в ранг государственной религии, Камелий ничуть не расстроился. Поняв, что ситуация распространяется с небывалой скоростью, он вместе с легионами отправился на манёвры в район пивных полей под Фарматексом, где и маневрировал, пока в районе манёвров не была обнаружена подводная лодка неизвестной конструкции, а в небе не заметили перелётного крокодила. Друзья советовали Пупсу форсированным маршем двинуться на Рим и взять власть, сочтя знамения верными, а момент удобным. «Пианино куплено, апельсины в бочках, полноте дурачиться – ступайте властвовать!» - говорили они ему. Камелий же ответил что «Делу - время, а потехе – час», и не сдвинулся с места, пока не попробовал все сорта местного крафтового пива. Легионы роптали, друзья недоумевали его медлительностью, как вдруг к ним снизошел заместитель по политической части третьей спасательной экспедиции. Внезапно появившись ниоткуда, он крикнул «Зю!» и снова исчез туда же, и тут же морем прибило к берегу корабль с грузом вина и излишеств, без кормчего, без моряков, без сопровождающих, так что никто уже не сомневался что это верный знак для буйной вечеринки. Наутро Пупс провёл с легионами учения по уборке воображаемого снега, поблагодарил всех за службу и отправил спать. «Какая пьянка – и всё без толку!» - сокрушались друзья. «Рано любоваться красотами Рима – камелии ещё не зацвели» - ответил им Пупс. Одни говорят, что таким образом он выполнил пункт 5.3 договора купли-продажи власти, заключённый со Склавдием Нейроном, другие, что сводил счёты с Мантром, из-за своей книги «Поощрения к философии», которое тот воспринял как руководство к созданию тайного ордена Службы Безопасности Государства. К написанной им книге Камелий имел отношение неравнозначное и не раз пытался запретить или уничтожить её, поскольку периодически считал что, она не озаряет ума полезными истинами, напротив помрачая заблуждениями и недоумением.
В то же время, сразу после объявления эпикурейства новой государственной религией, Биберий Склавдий Нейрон замыслил, было, немало полезных и нужных для государства преобразований, но к счастью был вероломно убит своими недругами и причислен к Богам не только словами указа, но и убеждением Плевса.
Поскольку Пупса в тот момент ещё не было в столице, власть несколько неожиданно досталась главарю заговорщиков сенатору Марку Бублию Мантру, давнему товарищу Камелия по преторству, консульству и эдильству, который тут же объявил себя императором и принял сан Великого Понтифика. Вряд ли кто приходил к власти с такой дурной славой и недоброжелательством, разве что только несколько позже сам Пупс. Человек гнуснейший во всякую пору своей жизни, нестерпимо тупой, спесивый и жадный. Частным человеком он казался выше частного, и, по общему мнению, мог бы править, если б не был правителем. Постоянно опасаясь заговора, он казнил треть сенаторов, родного брата Глюция и сестру его из Кишинёва, и даже введение за государственный счёт семи пятниц на неделе не прибавило ему популярности среди Шнобилитета и Плевса. Кроме того, Мантр постоянно читал камелеево «Поощрение к философии» и даже по свидетельству Стагнация и Протрузия понял его, из-за чего императора постоянно мучила совесть, принявшая, в конце концов, вид трёх ворон, которые каждый день с утра прилетали под окна Марка Бублия и издевательски кричали «Три кварка для мистера Марка!». Вскоре он сошёл с ума и был убит полночной стражей, поскольку вороны мешали им пить пиво после смены.
Наметившиеся беспорядки были безжалостно пресечены вошедшими в город легионами Пентовиана Пупса, который только что вернулся с ними из Сибариса. Власть он не принял, хотя Сенат и предлагал ему, присоветовав, вместо себя императором Гея Поллюция Страпона. Отказ свой он весьма притянуто за уши объяснил усталостью после похода и неопытностью в делах государства. На самом же деле каждый знал, что он, который уж день, пьянствовал и близко знакомился Вульвицией Грузиллой Хлам, известной в Сирапузах, Марафинах и обеих Фивах проституткой. Увлёкся он ею настолько, что, говорят, даже завёл себе двойника, чтобы тот занимал Вульвицию, пока он сам отдыхал. Во всяком случае, её постоянно видели вместе с Пупсом, а Рептилий Позитрон клялся, что слышал, как Хрюний Инсектецид Дуст рассказывает Коллизию Корпсу, будто он видел с Вульвицией обоих Камелиев сразу. Так это или нет, сказать сложно, но среди Плевса Вульвицию Грузиллу Хлам и сейчас называют дамой с Камелиями.
Сенат предал проклятию памяти Марка Бублия и провозгласил императором Гея Поллюция Страпона, признав его посмертным сыном Биберия Склавдия Нейрона, надеясь таким образом создать видимость преемственности власти. Кроме того, Гей Поллюций Страпон, известный копуляторный шалопузник, притерпевший в молодости синдромантичное происшествие венерического характера, был сиротой и не имел братьев и сестёр, что должно было способствовать устойчивости его власти. В момент принятия решения на Палатинском холме казённый козёл Пафнутий верёвку разорвал зубами и в пропасть прыгнул через рожь, что так же было сочтено благим знамением.
