Предисловие.
1. Генерос.
2. Афаназис.
3. Гедонос.
Предисловие.
Со времён античного зарождения философии, вопрос смысла жизни человека занимал одно из центральных мест в осмыслении этически-нравственных вопросов существования личности.
Что отличает человека от животного с точки зрения философии или в чём смысл существования человека, как высокоразумного существа? Вопросы, которые и до сего дня волнуют думающих людей.
1. Генерос.
Генерос (гр. генос + эрос; происхождение + герой) героизация социальной роли личности в жизни общества.
Генерос, как социальное явление зародился в период становления ранних государств. Впервые, в дошедших до нас письменных источниках, он встречается в шумерском эпосе, откуда был заимствован египтянами, а от них уже древними греками, которые кристаллизовали идею генероса до философского обобщения.
Вопрос о нравственном аспекте существования человека с философской точки зрения, вероятно, впервые поднял древнегреческий античный поэт Гомер (IX – VIII вв. до н.э.), рассматривая проблему морального долга человека перед обществом.
Гомер формулирует философскую дилемму бессмертия богов и кратковременности бытия человека в парадигме преодоления физической смертности через обретения бессмертия общественного признания, которое в отличии от физически ограниченной способности жить, существует вне личности человека в общественном сознании неограниченно долго.
Если невозможно обрести бессмертие физически, то нельзя ли достичь его через дела, подвиги, которые достойны бессмертных богов?
Такой вопрос задавали себе мудрецы первых цивилизационных обществ, и давали соответствующий ответ в эпосе, который талантливо передал потомкам Гомер.
Герои Гомера, смертные, ставят перед собой именно такую задачу - жить подобно богам и невозможное в физическом смысле бессмертие компенсировать бессмертием дел.
Гомер определяет пути преодоления индивидуальной смертности. Героя делает героем то, что он, отождествляя себя со своей божественной половиной, делает выбор в пользу бессмертных дел.
Какие же дела являются бессмертными?
Из контекста поэм Гомера можно вычленить, по крайней мере, четыре следующие их признака.
Во-первых, способность подняться над страхом смерти, что реализуется в понятии мужество. Своим мужеством, военной доблестью герой как бы заявляет, что бренная природа не может ограничить его стремление к бессмертию, которое становится основным смыслом его жизни.
Во-вторых, величие дел.
Таковыми являются дела, которые имеют значение для судьбы народа (племени) и в которых принимают участие все лучшие их представители. Герой делает то же самое, что многие другие, но несравненно лучше их. «Тщится других превзойти, непрестанно пылать, отличиться» (Ил. VI, 208) - такова важнейшая установка героя на достижение бессмертия.
В-третьих, честь.
Честь - это высший уровень совершенства личности героя. Честь, Гомер возводит к пониманию чествования, соответствующее заслугам и положению, как подобающее, уважительное отношение сограждан к герою. Честь, по Гомеру - самое сокровенное и ранимое место в мировоззрении героя, основа всевозможных конфликтов в мире героев в случае её оскорбления.
Так одной из сюжетной основы «Илиады» является ссора между Ахиллесом и Агамемноном, который лишает Ахиллеса его награды в противостоянии с троянцами – Брисеиды (Гипподамии), которая не смотря на то, что стала греческой рабыней, влюбилась в Ахиллеса.
Возмущённый Ахиллес обращается к памяти своей матери:
- Мать моя, если уже родила ты меня обреченным на краткую жизнь, зачем же тогда лишает меня славы громовержец Зевс! Нет, не дал он мне славы! Царь Агамемнон меня обесчестил, отняв у меня награду за мои подвиги.
Ахиллес воспринял это самодурство Агамемнона как оскорбление его чести героя – незаслуженное лишение боевой награды - и отказывается от дальнейшего участия в боевых действиях греков.
В этом мифе, пересказанным Гомером, честь ставится на один уровень с достижением бессмертия. Если честь понесла непоправимый урон, то теряет смысл и обретения бессмертия.
В-четвёртых, жажда бессмертной славы.
Наряду с материальными наградами и в большей мере, чем они, величие дел определяется тем, как долго их будут помнить и о них говорить потомки, восхищаться ими и им подражать. Герою важно, что о нем будут говорить, в особенности, что о нем будут говорить тогда, когда его не будет.
Таким образом, Гомер формулирует основную идею смысла человеческой жизни: Герой - тот, кто хочет остаться в памяти поколений, хочет, чтобы о нем слагали песни и ему ставили статуи, при этом ценность его собственной смертной жизни имеет значение только при достижении общественного признания.
