-
Лекция
Продолжительность лекции 90 мин.
Автор: Е.А. Митарчук
1.Вступление
О Марии Ивановне Гоголь-Яновской – матери Николая Васильевича Гоголя оставлено довольно много воспоминаний современников.
Сергей Тимофеевич Аксаков
Взглянув на Марью Ивановну (так зовут мать Гоголя) и поговоря с ней несколько минут от души, можно было понять, что у такой женщины мог родиться такой сын. Это было доброе, нежное, любящее существо, полное эстетического чувства, с легким оттенком самого кроткого юмора. <…>
Марья Ивановна – женщина необыкновенная. Она так моложава и хороша собой, что дочери кажутся при ней уродами; она вся исполнена самоотвержения и тихой любви к своим детям: она отдала им свое сердце и сама не только не имеет воли, но даже своих желаний; по крайней мере не показывает их. Сына любит она более всего на свете и между тем должна от него почти отказаться, видеть изредка, и то на короткое время. Лицо ее постоянно грустно, особенно после отъезда Николая Васильевича; она плачет мало, но видно, как глубоко огорчена, и между тем говорит, что не надобно грустить: ибо у них есть поверье, что тот человек, о котором грустят, будет оттого грустить больше. <…> Как она смотрит на портрет сына, который он оставил ей и который в самом деле похож чрезвычайно! Как она объясняет то, что выражается на лице его. «Он улыбается, – говорит она, – но вместе с тем он думает грустное; как будто хочет сказать людям: вы ошибаетесь во мне, моя душа чиста и ясна, и много любви в ней». <…> Она увидала один раз только что вышедший том «Мертвых душ», лежавший на столе у нас в гостиной; она развернула и прочла: «О моя юность, о моя свежесть»… и залилась слезами. Поразительно было видеть, как по наружности молодая, прекрасная и свежая женщина оплакивала увядшую юность и свежесть своего сына.
Григорий Петрович Данилевский:
Она – урожденная Косяровская, дочь чиновника. Когда я впервые увидел ее, по приезде в Яновщину, меня поразило ее близкое сходство с ее покойным сыном: те же красиво очерченные, крупные губы, с чуть заметными усиками, и те же карие, нежно-внимательные глаза. Она была в белом чепце и без малейшей седины. Ее полные, румяные, без морщин, щеки говорили, как была в молодости красива эта, еще и в то время замечательно красивая женщина.
Александр Семенович Данилевский:
Марья Ивановна Гоголь всегда говорила о сыне с гордостью любящей и счастливой матери, с восторгом, со страстью и, при всей беспредельной доброте, готова была за малейшее слово о нем поссориться с каждым. В обожании сына Марья Ивановна доходила до Геркулесовых столбов, приписывая ему все новейшие изобретения (пароходы, железные дороги) и, к величайшей досаде сына, рассказывая об этом при каждом удобном случае. Разубедить ее не могли бы никакие силы.
2.Происхождение Марии Ивановны. Родители. Тётка. Образование.
Интересные воспоминания оставила о себе и сама Мария Ивановна. Мы находим их в письме М.И. Гоголь П.А. Кулишу, её переписке с семейством Аксаковых, двоюродным братом П.П. Косяровским.
Письма матери Гоголя опубликованы в Биографическом очерке «Мария Ивановна Гоголь» Н.Белозерской, С.Н. Дурылиным в книге «Семейная хроника Гоголя» (Москва, 1928 год).
Ценным подспорьем в изучении биографии матери великого писателя является, изданная в 2009 году в Москве «Домом Н.В. Гоголя» книга «Родословие Н.В. Гоголя. Статьи и материалы».
Бесценны сведения о Марии Ивановне, оставленные О.В. Гоголь-Головня в книге «Из семейной хроники Гоголей».
Биографические материалы о ней содержатся в трудах П.А. Кулиша, В.А. Чаговца, В.И Шенрока.
Место и год рождения матери Гоголя точно не известны. Принято считать, что Мария Ивановна родилась в 1791 году. Хотя Мария Белозерская указывает другую дату – 1794 год, что, вряд ли, соответствует действительности.
Сама Мария Ивановна утверждает: «Мне было 59 лет, до получения рокового извести о потере моего сокровища на земле». (Автобиографическая записка М.И. Гоголь. Родословие Н.В. Гоголя. Москва. 2009 год. С. 35)
Следовательно, матери Гоголя было 17 лет, когда она родила будущего гениального писателя.
В свою очередь, В. Модзалевский в исследовании «Гоголи-Яновские» утверждает: «Мария Ивановна Косяровская, род 1792 г. Умерла 31 марта 1868 г.». (Родословие Н.В. Гоголя. С. 185).
Оставим за самой Марией Ивановной приоритет в определении даты её появления на свет – 1791 год.
