Дружба в Дружбе, или история плача о Бродяге

Таня Ганс
Эмоции – мощная энергия, которая нам напоминает о событиях прошлого.

Мое детство прошло в уютном поселке. Это пригород города новостройки рожденного победой. По хроникам, новостройку вели комсомольцы-добровольцы.  У одних "добровольцев" родным  был немецкий.  У других,  из столичных городов России, завидное образование. Большинству не суждено вернуться на родину. В них здесь нуждаются. Режимом времени им уготован One Way Ticket. История.
 
Сейчас я понимаю, что росла в социуме, где было принято умалчивать свою боль. Нельзя ее наружу. Среда, в которой одни черствели,  но чаще, наоборот, сопереживали происходящему. В обществе, в котором я становилась, была развита эмпатия, вопреки положению.

Особого досуга в поселке не было. Мы развлекали себя сами, как могли. Верили в жизнь, в справедливость, и в коммунизм. Да, да, не смейтесь, наш наив был селен в нашей вере. Мы полагали, что зло истребимо, с ним бороться, впереди жизнь, где будет только добро.

И я, в своем дошкольном возрасте, вместе со взрослыми верила, что мы идем к чему то очень большому, там светло, радужно, и все есть. Надо немножко потерпеть и бороться за светлое будущее. Все мое эмоционально-душевное было против зла.

Как я уже говорила, особых затей в нашем поселке не было, поэтому любое новое, для нас было событием.
Очередным эпизодом стала демонстрация Индийского фильма «Бродяга». Вот уже неделю шла экранизация в местном кинотеатре «Дружба». За билетами очередь. Жители поселка словно сплотились против несправедливости к бедолаге. Только и разговоры о несчастном, да восхищение красавцем Радж Капуром - режиссером и исполнителем главной роли. Некоторым удалось посмотреть фильм дважды. Наконец-то и нам с сестрой посчастливилось. После семейного совета и одобрения, папа взял нам билеты на дневной сеанс.

Зал полон. Никого не удивил 4-х летний ребенок в кресле первых рядов. Зрители были настроены на страдание. Впереди 2 серии, 3 часа переживаний и слез.

Моя детская чувственная душа, оказалась не готовой к вопиющей несправедливости происходящего на экране. Там, по ту сторону, бродяга без папиной защиты. Я всхлипывала, сначала тихо, потом громче и еще громче. В момент, особой несправедливости я разревелась на весь зал. Было больно, душа рыдала от жалости к бродяге. Я выла во всю мощь голосовых связок, как будто мой вопль мог спасти экранную ситуацию. В какой-то момент, сам Раджи Капур приподнял брови и взгляд на меня, словно был удивлен таким сочувствием. А я еще громче.

В зале не выдержали: «Выведите ребенка из зала!»               
Другой голос подхватил: «выведите малыша, не мешайте смотреть".          
И еще: "Включите свет».
Свет включили.  Зрители ждали. Я притихла, но все еще всхлипывала. Сестренка вздохнула, по взрослому сжала в поддержке мою руку.  Встала, повернулась в зал, и тихо, глотая слезу: «Мы не боимся темноты. Мы "Бродягу" будем смотреть»,- зал замолчал. А она, осмелев - «и мы не уйдем, у нас есть билеты». Пошарила в кармашке, достала скомканное доказательство, и для убедительности показала документ залу. Постояла, и потом села поудобнее. Она умела отстаивать себя и меня. Она большая, она уже ходила во 2-й класс. Я за ней копируя движения, поудобнее вклеилась в кресло и шмыгая носом: «Не уйдем, у нас билетики, папа купил».

Никто из зала не осмелился повторить: «Выйдите из зала!»
Сбоку послышался голос: «Пусть смотрят, — и со смешком, — им папа билеты купил. Большие».

«Пусть смотрят, тушите свет»,- шло с верхних рядов.
Свет потушили.
Бродяга продолжил демонстрировать лютую несправедливость жизни.

Я старалась плакать тихо, но не получилось. Волнение перешло в громкий рев.
Вновь повторилось: «включите свет».
Я виновато сжалась.
Но дальше услышала: «дайте ребенку успокоится».               
Зал ждал. Зрители подбирали нужные слова, и даже передали конфетку.          
«Мне конфетка, за то, реву»?- была удивлена я.                Конфетку не хотелось. Я ощущала горечь от происходящего на экране. Сладость конфетки не вписывалась в эту боль.   
Но зал уговаривал: «съешь конфетку».

Свет погас. И вот уже со сладостью во рту я сочувствовала Бродяге. И снова рев, но реветь с открытым ртом мешала конфетка, то и дело, стремясь, вывалится из-за рта. Что делать, толи конфетку жевать, толи реветь? Выбор... Выбрала реветь!  И все в зале плакали вместе со мной. И только я одна ревела во весь голос, по-другому не умела. Я была искренна в своих чувствах.          
Своим ревом я помогла зрителям выплакать накопившуюся боль, расслабиться эмоционально.

Фильм закончился, никто не спешил выйти из зала. Нам с сестрой давали дорогу. Кто-то выражал свое понимание похлопыванием по плечу. Нашлись для меня и конфетки.               
«Какая девочка добрая», — шло мне в след.               
А я крепко держала за руку старшую. По ее лицу все еще катились слезы. Она умела беззвучно плакать.

А дома, нас ждал папа. Он всегда находил для нас нужные слова. Приобнимет, погладит: «Доченьки, не плачьте, все будет хорошо».

Спустя годы пересмотрела фильм. Смахнула пару безмолвных слезинок, но они о другом,  о дружбе в «Дружбе», об ускользающем менталитете времени, о домашнем очаге, где царила любовь.