ПОРЯДОК МИРА
Читая рукопись книги Сергея Чепрова, вспомнил слова Константина Паустовского: «Поэзия всюду, даже в траве. Надо только нагнуться, чтобы поднять её».
Действительно, если человек изначально наделён даром видеть и слышать, воспринимать мир образно, поэзия невольно окружает его. Может быть, поэтому в юном возрасте многие пробуют «рифму и ритм». И здесь невольно возникает вопрос – зачем? Думается, для Сергея ответ на этот вопрос в самом названии этой книги – «Когда болит…», недаром ведь для него «у боли тоже есть рифма и ритм».
В одном из стихотворений он признаётся:
Песнь моя – о прозе бытия,
О его недугах и болезнях.
И даже, не смотря на то, что далее несколько манерно пытается противопоставить «прозу бытия» славе:
Я не встану в бронзовость литья
На столах любителей поэзий, -
понимаешь: это скорее не поза, а извечная завышенная самокритичность человека творческого, вызванная исключительно желанием разобраться в себе, в мироздании, и, как невольное следствие тому, стремление умалить значение собственного «я» в этом мире.
По-человечески это вполне объяснимо, моменты самоуничижения свойственны каждому из нас, кто хоть раз задумывался над своим предназначением: что я есть? И, как бы определяя своё «местонахождение посреди мира», это стихотворение Чепрова закономерно для него заканчивается простыми и твёрдыми словами:
Боль моя на бездорожье, там,
Где забытый крест присыпан снегом.
Сергей не проходил поэтапно школу литературных семинаров, как это нынче принято. Однажды, по его признанию, поехал на краевой семинар молодых литераторов и, удивлённый непониманием, точнее нежеланием понять и услышать его, надолго замкнулся в себе. Сидел себе «на печи, аки Муромец» и стихи писал. Для себя. Чтобы самому стать лучше, светлее, добрее. Разве не в этом истинное предназначение настоящей поэзии?!
А потом взял да и явился в литературную среду города, края, потом и России всей сформировавшимся уже поэтом. Состоявшимся. С собственным мировоззрением:
И обижаясь, и прощая,
В смятении добра и зла,
Я снова взор свой обращаю
На золотые купола.
Ношу, отбросив все химеры,
И негодуя, и любя,
Три непоколебимых Веры:
В Россию! В Бога! И в себя!
Если говорить о Чепрове-художнике, образы, создаваемые им в стихах, несмотря на некоторую видимую скупость, зримы и выпуклы, как лицо этой брошенной, умирающей деревни:
Даже галки на ветвях не галдят,
И обходит стороною гроза.
Лишь с упрёком чернотою глядят
Словно вытекшие окна-глаза.
Или живописный, узнаваемый до боли образ провинциального базарчика:
По улочкам, базарчикам
До хрипотцы звенит:
А семечки! А жарены!
А щёлкай! Не ленись!
И уже невольно представляешь себе этих деревенских женщин, торгующих семечками. Здесь же, в этом ряду, такие стихи, как «У пристани», «На побывку» и другие.
Ещё – при прочтении рукописи Сергея вспомнились почему-то строчки Алексея Прасолова: «Как он больно прорастает// Изогнувшийся, росток».
Для сравнения у Чепрова:
Слова скребутся к свету, что есть силы,
И – не до красоты, когда – болит!
Спорно? Да. Как, впрочем, и любое творчество. Но слепым нужно быть, чтобы не увидеть духовной общности строк прасоловских и чепровских, их непреходящее единство с землёй нашей, что кормит, с миром, в котором живём.
Думаю, уместно будет привести строки из письма Валентина Курбатова: «Спасибо за Чепрова. Всегда радуюсь, когда является такая здоровая естественная муза, которая слыхом не слыхала о том, что «теперь так не пишут», потому что живёт не книгой, а землёй и работой, простым порядком мира, где слова и заботы не торопятся меняться, и потому поэты этого круга редкостно похожи друг на друга, но никто никому не мешает.
Будто Господь равномерно распределяет их по территории России, чтобы всякой земле хватило здоровой простоты и человеческой памяти. Тут и читаешь, как по земле идёшь, где ничто не хвалится своей единственностью, а только идёт перед тобой с любовью и радостью, как Господня улыбка».
Сергей Филатов.