О своих детях Мария Ивановна сообщает в «Автобиографической записке»: «Мы имели 12 человек детей, до его кончины (В.А. Гоголя-Яновского) мы потеряли половину…)» (Родословие Гоголя. С. 31)
Интересно происхождение матери Гоголя. О дедушке своём Косяровском она знала мало, о дедушке и бабушке со стороны матери Шостак чуть больше: «В детстве моём (остался в памяти дед мой, который видел меня одного году до своей кончины, держал меня на руках и говорил, как мне передала моя тётка, что я не буду глупа) только и помню моего деда, слыша потом от многих особ об нём. Он видел меня одного году до своей кончины, (а о предках наших по детской моей беспечности) дальше не приходило на мысль расспросить у родителей и других знавших, а теперь уже и не у кого расспрашивать; мне говорили, что дед мой был уважаем всеми не по одному только уму, приписываемому ему, но по добрым качествам души и благородству поступков его. Он имел 2 сына и 2 дочери, служил по штатной службе, занимал почётную должность, но, к стыду моему, не знаю какую, чин он имел коллежского асессора, наследственное имение было около 60 душ на реке Голтве в 7 верстах от нашей Васильевки… И мне виден ум моего дедушки, потому что он доставил своим детям порядочное отличное воспитание тогда, как луч просвещения ещё не касался нашей Малороссии. (Папинька) Отец мой при других науках, учился юриспруденции, но пожелал служить лучше в военной службе, в обращении был очень любезен, всегда бывал в лучшем круге, когда стоял с полком своим в Петербурге. Первый раз женат был на дочери бывшей фрейлины. Единственное дитя у своих родителей, она была Зверевых. Красавица и добра, как ангел, 16 лет. Любила своего мужа до обожания… С первых родов она умерла, за ней последовал и сын, виновник её смерти. Смерть её чуть было не скосила её мужа, он был в беспрестанных обмороках и когда пришёл в себя, то, возвратя всё приданое родителям её … просил, чтобы посылали его во все тяжёлые случаи, чтобы скорее прекратить своё существование на земле, но религия поддержала его. Когда он был послан по каким-то делам по службе в зимнее время, на дороге застигла его страшная стужа, так что не мог никуда добиться и оставался (несколько) более суток без приюта. Когда его нашли по прекращении бури без чувств, на глазах был лёд… По долгом лечении его объявили ему (как он мне говорил), что один его глаз умер. Тогда он не мог продолжать военной службы и должен был служить по гражданской части (но где он до свадьбы во второй раз служил, не знаю). Сверстники его все были генералами, но ему невозможна была такая доля. Когда время несколько ослабило горе его, он ещё был довольно молод, и с расстроенным здоровьем, то видел, что ему надобно иметь подругу его жизни. Случилось ему быть в доме малороссийского помещика, имеющего 100 душ и 12 детей, по 6 сынов и дочерей, а другая такая же дюжина детей умерла. Фамилия его была Шостак. Это многочисленное семейство было очень щастливо, очень доброе, и все имели большие способности… Из этого то семейства Бог указал моему отцу жену девицу 20 лет, Марию Ильиничну, добрую и скромную). (Родословие Н.В Гоголя. Автобиографическая записка М.И. Гоголь. С. 19-21)
Таким образом, мать Гоголя происходила из родов Косяровских и Шостак.
Много интересных разысканий о предках Гоголя мы находим на интернет-сайте:
https://forum.vgd.ru/39/22889/0.htm
Интересно происхождение фамилии Косяровских. Скорее всего, это фамилия казацкого происхождения, образованная от прозвища Коса или Косарь. Польское окончание, она могла получить в восемнадцатом веке при нобилитации.
Что касается фамилии Шостак, в русском звучании она будет Шестаковы. Шестаком до сих пор на Русском Севере называют шестого ребёнка в семье.
Известно, что Илья Афанасьевич Шостак – отец Марии Ильиничны Шостак – бабушки Гоголя со стороны матери, то есть, прадед писателя владел поместьями Куру-Узень и Улу- Узень около Алушты.
Женой Ильи Афанасьевича Шостака была Мария Васильевна Сухая – дочь сотника Василия Сухого – правой руки гетмана Скоропадского.
Афанасий Шостак поступил на русскую службу в 1716 году. Получил землю под Полтавой в подарок из рук Александра Меньшикова.
Дедушку Гоголя со стороны матери звали Иван Матвеевич Косяровский.
Прадедушку звали Матвей Косяровский.
Имя Мария переходило у Шостк, Косяровских, Гоголей из поколения в поколении.
Мать Гоголя была названа в честь своей матери Марии Ильиничны.
Бабушка Гоголя Мария Ильинична Шостак, в замужестве Косяровская, была названа в честь своей матери, прабабушки Гоголя Марии Васильевны Сухой – супруги Ильи Афанасьевича Шостака.
«Дедушка и бабушка с материной стороны Щербаковых, очень богатых помещиков (сын их учился в чужих краях)…». (Родословие Н.В. Гоголя. Автобиографическая записка М.И. Гоголь. С. 26)
Следовательно, Мария Ильинична Шостак имела со стороны матери дедушку и бабушку Щербаковых.
Таким образом, предками Гоголя со стороны матери были Косяровские, Шостак и Щербаковы. И по сведению современных исследователей генеалогии Гоголя Сухие.
Забегая вперёд, скажем, что род Лизогуба – предка Гоголя со стороны бабушки по отцовской линии берёт начало от реестрового козака Якова Кондратьевича Лизогуба и казачки Агафьи Барановой.
Делаем вывод, что у Гоголя было много великорусской крови: Барановы, Щербаковы, Шостак (Шестаковы), Сухие (?).
Что касается, происхождения Яновских-Гоголей, на польские корни фамилии устно указал дедушка писателя Афанасий Демьянович. Документов на это счёт не имеется. Польская приставка фамилии Гоголем была отброшена в 1832 году после подавления польского восстания, когда поляков поражали в правах. Тем более, что среди мятежников был генерал Яновский. Впрочем, среди Яновских также был герой Отечественной войны 1812 года, чьё имя высечено на мраморной плите Храма Христа Спасителя.
Детство Мария Ивановна провела, в основном, в поместье Трощинских Яреськи, в доме своей тётки Анны Матвеевны – сестры отца – вдовы Андрея Прокопьевича Трощинского – брата Дмитрия Прокопьевича Трощинского.
