Старость надо благодарно принимать...

Галина Широкова Хоперская
               
     Жанне Георгиевне 76. Она ещё не разобралась, кто она: всё ещё зрелая дама или уже молодая старуха? Не за горами опекунство. Или ...  всё-таки окопаться у себя в квартире и жить самостоятельно, сколь Господь отмерит? Можно было бы не трепыхаться, но многие её приятельницы  поспешили определиться с опекунством:  наверняка захотели передать свой драгоценнейший жизненный опыт детям и внукам!  Глупые! Кому нужен наш опыт из прошлого века?  Теперь, в 21-ом, люди живут и мыслят по-другому. Да и вообще каждый человек проходит свой жизненный путь и учится на своих ошибках: на чужих учатся только гении… Много ли их?
     Мысли о старости всё чаще посещают её, она отмахивается от них - вопрос не из лёгких! Всё гладко бывает на бумаге, не забыть бы про овраги, а по ним ходить... Определиться на «доживание» - значит, лишиться своего угла. Жанна с нежной любовью окидывает взглядом родные стены в собственных картинах, широкие светлые окна с бездонным небом и городскими пейзажами за прозрачным тюлем. Где ещё она будет окружена такой красотой и кто она будет без всего этого?  Приживалка?  Бомжиха? Здесь она хозяйка. За квартирой своей ухаживает, как ухаживала за собственными детьми. Здесь место её силы, «приют спокойствия, трудов и вдохновенья»…
     Её коллеги, что постарше, ушедшие под опеку, доживали на новом месте свой век недолго - поспешили уйти в мир иной… Под опекой чувствовали себя весьма стеснённо, запертыми в клетке: не о такой жизни мечталось.  Думали:  рядом будут сидеть благодарные родственники и читать им книжки, поглаживать ручки, говорить ласковые слова, расчёсывать волосы, взбивать подушки из лебяжьего пуха в кружевных наволочках, подносить мягкие тапочки с бумбончиками. Каждое утро вывозить их в коляске погреться на солнышке, подышать свежим воздухом, как в кино... Иным  дети купили однокомнатные  квартирки, помогли обустроиться и, отряхнув пыль с рук, с чувством исполненного долга занялись своими повседневными и неотложными делами. Приятельницы поначалу хвалились, потом стали жаловаться, мол, одиночество снедает, и, отягощённые тяжкими думами, постепенно теряли память... навыки... слух... речь...
     Словно оправдывая опекунов, Жанна Георгиевна мысленно рассуждала, мол, люди мы пожилые, неугомонные,  с внутренней  пружиной, с запросами, нам только кажется, что мы милые, воспитанные, белые и пушистые. Всё далеко не так: старики – народ не лёгкой стати... Мы живые,  поперешные, многие самодостаточны и при средствах,  любим подсказать,  указать, вразумить. А молодым это не нравится - обижаются, сердятся, мол, раз уж взяли вас на досмотр, под опеку, так уж будьте добры сидеть там, где указано. И главное - молчать и слушать!   
     Деловитая женщина с ещё прямой спинкой и лёгким шагом, протирая хрусталь в серванте, почти утвердилась в мысли, что рассчитывать в этой жизни она будет только на себя - так сподручнее и спокойнее, а к старческой немощи будет готовиться по-взрослому… Время ещё есть всё обмозговать.
     Каждый период  жизни Жанны Георгиевны был важен и значим. В детстве она чувствовала любовь и тепло родной семьи – отсюда её добрая, светлая  и безмятежная душа. В юности прошла период обучения  достойно и с интересом - и получила  хорошее образование. Это её подушка безопасности. В зрелые годы честно исполнила свой долг: сделала карьеру, вырастила и определила двоих сыновей, заработала неплохую пенсию - ещё одна подушка безопасности.  Она не имеет к своей жизни никаких претензий, и это её радует. Хоть  неосознанно, но всегда уделяла внимание себе: не отказывалась от санаторных путёвок, лето проводила с детьми на море, не пускала на самотёк проблемы со здоровьем - понимала, что в старости висеть на руках у своих детей и путаться у снох под ногами –  не совсем справедливо по отношению к ним. Раньше на Руси это называлось «заедать чужой век», не приведи, Господь! 
    Она была удовлетворена своей жизнью на пенсии. Это её личное достижение. Живёт она пока независимо ни от кого.   
