Земные сады Валерии Шубиной

               

С Валерией Шубиной меня познакомил Леонид Павлович Бараев – Рыцарь литературы, по определению Шубиной, «Метр-эталон», ставший героем одного из её рассказов.
Леонид Павлович – человек оттепели. Это значит, что одной ногой он стоял в «совке», а другой увяз в Серебряном веке. Выпускник Библиотечного института, Бараев всю жизнь посвятил литературной подёнщине, страстно мечтая стать автором «романа века». 
Леонид Павлович много лет проработал в журнале «Мурзилка» в должности литературного сотрудника. В конце двадцатого века, когда рухнул СССР – колосс на глиняных ногах, бывшим советским гражданам пришлось бороться за выживание. Не все вышли из «конца прекрасной эпохи» живыми.
Приходилось приспосабливаться к новой реальности. Зарплату в госучреждениях тогда платили раз в полгода или, вообще, не платили. Леонид Павлович подрабатывал курьером в какой-то фирме. И принёс  Шубиной депешу в её арбатский дом. И они познакомились.
Мы с Леонидом Павловичем тоже и тогда же познакомились на Арбате. Знакомство наше произошло в одном знаменитом доме на лестнице, по которой я шла в длинном лимонного цвета итальянском пальто с рюкзаком книг за плечами. А он шёл мне на встречу в спортивном костюме.
В таком костюме ходил также в конце двадцатого века один мой знакомый – бывший мальчик из интеллигентной бакинской семьи, работавший в лучшие свои годы на Бакинской студии кинохроники, а в лихие девяностые ставший хозяином киоска рядом с Тишинским рынком в Москве. Многие тогда сменили английские костюмы на ядовитых цветов спортивные со штанами «три полоски»
Леонид Павлович не мог пройти мимо меня, не познакомившись с дамой в лимонном пальто. Знакомство он начал с цитаты из «12 стульев». Я продолжила цитату. Выяснив, что я знаю полное имя Остапа Бендера, Леонид Павлович попросил номер моего телефона и назвал мне свой подмосковный. Жил он в Дмитрове и полжизни мотался из Подмосковья на Савёловку в издательство «Молодая гвардия», издававшее в числе других изданий журнал «Мурзилку» - отраду советских семей.
Леонид Павлович считал, что человек должен трудиться, и не просто трудиться, а быть профессионалом. Валерию Шубину он считал не просто профессионалом, а Мастером. Одним словом, как сказал великий вольнодумец Вольтер: «Каждый должен возделывать свой сад». Возделывать личный сад, взамен утраченного Райского, из которого были изгнаны Богом отведавшие от запретного плода Адам и Ева.
Мы с Леонидом Павловичем посещали литературно-философский дискуссионный клуб «В Доме Гоголя», которым руководил философ, художник, музыкант и поэт Саша Роцков.
На заседания клуба Леонид Павлович приходил в хорошем костюме и чёрных лаковых ботинках.
Однажды майским вечером он привёл в клуб Валерию Шубину. Шубина пришла с каким-то молодым человеком. Какой она мне запомнилась на заре двадцать первого века? Если бы я была художником-абстракционистом, я бы нарисовала её так: в реке отражается поле люпинов, ирисов и лаванды, а над рекой сияют две огромные звезды.
Шубина была в шикарном, сильно приталенном летнем пальто нараспашку сиреневого цвета, с сумкой из рогожки в тон пальто. Над всем этим великолепием сияли бездонные, как Круглое озеро под Шахматово, воспетое Александром Блоком, глаза.
В руках у неё были фиалки, которые она вручила мне. Мне, как и Саше Роцкову, был также подарен «Гербарий огня» - книга Валерии Шубиной с зашкаливающим по энергетике названием.
 В тот вечер в нашей компании оказалась актриса Агния Кузнецова. С Агнией дружит великий питерский фотохудожник, однофамилец и тёзка поэта Павла Васильева, тоже поэт. Паше пришлось взять псевдоним Павел Васильев-Лахтинский.
Паша мечтал, чтобы мы работали вдвоём: он фотографирует, я пишу текст. Ничего из этого не вышло. Нас слишком много для дуэта. Агнию он ко мне прислал, чтобы я взяла у неё интервью. Актриса снялась в главной роли в скандальном фильме Алексея Балабанова, с которым Паша дружил. Он был художником-фотографом на этом фильме.