Отец Марии Ивановны служил почтмейстером в Орле и Харькове. Родители брали её ненадолго в Харьков, где она немного училась музыке и танцам. В основном, её образование заключалось в чтении детских и священных книг, уроков правописания и немецкого языка, который она знала очень хорошо, а также в переводах с французского языка.
Следует вспомнить, что в те времена многие русские аристократки не умели писать и читать по-русски. Мария Ивановна прекрасно изъяснялась на русском языке письменно и устно.
О своём детстве Мария Ивановна вспоминает так: «Отец мой через 2 года подал просьбу вступить в службу… здоровье его, видно, поправилось. Ему вышло место в Орле, он поехал с маминькой моей туда, оставя меня полуторамесячную в доме моего деда Шостака, написав к сестре своей Трощинской, чтобы приехала взять меня, так как она имела одного сына только, служащего в Петербурге, и, взяв меня с кормилицей, любила как дочь свою, и сын её иначе не считал меня, как родной сестрой». (Родословие Н.В. Гоголя. Автобиографическая записка М.И. Гоголь. С. 26)
Яресьски находились недалеко от большого села Шишаки, Миргорода и Полтавы, на берегу реки Псёл в местах, поражающих своей живописностью.
Считается, что мать Гоголя родилась в Яреськах, о чём сообщает статья о Марии Ивановне Гоголь-Яновской в Википедии, но документально это ничем не подтверждено.
В Яреськах сейчас стоят два памятника: Н.В. Гоголю и кинорежиссёру А.П. Довженко, снимавшему в Яреськах свой фильм «Земля», вошедший в двадцатку лучших фильмов всех времён и народов.
В фильме «Земля» можно увидеть красивые природные ландшафты, реку Псёл, поля подсолнухов и малороссийские типы.
Мария Ивановна утверждает, что их свадьба с отцом Гоголя Василием Афанасьевичем Гоголем-Яновским, называвшим себя Василием Яновским, без прибавления фамилии Гоголь, состоялась в Яреськах.
Венчалась пара в церкви Рождества Богородицы.
3.Муж. Свадьба
О браке Мария Ивановна пишет следующее: «Свадьба наша, или венец, потому что свадьба назначалась через год, в 14-ть лет меня перевенчали в Яреськах, у тётки моей, после играла музыка. Недавно живо напомнился мне танец, под названием «шумка», которого я с того времени никогда не видала, как муж мой танцевал тот танец… После танцев он уехал домой, а я оставалась у тётки моей, которая много делала мне наставлений, как я должна была себя вести…В начале ноября приехал мой муж…и он просил родителей моих и тётушку перевезти меня к ним, и они взяли меня к себе… и там часто мы виделись. В начале ноября приехал мой муж и просил моих родителей отдать меня ему, что он не может разлучаться со мной более, и вместо году я оставалась под кровлей моих родителей месяц. Они благословили меня образом и отпустили с ним. Он привёз меня в Васильевку, где встретили нас свёкор и свекровь. Свекровь моя не имела дочери и приняла меня, как родную дочь, одевала меня по своему вкусу, надевая на меня старинные свои вещи. Мой муж не вспоминал никогда, чтобы я продолжала начатые мною науки. Он сам не говорил ни на каком иностранном языке, кроме немного латынского, и не хотел, чтобы и я знала их. Он по своей доброй душе доволен был всем тем, что я знала, Любовь была ко мне моего мужа неограниченная, ею я существовала. Он был старее меня на 13 лет. В деревне нашей было тогда 130 душ, я не выезжала ни на какие собрания и балы, находя всё щастие в своём семействе. По приезде своём из Петербурга, Трощинский Д.П. мало отпускал нас домой… Церкви у нас не было, старик мой свёкор хотел было купить деревянную старую церковь, чтобы перевезти в Васильевку, но как деревянных церквей не стали позволять строить, то это намерение и оставлено было гораздо до моего замужества. Но видно Богу было угодно, чтобы была у нас церковь… с помощию Божией вчерне церковь окончена в течение двух лет, потом мы поехали в Ромны, повезя старинное серебро на церковное, и в 3 года началось служение. Чувствительно было вспомнить, что недавно на том месте ходил скот, а теперь храм Господень». (Родословие Н.В. Гоголя. Автобиографическая записка М.И. гоголь. С. 30-31).
С.Н. Дурылин о Василии Афанасьевиче Гоголе-Яновском:
«Букколический почтмейстер, не знавший гоголевского города, он обладал как раз таким складом характера, на который современная ему литература действовала, как вода на колесо мельницы: он был в тоне и духе эпохи, как и литература его времени была в тоне и духе его личности. Каждое его письмо к невесте, каждая отметка в записной книжке – это ни что иное, как старосветская, идущая из глубины вишнёвых садов, парафраза того, что писалось в столицах в романах и повестях карамзинской эпохи, которыми, кстати, сказать изобиловала библиотека Трощинского, откуда пользовался книгами В.А. Гоголь. Ему был близок чувствительный герой этих произведений. Благодарный читатель книги карамзинской эпохи, он сладкие периоды и чувствительные страницы переносил в жизнь, в свою старосветскую ограду.