Ахиллес, размышляя над тем, принять ли ему вновь участие в битве или нет, говорит:
Если останусь я здесь перед градом троянским сражаться,
Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.
Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,
Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен.
(Ил. IX, 413-416).
Краткая жизнь во славе или бесславное долголетие - такова дилемма героя.
Выбрав мирное долголетие человек сознательно отказывается от статуса героя и лишает себя бессмертной памяти потомков.
Выбрав краткую героическую жизнь, человек сохраняет память о себе в сознании потомков.
В период становления государств, было очень важно, чтобы жизнь отдельного человека была подчинена общественным интересам, поэтому образ «бессмертного» героя культивировался в общественном сознании на протяжении всей античности.
Фактически элементы генероса мы видим и в современных обществах, где личный подвиг собственной жертвенности оценивается максимально высоко по шкале социальных нравственных ориентиров.
2. Афаназис.
Афаназис – гр. бессмертие.
Развитие культурологической концепции генероса приводит к пониманию древнегреческих мыслителей о необходимости переосмысления мотивации ментального бессмертия генероса в концепцию единства личности и души человека, которая является воплощением божественного бессмертия. Мотивы бессмертной души в мифах и легендах становятся равноправными идеями генероса.
В основе представления о бессмертности души лежал миф о боге любви Эроте и смертной женщине Психее. Эрот влюбившись в Психею в конце концов добился у Зевса, чтобы он сделал её бессмертной. Таким образом, результатом любви в представлениях древних греков вместе с физическим телом рождается и бессмертная душа человека.
Афаназис, как философский концепт впервые мы встречаем у Фалеса (624 – 558 гг. до н.э.), который утверждал, что между смертью и жизнью нет разницы, так как личность живет в душе, а душа, как известно бессмертна.
Концепт афаназиса в значительной мере дополнял и усиливал концепт генероса, теперь бессмертие не ассоциировалось исключительно с ментальным бессмертием памяти потомков, а рассматривалось как элемент бессмертного существования личности в процессе метемпсихоза.
Генерос, соединившись в массовом сознании с афаназисом рождает новую парадигму смысла жизни - достижение максимальной социальной оценки деятельности человека на благо общества, с нивелированием страха перед фатальностью смерти, рассматривая её всего лишь как ступень личного совершенствования, и здесь понятие метемпсихоза (в индусской философии – инкарнации) становится цементирующей основой понимания личного бессмертия.
Считается, что впервые идею метемпсихоза (перерождения личности в бесконечном цикле: душа – человек – душа) высказал Ферекид (620 – 542 гг. до н.э.). Так Цицерон в «Тускуланских беседах» (1, 16, 38) отмечал:
«Насколько известно из письменного предания, впервые сказал, что души людей вечны, Ферекид Сиросский.»
Ему вторил христианский богослов Аппоний (5 в. н.э) в «Толкование на «Песнь песней»» (V, с. 95) [1, с. 85-86]:
«Ферекид первый, как сообщают, преподал своим слушателям, что душа человека бессмертна и что она - жизнь тела, а также полагал, что один дух в нас - с неба, а другой происходит от земных семян.»
Но, как показывают современные исследования, идеи метемпсихоза восходят к ранней микенской цивилизации середины 2-го тыс. до н.э., и связываются с именем полулегендарного древнегреческого певца Орфея.
Античный философ Прокл Диадох (412 – 485), раскрывая содержание учения Орфея о метемпсихозе в частности отмечает:
«Одни и те же отцами и сыновьями в чертогах,
Лепыми женами, и матерями, и дочерями
[Снова] родятся на свет, меж собой меняясь рожденьем.» [1, фрагмент 224]
Иными словами, Орфей утверждал, что человек за весь период своего бессмертного существования многократно перерождается в разных телах: мужчин и женщин.
Симпликий Киликийский (ок. 490 – 560), уточняет, ссылаясь на Орфея:
««[Души] привязаны воздающим всем по заслугам богом-демиургом к колесу судьбы и рождения, от которого, невозможно освободиться, если не умилостивить тех богов, «коим приказ от Зевса / Отвязать от круга и дать от зла передышку» человеческим душам» [1, фрагмент 230]
Отзвуки орфических представлений о метемпсихозе мы встречаем и на страницах «Велесовой книги» (IX век):
Если русич умрет, то к Сварожьим лугам отойдя,
он услышит торжественный глас Перуницы:
"То никто иной - русский воин пришел, он ни грек, ни варяг,
он родович славянского славного рода.
Он пришел, на твои, о великий Сварог, луга,
воспевая материнскую гордость и честь,
главу преклонив пред великою Матерью-Сва."
И промолвит небесный Сварог:
"Ступайка ты, сын мой, до той вечной красы!