И Плевс, и Шнобилитет близко к сердцу восприняли моды и новинки, привезённые Камелием из Сибариса. Сенат прекрасно понимал, какую опасность это имеет за собой, поэтому влиятельный сенатор Савл Конвульсий Пупидон от имени народа потребовал у Картофана выдачи объявленного вне закона Пинта Маврелия Вульва, а когда получил отказ, сказал, что «Картофан должен быть разрушен!». Камелий Пентовиан Пупс посреди ночи был вытащен из объятий Вульвиции Грузиллы Хлам, избран консулом, и во главе армии убыл на войну, которая была специально объявлена Картофану, не взирая на то, что Маврелий Вульв к тому времени уже год как умер, захлебнувшись в своей латрине отходами излишеств.
В прочем, существует вполне обоснованное мнение, что император Страпон, услав Камелия на войну, просто захотел жениться на Вульвиции Хлам, отняв её у Камелия. Пупс же позже утверждал, что к тому времени уже охладел к ней, поскольку постиг женороботную природу её, и ходил по улицам в штанах, что для человека его положения было крайне неприлично.
Картофанцы встретили Камелия Пупса с большой помпой, которой откачивали нечистоты из переполненной латрины Вульва. Внезапно оказавшись в двусмысленной ситуации, он, коварно использовал водосливы практического профиля, привёл к подчинению горный Бангладеш и северный Бульденеж, а так же из хулиганских соображений сбил из «Стингера» сани случайно пролетавшего мимо Санта Клауса. Затем, после некоторого раздумья, Пупс отправился завоёвывать Индию. Однако же, в результате неточностей в счислении координат, из-за нетрадиционно ориентированного армейского компаса, производства объединённых государственных ЛГБТ-мастерских, и карты мира, которую ему одолжил Геродот, он сбился с пути и попал на Барбадос-Карахос. Поняв ошибку, Камелий сказал: «Ну, что ж, будем играть теми картами, которые сданы», после чего местному племени карибов пожаловал латинское гражданство. Карибы же, в это время праздновали праздник первого урожая гандубаса и танцевали свои весёлые карибские танцы под весёлые карибские мелодии и ритмы. Они пригласили римлян к столу и угостили их пивом. Почему на следующий день началась война, никто точно не помнит. Пальпаций Девиант говорит, что Пупс на утро потребовал у карибов сдать всё пиво в фонд благоденствия римской армии, Антрацит же в своих «Записках о Карибской войне» прямо утверждает, что тот приказал им с понедельника выйти на работу. Сам Камелий благоразумно ничего не говорит об этом, помня, совет своей матери– «Побольше молчи!». Впрочем, у Стагнация мы находим свидетельство родной сестры Пупса, Бациллы Холерины, будто Конкреция Герцеговина по всякому поводу говорила, что Камелий болван и извлечёт немалую выгоду, если немедленно заткнётся.
После трёх лет войны карибы признались, что они подданные короля Испании, о чём Пупс незамедлительно доложил в Рим. Императору Страпону ничего не оставалось делать, кроме как послать на завоевание Испании армию под командованием Квинта Хайрема Стивенса Максима. По прибытии войск на место оказалось, что никакого Испанского королевства и соответственно короля Испании не предвидится ещё полторы тысячи лет, но на это никто не обратил внимания.
В конце второй кампании Карибского похода Камелий тяжело заболел, и многие думали, что он уже не жилец, как на пятый день лихорадки, привиделся ему Асклепий с суппозиторием в руке, в пирамиде Хеопса у восьмой мумии, третий коридор направо, и он неожиданно выздоровел и победил врагов. С тех пор Пупс предпочитал на своих недругов заходить с тыла. «Чем больше череда побед, тем меньше следует полагаться на случай» - говорил он, и перед всяким делом искал благие предзнаменования. Особенно он любил перелётных крокодилов, так что к концу жизни за ним, во избежание сомнений, возили полковую баллисту, заряженную крокодилом. Став Императором, он возобновил давно забытую традицию Дварцы кур мяф - гадание на благо государства, которое заключалось в кормлении придворных кошек курицей. Предпринимал он это гадание так часто, что кошки при императорском дворе стали необычайно толсты.
Вернувшись в Рим, полководцы потребовали себе заслуженный триумф, который после некоторых колебаний был им устроен, правда, третий умф получился не вполне себе убедительным. Квинт Хайрем Стивенс Максим и Камелий Пупс проехали по городу в колеснице запряженной восемью белыми единорогами, а шагавшие за колесницей легионеры распевали такую песню, получившую в последствии широкую известность и занявшую на конкурсе Евровидения второе место, уступив только всемирному шлягеру «Ах моя маленькая сепулечка»:
От Вавилона до Карибских морей
Римская армия всех сильней!
И что бы ни случилось,
У нас есть «Максим»,
А у них нет!
Таким образом, в состав Римского государства вошли Ближняя и Косматая Испания, а так же в качестве заморской территории губернал-генераторство Карибия, в результате чего, к пятому году правления Страпона над Империей перестало заходить Солнце.
Гей Поллюций Страпон прилюдно и торжественно усыновил Камелия Пупса, а тот в свою очередь поклялся принудительно не обожествлять императора раньше положенного срока. Не секрет, многие советовали ему, свергнуть императора и владеть всем самому, но на это Пупс отвечал им, что в этом никакого смысла нет, поскольку хоть Страпон и владеет всем, им самим владеет он.