Своей невесте он писал, как какой-нибудь несчастный Эраст из томной повести второстепенного карамзиниста: «Милая Машенька! Многие препятствия лишили меня счастия сей день быть у Вас! Прошу вас быть здоровой и не беспокоиться обо мне. Уверяю вас, что никто в свете не может столь сильно любить, сколько любит Вас и почитает Ваш вечно вернейший друг несчастный Василий. Я завтра еду и всячески буду поспешать, чтобы скорее увидеться с Вами. Прошу Вас, не показывайте сего несчастного выражения страсти родителям Вашим». «Наилучшему другу», Машеньке Косяровской, было в это время 13 лет; столь роковое и чувствительное прощание относилось к поездке в местечко, за десяток вёрст, а «несчастное выражение страсти», - письма своего жениха, - Машенька все показывала своим родителям и писала на них ответы под их диктовку. Несомненная связь этих «несчастных выражений страсти», написанных на толстой синей бумаге, с карамзинским периодом русской литературы была столь очевидна, что даже далёкий от всякой литературы отец Машеньки, читая их, приговаривал, улыбаясь: «Видно, что начитался романов».
Из письма М.И. Гоголь-Яновской С.Т. Аксакову от 3 апреля 1856 года:
«Теперь я опишу Вам сон моего мужа, которому я вдруг не поверила, полагая. Что он хотел меня удивить, покуда не уверил он меня серьёзно и побожился: когда он приезжал в каникулы домой, и в то время ездил со своей матушкой в Ахтырку, Харьковской губернии, на Богомолье, там есть чудовной образ Божьей Матери, они были там в обедни, отправляли молебен и остались там ночевать, и он видел во сне тот же храм. Он стоял в нём по левую сторону; вдруг Царские врата отворились, и вышла Царица в порфире и короне и начала говорить к нему при других словах, которых он не помнил: «Ты будешь одержим многими болезнями (и точно он страдал многими недугами и, наконец, лихорадкой, которая продолжалась у него 2 года. Никакие средства не помогали; один Трофимовский освободил его от неё), но то всё пройдёт – Царица Небесная сказала ему: - ты выздоровеешь, женишься, и вот твоя жена». Выговоря эти слова, подняла руку вверх, и он увидел у её ног маленькое дитя, сидящее на полу, которого черты врезались в его памяти. Потом он приехал домой, рассеялся и забыл этот сон. Родители его, не имея тогда церкви, ездили в местечко Ерески при реке Псёл. Там они имели 2 знакомых дома, Трощинских, братьев Д.П., в них оставались вдовы, одна тётка моя имела одного сына в Петербурге, а другая имела дочь замужем за немцем Шлихтином. Мой муж любил его и проживал у него, познакомился и с тёткой моей, и когда вынесла кормилица дитя 7 месяцев, он взглянул на него и остановился от удивления: ему представились те самые черты ребёнка, которые показали ему во сне. Не сказавши о том никому, он начал следить за мной, когда я начала подрастать, то он забавлял меня разными игрушками, даже не скучал, когда играла в куклы, строил домики с карт, и тётка моря не могла надивиться, как этот молодой человек не скучал заниматься с таким дитём по целым дням; я хорошо знала его и привыкла, часто видя, любить его; потом, спустя 13 лет, он видел тот же сон в том храме, но не Царские врата отворились, а боковые алтарные, и вышла девица в белом платье с блестящей короной на голове, красоты неописанной, и, показав рукой в левую сторону, сказала: «Вот твоя невеста». Он оглянулся в ту сторону, и увидел девочку в белом платьице, сидящую за работой за маленьким столиком и имеющую те же черты лица. И после того скоро мы возвратились из Харькова, и муж мой просил родителей моих отдать меня за него. Замечают, когда во сне бываешь в церкви, то наяву бывает печаль. Со мной сбылось это замечание – я имела жестокие несчастья в моей жизни».
Васильевка
В Васильевке – поместье Гоголей-Яновских молодые жили очень дружно с родителями Василия Афанасьевича в старом господском доме, построенном как миниатюрный готический замок в малороссийском стиле.
Сохранился рисунок Гоголя с изображением дедовского дома. Дом дедушки и бабушки описан им в «Старосветских помещиках» и в какой-то степени в «Вие».
После рождения Николая Васильевича в Васильевке была построена церковь.
«Была церковь и в Васильевке. Строительство началось еще при бабушке и дедушке Гоголя и окончилось, когда он вырос. Сначала Афанасий Демьянович хотел поставить деревянную церковь, что обошлось бы дешевле. Но полтавское духовное начальство запретило. На каменную денег не было, и Татьяна Семеновна велела провертеть в своем сундуке дырку и стала бросать туда медяки. Длинный и высокий сундук этот при Гоголе стоял в девичьей. Годы шли, а сундук пополнялся медленно. Умер Афанасий Демьянович, хозяином Васильевки стал его сын, а молиться все так же ездили в Сорочинцы или в Диканьку. Особенно трудно это было весной, так как Голтва разливалась и смывала мосты. Тогда Василий Афанасьевич и Мария Ивановна решили присоединить к бабушкиным деньгам выручку от четырех ярмарок. Архитектора, вычертившего план, наняли по знакомству – из Кибинец. Архитектор-итальянец за малую плату набросал план скромного одноглавого храма. Каменщик запросил 6000 рублей. Ему платили по долям – сколько набиралось денег, столько и давали. Кирпич «выпалювалы» на собственном кирпичном заводе, а песок возили мужики и козаки, согласившиеся делать это без платы.
Три года понадобилось, чтоб, наконец, на высоком месте села, там, где раньше гоняли скот на пастбище, у выхода в Яворивщину, граничившую с имениями Кочубея, встала церковка. Она была маленькая, белая, с зеленой луковкой-куполом и единственным крестом. Но она сразу организовала вокруг себя и господский дом, и хаты и всю местность как бы приподняла, освятила своим присутствием. Дом стоял напротив, и надо было перейти лишь дорогу, чтоб попасть из усадьбы на церковный двор.
