Предыдущая глава - http://proza.ru/2023/03/15/456
9.Храбрость стоит, а трусость бежит
«Услышал князь Литовский, что князь великий Дмитрий Иванович победил Мамая, то возвратился восвояси со стыдом многим».
«Сказание о Мамаевом побоище».
В шатре, где находились Владимир Храбрый и воевода Боброк наступила гнетущая тишина. Лишь крики снаружи нарушали ужасный покой, воцарившийся внутри.
- Как же теперь быть? – Подал голос воевода. Впервые за многие годы он не знал, что делать.
- Все пропало. Пастух умер, овцы разбегутся. Завтра сюда Ягайло нагрянет, раненых добивать, - мрачно ответил Владимир.
- Может, ты как под Вожей, княжеский доспех оденешь? – Предложил Боброк. – Скажем всем, что жив князь, ранен только.
Эта фраза словно прорвала полотину, которая доселе сдерживала новую идею, не давая ей выплеснуться наружу. Князь Серпуховский подошел к воеводе и схватил его за плечи.
- Есть у меня человек. Лицом, телом, обхождением – вылитый князь. Он с Вельяминовым в Москву ехал, да я его перехватил... От топора спас, за то он поклялся служить мне верно, князя подменять, когда следует. Только не пригодился он мне пока. В обозе сейчас хоронится, - с волнением пошептал Владимир.
- Так это спасение наше! – Боброк радостно обнял своего товарища.
Словно повинуясь какому-то зову, они повернулись к князю, лежащему на постели.
- Прости, Дмитрий Иванович, - поклонившись своему погибшему брату, проговорил юный князь. – Но это и есть та любая цена, о которой ты просил.
Воеводы войска московского, еще разгоряченные битвой, стали приводить свой план в действие. Во-первых, загородили полог в шатре, где лежал князь, да поставили надежную охрану, с Боброком во главе. Далее Владимир кликнул товарищей верных - Степана, да Игната. Были это люди особые, говорили они мало, да делали много.
- Отправляйтесь в обоз. Скачите, что есть сил. Сыщите человека нашего, что лицо прячет. Дайте ему доспех побитый, да около дубравы оставьте, где полк передовой стоял. Скажите ему, что тяжко ранен князь, надо его подменить. И чтобы всем назывался князем Московским! И молчал побольше, ни с кем попусту не разговаривал. Будете с ним рядом, охраняйте. Я сам с людьми своими позже к вам подъеду и найду вас, словно только увидел. Все наши жизни в руках ваших, други верные, - взволнованно произнес Владимир.
Молча кивнули Степан и Игнат, кликнули лошадей оседланных, и поскакали за Михаилом. Затем князь позвал еще надежных воинов и снова отдал им необычные приказы. Далее, обождав много томительного времени, достаточного для того, чтобы Степан и Игнат исполнили приказ, Владимир вышел из шатра, около которого стали собираться князя, бояре и простые воины. Все видели, как везли раненого полководца в шатер.
- Что с Дмитрием Ивановичем? – Спрашивали собравшиеся. Ночь стремительно накатывала на поле брани, и кое-кто уже запалил факела.
- Люди добрые, воины смелые, князья да бояре русские! То не князя в шатер везли, а человека, лицом на него похожего! – Уверенным голосом крикнул Владимир.
- Да как же так? – Зашумели вокруг.
- Князь московский, аккурат перед битвой переменился доспехом с боярином Михаилом Бренком, который и стоял под стягом княжеским. Сейчас Бренк лежит раненый в шатре. А наш князь бился, как простой воин в передовом полку, – громогласно объявил князь Серпуховский.
Все растерянно переглядывались, пожимали плечами и шептались. Виданное ли дело, чтобы князь в одежде простого воина сражался, когда надо битвой управлять? Но, видимо князьям виднее...
- Товарищи мои были с ним, Степан да Игнат. Надо искать их! Братья мои, русские сыны, кто видел или кто слышал пастыря нашего? Ищите князя московского! Кто найдет, сто рублей тому в награду!
Последние слова произвели магическое действие. Люди повскакивали на коней и помчались искать князя Дмитрия.
Прошло еще время. Собравшиеся около шатра уже начали роптать, но, подговоренные надежные воины стали один за другим припоминать, как бились рядом с князем.
- Я видел его к вечеру. Твердо бился он с погаными палицею своею, - внезапно проговорил один.
- Я видел его позже того: четыре татарина напали на него, он же твердо бился ними, - вторил ему другой.
- А я видел его перед самым твоим приходом, пешим шел он с побоища, раненный весь. Оттого не мог я ему помочь, что преследовали меня три татарина и милостью божьей едва от них спасся, а много зла от них принял и очень измучился, - рассказывал третий.
Внезапно яростно загудели сборные трубы.
- Едут! Едут! – Кричали все.
В окружении радостных получателей награды за князя, и Степана да Игната ехал Михаил. Он был растерян и бледен, но роль свою держал крепко. Молча кивал и махал рукой. Около шатра он спешился и первым вошел внутрь. Владимир последовал за ним.