Там увидишь ты деда и бабку свою.
Что за радость с весельем будет им вдруг увидеть тебя!
До этого дня лили слезы они, а теперь радость их посетила
о твоей вечной жизни до скончанья веков!
Той красе вы не вняли еще.
Но поскольку вы в войске Ясуни,
вы совсем не такие как греки,
вы имеете славу иную.
Вы дойдя до нашего Ирия,
здесь цветы увидите чудные,
и деревья, а также луга.
Здесь вы будете ставить снопы,
на полях и на жатве трудиться,
да ячмень полоть и пшено собирать
в Сварога нашего закрома.
Но богатство то вовсе иное!
На земле вы были во прахе,
и в болезнях все, и в страданиях,
ныне настанут же ваши мирные дни на вечно".
На защите Родной Земли, стоя каждый на месте своем,
мы с врагами бились сурово, жизнь свою поменяв на славу,
нынче поэтому в Ирии мы пребываем.
И в этом наше счастье.
И должны мы приложить все силы, чтобы видеть,
как отсекают жизнь нашу старую от новой,
точно так же, как рассекают дрова в домах огнещанских.
Таким образом, орфическое учение о метемпсихозе увязывает периодичность перерождений исключительно с волей богов, считая при этом земное воплощение наказанием за грехи предыдущего воплощения, сводя смысл афаназиса к временной передышке на время пребывания в бестелесном состоянии. Так, Прокл приводит молитву посвящённых в таинства Диониса и Коры:
«Кругу конец положить и от зла вздохнуть с облегченьем.»
В целом, афаназис, исторически предшествуя генеросу, утверждает в сознании человека идею бессмертности, что приравнивает его с физиологической точки зрения к богам. В тоже время, нравственное несовершенство принципиально отделяет человека от богов. Для нивелировки этого несоответствия, с рождением государственности, рождается и социальный институт генероса. Эта идея максимально ярко выражена в «Велесовой книге»:
И должны мы приложить все силы, чтобы видеть,
как отсекают жизнь нашу старую от новой…
Соединение афаназиса и генероса, порождает новую парадигму смысла жизни – героизация земного воплощения на пути нравственного совершенствования в бесконечном цикле духовно-физических перевоплощений.
Следует отметить, что афаназис был широко распространён среди народов Европы предгосударственного развития, которые активно осваивали новые территории. Понятие фатальности смерти было у них нивелировано верой в личное бессмертие. Пренебрежение к смерти было характерно для норманов (варягов), готов (германцев), славян (русов).
Слияние афаназиса и генероса у этих народов нашло свое отражение в афоризме Киевского князя Святослава (931 – 972): «Мёртвые сраму неймут».
3. Гедонос.
Гедонос (гедонизм) – этическая парадигма (аксиологическое учение) жизненных устремлений, в том числе и смысла жизни.
Слово «гедонос» образовано от сочетания греческих слов «эдонэ» и «эос» - наслаждение, удовольствие, радость, приятность, легко умереть по собственному желанию – действия направленные в отношении собственной личности.
Впервые идею гедоноса мы встречаем в шумерском эпосе о Гильгамеше (таблица 10), где Сидури - хозяйка богов, что живет на обрыве у моря, и брагой их угощает, учит героя:
Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,
Днем и ночью да будешь ты весел,
Праздник справляй ежедневно,
Днем и ночью играй и пляши ты!
Светлы да будут твои одежды,
Волосы чисты, водой омывайся,
Гляди, как дитя твою руку держит,
Своими объятьями радуй подругу —
Только в этом дело человека!»
Сам термин «гедонизм», вероятно, впервые появляется в работе английского философа и экономиста Генри Сиджвика (1838 – 1900) «Методы этики» (1874), так как в более ранних работах таких философов как Вольтер, Гегель, Франк он не встречается.
В европейской философии основоположником гедонизма считается древнегреческий философ Демокрит (460 – 370 до н.э.). Диоген Лаертский так раскрывает суть гедонистического учения Демокрита [2, с. 373]
«Конечная цель есть душевное благосостояние; и оно не тождественно с наслаждением, как ошибочно понимали некоторые, - это состояние, при котором душа пребывает в спокойствии и равновесии, не смущаемая ни страхом, ни суеверием, ни иною какою-нибудь страстью. И он называет его также «благодушием» и многими другими именами.»
Таким образом, гедонос Демокрита принципиально отличается от его утилитарной формы, которую мы видели в шумерском эпосе.
Известный шотландский историк древней философии Джон Бернет (1863 – 1928) из всех сочинений, которые приписываются Демокриту, считал подлинным только «О хорошем состоянии духа». Таким «хорошим» состоянием Демокрит считал спокойное, ровное настроение, которое устанавливается вследствие равномерного движения атомов человеческой души.