По семейному преданию, церковь Василий Афанасьевич и Мария Ивановна заложили в благодарность богу за рождение сына. Иконостас родители Гоголя хотели заказать своему знаменитому земляку Владимиру Лукичу Боровиковскому. Боровиковский родился в Миргороде и до 1785 года жил там, занимаясь, как и его отец, религиозной живописью. Перебравшись в Петербург, он стал известен как портретист.
Кисти Боровиковского принадлежат портреты Г. Р. Державина, В. В. Капниста, Д. П. Трощинского. Гоголи не хотели отстать от своих знатных знакомых и, вероятно, через Капнистов или Трощинского обратились к художнику с просьбой принять их заказ. В «Гоголиане»[2] есть переписка между Василием Афанасьевичем и доверенным лицом В. Боровиковского В. Леонтьевым. В. Леонтьев сообщает отцу Гоголя, что «В. Л. Боровиковский соглашается написать иконостас за 2 тысячи рублей». Чем кончилась эта история, мы не знаем. Вероятнее всего, Гоголи отказались от тщеславной идеи, так как цена была запрошена немалая. А денег и так не хватало: чтоб купить плащаницу, пришлось продать столовое серебро. Первые годы церковь стояла без ограды. Потом, когда Гоголь прислал матери деньги в подарок, она выстроила каменную ограду.
3
Таинственна глубина лесов на родине Гоголя. И невелики они, а темны, глухи. Мерцает сквозь листву остекленевшая вода прудов, затянутых по краям ряской, в лунную ночь так и кажется, что появятся на берегу пруда русалки, кто-то завоет в чаще, кто-то откликнется. Стоят вдоль дороги в Диканьку тысячелетние дубы-великаны – осталось их всего три (когда-то, во времена Мазепы, была целая роща), – и о чем-то перешептываются их поредевшие кроны. Им есть о чем рассказать друг другу.
От Яворивщины рукой подать до Жуков (там стояли на постое шведы в 1708–1709 гг.), а от них уже и до Диканьки. «Богат и славен Кочубей, его поля необозримы», – писал Пушкин. Все вдоль этой дороги принадлежало богатым соседям Гоголей. Скромная Васильевка казалась маленькой перед лицом Диканьки, щедро раскинувшейся вдоль Зеньковского шляха, ведшего из Полтавы в Петербург. Диканька была украшена двумя церквами и белыми каменными триумфальными воротами на въезде, которые воздвиг в честь визита царя Александра I хозяин усадьбы Кочубей.
Сам хозяин жил в Петербурге, был министром.
Это соседство стесняло Гоголей, как, впрочем, и родство с Д. П. Трощинским, при котором Василий Афанасьевич, по существу, состоял управляющим его экономиями. В «Гоголиане» хранится деловая переписка отца Гоголя с подчиненными ему приказчиками и управляющими имений и усадеб Трощинского, разбросанных не только на Полтавщине. В ней есть письма о посылке Дмитрию Прокопьевичу архитектора для сооружения крыльца в Кибинцах, о поставках ему турецкого табаку и зайцев к обеду. Многие из местных помещиков благодарят Василия Афанасьевича за услугу, кто-то готов поднести и ему «подарочек», чтоб он замолвил слово у «вельможи». Соседи спрашивают о новостях, которые могли просочиться из Кибинец, приказчик – о том, сколько выдать крестьянам хлеба в неурожайный год, другой помещик – о цене продаваемой семьи крепостных».
И.П. Золотусский. Гоголь в Диканьке.
Рождение и смерть детей
Ольга Васильевна Гоголь-Головня пишет в мемуарах, что её мать родила двух мёртвых детей. Третий ребёнок был вымолен перед образом святого Николая Диканьского. Писатель был назван в честь Святого Николая Угодника.
В семье Гоголоей-Яновских было рождено 12 детей – 6 мальчиков и 6 девочек. Судя по письму Василия Афанасьевича, Мария Ивановна сама не кормила детей, а пользовалась услугами кормилиц. Так было принято в аристократических семействах. Бывали и исключения, например, супруга Льва Николаевича Толстого Софья Андреевна сама выкармливала детей.
1822
В.А. Гоголь – М.И. Гоголь
Письмо твоё, друг мой, безмерно меня обрадовало. Поздравляю тебя благополучным разрешением от бремени и что ты родила дочь, а не сына, я этому не удивляюсь, ибо прежде знал, что ты родишь дочь, которую весьма кстате назвать Татьяной дай Бог, чтобы ты скорее выздоровела, а я приеду к тебе непременно в четверг к которому ожидают Андрея Андреевича за коим послали нарочного по случаю безнадёжного положения ДП – пожалуйста береги себя в нужде поставь клистир да пошли Федьку за кормилицей – пей ромашку и Бога ради берегись простуды крестить можно будет попросить кого-нибудь из детей Анны Николаевны; но об этом поговорим за приездом моим домой.
Сена нам нужно оставить 5 скирдов и стог, а последнее продадим на своей ярмонке. За казань решу я сам на месте. Посылаю тебе разных огородных семян, брат Ольги Дмитриевны приехал. Желаю и молю Бога, чтобы ты скорее выздоровела. Твой верный друг В. Яновский
Посылаю тебе письмо, полученное мною от прокурора, а также письмо от тётушки и от Гине.
Старосветские помещики, но не совсем.
Будучи старосветскими помещиками, Гоголи всё-таки отличались от Товстогубов – героев повести «Старосветские помещики».