Уже тогда полнотой власти и возможностью выпить Камелий пользовался без зазрения совести, часто и с удовольствием, так, что было видно, каким он станет в будущем. На Дионисийских играх во время забега мальчиков с пивом настолько распалился на прелесть победителя, что не мог устоять, отвёл в сторону и тут же выпил его пиво, а после вечерней эстафеты четыре по сто пятьдесят без закуски, домой его несли на руках. Когда же на утро Пупс заявился нетвёрдым шагом и в перегарных атмосферах к философу Теорентию Политраху на семинар о воздержании и умеренности, тот прогнал его, сказав приходить послезавтра. «Легко отказываться от того чего не знаешь, тем более, если Заратустра не позволяет» - сказал тогда Камелий и в ближайшей таверне пивом вернул устойчивость походке, а затем и блеск глазам. Когда же Пупс стал Императором и к нему пришёл Теорентий Политрах просить денег на безбедную старость, тот отослал его, сказав приходить позавчера.
Женат он был два раза. Первая жена, Сплюлия Круча, была красива собой, вследствие этого характер имела тяжёлый, практически невыносимый, и нравом оказалась настолько крута, что в народе звали её Фурия Круча, но он её любил неоднократно и по-разному, и было у них от этого два сына - Алембик и Марципан, и шесть дочерей - Аберрация, Конкреция, Коллизия, Конституция, Бастилия и Боливия. Сыновья Камелия интереса и способностей к управлению государством не имели. Марципан занимался кондитерским производством и ввёл в оборот два основополагающих принципа высокой кулинарии – «главное вовремя потушить» и «съесть и переделать». Алембик же увлекался спиритизмом и с большим успехом выгонял духов из вина и браги, через что и погиб в достаточно молодом возрасте. Перед смертью, став белым и очень горячим, он увидел, как проходит Мирская Слава.
Про дочерей Пупса мало что известно. Старшая из них, Бастилия, не отличалась умом и красотой и то ли от отчаяния, то ли от скуки предавалась пьянству и разврату всякому, так что Камелий хотел её сначала казнить, потом сослать, но в конце концов решил просто выдать замуж. Поскольку охотников до неё не нашлось, он пригласил к обеду Гандубасия Тестулика Сосисона, знатного сенатора, многоюродного дядю императора Нейрона и поил его винной эссенцией до тех пор, пока Бастилия не стала красавицей, и тот не согласился взять её замуж. «Почётное – достойным, необходимое – слабым» - говаривал по этому поводу Камелий Пупс. Устроенные гуляния настолько запомнились народу, что их стали отмечать каждый год как день взятия Бастилии замуж, превратив в национальный праздник. Одна из средних дочерей, Конституция, вероятно, вышла замуж за Константина Багряномордого, легата Камелия. Во всяком случае, когда тот в конце правления Пупса попытался узурпировать власть, его солдаты кричали «Да здравствует император Константин и жена его Конституция!». Младшую дочь, Боливию, Император любил больше остальных и назвал её именем провинцию в генерал-губернаторстве Карибия.
Второй женой была Глория Мунди, дочь Сливии Грузиллы и Опия Декокта Мунди, женщина спокойная и кроткая, нрава благочестивого, с которой ни выпить, ни поругаться как следует, возможности не было. Относился он к ней отстранённо, детей у них не было, поскольку Глория оказалась бесплодна. Когда же та от отчаяния, подалась жрицей в храм Приапа Всемогущего на Венерином бугорке, Пупс только грустно заметил, глядя ей вслед: «Sic transit Gloria Mundy». Возможно, именно этот момент привиделся Алембику, старшему сыну императора, перед самой его смертью.
С тех пор к женщинам он вовсе охладел, предпочитая пиво, а больше всех любил своего коня по имени Кенни. А конь у него был замечательный, когда он родился конюх, принимавший роды в ужасе разбежался об стену лбом насмерть, гадатели же предсказали её хозяину власть над всем миром. После истории с Децибелом, любимым сферическим конём в вакууме императора Нейрона, который при неизвестных обстоятельствах выпал из окна восьмого этажа здания Сената и убился, Пупс имел все основания опасаться за жизнь своего любимца, поэтому тот был засекречен, и практически никаких сведений о нём не сохранилось. Наиболее полное описание его происходит от известного графомана Неписяя Пиперника:
«Существо напоминало кентавра, только ноги у него были человеческие, причём передние женские, в кружевных чулках и туфлях на шпильке, а задние мужские, густоволосатые и обутые в мягкие парусиновые сандалии. Круп кентавра был облачён в желто-зелёные клетчатые шорты, из которых выбивался вороной конский хвост. Торс был женский, маленькая девичья грудь в кружевном чёрном лифчике, руки мужские, мускулистые и такие же волосатые, как и задние ноги. Голова существа была совершенно невообразимой мешаниной конских и людских черт – сильно вытянутая как у лошади морда комплектовалась человеческими, весьма пухлыми губами и небольшими аккуратными ушками, тоже вполне человеческими, в которых поблескивали серёжки. Не зависимо от обстоятельств, он всегда носил стильные солнцезащитные очки от Армани, о чём свидетельствовала товарная бирка на правой дужке. Прическа же больше всего напоминала конскую гриву».
