Мы встретились с ним в таком уже далеком 1969-м году.
Был июль. В музыкальном училище шли вступительные экзамены, но народу в высоких гулких коридорах большого здания еще довоенной, немецкой постройки было мало. Я сидел один в пустом классе, наверное, ожидая результатов очередного экзамена, что-то наигрывал на пианино… И тут вошел он. Статный, подтянутый. Черные, причесанные на косой пробор волосы лежали красивыми волнами. Брюки из темно-синего габардина – такой выдавали в то время армейским офицерам – были идеально отглажены, и стрелки подчеркивали стройность его ног. Развернутые плечи, умный взгляд. Красавчик!
Мы познакомились. Его звали Олегом. Он, как и я, поступал на баян, но душа его, как и у меня, была в другой музыке. Мы все тогда бредили электрогитарами, песнями Битлз и Роллинг Стоунз, мечтали стоять на сцене, петь в микрофон… А теми, у кого это действительно получалось, кто играл и пел на танцах, от души восхищались. Слово за слово… А потом мы запели. Это было первое наше общее исполнение. Он начал, а я аккомпанировал:
Для кого-то лады-ладушки,
Пироги, блины, оладушки,
А кому-то как назло не по-ве-зло.
Песня была по тем временам популярная, я ее знал и подхватил на терцию ниже:
Ты возьми да помоги мне хоть раз понять,
Ни к чему на четверги каждый раз пенять.
Ну разве можно весь год ждать, когда этот дождичек пройдет.
Эта песня сблизила нас, сдружила. В музучилище мы оба поступили. А в сентябре, когда начались занятия, наша дружба еще более укрепилась и дала крепкие, надежные побеги.
Мне нравилось в Олеге все – его четкий и цепкий ум, независимость взглядов на жизнь, какая-то глубокая житейская мудрость. Он цитировал стихи Есенина, о котором тогда только начинали говорить открыто. От него веяло свободой – во всяком случае, он производил впечатление свободного человека. При этом он был как-то изящно честолюбив, умело представлял себя – мог вскользь похвастаться чем-то или похвалить себя. И в музыке у него все получалось. С баяном и сольфеджио у него всегда было все в порядке. Когда он пел, то не фальшивил, как это часто бывает с любителями пения. У него был прекрасный слух, и ему ничего не стоило воспроизвести какую-нибудь новую мелодию или гармоническое сопровождение к ней.
О таких людях вообще говорят, что они поцелованы Богом.
Да, я забыл сказать, что фамилия его была – Бощенко. И уже тогда в группе его втихаря называли Боща. Такие прозвища, образованные от имени или фамилии, часто создаются в устойчивых группах.
Уже тогда мы пытались создать ВИА, как тогда говорили, – вокально-инструментальный ансамбль. Мы с Олегом играли на гитарах, мой бывший одноклассник Саша Туморин (светлая ему память) – на бас-гитаре, а за барабанами сидел Игорь – брат Олега. Помнится, этим составом мы однажды отработали корпоративный вечер на Главпочте. Не обошлось без эксцессов – у Игоря в самый неподходящий момент, с жутким грохотом упала тарелка, он начал ее поднимать... Но зато заработали по десятке – хорошие по тем временам деньги. И все-таки это был балаган, ничего толкового не получалось.
Потом меня пригласили клавишником в «Орион» - оркестр, который тогда играл на танцах в «Вагонке». По тем временам любое крупное предприятие в городе имело свой Дом культуры, и в нем обязательно был танцевальный зал с живым оркестром. И каждый такой оркестр пользовался уважением, имел своих поклонников, но и соперничал с другими оркестрами.
Еще через год наш бас-гитарист Николай ушел в армию, и я позвал на его место Олега. Он согласился, и с этого времени «Орион» зажил новой жизнью. Работать было легко и весело. Каждый из нас всю неделю ждал субботы и воскресенья, когда вечером открывались двери круглого зала «Вагонки» и наступало время счастья. Сцена была устроена выше человеческого роста, и весь зал был как на ладони. Народу всегда было очень много, все стояли тесно, виднелись только головы. «Jojo was a man who thought he was a loner», - начинали мы всеми любимую песню Битлз, и головы внизу, оставаясь на своих местах, начинали ритмично двигаться. «Get back, – продолжали мы, – get back. Get back to where you once belonged». И в этом месте песни головы начинали двигаться еще энергичнее и решительнее. «Get back!»
Да, это было время счастья. Все мы были молоды, здоровы, целая жизнь расстилалась перед нами. Все работали на подъеме. «Вагонка» славилась в городе – чего еще хотеть? Ее директор Владимир Николаевич Сергеев (тоже оставил после себя добрую память) нас ценил, уважал и поощрял деньгами.