Фильм скандальный я не смотрела из принципиальных соображений. Искусство – это не помойка.
Со мной был в тот вечер мой сын, который очень понравился Валерии Шубиной. Она спросила: «Чей ребёнок? Агнии?»
«Почему Агнии? Мой!».  Про себя подумала: «Что его Агния в пятнадцать лет родила?» Я ошиблась на два года. Агнии в 2005 было двадцать лет. Моему сыну было семь.
Теперь насчёт искусства, которое не есть помойка, куда нельзя сваливать всю муть, все психофизические травмы и комплексы. Лучший, на мой взгляд, и блистательный рассказ Валерии Шубиной называется «Коронёр, или растерявшиеся на свалке».
С этим рассказом меня познакомил Леонид Павлович. Он дал мне его читать в машинописной рукописи, получив её от писательницы на рецензию. Рецензию тоже приносил читать.
Свалка – это образ СССР после распада. Калужский писатель Андрей Убогий действием романа «Доктор» сделал городскую помойку, избежав при этом того, что принято было в те годы называть «чернухой».
Шубина и Убогий в теме разрушения СССР поднимаются до библейской образности. Коронёр – это тень Небесного Судии, брат гоголевского Ревизора. У Шубиной, вообще, очень много аллюзий с Гоголем, начиная с её собственного имени.
 Имя, конечно – это не её вина и заслуга. Но как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Сочетание римского гордого имени с фамилией Шубина просто заставляет вспомнить державный Петербург и гоголевского Башмачкина, бьющегося с судьбой за шинель.
Леонид Бараев трепетно относился к Гоголю. Образ Акакия Акакиевича Башмачкина он рассматривал как образ-антипод Старика из «Старика и моря». Хемингуэй, по мнению Леонида Павловича, создал образ профессионала, счастливца, который  и смерть нашёл в море, исполняя, так сказать, служебные обязанности. А Башмачкин забуксовал, сошёл с привычной колеи, забыв о счастье ремесла переписчика, мечтая о тёплой шинели.
Валерия Шубина, кстати, очень модная женщина. И у неё есть гениальный афоризм о моде, которую любят за то, что она умирает молодой.
Сквозит у Шубиной и тема Вселенского Потопа. У её героинь, то крыша в доме течёт, то ботинки промокают. А одна из её героинь поэтесса Людмила – вечно пьющая, курящая и тусующаяся, ходит в мужском пальто – добротном и старомодном, сшитом на десятилетия.
Какой трогательный образ – женщина в мужском пальто, таким образом, ловящая тепло мужского плеча! Мужчины рядом нет. Имеется пальто. Правда, у Антонины есть взрослый сын, дающий матери деньги, на которые она ходит с подругой в дорогое кафе «Муза». Всё не так беспросветно.
Главные героини Шубиной не счастливые, безмужние, включая образ авторессы, но очень обаятельные и милые. Особенно, Лялечка. Лялечка сквозной образ. Она появляется в разных рассказах, как связующее звено между героями шубинских произведений и двумя русскими эпохами – до и после 17 года.
Образный мир Шубиной похож на сад камней. В саду писательницы не только цветов и деревьев много, но камни самоцветные попадаются. Читатель может набрать самоцветов-знаний на выбор, сколько хочет. Я набрала-узнала:
- что, благодаря арбатской писательнице Фриде Вигдоровой Россия познакомилась с повестью Экзюпери «Маленький принц»,
- кто был автором «Майора Пронина», которго я читала в школе под партой, мечтая стать следователем,
- какой феерической женщиной была вдова Максима Пешкова, так назойливо напоминающая булгаковскую Маргариту,  и почему её звали «женщина-катафалк»,
- об архитектуре ванной комнаты, образ которой зиждется на игре цвета и света, в особняке Рябушинских на Спиридоновке.
И ещё много чем обогатилась.
Как и Шубина, я считаю, что люди сродни деревьям. А Рай надо искать на земле. Впрочем, эту истину мне подарила мне моя мать, с которой мы брели среди сосен над заросшим прудом у стен Пафнутьев-Боровского монастыря. Она сказала тогда: «Если и есть где-то Рай, то он на Земле».