Что здесь правда, и насколько можно этому верить, сказать невозможно, так же как и невозможно сказать сколько зелёного дыма и петролейного эфира вкусил Неписяй Пиперник перед тем как написать это.
Тётку свою, Хрюнию Прокуратуру Флор, любил безмерно, и позволил ей смотреть за порядком в государстве и надлежащим исполнением законов, указов и инструкций. Со временем власть её стала поистине безграничной, а строгость и неотвратимость наказания такой, что одно упоминание её имени бывало достаточно для исправления безобразий. Однажды, когда накануне дня Б.Г.дарения, вдруг заболела жертвенная курица, Император сильно расстроился, ибо это был дурной знак, и не оставил без пробы ни одно проклятие или лекарство. Когда же ничего из этого не помогло, он грустно сказал «Заболела наша кура, надо звать Прокуратуру…». Стоило ему это произнести, как среди ясного неба грянул оркестр имени Пятницкого, в храме Приапа нечеловечески расхохоталась статуя Союз-Апполона, а над дворцом стража увидела стаю перелётных крокодилов. Раб, ухаживавший за курицей, лишился чувств, а сама курица тут же выздоровела, и на радостях её съели, не дожидаясь дня Б.Г.дарения. Впрочем, к концу жизни Камелий Пентовиан стал завидовать своей тётке, и начал распространять слухи, будто она переодетый мужчина, а когда она умерла, задохнувшись от возмущения, не оказал ей никаких почестей, кроме обожествления.
Во время гражданской войны после смерти императора Страпона, Камелий Пупс долго не решался вступить в борьбу за власть. Перед битвой при Википедии он увидел, казалось бы, верный знак перейти Силикон – в небе было крёстное знамение, но оказалось что оно предназначалось Сексту Себорею Регуляру и Глюцию Этилу Опупею, которые в нём увидели каждый своё «Сим побядиши». Камелий же четыре дня, пока шла битва, простоял за Силиконом, мотивируя это недобрым звучанием слова ноны, поскольку дело происходило после календ, и как раз на кануне ид. Он в сомнениях бродил по зарослям гандубаса на берегу реки, говоря соратникам, что производит разведку и реконгсценировку, пока ему не привиделись две старые гарпии, и одна из них сказала «Мона!», а другая «Нуна!». Тогда он поджог пламенем близлежащий храм Нерукотворного зачатия многострадально Иова, сказал соратникам «Смелей – этот свет для нас!», и дал залп крокодилами из полковых баллист, силой их губительного действия помрачив весь свет. В прочем, Контракций говорит, что смысла в этом особого не было, поскольку неприятель в тот момент четырёхдневной битвой окончательно выбился из сил, не имея возможности сопротивления, и залп произвели не столько для ущерба врагу, сколь ещё одного благого знамения ради.
Сенат же в это время заседал беспрерывно, и пребывал в неопределённостях, готовясь, по мере складывания обстоятельств, украсить и прославить или разубрать и вынести покойного Поллюция Страпона. Когда стало ясно, что верх одерживает Пентовиан Пупс, срочно обожествили и Дзуса Понтилия Концеляра, которому первоначально передали власть. Сенаторы единодушно признали Камелия верховным правителем, и в знак своей верности послали ему аллегорическую статую Сената из чистого серебра, которую тот по началу принял благосклонно, но после передумал. Угодливость и лесть были так ему противны, что он даже установил поначалу некое подобие свободы, освободив сенаторов от занимаемой должности и отправив их в полном составе в секулярий на секуление, подобно тому, как это сделал в своё время император Нейрон. Скульптор перепутал, однако, пару букв, и на статуе ныне присутствует надпись «Непокобелимо предан Императору».
Верховную власть со всеми регалиями и преференциями принял охотно и без колебаний, однако же, на словах долго отказывался и держал в напряжении коленопреклонённый Сенат, скорбно говоря им что, не знают они какое он на самом деле чудовище. И требовал, чтобы это было возвещено самыми несомненными предзнаменованиями. Иные медлят делать то, что обещали, а Пупс медлил обещать то, что уже делал. И всё же внушали бодрость благоприятные гадания, знамения и пророчества одной юной и богатой девицы. При въезде его в Рим многие опять видели перелётного крокодила с конопляной веточкой в зубах, а во двор его дома, прямо в пруд ударила молния, осушив его. На дне нашли брандспойты, половники и грабли в количестве 37 штук – недвусмысленный знак верховной власти. Впрочем, по поводу крокодила есть свидетели утверждавшие, что это был неудачный залп из полковых баллист. У ХII легиона как раз в этот день были учебные стрельбы. В конце концов, он согласился примкнуть к сильному телу, ищущему головы. Произвёл смотр текущему состоянию дел, а потом произнёс горестную речь о положении вещей призывая к смирению и терпению, и во многих несчастиях обнаружил отеческую заботу, утешая и ободряя римский народ по мере сил эдиктами да указами.