Олег с его профессионализмом играл в оркестре важную роль. Но между его работой и личной жизнью всегда пролегала граница. Иногда она была тонкой, еле уловимой, но чаще – четкой и безусловной. И ощущалась она всегда. На первом месте у него была личная жизнь – как крепость, надежности которой служило все остальное.
Из этого правила Олег сделал лишь одно исключение. В те годы он первый раз женился. Его жена Анжела тоже училась в музучилище на дирижерско-хоровом отделении и хорошо пела. И задумали мы для конкурса вокально-инструментальных ансамблей, которые тогда проводились в городе каждую весну, подготовить особую программу – спеть что-то «a capella» или в стиле «Swingle Singers». Работали как звери, репетировали по ночам. И все получилось! Правда, на конкурсе мы заняли второе место, и нас звали работать в филармонию. А семейная жизнь Олега тогда слилась с рабочей.
Это был лишь эпизод. Вскоре Анжела забеременела, у них с Олегом родилась дочь Юля, и жизнь приняла совсем иной оборот. Пеленки, распашонки… Тогда их стирали и гладили, о памперсах и слуху не было. Олег все эти заботы полностью взял на себя – ну а как иначе? Ведь именно так строится семейная крепость. А я опять им восхищался – его супружеской ответственностью и надежностью.
А потом мы перешли работать в открывшееся тогда кафе «Огни Москвы». И началась совсем другая жизнь. Все завертелось, закружилось… Новый ритм работы, новые знакомства, новые жизненные ситуации…
Когда-то Олег сделал замечание нашему гитаристу Толику, у которого на стороне сложилась яркая романтическая история, и это стало известно его жене. Олег тогда попытался призвать Толика к семейному порядку: мол, неправильно это, безнравственно. А барабанщик Юра, услышав эти слова, коротко и уверенно отреагировал: «Погоди, Боща, эта чаша тебя тоже не минует». И как в воду глядел.
В «Огни Москвы» - в городе их быстро прозвали «Шарами» за множество круглых светильников в зале – зачастила группа молодых людей, среди которых выделялась одна. Темноволосая и смуглая, как цыганка, модные в ту пору джинсы и красная курточка из тонкой кожи подчеркивали ее изумительную фигурку. Но главное – ее глаза всегда волшебно блестели, да и вся она была какая-то сияющая, завораживающая. От нее исходила волна радостной жизненной силы. И когда она со своими друзьями танцевала возле сцены, эта сила передавалась также и нам, музыкантам. Эту смуглянку звали Лариса.
Помнится, решили мы устроить на ноябрьские праздники спиритический сеанс дома у одного из посетителей «Шаров», Валеры Чеклененко, – он упорно называл себя графом Браницким. В этой компании была и Лариса. Вот сидим мы вокруг стола в ожидании духов, а она все расспрашивает да расспрашивает меня об Олеге: кто это у нас в оркестре такой чернявый кучерявый да что он собой представляет? Я ей об Олеге рассказываю все как есть. А потом и говорю:
- Зря интересуешься. Он женат, есть ребенок. И принципы у него «железобетонные».
- А что жена? – засмеялась тогда Лариса. – Жена не стенка, подвинется…
Я тогда подумал: «Ох и самонадеянная же девица! Вертушка. Греха не боится. И Олега с пути истинного норовит сбить». А еще я знал (не помню, откуда), что у Ларисы есть ухажер Сережа – состоятельный и перспективный парень. Он ходил в море: все имел - квартиру, хорошую по тем временам машину… Да и вообще мужским вниманием Лариса не была обделена. Казалось, подурит она, покружит Олегу голову – тем сердце и успокоится. Но дело приняло совсем другой оборот.
У Олега в то время был «Запорожец». В принципе доступная машинка и экономичная. На рубль Олег заправлялся на неделю. Так вот заметили мы, что после работы он сажает Ларису в свой «Запор» и они уезжают куда-то кататься. Все-таки взяла она Олега в оборот, сломила его «железобетонные» принципы.
Это была осень. Потом наступила зима. Олег и Лариса все ездили кататься на «Запорожце», и становилось понятно, что их отношения на самом деле глубже и серьезнее, чем это казалось вначале. И Сережа с его достатком быстро ушел в сторону. Чувство Ларисы к Боще оказалось сильнее всех расчетов.