И детей у них было много, и хозяйство большое – тысяча десятин земли: хутора, поля, лесные угодья, больше сотни крепостных крестьян. К середине девятнадцатого века их было уже за 400.
Соседями Гоголей-Яновских были: Трощинские, Капнисты. Капнисты были в родстве с Державиным. Поэты были женаты на родных сёстрах. Марья Ивановна среди родственников называет поэта Гнедича – переводчика «Илиады».
Василий Афанасьевич управлял поместьями Трощинского. По роду своей деятельности имел множество связей в Полтавской губернии. В Кибинцах всегда собиралось изысканное общество – сливки губернии. Проходили балы, маскарады, премьеры спектаклей в крепостном театре, для которого писал пьесы Василий Афанасьевич.
В них играли и крепостные актёры, и члены семьи Трощинского, и Марья Ивановна – первая красавица Полтавщины. В программке Д.П. Трощинский искал, прежде всего, её имя среди исполнителей и радовался, когда находил.
Василий Афанасьевич считается одним из основоположников и классиков украинской литературы. До нас дошла одна его пьеса.
«Простак або хитрощi жiнки, перехитренi москалем. Комедiя на одну дiю» – дошла до наших дней) и несколько стихотворений».
И.П. Золотусский. Гоголь в Диканьке.
К сожалению, все это считалось не более, как шуткою, и никто не думал сберегать игравшиеся на кибинском театре комедии. Единственные следы этой литературной деятельности мы находим в эпиграфах к "Сорочинской ярмарке" и к "Майской ночи". Между этими эпиграфами есть несколько стихов из Котляревского и Гулака-Артемовского, которых имена под ними и подписаны. Под остальными сказано только: "Из малороссийской комедии". Сколько мне известна печатная и письменная малороссийская литература до появления "Вечеров на хуторе", эпиграфы эти не принадлежат ни одной пьесе. То же самое должно сказать и о двух эпиграфах к "Сорочинской ярмарке", под которыми подписано: "Из старинной легенды" и "Из простонародной сказки". Все ли это отрывки из сочинений Гоголева отца, я не могу еще сказать. Может быть, Гоголь сочинил сам некоторые из них, подобно Вальтеру Скотту, который, затрудняясь иногда подобранием эпиграфов к многочисленным главам своих романов, импровизировал несколько стихов в старинном, или простонародном вкусе и подписывал под ними: Old song (старинная песня). По крайней мере теперь я могу отчасти оправдать свою прежнюю догадку касательно этого обстоятельства, найдя в числе упомянутых эпиграфов один несомненный отрывок из комедии Василия Гоголя. Этим я обязан достойной матери нашего поэта, которая часто видала две комедии своего покойного мужа на кибинском театре и помнит кое-что из разговоров действующих лиц.
Первая из комедий Гоголева отца называлась двойным титулом: "Роман и Параска, или (другое название позабыто)". В этой пьесе представлены муж и жена, жившие в доме Трощин-ского на жалованьи, или на других условиях и принадлежавшие, как видно, к "высшему лакейству". Они явились в комедии под настоящими именами, только в простом крестьянском быту, и хотя разыгрывали почти то же, что случалось у них в действительной жизни, но не узнавали себя на сцене. Трощинский был человек Екатерининского века и любил держать при себе шутов; но этот Роман был смешон только своим тупоумием, которому бывший министр юстиции не мог достаточно надивиться. Что касается до жены Романа, то она была женщина довольно прыткая и умела водить мужа за нос. Такою она представлена и в комедии.
Действие происходит в малороссийской хате, убогой, но чистенькой. Параска сидит у печи и прядет. Входит мужик, хорошо одетый, и говорит:
- Здорова була, кумо! А кум де?
Параска. - На печи.
Кум. - Упять на печи? Або, може, и не злазыв сёгодни?
Тут между кумом и кумою происходит секретный разговор. Она выпрашивает у него зайца, чтоб подурачить мужа и выжить его на время из хаты. Кум замечает ей: "Ты, кумо, у лыха граеш", однако ж отдает ей свою добычу.
Когда гость удалился, Параска обращается к мужу с увещаниями:
- Ты б такы пишов хоть зайця пiймав, щоб мы оскоромылысь хоть заячыною.
Роман (громко с печи). - Чим я его буду ловыть? У мене чортыма ни собакы, ни рушныци.
Параска. - Кум поросям зайця ловыть; а наше коване таке прудке!
Роман (радостно). - То-то й е! Я дывлюсь, а воно так швыдко побигло до корыта!
Параска. - От бачиш! Уставай лыш та убирайся.
Роман. - Треба ж поснидаты.
Параска. - Ты знаешь, що у нас ничого нема. Я зроблю хыба росольцю та накрышу сухарив; ты и попоисы.
Роман садится посреди хаты и надевает постолы (лапти). Параска подает ему волоки (оборы), но волоки рвутся у него в руках, и он в отчаяньи:
Оттеперь так!
И принимается бранить жинку. Но та говорит:
- Возьмы вже хоч поворозку з очипка.
Потом надевает на него серую свитку, шапку, подпоясывает и говорит:
- Оттеперь зовсим молодец: тильки в конопли на опудало.
Роман. - Колы б же порося побигло за мною.
Параска. - Як же можно, щоб порося за чоловиком бигло? Ты его положы в торбу, накынь на плечи, а як побачиш зайця, то й выпусты.
Выпроводивши его, она говорит:
- Де такы выдано, щоб поросям зайця ловылы! А Роман бидный и поняв виры. Iого недовго одурыты. Теперь же буду выглядаты мого мылого дяка, Хому Грыгоровыча. У мене для его и вареныки прыготовлени и курочка спечена, в печи засунена.