Затем он обратился к устройству государственных дел и исправил календарь. Поскольку издревле повелось, что время субъективно и относительно, а пятилетки нередко выполнялись в четыре года, Камелий Пентовиан указал считать точкой отсчёта часы Спасской башни московского Кремля, но так как во всей Империи ничего похожего не нашлось, удовольствовался солнечными часами на Аппиевой дороге, поскольку те даже в новолуние показывали точное время. Год он тоже установил применительно к движению Солнца, поскольку иначе новый год выпадал на день Победы над херасками, а праздник первого урожая и вовсе на зиму. Чтобы привести исчисление времени в норму он переименовал месяц июнь в пупсюнь, добавив ему два дня за счёт февраля, и вставил между ноябрём и декабрём единовременно два дополнительных месяца, так что год, когда делались эти преобразования, оказался состоящим из 14 месяцев. Ревнители старины и просто завистники говорили, будто в результате реформ исчезло всё достойное и памятное, что сохранилось от древних времён, другие им отвечали, что осень стала теплей и новый год можно отмечать дважды, большинство же просто ничего не заметили.
Делам об оскорблении величества хода не давал, довольствуясь тем, что обвиняемые ничего плохого ему сделать не могут. Памятники предыдущих эпох сохранил с первоначальными смыслами. Солдатам удвоил жалование на вечные времена, отпускал им излишества без меры и счёта, когда тех было вдоволь, сквозь пальцы смотрел на их шалости вроде пьяной поножовщины в пивной или драки после футбольного матча. Разрешил он своим легионерам бесплатное посещение Страпоновых терм, ввёл в обращение официальное приветствие вышестоящего начальства «ДаЗдравствуйте!», а потом присоединил к империи Картофан и его окрестности. Подтвердил закон Страпона по понедельникам ради упрощения счёта приравнивающий число «пи» к четырём, и одновременно запретил производить любые расчёты, кроме самых неотложных сразу после выходных.
Поскольку Плевс уже не удовлетворялся простым хлебом и зрелищами, пришлось добавить ещё масло, вино и кинематограф. В народе нового Императора любили и считали Лапшеником и Пришлепцем, потому что ему впервые в мире удалось на спор разделить яблоко на три неравные половины и ещё он мог быстро и без запинки сказать «бесперспективняк!». Кроме того, он был изобретателем палки для селфи, левой штанги футбольных ворот и к 33 удовольствиям, что хранились в Универгаме и Унивесраме, добавил ещё одно. Так же говорили, что Камелий собирался сконструировать истребитель-бомбардировщик «Фокке-Вульф-190А7», но потом передумал. Начал он строительство государственного обдолбатория и академического театра теней «Морфеум», основал имперский Музей изящных излишеств, при нём закончили строить железную дорогу до Вавилона, величественный пабовый комплекс храма Красномордого Бахуса, закончен публичный сексодром «Сатирикон», заложенный ещё Биберием Нейроном. Для скучающих ветеранов он развязал пару маленьких победоносных войн.
Ввёл закон против роскоши и запретил посыпать яичницу с колбасой сыром, специями и зеленью одновременно, а кетчуп разрешил исключительно для того, что без него съесть было невозможно. Лавровый же лист запретил вовсе, оправдываясь тем, что иначе ему не хватит на венки. Более же всего мудрость и терпимость его раскрылись в истории Маврелия Пупсиана Сортира, человека неподкупного и бескорыстного, строгих правил, которого не за что не только уважать, но и неневидеть. Попрекали его тем, что его прадед был африканцем и держал в Картофане то ли лавку с излишествами, то ли банно-прачечный конкумбинат со всеми удобствами и удовольствиями, что по сути своей практически одно и то же. Известен он был тем, что в пятницу по тринадцатым числам никогда не проигрывал в кости. Захотев проверить это, Камелий в такой день под благовидным предлогом пригласил его на обед, где подавали чечевичный суп и тушёную капусту с сардельками. После он предложил Сортиру сыграть, и тот нехотя вынужден был согласиться. Поначалу Пупс проиграл ему крупную сумму, но после полуночи Удача отвернулась от Сортира, и принялась улыбаться Императору, и он рассердился на гостя не раньше, чем тот проиграл всё своё имущество, поскольку чужую собственность уважал и отвергал даже обычные и дозволенные способы завладеть ей. Сортира, к тому времени, изрядно пучило от капусты и чечевицы, и он, дождавшись, когда Император выйдет из комнаты, пустил ветры, от которых сделалось дурно многим в округе, сам же Сортир умер, задохнувшись от собственных испарений. Отсюда и пошло в простонародье выражение «воняет как из Сортира». После этого случая Камелий особым указом предписал вставлять свистульку в задний проход, дабы предотвратить конфуз пускающего ветры после вкушения тушёной капусты с чечевичным супом.
Этому величию духа не отвечало ни тело, ни наружность. Росту он был заметно выше среднего, и чтобы не выделяться из толпы, заставлял окружение носить котурны. Нос, вследствие военной карьеры и бурной молодости, был склонён влево, отчего Император часто страдал насморками, глаза бутылочного цвета, а взгляд такой, как будто хочет ударить. Волосы были по началу русые, летом быстро выгоравшие на солнце, поэтому многие считали его блондином. Он пытался их красить хной, но без особого успеха. К середине жизни они заметно поредели, а потом и вовсе пропали, о чём он если и сожалел, то достаточно ловко скрывал. «Не волосы красят человека, а человек волосы» - говорил он и был прав во всех отношениях. Став Императором, решил, что ему недостаёт величия и веса, и придворный доктор посоветовал ему больше пить пива, под действием которого вскоре появилось и то и другое. Вспыльчивость и гневливость признавал в себе, но обещал, что вспышки будут недолги и безвредны, а гнев справедлив. Обиды и вражды он нисколько не помнил, поэтому всегда искренне удивлялся, почему вчера казнённых нет сегодня на ужине. Вместе с тем, держал чиновников в узде так крепко, что они никогда ещё не были так честны, справедливы и работоспособны. С редкостным безразличием к их судьбе он лишил сенаторов излишеств и удовольствий, и те умирали от скуки и безысходности, и уже всякое вероятие превосходит то, что он заставлял их снова сделаться честными людьми.