---------------------------------
В глубине палатки царил полумрак, словно в склепе. Лишь дрожащий свет масляной лампы разгонял тьму. Михаил сделал несколько шагов, и вдруг увидел лежащего на постели бездыханного князя. Он резко обернулся и обнаружил, что у входа немедленно встали молчаливые охранники во главе с грозным воеводой. Он насторожено оглянулся на Владимира. Тот подтолкнул его ближе к телу брата.
- Час тяжкий настал. В сей день он великую победу стяжал, и в этот же день представился. Ночь настала, но ночь эта на всю Русь падет, ежели те, кто снаружи, узнают правду, - подал голос Владимир.
- Да как же так? – Растеряно проговорил Михаил. – Что делать-то теперь?
- Ночь можно светом огня рассеять. Видишь этот огонек? - Владимир указал на крошечный язычок пламени лампы. Мал он, но тьму разгоняет. Представь, что ты и есть этот огонек. Сейчас вся надежда на тебя.
- На меня? Как? Ведь, говоришь, помер князь – зачем я теперь нужен? Отпусти меня, Христом-богом молю, князь. Теперь моя служба закончена!
- Теперь твоя служба только начинается! - Четко разделяя слова, твердо произнес Владимир. - Не можем мы сейчас никому сказать, что князь погиб. Все полки разбегутся. Через пару дней тут литовское войско встанет! Всех они нас порешат, ежели князя с нами не будет.
- Я же грамоте не обучен! - Неожиданно вспомнил Михаил.
- Ничего… Князь тоже к чтению особой пристрасти не имел. Печатью княжеской только всё заверял. – Владимир понял, что Михаил уже примеряет на себя княжий лик и дело его, стало быть, выгорело. Он оглянулся на Боброка, давая понять, что пришло и его время вступать в разговор.
- Здрав будь, Михаил! - Воевода выступил из полумрака, подходя к подменному князю. – Звать меня Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Хотя, ты меня должен знать.
- Знаю, воевода.
- Сам откуда будешь?
- С Мытищ.
Глаза Боброка вспыхнули ярким огнем прозрения.
- Уж не кузнеца Андрея ли ты сын? – Спросил он.
- Кузнеца.
Она лице Волынского отразилось большое волнение. Он сделал шаг к Владимиру, приблизился к нему так, что почти обнял и тихо зашептал ему в ухо. С каждым мгновением Серпуховский князь все больше округлял глаза, глядя при этом на Михаила.
- Так вот оно что! - Воскликнул он с изумлением. И вновь взглянул на Бренка, но уже другим взором. Теперь в нем читалось уважение и признание. Он подошел к нему и положил руки на плечи.
- Знать сама судьба привела тебя на княжий стол, Михаил! Но с сегодняшнего дня имя это забудешь. Михаил Бренк отныне погиб на поле битвы, под княжеским стягом, в доспехах золоченых. Откликаться будешь только на княжеское - Дмитрий Иванович. Промеж себя тебя также будем называть, дабы не упутать чего. Про подмену нашу знают только я, да воевода. Да слуги мои верные. Так что никому, кроме нас, отныне не доверяйся! Отныне будем, словно равные, тайну нашу свято хранить. Вот тебе моя рука! - Торжественно произнес Владимир.
- Поклянемся над телом князя, что не отступимся от дела нашего. Будем державу его хранить и по прошествии девяти лет сыну его Василию Ярлык на княжение отдать, как Дмитрий просил! – Внезапно добавил Боброк.
Владимир нахмурился, но руку подал. Все трое скрепили обет свой крепким рукопожатием. Затем они вышли из шатра. Толпа собравшихся, увидев в рваном свете факелов фигуры полководцев, приветственно заревела. Московский князь поднял руку, приветствуя воинов.
- Други мои! – Воскликнул громко Владимир, - наш князь жив, и наш князь будет жить!
Ответом ему было всеобщее ликование.
-------------------------------
Любой актер знает, как волнительно бывает перед выступлением. Бывает, текст вылетает из головы, речь становится невнятной или наоборот, судорожной. Движения становятся неестественными, тело деревенеет... Все это пришлось испытать Михаилу, на которого внезапно свалилось бремя княжеских доспехов.
Однако, помощь Владимира, необходимость изображать раненного, усталого человека, а главное – учение дяди Ивана сделало свое дело. Никто не заметил подмены. В ночь после битвы, позже названой Куликовской, все мысли были только о другом войске, идущем с запада. Войско литовского Великого князя Ягайло.
Литовцы к битве не успели. Этот просчет, ставший, возможно, ключевым в истории всех народов, проживающих здесь, произошел благодаря военной хитрости воеводы Боброка и мужеству его доверенного человека, Епифана.