Анжела почувствовала, что Олег отрывается от семьи, что у него кто-то есть на стороне, засуетилась. Но было уже поздно. У Ларисы наметился ребенок, и любовь ее к Олегу становилась все более крепкой, уверенной. Олега она тоже делала сильнее – каждый мужчина хочет чувствовать, что он любим. А Анжела дать ему это чувство не смогла. Или его не было… Или она думала, что Олег со своим чувством ответственности никуда не денется… Как бы там ни было, он с Анжелой развелся и женился на Ларисе.
Трудностей в их семейной жизни поначалу было много. И с родителями Ларисы в старой «двушке» пришлось пожить (а ведь сын Герка только что родился), и в переселенческом доме помаялись, пока эту «двушку» капитально ремонтировали, и на работу в музыкальную школу Олег ездил в соседний городок, и вообще денег нужно было заработать… Но ни Олег, ни Лариса на трудности не жаловались. Она всегда была спокойна, весела, улыбчива. И всегда говорила, что любит своего Олега. Оба радовались друг другу и своей любви.
Так прошло три или четыре года. Герка подрастал. Олег возился с ним и мотался по работам. И Лариса тоже нашла себе подходящую работенку – устроилась медиком в один из ресторанов города. Работа не пыльная и при кухне. Что-то – да приносила домой.
В эти годы мы были особенно дружны – я, Олег и Лариса. Ездили за грибами, на шашлыки, на рыбалку. Я на всю жизнь запомнил случай, когда мы поехали «на природу», нужно было перейти вброд небольшую речку, и Олег перенес всех (и меня тоже) на закорках. Был яркий солнечный день в начале мая, почки только начинали распускаться, а вода в речке еще не прогрелась, течение быстрое. Олег, не раздумывая, разулся, засучил повыше штаны и.. Или другой случай, когда мы с Олегом поехали в его заповедные места за грибами. Их действительно была пропасть – молодых статных подберезовиков. Тогда мне стало понятно выражение: «Грибов - хоть косой коси!» Я наполнил ими корзину, потом непромокаемые штаны, которые снял с себя. А дождь лил приличный, тяжелая оранжевая «проолифенка», которую я надел от дождя, намокла, стала совсем неподъемной… И весь этот груз нужно было нести несколько километров до машины по разбитой глинистой дороге с лужами по колено. Как я дошел эти километры – не помню. Но уже в машине Олег вложил мне в руку кусок колбасы, хлеба, почищенное яйцо. Потом я запил все это сладким чаем из термоса, который Олег тоже заботливо приготовил. И силы вернулись ко мне. Я все это помню, помню…
Сколько таких случаев было!
Тогда же Олег закончил университет – исторический факультет. Но ни дня не работал по этой специальности. По-прежнему преподавал в музыкальной школе, а вечерами играл с нами в «Шарах». Прошла Павловская денежная реформа, вся страна была ограблена и оглушена происходящим. А везучий Олег оказался в выигрыше. За пару лет до реформы он вступил в строительный кооператив и даже квартиру получил – оставалось внести половину суммы. По тем временам это был аванс за один месяц в «Шарах». Короче, половину кооперативной квартиры Олег получил практически даром. Вот так-то!
Жизнь вроде бы потихоньку налаживалась. У Олега с Ларисой родилась Иришка, но забота о ней далась обоим как-то легко, не тяжко. Олег ездил уже на «Жигуле» пятой модели: отец, полковник в отставке, помог с его приобретением. И жить они стали в капитально отремонтированном доме автономно от родителей – тоже радость. Но вот сам Олег стал как-то странно меняться. В нем время от времени проглядывала какая-то замкнутость и резкость. Вроде бы все было как раньше, да не все. И это было только начало.
Началась перестройка, и жизнь завертелась по-новому. В это время открыли границу с Польшей, которая переживала тяжелые перестроечные времена, - россиянам их еще предстояло пережить. Цены на продукты, спиртное и табак в ней были аховые. И наши «туристы» везли туда все, что поляки хорошо покупали, – селедку в банках, рыбные тефтели, кильки в томате, конечно, водку и сигареты. Таможня на такую мелкую контрабанду закрывала глаза. Назад, в Россию, мелкими ручейками текли доллары.
Я с Олегом и Ларисой ездил в Польшу по такому коммерческому делу раза два или три – они меня потянули с собой. И ездил очень успешно. Потом мне как-то не находилось места в группе таких «туристов». А Олег с Ларисой все ездили туда, ездили… Вошли во вкус. Потом стали ездить за товаром в Литву, в Москву. Покупали там разные вещички оптом, привозили в Калининград и продавали на рынке. Вообще-то адский труд! Но особенно преуспела в нем Лариса – в ней открылся большой коммерческий талант. Она всегда знала, что нужно закупить, чтобы потом продалось хорошо и быстро, она сама и делала закупки. Олег был только на подхвате: утром привезти товар из дома на рынок, вечером отвезти домой… У них уже было на рынке несколько мест, на них работали нанятые продавцы… А в «Шарах» мы уже не играли. Двадцатилетняя эпоха «Ориона» закончилась.
