Посидели с Костяном. Закуски правда не было. Ну и хрен с ней, с закуской. Под две бутылки самогона она и не требуется. Занюхали геранью с подоконника. Хорошо пошел зараза, самогон то, крепкий, ядреный. Управились быстро. Спешили, чтоб Зинка не застала. Разорется же, настроение испортит. А у нас настроение ого - го, после первой же рюмки.
Иду домой, знаю точно, Галька орать будет. Ну, а что делать? Делать нечего, иду. Репетирую речь оправдательную. Что мол не мы такие, жизнь такая. Сколько повидал, сколько вытерпел на своем веку. Как тут не запить и даже не спиться?
Завернул уже в свой проулок, осталось то совсем ничего, мимо трех домов пройти. Вдруг, не поверите! У бабки Нюркиного забора черт стоит. Да, да, черт. Черт самый настоящий, как у Николая Васильевича, с хвостом, с рогами. Стоит в старой грязной куртке и аккурат на меня пялится. Хвостом обмахивается и копыто мне протягивает. Ну вроде здоровкаться собрался.
- Ну, здорОво! - что поделать, черти чертями, а человек я культурный, воспитанный.
- Привет, - говорит - Юрок! Как здоровице? Вижу на рогах ты, еле ноги держат.
Я пальцем ему погрозил и отвечаю:
- Нифига! Я как скло трезвый! Ты меня на понт не возьмешь.
- А что ж ты тогда не спрашиваешь: " Откуда я здесь?" Не крестишься и молитву не читаешь? Аль не веришь ты в Бога своего распрекрасного?
- Почему не верю? Верю! - отвечаю без промедления - вот, вы с ним из одной баррикады, тока по разные стороны. А раз ты со мной сейчас говоришь, значит и он есть. Вот тебе и доказательство.
- Так плохо значит веришь, раз со мной за руку здороваешься, плохо. А вот он, дурак, в тебя до сих пор верит, иначе давно бы покарал, а он снова шанс тебе дает на исправление.
- Это ты кого дураком назвал?! - возмутился я - да я тебе сейчас за это!
Я поднял кулаки и давай лупить этого гада рогатого!
Огреб он у меня по полной. Вырвался и бежать. Я за ним, хотел за хвост поймать, раскрутить и забросить подальше в ад, да оступился и упал мордой вниз.
Очнулся я на койке. Медсестричка, молоденькая, красивая, как ангел небесный, в белой шапочке и в белом халате, нагнулась надо мной, улыбается и шепчет тихонько:
- Ну, как ты, дяденька, живой?
- Живой, детонька, живой. Где это я?
- Да, ты не волнуйся, - говорит - лежи спокойно. Сейчас капельницу докапаю и развяжу тебя.
- А что случилось то?
- Ты, дяденька, так напился, что с курткой, которая на заборе висела, разговаривал. А потом и вовсе стал по забору бить кулаками, вон, все руки в кровь расшиб. А теперь вот, в психиатрическом отделении лежишь. Спасла тебя бабушка, которая в этом доме живет. Она как раз из церкви, с вечерней службы шла, когда ты дебоширил. Ты не волнуйся, теперь все хорошо. Я пока пойду, а ты полежи.
Отошла девчушка, я глаза проморгал, головой повертел, гляжу, не один я такой, целая палата нас. Человек двадцать на кроватях лежат и у каждого в ногах черт сидит и о чем - то говорит, доказывает что - то. А мужики то все кричат, ругаются на чем свет стоит.
- Заступаются знать за него то - улыбнулся я.
- Уф, - выдохнул. - Всё. И правда хорошо. Верим знать, мужики, верим в него, в Бога то.