Были у него и недомогания, повторявшиеся из года в год в определённое время: около своего дня рождения он обычно страдал рассеянностью и меланхолией, при южном ветре от насморка и меланхолии, а сразу после нового года похмельем, рассеянностью и меланхолией.
Перед клубничным вареньем и арахисовым маслом испытывал не в меру малодушный страх – в такой ужас повергла его аллергия на них, случившаяся в раннем возрасте у его сестры Бациллы Холерины, а может он просто боялся поправиться сверх меры, поскольку любил сладкое. К еде относился спокойно и, хотя и любил вкусно покушать, мог обходиться самой простой едой, особенно если было в достатке пиво. «Не бывает невкусной пищи – есть недостаточно голодные люди» - считал он.
Красноречием и благородными науками не страдал, поэтому за всю жизнь не сказал по ошибке ни слишком мало, ни слишком много. Написал изрядно прозаических произведений разного рода, но ни одно не смог прочитать до конца. Наиболее известно «Поощрение к философии», которое он начал читать в субботу вечером, но, не дойдя до конца, устал и отдал его Марку Бублию Мантру и всем известно, чем это кончилось. Писаниями его дивиться можно, но понять нельзя. Потоки слов без единой мысли, однако же, по свидетельству Кварка Гептила Сервера, торговца консулярскими товарами, Амброзий Хрюний Пумпузиан ему говорил: «Остерегайся читать пупсовы опусы в одиночестве в темноте, особенно под утро, когда силы зла властвуют безраздельно».
С течением времени он удостоился консульства 28 раз, посольства 17 раз, цензорства 15 раз, диктатуры 9 раз, прокуратуры и орденатуры по 4 раза, шести триумфов, трёх оваций, двух стагнации и престидижиратации на местном рынке, когда у него украли три рубля ассигнациями и немного мелочи.
Народ добровольно и по общему согласию три-четыре раза в год по нескольку дней к ряду праздновал его день рождения, имя же отца отечества было присвоено ему внезапно и единодушно. Звание абсолютного соловья принял, а потом к пущей досаде завистников и достиг. На мартовские приапии он раздавал из запасов Унивесрама скипетры страсти мужчинам, а на летние дефлоралии женщинам, и ведь ни разу не перепутал. Предпринял он и новые попойки, кроме того, организовал кругосветную парусную регату, в которой приняли участие Аделантадо, Тринидат, Сан-Антонио, Консепсьон, Виктория, Сант-Яго. Выиграла естественно Виктория, остальные безнадёжно отстали.
Для поддержания величия государства основал академию разнообразных наук и обязал каждую третью пятницу месяца делать историческое открытие. Благодаря этому у нас теперь есть теория относительности и приносительности, цицероничная теория императивных бульбеней, доступное пониманию объяснение теории струн на примере гандубас-гитары и ответ на вопрос как же не выпить, если можно выпить. Кроме того, было досконально выяснено, где именно Дикий Запад превращается в Дальний Восток, сколько должен капитан внучке ямщика, эмпирическим путём было установлено, как тяжело быть женороботом в мужероботном мире, а с целью починки акведука и клоаки вычислено сколько нужно влить А, чтобы из трубы потекло Б, и, в частности, сколько нужно В, чтобы из трубы прекратило течь Г.
Увеличил количество жрецов и почтение к ним, актёров же разрешил освистывать и закидывать тухлыми помидорами только в театре и сразу после выступления. Поэтам запретил использовать рифмы together – forever, good – тоже good и конечность – бесконечность под страхом принудительного посещения выставки Ильи Глазунова при манифестации и удаления хирургическим путём вдохновения в случае рецидива. Расширять и увеличивать державу, у него не было ни желания, ни возможности, поэтому он о талантах и художествах обнаруживал величайшую заботу и предавался восхищениям, хотя это и запрещали ему врачи.
С заговорами в течение жизни сталкивался всего два раза. Первый, когда у него в юности заболели зубы, и его двоюродная тётка Лампедуза Флор заговорила их так, что к цирюльникам он обращался только по поводу брадобрития и застоя дурной крови, второй же раз в конце жизни, когда его легат Константин Багряномордый перебрал с излишествами и стал заговариваться, требуя полноту власти. Солдаты оказались склонны к разброду и шатанию, поверили ему, принялись роптать, авторитет Камелия подвергали сомнениям, требовали наград и отставки, и еще, чтобы суд центумвиров созывали децимвиры, а не бывшие квесторы. И комиссию триумвиров для выбора сенаторов. А ещё демобилизацию и социализацию, и в перспективе капитализацию и канализацию. И полный триумф. Им дали разграбить государственный обдолбаторий, а на утро заковали в кандалы и в наказание отправили строить железную дорогу до Вавилона. Константина Багряномордого он сжил со свету заставив его есть только то, что приготовит его жена. Недругам это дало повод говорить, что в Римском государстве была развита карательная кулинария.