Достижение его, по Демокриту, - счастье и благо, и в этом он считает цель жизни человека.
Цицерон отмечал, Демокрит считал, что «спокойствие души и есть самая счастливая жизнь».
Демокрит собственным аскетизмом и пренебрежением к роскоши доказал, что основная цель жизни, это счастье, но оно ни в коем случае не сводится исключительно к телесным наслаждениям и узкому себялюбию, которые в последствии стало ассоциироваться с гедонизмом Демокрита.
Диоген Лаэртский отмечал [2, с. 371]:
«По возвращении из странствий жил он в крайней бедности, так как все свое добро он истратил; на пропитание в бедности давал ему брат его Дамас.»
Центральным местом гедоноса Демокрита является понятие «евтимия», которое трактуется им как хорошее, спокойное состояние духа, к достижению которого должен стремиться каждый человек. Именно безмятежное состояние внутреннего равновесия, которое не может нарушить какое-либо воздействие внешней среды, является высшим смыслом жизни любого человека, его «евтимией». /1/
Луций Сенека (4 г. до н.э. – 65 г.) в своем трактате «О спокойствие духа» в частности отмечает:
«Я полагаю, что Демокрит … начал так: «Тот, кто хочет спокойно жить, пусть не будет слишком деятелен ни в частных, ни в общественных делах»».
При этом Демокрит выделяет нравственные акценты «благодушия» (Стробей III, 1, 27):
«Людям следует больше значения придавать надлежащему состоянию души, чем тела, ибо совершенная душа выправляет дурные стороны тела, телесная же сила без разума ни в чём не может усовершенствовать душу.»
Таким образом, гедонос Демокрита склоняется к созерцательности и нравственному самосовершенствованию.
Вместе с тем, «евтимия», не смотря на свою высшую ценность для человека трактуется Демокритом уже понятия «счастье».
Счастье по Демокриту, это не только евтимия, но и евесто (внутренняя устойчивость), а также гармония, размеренность (симметрия) и атараксия (безмятежность, которая, однако, у него не означала бездеятельности), и атамбия (неустрашимость). И здесь, Демокрит отводит ведущую роль разуму. Именно разум, по его мнению, помогает человеку соблюсти важнейшее условие счастья - меру.
Византийский писатель Иоанн Стобей (Vв.) отмечал:
«По мнению Демокрита, благое состояние духа у людей возникает благодаря умеренности в наслаждениях и размеренной жизни. Как нужда, так и изобилие склонны к изменениям и вызывают большие душевные волнения, а души волнуемые большими переменами, не могут быть ни уравновешенными, ни благостными.
Счастлив тот, кто радуется имея умеренное состояние, несчастлив тот, кто грустит имея большое.
Тот, кто с радостью в душе устремляется к делам справедливым и законным, тот радуется и во сне и наяву, здоров и беззаботен; тот же, кто пренебрегает справедливостью и не делает того, что нужно, когда вспомнит об этом, испытывает неприятности, страх и бранит самого себя.»
Таким образом, гедонос Демокрита наполняется ещё одним важным содержанием – умеренность, и стремлением избегать крайних форм эмоционального переживания.
Стобей отмечает ещё одну особенность гедоноса Демокрита в его цитатах:
«Следует стремиться не ко всякой радости, а к той, которая связана с прекрасным.
Правомерная страсть – благородно стремиться к прекрасному.
Большую радость вызывает созерцание прекрасного, (заключенного) в вещах.»
Таким образом, обобщая все свидетельства гедоноса Демокрита можно сформулировать его философскую идею смысла жизни.
Основной смысл жизни Демокрит видит в созерцательности и нравственном самосовершенствовании, стремлении к умеренности и избеганию крайних форм эмоционального переживания, при этом наполняя собственные переживания чувством соприкосновения с прекрасным.
Таким образом, Демокрит, существенным образом развивает шумерские идеи гедоноса, которые сводились исключительно к физиологическим наслаждениям.
В истории философии в отношении гедонизма сложилась парадоксальная ситуация, когда один и тот же философский концепт приписывают двум совершенно разным философам.
Основоположником гедонизма шумерского толка сегодня признаётся Аристипп из Кирены (435 – 355 гг. до н.э.), хотя его гедонос не такой прямолинейный как у шумер.
Аристипп действительно отличался склонностью к утилитарным наслаждениям, но это было связано с его выбором между бедной и богатой мудростью [2, c. 127]:
«Его упрекали за то, что он, последователь Сократа, берет деньги с учеников.