Дело у Ларисы росло и ширилось. Однажды я встретил ее возле обменного пункта в городе – она меняла вырученные от продаж рубли на доллары. С горящими от восторга глазами она стала говорить мне, что только за один день на женских плащах заработала тысячу баксов. Этот успех произвел на нее большое впечатление, можно сказать, окрылил. А видеться с Олегом мы стали редко – можно сказать, совсем перестали. Время от времени какие-то общие знакомые говорили, что видели Олега с баулами на рынке. И все!
В неразберихе и неустроенности девяностых музыканты «Ориона» тосковали по беспечным годам в «Шарах», по молодости, по общению друг с другом. И тут появились Коля и Света Ивановы. У Коли была приличная студия звукозаписи в тихом районе города. Но она быстро превратилась в клуб музыкантов, где можно было пообщаться, поиграть и, конечно, выпить рюмку-другую. Вот в этой студии и стали мы встречаться время от времени.
Помнится, я позвонил Олегу и позвал его с Ларисой на первую встречу. Как же я рад был их увидеть! И Олег был рад встрече – это точно! Чувствовалось, что и ему не хватает общения с нами, прошлых переживаний… А Лариса, как в молодости, была весела, энергична, шумлива. Мы все рассказывали друг другу о себе, а Олег с Ларисой похвастались дачей, которую они построили возле моря в поселке Рощино. И пригласили нас в гости.
Надолго этот визит мы не стали откладывать. Солнечным августовским утром мы на нескольких машинах подъехали к дому Ларисы и Олега. Да, это была не какая-то там «дача», а прекрасный двухэтажный дом. На первом этаже у входа была просторная терраса – на таких ковбои дремлют в креслах-качалках в вестернах. А на втором этаже – большущий балкон.
- Я решила, – сказала Лариса, – что мы поставим на балконе стол и вечерами будем пить чай. Вон какой вид отсюда открывается!
В гостиной на первом этаже был камин – ну а как иначе? Возле камина – кованые каминные принадлежности. За домом была и баня с большими окнами в предбаннике. «А кого стесняться-то?» Короче, все было на самом высоком уровне. Олег гордился всем этим богатством, всей красотой достойно, сдержанно, а Лариса гордилась открыто и с большим чувством: «мой огород», «моя теплица», «мои помидоры»… А когда я спросил, кто всю эту плантацию вскапывает, Олег ответил с какой-то далекой горечью (может быть, и напускной):
- Конечно, я! А кто еще? И чернозема машину в начале лета я один перетаскал. Я тут у нее на подхвате, – кивнул он на Ларису.
Чувствовалось, что главная хозяйка здесь она, а Олег с его гордостью, свободной душой идет за ней следом, поддерживает ее, исполняет ее волю. Причины этого были понятны. Главным добытчиком в их семейной жизни только вначале был Олег. Потом Лариса перехватила эту инициативу – так уж сложились обстоятельства. А Олег взял на себя другие заботы – бытовые. Сначала уход за детьми, потом за внуками…
Мы много раз встречались с Олегом и Ларисой у Коли в студии. И если речь заходила о Рощино, Лариса неизменно говорила: «Моя дача». А Олег сидел рядом с ней сдержанный, тихий, и редко в нем просыпался былой полет, былая яркость… Может быть, потому, что теперь ему уже за семьдесят…
Безусловная его радость и гордость – внуки. Особенно девятилетняя Алиса, которая тоже любит его отчаянно, всем сердцем. И это не удивительно. Олег всегда отдавал себя детям и внукам всего, без остатка. Он показывал фото Алисы, искренне и по-хорошему хвастался: изумительная красавица, в бабушку Ларису.
А я вот все думаю: «Рощино у Олега, жена надежная, дети, внуки… А внутри его самого что-то потерялось. Прочность земных опор? Внутренняя независимость? Поэтичность? Тогда как правильно: Рощино есть у Олега или Олег есть у Рощино?»
И еще я думаю так: Олег точно поцелован Богом! Семья рядом – жена, дети, внуки… Что еще нужно, чтобы достойно встретить старость? Но за все это он сполна заплатил жизнью, частью своей души.