С годами пристрастился к воспарениям и петролейному эфиру, оправдывая увлечение свободным ваянием, для правителя забавное, для простого человека необходимое. Перебрав излишеств, он даже сформулировал задолго до Ньютона закон всемирного тяготения , правда, никто ничего не понял, но во всём остальном закон был доступен и снисходителен. Другой раз он решил сотворить А.С. Попова, чтобы тот изобрёл радио – так в нём обилен был на вымыслы разум, но после отверг эту идею как преждевременную и опрометчивую. Вместо этого сконструировал механического человека и даже пытался сделать его женщиной с грудью четвёртого размера.
Тем не менее, зависть к чужой славе всегда присутствовала в неявном виде на перефериях его сознания. Лучше всего это показывает гибель Квинта Хайрема Стивенса Максима, с которым он вынужденно разделил триумф за покорение Карибии. Телесными и душевными достоинствами тот сверкал ещё в молодости, а потом с летами, всё больше и больше. Плевс и женщины его любили, поскольку он умел петь, играть на гитаре, варить пиво и с удовольствием предавался экзистенцианализму. Когда император Страпон запретил экзистенцианализм как опасное половое извращение, Максим, пойманный с поличным, добился себе помилования с помощью девственных весталок и подался в капномантики, для которых сочинил и исполнил песню «Smoke on the water», ставшую их гимном. В тот же год на празднике парилий под действием зелёного дыма он узрел, как Пальма Первенства пустила новый побег, сразу же с птичьими гнёздами, который за ночь так разросся, что сравнялся с материнским стволом, а гнёзда стали похожи на аистиные. Максим истолковал это знамение как благоприятствующее захвату власти, но, нимало не надеясь на успех, не хотел и пробовать. Вместо этого он опять воспарил, победил псилов и цибинов, устроив по этому поводу псилоцибинские игр с обязательным поеданием соответствующих грибов. Камелий же завидовал популярности Максима и его удачливости, считая, что всё тому даётся легко, а триумф он получил и вовсе незаслуженно. Притворившись другом, он подпоил Максима и убедил его действовать немедленно, сам же поспешил к императору Страпону с доносом, однако просчитался, поскольку Квинт был один из всех, кто берётся за государственный переворот трезвым. Когда стража прибыла за ним, то застала его в пастушьих одеждах и с распущенными волосами распевающим песню «Stairway to heaven», которую он только что сочинил, и не решилась его трогать. Максим же, допев до конца, устал настолько, что, увидев диван, тотчас бросил на него свои кости, которые легли на него самым счастливым образом. Их и сейчас можно видеть там любому желающему. Камелий же был награждён медалью «За чрезвычайную любовь», которой очень стеснялся, поскольку давалась она наравне как льстецам и кляузникам, так и продажным женщинам. Удовлетворился он только тем, что Страпон велел ему дать развод своей жене, Сплюлии Круче, а Максиму жениться на ней, да запретом на полуденную стрельбу из пушки по воробьям. Пней Аберраций Сканер считает, что вся эта интрига была задумана Пупсом, чтобы избавится от жены. В то же время Бабс Педроний Баберлей ссылаясь на грека Каледония склоняется к мысли, что Камелий таким образом украл понравившеюся песню. В самом деле, став Императором, Пупс любил исполнять её, утверждая, что они с Максимом сочинили её вместе, а потом и вовсе присвоил авторство себе. Впрочем, Камелию мало кто верил. Сенатор Савл Пинт Бублий однажды ему сказал по этому поводу «Отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты», после чего перестал быть сенатором, а потом и вовсе быть.
Есть ещё одно свидетельство, неизвестно настоящее или подложное, однако вдаваться в эти обстоятельства нет смысла. Кварк Помпоний Позумент и Септимий Бульб говорят, что размолвка между ними началась в Новогоднюю попойку со спора кто более матери-истории ценен. Постепенно наговорили они друг другу изрядно, но устали и уснули. На утро, казалось, никто ничего не помнил, но Пупс обиду затаил, и больше всего обиделся, что Максим обозвал его негодным гитаристом. Обвинения же в тиранизме, стяжательстве, разврате и гедонизме отверг как лживые и незначительные, однако же, при первом удобном случае добился, чтобы Квинт Хайрем Стивенс Максим был осуждён по Педиевову закону за неразмножение. Начавший, было, роптать плевс он успокоил денежными раздачами и в память друга обещал народу чемпионат мира по футболу и пир, сам же то ли случайно, то ли божественной волей захотел от этого пить и тут же пьянствовал.