Дьяк является с приветствиями на славянском языке, прибавляя к каждой фразе тее-то, и называя хозяйку сладкоустою Парасковиею Охримовной. Он "отпускает", по словам почтенной расскащицы, "чудные фразы", но она их перезабыла.
Параска ставит на стол угощение, как в это время раздается за наружною дверью стук. Параска смотрит в окно и произносит то, что напечатано в эпиграфе к VI-й главе "Сорочинской ярмарки":
"От бида, Роман идё! Оттеперь як раз надсадыт менй бебехив, да и вам, пане Хомо, не без лыха буде".
Дьяк просит спрятать его куда-нибудь. Она прячет куда попало, отворяет мужу дверь, и тот является с бранью и упреком, что поросенок его убежал совсем в другую сторону, увидя зайца.
Но Параска показывает ему зайца и уверяет, что поросенок принес его домой.
Роман (в изумленьи). - Бач!.. вин биг навпереймы!
Потом рассказывает, по каким местам он искал своего поросенка и приводит странные названия урочищ, долин и косогоров. Пьеса оканчивается "очень смешным" открытием спрятанного дьяка; но где и как он был найден - позабыто.
Итак вот происхождение семинариста в "Сорочинской ярмарке", Фомы Григорьевича, героя предисловий к "Вечерам на хуторе", дьяка и великолепной Солохи в "Ночи перед Рождеством".
Другая комедия называлась: "Собака-вивця". Вот ея содержание.
Солдат, квартируя у мужика, видел, как тот повел на ярмарку продавать овцу. Он условился с товарищем овладеть ею, и товарищ явился навстречу мужику.
- Ба, мужичок! сказал он: - Где ты ее нашел?
- Кого? отвечает мужик: - вивцю?
- Нет, собаку.
- Яку собаку?
- Нашего капитана. Сегодня сбежала у капитана собака, и вот она где! Где ты ее взял? Вот уж обрадуется капитан!
- Та се, москалю, вивця, говорит мужик.
- Бог с тобою! какая вивца?
- Та що бо ты кажешь! А клыч же: чы пиде вона до тебе? Солдат, показывая сено из-под полы, говорит:
- Цуцу! цуцу!
Овца начала рваться от хозяина к солдату.
Мужик колеблется. А солдат начал представлять ему такие доводы, что разуверил его окончательно. Мало того: он обвинил его в воровстве, и тот, чтоб только отвязаться, отдал солдату овцу и еще копу грошей.
- Будь ласков, служба, просил он солдата: - не кажы, що вона була у мене. Мабуть, злодий, укравшы iи, укынув мини в загороду. Я пиду додому та визьму з загороды спражню вже вивцю, та й поведу на торг.
Из этого видно, что Гоголь в самом раннем возрасте был окружен литературною и театральною сферою, и таким образом тогда уже был для него намечен предстоявший ему путь. Он, можно сказать, под домашним кровом получил первые уроки декламации и сценических приемов, которыми впоследствии восхищал близких своих приятелей*. Приезжая домой на вакации, он имел не один случай, если не видеть театр Трощинского, то слышать о нем и позаимствовать кое-что от своего отца. Как бы то ни было, только в Нежинской гимназии мы находим его не только писателем и журналистом, но и отличным актером.
______________________
4.Духовная жизнь. Воспитание детей
Театр и заботы о поместье оставляли родителям Гоголя место для главного в воспитательном процессе – духовном образовании детей.
Константин Мочульский считал основной заслугой Гоголя перед литературой поворот её в сторону православия.
Николай Васильевич Гоголь всегда помнил о небесном происхождении своей души.
26 июня 1827 года он пишет из Нежина Г. Высоцкому, который к этому времени уже перебрался в столицу: «Я иноземец, забредший на чужбину искать того, что только находится в одной родине…»
Гоголь говорил отцу Феодору (Бухареву): «Первым вздохом Чичикова к истинной, прочной жизни должна была закончиться поэма».
«Я помню: я ничего в детстве сильно не чувствовал, я глядел на всё, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне. Никого особенно не любил, выключая Вас, и то только потому, что сама натура вдохнула это чувство... — я живо, как теперь, помню этот случай, — я просил Вас рассказать мне о страшном Суде, и Вы мне, ребёнку, так понятно, так трогательно рассказывали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так страшно описали вечные муки грешников, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность, это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли» (Письмо от 2 октября 1833 года).
Но в последние годы жизни Гоголь написал все же книгу, где высказал все свои мысли о пути спасения. Это не сюжетная проза, но это художественная книга — по своему построению, по языку, по поэтике. Я имею в виду «Размышления о Божественной Литургии». Писатель русского зарубежья Борис Зайцев писал, что в этой своей книге Гоголь «как музыкант в конце своей жизни перешел от сочинения светских произведений к сочинению произведений духовных». Книга эта обращена к молодежи, к людям, почти ничего не знающим о православной вере. Гоголь хотел продавать ее без указания авторства, по самой минимальной цене. И это действительно одно из лучших сочинений русской духовной прозы. К сожалению, малоизвестное массовому читателю. В советское время причина была очевидна, в постсоветское — «Размышления о Божественной Литургии» неоднократно издавались, но все-таки как-то затерялись на фоне огромного потока литературы. Не только светский, но и не всякий церковный читатель знает о ее существовании.