Он был из местных, уроженец здешних окраин. Высокий, статный, с роскошной курчавой бородой, он имел особую способность уговаривать. Его внешность располагала к нему людей, делая их сговорчивыми и покладистыми. Речистый, веселый, сноровистый Епифан вел торговые дела воеводы, устраивал переговоры, а больше выглядывал, высматривал и выведывал нужные сведения, разъезжая по округе, сыпля деньгами и прибаутками.
Когда войско литовское остановилось на постой близ маленького села, буквально в полусотне верст от стана московского Великого князя, внезапно с севера появилась вереница возов с едой и питьем. Главный по каравану пояснил передовым командирам, что идет на юг, торговать, и что в его планы столкновение с войском Ягайло не входило. То был Епифан, и задумка его нам хорошо известна. Но вот литовцы посчитали большой удачей безоплатную еду русского купца и кинулись грабить обоз. Епифан, отчаянно плача и причитая, бросился к предводителю войска.
Литовскому князю не было еще и тридцати лет, однако путь, который он проделал до своего престола, был достоин человека мудрого и решительного. Его отец, старый Ольгерд, оставил после себя десятки наследников на княжеский трон. При этом главным претендентом на него были даже не старшие братья Ягайло, а его старый дядя Кейстут. Но со всеми справился молодой княжич. Кого умертвил, кого изгнал.
На челе его с легкостью читались черты великого правителя, коим он, безусловно, являлся. В ясных, глубоко посаженых глазах светились ум и смелость. На длинных волосах и в короткой бородке уже появилась седина, но это лишь вызывало уважение окружающих. Острые черты его носа и скул придавали ему сходство с хищной птицей, что не ведает жалости к своим жертвам.
Несмотря на жару, осторожный литовский князь был облачен в рыцарские доспехи, сработанные искусными итальянскими оружейниками. Поверх толстой стеганой рубахи на нем была натянута кольчуга, а кольчугу, в свою очередь, покрывал так называемый миланский доспех, состоящий из стального нагрудника, латных рукавиц с большими раструбами и прочих частей, покрывающих руки и ноги. Нагрудник кверху заканчивался высоким стальным воротником, называемым у французских дворян горжетом. Из-за этого горжета нижняя половина лица князя не была видна, а голос его казался глухим и невнятным.
Стенаниями своими Епифан, казалось, убедил недоверчивого полководца и, по велению Ягайло, сумел выторговать себе треть от стоимости товара. Теперь уже на правах поильщика-кормильщика он начал раздавать радостным воинам свою нехитрую снедь.
Да только от взора литовского князя не укрыться. Взяли русского мужика под микитки, да повели в избу, где Ягайло пировал.
- Входи, рус! – Ласково говорит князь. – Откушай с нами. Не зазорно тебе, простому мужику, с польской шляхтой хлеб-соль откушать?
- Отчего же нет? - Отвечает Епифан.
Сели пировать. Наливают Епифану напитки крепкие. А тот, знаешь, все покряхтывает, да откушивает. А охрана литовская его стережет, чтобы не убег. Вот так литовцы три дня и прогуляли, пока битва на Дону не закончилась.
На третий день, как прискакали на взмыленных лошадях посыльные, с вестями горькими, опомнились литовские командиры. Взяли Епифана, били крепко. Ребра ломали, зубы да глаз выбили... А опосля – самолично приказал Ягайло повесить героя, чтобы злость свою унять. Стоя на крыльце терема, где только что пил и ел епифановские яства, с кривой усмешкой спросил он напоследок у Епифана.
- Что, московит, псья кревь, чуешь, таким как ты, самое место на виселице?! Скоро всех ваших перевешаем!
Епифан спокойно ответил, сверкая единственным глазом из-под опухшего от побоев века.
- Всех-то не перевешаешь, жадюга. Веревка нынче дорогая!
На том и голову сложил. Эх, Епифан, Епифан! Сколько вас таких горемык отдали жизнь за Отчизну. О вас не вспомнят, не помянут. И не потому, что коротка память, а потому, что о подвиге вашем никто не узнал, а кто знал, за подвиг не посчитал. Но о Епифане помнят. И поныне бытует в народе сказ о том, как простой мужик задержал литовское войско на три дня, чтобы не успел Ягайло к Куликовской битве. И село есть на месте того события – Епифань.
Будешь на том месте, читатель – поклонись герою, ибо имя его и подвиг известен!
-----------------------
На следующий день после сражения русское войско трудилось, не покладая рук. Раненых грузили на подводы, да и захваченный татарский обоз был велик, таскай - не перетаскай. Но надо было уходить, потому что разозленные литовские воеводы вели войска прямо к устью Непрядвы.
В полумраке княжеского шатра было тихо. Михаил сидел в нем безвылазно. Верные люди князя Владимира охраняли тайну московского князя с великим усердием. Даже мышь не проскочила бы мимо них. Но вот князь Остей – похитрее, да попроворнее мыши будет.
Проснувшись от беспокойного сна, Михаил внезапно обнаружил около своего ложа темную фигуру незнакомого человека. Гость до самых глаз был укутан серым плащом, словно во тьму. Он вежливо поклонился, при этом его очи странно сверкнули.