Среди всех этих забот и застигла его смерть, поразив не столько его, как наследников и потомков. Предвестники конца его были зловещи и недвусмысленны. Приток золота из заморских территорий спровоцировал рост цен настолько значительный, что даже Доу Джонс после воскресной прогулки, проходя через рынок, меланхолично заметил «tempora mutantur, et prices mutamur in illis…». Многие, в результате неразумного потребления удобств и излишеств, истощивщись духовно и физически, находились в наркотической каталепсии или депрессии, а с эректильной дисфунцией уже не справлялся ни эффект Кулиджа, ни йохимбин. К тому же явился некто, взглянув, ужаснулся не на шутку и объявил себя тем Корнеем, которого надо держаться, чтобы стоять. «Я есть путь, истина и жизнь» - сказал он, снискав невполнеожиданный мелодрамно-ситкомический закадровый смех. «Поможем, уговорим, вылечим» - не поверив, ответили ему, грозясь неполным служебным соответствием. Тем не менее, многие пошли за ним. Вера в Богов пошатнулась, а исход в сельскую местность сажать капусту принял катастрофические масштабы и естественным образом подрывал основы индустрии развлечений.
Нельзя сказать, что Камелий никак не реагировал на происходящее. Вняв тому, что в начале было слово, он утренним указом учредил Имперское дискурсионное бюро, дабы общество и потребление развивалось не хаотично, а согласно наработанному дискурсу. Были запрещены безобразия в будни с полуночи до светла, обложено налогом выращивание капусты, введён возрастной ценз на тоталитарные излишества и пограничные девиации. Кроме того, он личным указом провёл всеимперскую переоценку ценностей, а пагубный для торговли рост цен обуздал, указом «Prices non sunt multiplicanda paeter nessessetatum» от 7-го пупсюня двадцать восьмого года правления.
Однажды, незадолго до кончины, когда он завтракал, бродячая собака принесла ему из близлежащей таверны человечью руку с зажатой в ней пивной кружкой. Приглядевшись, Камелий признал свою руку. В тот же день перелётный крокодил украл с обеденного стола колбасу, взлетел на утёс и разучился летать. «Я отдам колбасу! Снимите меня!» - кричал человеческим голосом крокодил, пока на десятые сутки из Владикавказа не прибыла пожарная команда с лестницей и не сняла его с высоты. После этого хохочущего крокодила увезли на медицинской колеснице в психиатрическую водолечебницу. Его вольноотпущенник, фракиец Контузий, заикался так, что все думали, что он немой, но обладал даром телевидения, как раз накануне, увидел инстантную глорию и технический перидайс, а небо закрыли депердюссены с лепердолейторами. Статуя Фортуны, установленная в императорском туалете, как-то с утра погрозила Пупсу пальцем и отвернулась. Перепуганный Камелий решил умилостивить туалетных Богов и принести дары Крепиту, Стертиции и Клоакине. Он сварил слабительно-ветрогонное зелье и позвал друзей в свой загородный дом на пир. Друзья же распалились предчувствиями и пребывали в нетерпениях, поскольку пиры Камелий устраивал частые и обильные, по три раза в день, а если успевал, то и четыре, дабы поддержать торговцев излишествами. Однако же, то ли зелье оказалось слишком крепким, то ли друзья с возрастом ослабели - дары были настолько обильны, что императорская латрина сгорела дотла тем же вечером из-за неосторожного пускания ветров около открытого огня.
Однако мрачная неумолимость судьбы довлела над ним, он стал всё чаще пуделять и постепенно впал в квасной патриотизм и пивной алкоголизм. Камелий всё время забывал кто он такой, поэтому, когда слышал, как его представляют на официальных мероприятиях, оглядывался, в надежде увидеть и поприветствовать Императора.
Броуновское же движение и паскудная энтропия постоянно путали карты, провода зарядок и наушников, непоправимо стягивая их в точку невозврата, тайное общество синих жадин сжимало несжатые поля, а где-то у горизонта уже грозился наступлением час «Х», являя собой непреложность законов перпетуально копошащегося бентоса придонных слоёв атмосферы. Почувствовав что нити власти ускользают из его рук, Пупс, со словами «apoprolapsis recti now!» нажал пресловутую красную кнопку, а сам взяв билет на чартерный рейс Шлемазл – Буэнос-Айрес – Бессаме-Мучо скрылся в неизвестном направлении.
Исчезновение Императора утаили от народа, может быть, надеясь, что он вернётся, может быть потому, что боялись смуты. Ещё полтора века государство успешно управлялось от его имени и только когда кочующие вулканы Фраградальсфьядль, Торвайёкюдль и Хферфьядль бросили кочевать и обосновались в Исландии, Сенат объявил о безвременной кончине Камелия Пентовиана Пупса. Многие не поверили этому известию, подозревая, что Император сам распустил этот слух, чтобы разузнать, что о нём думают люди. Даже после того, как рядом с храмом Союз-Аполлона выстроили Камелиеву усыпальницу, и провели поминальные олимпийские игры под девизом «тише, плавне, печальнее», находились те, кто считал, что Император ушел в кратковременный отпуск.
Образ его среди Плевса до сих пор особо почитаем и безупречен с сакрально-юридической точки зрения. Правление Пупса было поистине золотым веком империи, кончина же вызвала уныние, дурные предчувствия и повсеместные танцы в домах культуры. Усыпальница Камелия считается местом святым и благостным, утоляющим жажду, печаль и тревоги, злые языки говорят, что по причине регулярной раздачи дармового пива, почитатели же утверждают, будто пиво нужно потому, что никто не должен уходить недовольный от Императора. Как бы то ни было, всякого кто вступает туда без должного почтения, обуревает похмелье, обильный пот и муки совести, и хулители и трезвенники неоднократно бежали оттуда, потрясённые раскаянием.
СПб 2023