     Целый короб мудрых советов собрала на случай, если доживёт до старости.   "Лучше бы денег столько накопила!"- ворчала, глядя на эти папки. Но, как оказалось, главное для возрастной женщины не деньги, а здоровье и умение радоваться жизни: видеть в луже не грязь, а солнце или плывущие облака.
      Устроившись поудобнее в кресле, иногда перечитывала журнальные и газетные вырезки, мысленно возражая своим оппонентам: не опекуны должны заниматься нашей старостью, а мы сами. Наши дети работают, у них своя жизнь, свои семьи, дети, внуки, проблемы…  Их проблемы - уже не наши проблемы, главное, не лезть к ним со своими. А мы считаем, что они обязаны выплясывать перед нами танец маленьких лебедей, исполнять наши  прихоти и старческие "хотелки". Все наши недомогания и болезни - это ошибки нашей молодости - нам за них и расплачиваться…  Не бояться старости  надо, а благодарить Господа за дарованные годы жизни.  Многие не дожили до этого благословенного возраста, когда можно наконец-то расслабиться, никуда не спешить и заняться любимым делом. Жанна жизнелюбка, ей ещё нравится  выглядеть хорошо. Чистое, крепкое тело, ухоженные волосы, опрятная одежда, удобная обувь, хорошее настроение  – всё это требует труда и времени, а под опекой где уж там чувствовать  себя вольготно и уверенно, любовно ухаживать за собой, занимая чужое место?! В чужом доме "место её  силы" переместится на кровать и станет местом тяжёлых дум. Ей это надо? Разве можно сравнить уголок или комнатушку в чужом доме со своей просторной, сияющей квартирой? Это же, считай, пятизвёздочный отель, где всё для хозяйки. Живи и  радуйся хоть тысячу лет - и никто тебе не указ. На своей территории она королева: хочу ем халву, хочу - пряники.
     В лёгком батистовом фартуке с оборкой, ещё черноволосая и быстрая на подъём хозяйка большой квартиры в раздумье остановилась посреди комнаты. С домашнего «иконостаса» глядят на неё лики святых, направляя ход её мыслей в правильное русло.  Во всём их облике  - святость и смирение... В смирении заключён код жизни и высшая форма ответственности за неё… Долгие годы находясь на руководящей работе, Жанна Георгиевна считалась женщиной со стальным стержнем и партийной дисциплиной. Выйдя на заслуженный отдых, поняла, что она такая же, как все: со своими недугами и слабостями, страхами за детей и трепетом перед старостью. Сумела избавиться от гордыни и высокомерия - и ей стало легче существовать среди людей. Для неё стало очевидным: что посеешь, то и пожнёшь. Всё является следствием какой-либо причины, сотворённой человеком, так что смирение - это не покорность, не капитуляция, не пофигизм, а ответственность за свою жизнь. Смиришься - и всё встанет на свои места,  Бог всё устроит сам как нельзя лучше: в одном месте потеряешь, в другом - найдёшь. Не смиришься - значит начнёшь бессмысленную и опасную борьбу против себя. В этом она не раз убеждалась: воевать всегда себе дороже. Жанна Георгиевна принимает свою судьбу с достоинством и благодарностью. Что дано - то её.
     В активный период жизни она была трудоголиком: трудилась и ответствовала. После 60-ти будто кто-то шепнул ей на ушко, что есть и другая жизнь: спокойная, размеренная, с простыми человеческими ценностями и радостями. Она далека от богатства, в топку которого многие люди кидают свою жизнь и уходят в мир иной с пустыми карманами. Жалкие человеки, они чего-то в этой жизни недопоняли и недооценили. Ей кажется, что наконец-то она возвратилась к родным берегам, к здравому смыслу , и слава Богу за всё! Уметь наслаждаться прожитой жизнью - значит жить дважды.               
     Наедине с собой Жанне Георгиевне не скучно - она всегда чем-то занята. С детства у неё богатое воображение. Кто-то из умных людей сказал:  "Воображение - это мастерская Бога". Хорошо сказано! Наверное, энергию ей Господь даёт под мечту, горение, страсть. Она молодеет душой, когда пишет стихи, рассказы, запечатлевает на холсте рассветы и закаты. Хочется верить, что эта улыбчивая  женщина с просветлённым лицом, лучистыми глазами, позитивными мыслями непременно подружится со своей старостью, а может, уже подружилась. Старость надо благодарно принимать...