- Здравствуй, князь! – произнес Остей.
Михаил кивнул, боясь голосом выдать себя.
- Пришел я за наградой, которую ты мне обещал за то, что я обману Мамая, и на поле перед Доном его приведу. Помнишь об уговоре?
Михаил кивнул и тут понял, что сплоховал. Уговора-то человека с князем он ведь не знал!
Остей выжидающе смотрел на Михаила. Молчание затянулось. Бренк понял, что ему надо срочно звать на помощь. Он стремительно бросился к выходу, но Остей загородил ему путь.
- Стой, князь! Или не князь? – произнес он свистящим шепотом.
Михаил похолодел.
- Помнишь хоть, как звать меня? – Насмешливо спросил Остей. - А я ведь тебе весточку хотел передать, от дяди Ивана.
- Кто ты? - Дрогнувшим голосом спросил Михаил.
- Ученик я его, - ответил князь. - Только учусь быстрее, чем ты.
Внезапно снаружи почувствовали неладное. В шатер ворвались охранники. Литовский князь стремительной тенью метнулся к стене и словно растворился в ней.
- Кто это был, куда пропал? – Сурово спрашивали воины с Михаила. Тот только крутил головой.
- Князя он в тебе признал? – Внимательно глядя в глаза подменному князю, продолжали терзать его вопросами охранники.
- Кто был – не ведаю. А князя во мне признал! – Чтобы отвязаться от вопрошающих ответил Михаил.
- А чего он сбежал?
- Я почем знаю? – Огрызнулся Михаил.
Решили ратники быть с князем рядом по очереди. Тем все и успокоилось
---------------------------------------
В томительном ожидании проводил свой день Михаил. Все это время москвичи спасали раненых, и споро перетаскивали добро с татарского обоза через реку. Наутро второго дня заревели трубы: под предводительством закованной в железо польской и литовской шляхты дошло до поля донской битвы войско Запада. Впрочем, принимая во внимание то, что княжество Литовское в те времена владело обширными территориями, населенное русскими людьми, войско это большей частью из них и состояло.
Подменный князь с каждым днем ожидания чувствовал себя все менее спокойно, а в момент появления вражеского войска и вовсе пал духом. Когда в шатер вошел Владимир, Михаил обратился к нему.
- Не было у нас такого уговора - в битву войска вести! Я не воин, а гусляр.
Владимир насмешливо оглядел испуганного князя.
- А кто воин? Воинами не рождаются, воинами становятся! Я сам девяти годов от роду, в первой битве, вот так же перед дружиной на коне сидел. Думаешь, мне не страшно было? Я под себя два раза в портки напрудил, хотя враг ещё даже и рядом не стоял, - рассмеялся он. - Ты вот что дружок мой: целый год с моего стола кушаешь, пьёшь, клятву мне давал служить... Вот и пришло время службы твоей. Да и кто тебя просит в битву войска вести? Стой себе на пригорке, и не двигайся. Вот подойдёт Ягайло, увидит, что князь Московский на коне, да под княжеским стягом стоит и вокруг ратники - забоится нападать. Так мы тысячи людей от верной смерти спасем, и себя заодно.
- Мне, что ли под княжеским стягом стоять? – Бестолково уточнил Михаил. Он внезапно почувствовал неприятный кислый привкус во рту.
- Ну конечно, тебе! И под княжеским стягом стоять, и княжескую одежду золотую носить, и еду сладкую княжескую кушать.
- А как выстоим против Литвы, дальше-то что? Завтра что будет?
- Да ты не волнуйся парень, может для нас и не настанет завтра. Может, все сегодня в землю поляжем, - грустно произнес князь. И добавил: - Ты не печалься, гляди веселей! - Похлопал он по плечу Михаила.
От последней фразы у гусляра все внутри похолодело.
- Не пойду! - Предпринял он последнюю попытку.
- Выходи немедля! – Не сдержался Владимир. - А то сейчас я тебя сам зарублю! Не буду литовца ждать!
--------------------------------
Когда полководцы войска русского вышли из шатра, та сторона реки, где прошла битва, уже им не принадлежал. По всему краю берега стояли конные воины под красно-белыми стягами. Ягайло не решился сходу переходить реку, потому что войско его утомилось в стремительном переходе, да и осмотреться на бывшем поле брани не мешало бы.
Михаил, как и было договорено, расположился на коне, и на возвышенности, чтобы всему войску, и русскому и литовскому было его видно. Рядом стояли верные слуги Владимира с обнаженными мечами, а вокруг сгрудились стеной воины Боброка. Сам воевода возглавил передовой отряд, прикрывающий мелководье, где, по его мнению, враг может предпринять попытку штурма.
Князь Серпуховский меж тем разъезжал вдоль своего войска, задорно подбадривая ратников, каждому находя слова поддержки.