Еще бы! - сказал он. Правда, когда Сократу присылали хлеб и вино, он брал лишь самую малость, а остальное возвращал; но ведь о его пропитании заботились лучшие граждане Афин, а о моем только раб Евтихид».
О происхождении Аристиппа нечего неизвестно, но характер его был целеустремлённым: достичь уважения и богатства. Очевидно, в юности он понял, что самыми уважаемыми гражданами в Элладе были философы, поэтому выбрав самого уважаемого в то время Сократа, стал его учеником. Не смотря на явные успехи в освоении новых знаний он не пользовался уважением ни у Сократа, ни у его учеников [2, c. 124]:
«Однажды, послав ему (Сократу) двадцать мин, он получил их обратно, и Сократ сказал, что демоний запрещает ему принимать их: действительно, это было ему не о душе. Ксенофонт (ученик Сократа) Аристиппа не любил: поэтому он и приписывал Сократу речь, осуждавшую наслаждение и направленную против Аристиппа. Поносили его и Феодор в сочинении «О школах», и Платон в диалоге «О душе»…»
Тем не менее, Аристапп не отставал в обучении от других учеников. Это позволило ему самому стать платным учителем [2, c. 126]:
«Кто-то привел к нему в обучение сына; Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: «За эти деньги я могу купить раба!» - «Купи, - сказал Аристипп, - и у тебя будет целых два раба.
На вопрос, какую пользу принесла ему философия, он ответил: «Дала способность смело говорить с кем угодно».
Возможно свое знакомство с Сократом Апистабп использовал, чтоюы войти в круг тирана Сиракуз Дионисия (430 – 367 гг. до н.э.) и значительно улучшить свое материальное положение:
«На вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи - к дверям философов, он ответил: «Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают».
Не смотря на склонность к стяжательству, Аристапп предпочитал знания богатству:
«Он говорил, что лучше быть нищим, чем невеждой: если первый лишен денег, то второй лишен образа человеческого.»
Не смотря на то, что он пытался заработать на чем только можно, у него не сформировалась зависимость от богатства [2, c. 128]:
«Как сообщает Бион (Борисфенит, 325 – 250 гг. до н.э.) в «Диатрибах», однажды в дороге у Аристиппа утомился раб, который нес его деньги. «Выбрось лишнее, - сказал ему Аристипп, - и неси, сколько можешь». В другой раз, когда он плыл на корабле и увидел, что корабль этот разбойничий, он взял свои деньги, стал их пересчитывать и потом, словно ненароком, уронил в море, а сам рассыпался в причитаниях. Некоторые добавляют, будто он при этом сказал, что лучше золоту погибнуть из-за Аристиппа, чем Аристиппу - из-за золота.»
Его расточительство широко обсуждалось [2, c. 125]:
«Когда Платон упрекал его за роскошную жизнь, он спросил: «А Дионисий, по-твоему, разве не хороший человек?» И когда тот согласился, то сказал: «А ведь он живет еще роскошнее, чем я: значит, ничто не мешает жить роскошно и в то же время хорошо».
Не смотря на то, что он не отказывал себе жить в роскоши, он особое внимание уделял образованию своих детей, в последствие они стали продолжателями его собственной философской школы в Кирене [2, c. 126]:
«Своей дочери Арете он давал превосходные наставления, приучая ее презирать всякое излишество. Когда кто-то спросил его, чем станет лучше его сын, получив образование, он сказал: «По крайней мере тем, что не будет сидеть в театре, как камень на камне»».
Философский концепт гедоноса Аристипа сформулирован Диогеном Лаэртским [2, c. 124]:
«Дело в том, что он извлекал наслаждение из того, что было в этот миг доступно, и не трудился разыскивать наслаждение в том, что было недоступно.»
Таким образом, смысл жизни Аристипп видел в том, чтобы пользоваться всеми наслаждениями, которые доступны в данный конкретный момент, и не переживать о тех, которые недоступны.
Не смотря на то, что круг его интересов не ограничивался только материальными наслаждениями, а распространялся и на интеллектуальную сферу деятельности, запомнился он в истории философии лишь как основатель гедонизма шумерского толка.
Литература.
1. Фрагменты ранних греческих философов. - Ч. 1: От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. Издание А. В. Лебедева / Под ред. И. Д. Рожанского. - М.: Наука, 1989.
2. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Мысль, 1979. - 620 с.
Примечания.
/1/ В христианстве «евтимия» получила своё развитие в «евхаристии», которое заключается в освящении хлеба и вина особым образом, и последующем их употреблении. Евхаристия даёт возможность христианину «соединиться с Богом во Христе».