- Не робей, ребята! Новый враг – новый обоз! Ежели к нам сунуться, ужо поглядим, что у Ягайло для нас припасено! – Кричал он для всех воинов.
- Как шли мы на битву с татарами, то были мы москвичи, серпуховцы, тверичи, владимирцы, псковичи! А ныне все мы - люди русские, один народ, одна доля, одна слава на всех! – Восклицал он, когда проезжал мимо дружин с русских княжеств.
- А ну, Дмитрий, да Андрей, покажите братцу своему меньшому, что вперед старшего брата в пекло не лезут! – Подначивал он дружины Ольгердовичей, стоявшие за русское войско.
Владимир втайне надеялся, что никакой битвы не будет, уж слишком близкие люди стояли на противоположных берегах Дона. Но в те времена и братья, бывало, бились как самые лютые враги.
Как водится, две рати начали шумно перекликиваться.
- Откель будете, мужички? – Кричали с русской стороны.
- С-под Киева! – отвечали с литовской.
- Ох ты ж, мать честная! Я ж сам-то с того места родом! Неужто будем биться, как вороги?! Какая ж вас падлюка сюда привела? – удивлялись с русской.
- Такая же падлюка, как и ваша, - хохотали с литовской.
- Семена Рватого с Владимирской знаешь?
- Как же, в прошлом годе на Крещатую долину подался...
Веселые перекрикивания продолжались. Со своего берега Ягайло со шляхтой с неудовольствием наблюдал за диалогом своих воинов с вражескими. Эдак и до братания дело дойдет. Он повернулся к своим вельможам.
- Войско от берега отвести, дабы не перебежали они на сторону московитов.
Говорил он по-русски, с сильным ляшским акцентом. Затем обращаясь к красивому молодому человеку из своей свиты, проговорил.
- Остей, племянник мой! Ты говорил, что Дмитрий пал в битве. Но мои глаза еще не такие старые, как у дяди, драного козла Кейстута! Погляди, кто там стоит в окружении воинов под стягами князя Московского? Уж не восстал ли он из могилы, чтобы возглавить войско? – С усмешкой добавил он.
Юный князь с быстротой молнии парировал.
- Нет у них князя, дядя! Убили Дмитрия татары. В шатре его хоронился другой человек, лицом на него похожий. Он и стоит сейчас во главе войска.
Ягайло надолго задумался. Как и всякий мудрый полководец, он не спешил вступать в битву, если был не уверен в успехе, и теперь литовский князь мысленно клал гири на весы вероятности своего успеха или неудачи. Русские полки уже стяжали право считаться великими воинами, победив его союзника. Их мужество ныне укреплено победой, хоть силы и ослаблены. Их предводитель – московский князь - находился всего в пятистах футах от литовского стана, живой и здоровый. И, что немаловажно, воины, пришедшие с запада, не были настроены на битву, занявшись разграблением остатков татарского обоза. Взвесив все за и против, он решился.
- Сегодня у берега поставить сильную охрану, а завтра будем атаковать!
---------------------------------
Наутро, едва краешек солнца показался из-за дубрав, литовское войско двинулось на штурм реки. Впереди шли хоругви шляхты, дабы сразу опрокинуть врага и обратить в бегство. Закованные в латные доспехи рыцари перешли реку и врубились в русское войско.
Михаил опять, как и вчера, стоял под княжеским стягом. Поляки легко оттеснили мужицкие полки от берега и вступили в бой с дружиной, окружающей князя. Воины бились на смерть, защищая своего предводителя, который обмирал от ужаса под железной пластиной забрала шлема. Арбалетные стрелы то и дело со звоном отскакивали от его доспехов.
Владимир же в любой битве был в своей стихии, сражаясь на передовой, как молодой бог. С таким полководцем, что смерти не страшится, и воины на смерть идут. Узкое место брода не давало использовать литовцам всю силу и исход битвы должны были решить три сотни воинов у края реки. Надо было только выстоять под первым натиском поляков. Далее мокрозадые выдохнутся, а простой люд битву не поддержит. И русичи выстояли! Медленно паны стали отступать. Вскоре их снова втолкнули в реку, и они начали переправляться на свой берег.
- Отводите людей! - В ярости проревел Ягайло. Затем гневно прокричал Остею. – Может, это и не князь Дмитрий, но сражается он, как князь. Если так дело пойдет, положим мы здесь войско, непонятно для чего!
Остей мрачно смотрел на то, как наступавшие возвращаются с вражеского берега, теряя доспехи и оружие.
- Сдается мне, что в сговоре ты с московитами! – Продолжил Ягайло. - Хотите меня в ловушку завести, дьяволы русские?! Был тут один висельник: задержал наши войска. И ты туда же – теперь гонишь нас на погибель? Не пойдёт. Труби отбой, в Киев идём.
- Великий князь! - Срывающимся от обиды голосом ответил Остей. Никогда еще мое чутье меня не подводило. Не Дмитрий это!
- Тогда сам и езжай к нему, в чертову Москву. Все разузнаешь, что к чему.
Вечером после битвы в расшитом походном шатре Остей получал наставления от Великого литовского князя.
- Если бы я не знал тебя только с хорошей стороны, приказал бы казнить. Убеждением твоим атаковали мы русское войско, за что поплатились поражением. Князь московский себя проявил в битве как истинный воин. Если это подменыш, то надо отдать должное его полководцам - они проделали ловкую работу. Но долго шила в мешке не утаишь. Откроет он свою личину, дай только время. В войске вражеском тебя за своего признают, так что отправляйся в Москву. Будешь в ней сидеть, примечать. Как обман вскроется, поднимешь народ на бунт. В спину московитам ударим, без боя град нам отдастся.
Остей кивком головы дал понять, что все сказанное усвоил и готов ехать. Ягайло добавил.
- Погоди. На такое дело золота много надобно. И люди соответствующие. От твоей дружины мало что осталось. Дам я людей три десятка и золота. И еще отправлю с тобой двух флорентийцев. Старика с учеником. Люди они непростые. Трудом их не занимай, сами себе занятие найдут. Помогай им, и они тебе во всем помогут.
Юный воин кивнул и вышел из шатра. Ягайло же приказал позвать писца, да продиктовал ему послание в Вильну, столицу своего государства.
«Дня сего была битва великая Князя Литовского на Синих водах, с войсками, пришедшим с Севера и Востока, из улусов татарских. Были биты два нойона. Один из них, именем Дмитрий, сложил голову на поле брани. Была одержана победа и взят обоз. На том литовское войско и Великий князь славу стяжали».
Затем он с помощью слуг разоблачился от доспехов и одежды. Оставшись в одиночестве, он лег на постель, покрытую плащом. Будущий правитель объединенной Литвы и Польши долго смотрел на узорчатый потолок своего шатра, а затем со словами: «чертовы московиты, пся кревь», уснул. Всю ночь ему снился сверкающий немигающий глаз, в котором суеверный литовец видел глаз Епифана.
----------------------------
Три дня войска простояли друг перед другом на берегах реки. Литовцы основательно вычистили поле недавнего сражения и ушли. Русские стояли еще четыре дня. К вечеру последнего, перед походом, в шатре воеводы Боброк и Серпуховский князь обсудили дальнейший план действий.
- Все пока гладко идет, князь. Будем и дальше нашу затею вести, или расскажем все?
- Что ты, воевода! Теперь уже нам обратного пути нет! Только одно осталось сделать – схоронить брата, как подобает, панихиду заказать, да в Москву возвращаться. Подменыша никто не распознает. Только один меня человек беспокоит – княгиня. Как она его примет?
- Вот тут мы и оплошали, Владимир! Не признает она его.
- Не спеши дело хоронить, я слова такие знаю, что ее уговорить смогу!
- Ну, ежели ты знаешь слово такое заветное, что женщина сможет мужа чужого принять, как своего, так не держи, скажи мне.
Но Владимир только отшутился.
- Не боись - лиха беда начало: есть дыра, будет и прореха!
Они обсудили многое. К середине ночи говорить было уже не о чем. И тут Боброк неожиданно произнёс.
- А ты знаешь, что время везде разное - в степи, на востоке, солнце раньше приходит. У них уже вечер, а на западе, в немецких землях, может ещё утро раннее.
- Все равно. – Отозвался Владимир. – После победы все мы будем жить по одному времени, московскому. Лишь бы наш подменыш не сробел.
Схоронили князя московского в Николо-Угрешском монастыре. В походе на битву согрела душу его икона Николая Чудотворца, что в этом монастыре была. И сотворил Никола чудо. Пал князь, но не пропал, а вновь встал перед ратью.
----------------------------
Лишь только первые заморозки стали накладывать тонкие льдинки на реку, возвратилось с победой войско московское обратно в град свой. Вести о великом сражении на Дону шли впереди победителей и князя встречали при большом стечении народа. Триумф москвичи закатили, не хуже римских.
Владимир Храбрый, готовый к любым неожиданностям, ехал на коне чуть позади московского князя. Слуги его, Игнат да Степан, что знали об истинной личине Дмитрия Ивановича, также двигались вблизи опекаемого подменыша.
Но до княжьего терема добрались без происшествий. И вот настал час истины. Под приветственные крики собравшегося народа, Михаил спешился и степенно поднялся по ступеням широкого крыльца.
Княжна Евдокия вышла встречать своего любимого мужа в окружении бояр и духовенства. Но лишь князь приблизился к ней, произошло то, чего Боброк так опасался. Вскрикнув, княгиня закрыла лицо руками и попятилась.
- Не муж это мой! – В отчаянии проговорила она.
Бояре и слуги растерянно зароптали. Серпуховский князь опередил Михаила и подхватил покачнувшуюся княгиню. Та оттолкнула его и выбежала вон.
Собравшихся охватило недоумение. Владимир громко воскликнул, спасая ситуацию:
- Смутилась Евдокия. С кем не бывает! Уехал князь Дмитрий Иванович, а вернулся хранитель земли русской – Дмитрий Донской! Славься, княже, славься!
Собравшиеся одобрительно зашумели.
- Слава князю! Слава Дмитрию! Слава Донскому! – Подхватили слуги.
«Кажется, обошлось», - подумал Владимир и незаметно, бочком, проскользнул в княжьи палаты, подмигнув напоследок воеводе - мол, постараюсь дело с княжной сладить.
Евдокия стояла, прислонившись к стене, и роняла слезы, утираясь длинным рукавом. Девушки утешали ее.
Владимир резко приказал помощницам удалиться. Они неловко отошли, испуганно переглядываясь. Затем князь приблизился к Евдокии и зашептал тихо, но жарко и грозно.
- Ты Великая княгиня, что смущаешься при всем народе? Али не знаешь, как вести себя с Великим князем?
- Не князь это! Лик вроде его, но сердцем чую - не он это.
Владимир внезапно понял, что придется рассказать все. Он поднес к лицу княгини перстень, взятый у Дмитрия, и произнес заветные слова: «Если Бог за нас, то кто против нас?» Евдокия узнала перстень и тихо охнула.
- Нет его на этом свете, раз ты мне этот перстенек показываешь. Рассказывай все. Ежели ты по указу мужьему действуешь, то и я послушаюсь...
- Права ты, Евдокия. Нет уже на этом свете моего брата великого, князя московского! В день страшной сечи отдал он Богу душу от ран, что поганые ему нанесли. Отпели и схоронили его в монастыре под Москвой.
И Владимир скоро, давя в горле слезу, рассказал жене Дмитрия все то, что произошло на донском поле. Но после, укрепив голос, пригрозил, что ежели обман вскроется, то не миновать ей монастыря, а сынам ее – опале.
Евдокия, привыкшая повелевать, с трудом могла примириться с ролью, которую ей уготовил Владимир.
- А, может, и в монастырь? – С вызовом в голосе спросила она.
Владимир в этот момент проклинал себя за слабость, которую испытывает всякий храбрец в разговоре с женщиной. Трудно быть одинаково сильным со всеми. Даже в самой гуще жаркой сечи ему было легче, чем в разговоре с княгиней.
«Если, - подумал он, - я сейчас раскисну под слезами Евдокии, прахом пойдет все дело наше, а с ним и мощь княжества Московского. Разбегутся князья удельные, начнется вновь братоубийственный раздор... Ради чего тогда были все эти жертвы? Нет, нет, княжна! Будем мы наше дело вести, пока смерть нас не остановит!»
- Ты пойми, - стараясь, чтобы его голос звучал как можно ласковее, - я добра тебе желаю! Батюшке твоему обещал я заботиться о тебе и помогать! А ты сразу в монастырь заторопилась… Погоди, насидишься еще. Доля у нас такая княжья - по монастырям сидеть, но ты туда не торопись! А с этим человеком - все у нас будет. Мы на княжеском столе усидим, замятню переживем, а потом человек этот сыну твоему ярлык на Великое княжение отдаст. Устоит Москва.
- А ежели по-моему сделаешь, тайну открою тебе великую! Только я, да Боброк знают про этого человека, кто он есть на самом деле! – Добавил он после паузы.
Знал Владимир падкость женскую на тайны всяческие. Поразмыслила княжна. Выбор у неё и, правда, был небольшой: или монастырь до конца дней своих, или остаться княгиней московской. Легко кивнула: ладно, мол.
- Ежели это княжество спасет, то я согласна гордость свою умерить. Да только кто ж он такой-то? Лицом вроде зело похож, - спросила она.
Владимир еще более приблизился к своей снохе и зашептал в самое ухо.
- Боброк сказывал, что непростой это человек...
Речь его стала еще тише. Княжна слушала и глаза ее удивленно раскрылись.
- Да неужто? – спросила она.
- Надо верить, - только и ответил князь серпуховский.
Затем, утерев слезы, Евдокия Дмитриевна кликнула девок.
- Что ж, надо в горницу идти, мужа привечать, - с горькой усмешкой сказала будущая преподобная инокиня Евфросиния Московская, покровительница русских государей и заступница Москвы.
-----------------------------
Лишь только оказался в княжеских хоромах Михаил, так сразу к Владимиру пристал.
- Помнишь уговор, князь? Ежели все сделаю, как ты просишь, выпустишь человека, попа одного, из подземелий?
- Помню, помню. Пошли, князь.
Вот так отворились двери дубовые, выпуская на свет божий Митяя, что просидел в подвале без малого пять лет. Охрана пинками вывела обросшего попа из подземелья.
- Отпускает тебя князь, простил воровство твое! – Пояснили бывшему сидельцу.
На трясущихся тонких ногах подскочил он к князьям.
- Вот спасибо князюшка, вот спасибо! Удружил, - причитал, подпевал Митяй, подпрыгивая и трясясь, как юродивый.
Михаил содроганием глядел на друга. Жуткие лохмотья, в которые он был одет, были, кажется, той рубахой и штанами, в которых поп пять лет назад пошёл вместе с ватагой брать княжескую казну. Теперь они превратились в невероятное рваньё, почти не скрывающее изможденное, покрытое рубцами и язвами грязнющее тело, от которого смердило, словно от дикого зверя.
Внезапно взгляд Митяя приобрёл осмысленность. Он взглянул на Михаила и произнёс.
- Так ведь я знаю тебя! Ты же ведь Миша, дружок мой!
Михаил жестом прервал его, но было уже поздно. В этот момент, всё поняв, Владимир стал вынимать меч из ножен. Михаил бросился вперёд, загораживая своего друга.
- Князь, князь, постой! - Закричал он, - не трогай его! Друг он мне единственный, вместе мы столько пережили.
- А как быть, если он разболтает всё?
- Ничего не разболтает. Пусть нам поклянётся в этом. И будет при нас человек умный, толковый. Огонь и воду прожил-перешёл.
Владимир остановил меч, вынутый из ножен наполовину, и задумался. Михаил увидел это, воспрял духом и выложил свой последний козырь.
- Ежели с Митяем что случится, не бывать нашему уговору.
Владимир задумался. Затем произнес.
- Ну что ж, будь по-твоему. Только друга твоего отпускать далеко не можем. Пусть при тебе будет. Говоришь, поп он? Так пусть твоим духовником станет. Будешь ему исповедоваться, чтобы какой другой поп про нашу тайну не прознал. Опять же, будет посыльным промеж нас, весточки от тебя к нам передавать.
Михаил радостно произнес
- Митяй, видишь - как хорошо получилось! Будешь при князе жить, вкусно есть и пить и работать немного. Согласен?
Во время этого разговора Митяй очень настороженно наблюдал за мечом Владимира. Затем, всё осознав, бешено затряс головой.
- Конечно, согласен! – Зачастил он. - Конечно, согласен, княже! Добрый, добрый ты человек! Уважил старичка, - запричитал он, размазывая слезы по грязным щекам.
Так Митяй стал важным доверенным лицом при князе Московском, духовником его, а после – хранителем печати.
-----------------------
Слуг в княжьем тереме переменили на серпуховских. Тех, что жили в урочище «Три горы», московской вотчине Владимира Храброго. В течение дня после приезда, Владимир тайно водил Михаила по терему, показывая быт Великого князя, а к вечеру спросил.
- Ну что, все поглядел, все запомнил?
- Все. Только…
- Что только?
- А где нужник из чистого золота?
-------------------------------
Мудрые люди знают, что история творится не только мечами. Но еще и перьями. Обычными гусиными перьями в руках бритых монахов, что сидят в кельях и записывают в летописях обо всех событиях, которые происходят в государстве. Только записывают они не всегда то, что было на самом деле, а, чаще всего то, что выгодно людям, что держат власть.
Вот Владимир Храбрый, не погнушался, самолично явился в келью в Сергиевом Посаде, где трое монахов записывали деяния дел минувших.
- Ну, показывайте, что написали? - Грозно спросил он напуганных летописцев.
Чернорясцы выволокли на свет божий огромный том своих трудов. Владимир приказал зачитать текст. Монахи наперебой стали монотонно рассказывать о недавнем сражении на Дону. Князь удовлетворенно кивал, временами поправляя древних историков.
- Написал правильно. Князь Московский бился в передовом полку, не щадя жизни своей! – Похвалил он.
Но, когда дело дошло описания численности войск, встрепенулся.
- Что же ты такое пишешь? Накропал, что русской рати было пятнадцать тысяч. А ежели враг какой прознает силы наши?
- А сколько писать, княже?
- Враги должны нас бояться. Пиши: было русской рати сто тысяч, и еще пять десятков тысяч! Как проведают, что у нас такие силы, забоятся нападать на нас, - рассмеялся Владимир.
- А поганых сколько писать? – С готовностью поинтересовался монах.
- Ну, в аккурат на каждого нашего воина два татарина было! Так что пиши их число три сотни тысяч!
- Как же можно, князь? В степи и людей столько не наберется!
- Пиши, дурень. Мало кто знает, сколько там живёт. Пусть нас боятся.
Монах уже было занес перо над книгой, как Владимир его вновь одернул.
- А, может, напишем, тысяча тысяч, тьма-тьмущая их была?
- Да ты что князь, над нами все смеяться будут! – Обиженно проговорил монах.
- Кто посмеется, а кто и задумается, идти на нас войной или нет, коли воинов у нас столько, - со значением произнес князь. – Да про павших напишите, на каждого русича три татарина пришлось, а не то враги напишут, что мы их трупами завалили...
И уже уходя, наставительно проговорил.
- Запомните, чернецы: монах с пером - это такой же воин, только перо поострей меча будет.
Продолжение - http://proza.ru/2023/03/19/1470