(В.А. Воропаев)
Предисловие к книге Константина Мочульского «Духовный путь Гоголя»:
«Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора», — писал Гоголь матери в 1844 году… молчаливо допускается мнение, что призвание его было исключительно литературное, что, «ударившись в мистику», он загубил свой талант и «занялся не своим делом», что весь духовный путь писателя был одним прискорбным недоразумением. Но почему же религиозно–нравственные идеи Гоголя легли в основу «учительства» всей великой русской литературы и почему значительность его христианского пути с каждым годом раскрывается нам все яснее? После пережитого нами опыта войны и революции мы другими глазами смотрим на Гоголя — «мученика христианства», как назвал его С. Т. Аксаков; и по–новому звучат для нас слова его Завещания: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом». Париж, 29 октября 1933 г.
5. Смерть мужа
В 1925 году Василий Афанасьевич умер в возрасте 48 лет. Последние письма супругов свидетельствуют об их нежной привязанности друг к другу, полном доверии и взаимопонимании.
Василий Афанасьевич был хорошим хозяином. Гоголи старались дать своим детям достойное образование. Старшие дети учились: Мария в пансионе мадам Арендт в Полтаве, Николай – в Нежинской гимназии высших наук.
В.А. Гоголь-Яновский – М.И. Гоголь-Яновской (март?) 1825 года
Посылаю тебе яблук для печень от кашлю фёдор прок. не советовал ничем его лечить, кроме, травками грудными – после ярмонки пришли ко мне с известием обо всём верхового, да пришли барашка и свежаго хорошего сливочного масла самой маленький горшечок, да денег серебром рублей 20.
Адрес: Марьи Ивановне Гоголь-Яновской в деревню Васильевку при сем посылка в трёх бумажках завёрнутая.
М.И. Гоголь-Яновская – В.А. Гоголь-Яновскому
Усерднейше благодарю тебя милой друг за яблуки они теперь так редки что ты бы поберёг лучше для себя их. Кашель мой начал слава Богу уменьшаться … До свидания мой единственный друг цалую тебя мысленно безщотно раз остаюсь неизменным твоим другом твоя Маня.
Р.С. Я за деньги не сказала авраму что посилаю а положила в узел тот что збильём спросишь у савки кагда развяжет бильё.
Адрес: Василию Афанасьевичу
«Отец Гоголя умер 31 марта 1825 года. Смерть настигла его в имении родственника Гоголей, Д. П. Трощинского, Кибинцах. Мария Ивановна, узнав о его кончине, просила ее положить рядом с мужем, отрезала прядь его волос, спрятала их на груди. Несколько дней она молчала, не хотела даже видеть детей, но потом сила жизни взяла верх. Она пережила мужа на сорок три года (а сына на шестнадцать лет) и умерла от апоплексического удара в дни Пасхи».
И.П. Золотусский. Гоголь в Диканьке.
14 июня 1826 года Мария Ивановна пишет к своему двоюродному брату П.П. Косяровскому, извещая его о своей поездке в Обуховку, куда прибыл Д.П. Трощинский со всем семейством: «…и там не оставляла меня ужаснейшая грусть; чем больше собрания, тем мне грустнее; теперь я вижу, что лишась моего друга, нигде не могу быть, кроме дома, здесь только я бываю несколько покойнее».
5 сентября 1826 года она делится с братом Косяровскому: «все разъезда мне теперь в тягость. Я только в Васильевке бываю покойна, воображая, что близко возле моего друга, когда же удаляюсь из сего места, то тоска ужасная преследует меня».
После смерти любимого мужа вдова находит утешение в Боге.
П.П. Косяровскому: «сейчас возвратились мы из церкви, слушали страдания Спасителя нашего, и со свечами пришли домой – чрезвычайная ночь!»
Кроме чтения Библии, Мария Ивановна, судя по всему, читает и другие книги, в том числе, и научные, высказывая осведомлённость в знании Пнглоссовой парадигмы.
Американские учёные Стивен Джей Гулд и Ричард Левонтин выступали с критикой теории естественного отбора, критиковали так называемую «Панглоссову парадигму».
Мария Ивановна была осведомлена об этом и придерживалась противоположной точки зрения, о чём мы узнаём из её письма к любимому двоюродному брату П.П. Косяровскому:
«…держитесь Панглоссовой системы, что ни деется, всё к лучшему, я и сама совершенно в том уверена…»
7.Общение с сыном. Его приезды из гимназии домой.
Втрое после Бога утешение для Марьи Ивановны – это её сын, который, в свою очередь, уверял мать в том, что любит её «более всего на свете».
Рождество 1826 года Гоголи-Яновские впервые праздновали без Василия Афанасьевича. Из Нежина приехал в Васильевку Николенька. Об этом Марья Ивановнасообщает в письме к С.Т.Аксакову от 3 апреля 1856 года из Васильевки, вспоминая сына: «С каким бы удовольствием удовлетворила Ваше желание, описывая всё, что помнила о моём сыне, но память у меня сделалась такая, как у скупого кошелёк, что из неё ничего не вымолить, хотя, кажется не проходит минуты, чтоб я о нём не вспомнила…лишась моего мужа, я носила траур из самого грубого шерстяного изделия платье, что очень огорчало моего сына: ему казалось, что оно было очень жёстко и беспокоило меня, хотя я уверяла его, что совершенно не чувствовала его жёсткости. Когда он приехал перед Рождественскими праздниками домой из Нежина совсем неожиданный, это было рано поутру, и увидя, что в передней чистили моё одеяние, сказал подать ему ножницы, что изрезать его, прибавя, «тогда маменька наденет и будет носить покойные платья». Ему начали возражать, прибежавшая туда девушка моя уверяла, что у меня нет другого платья, и мне будет это очень неприятно; я услышала что-то похожее на шум и оставя писать об нём нашему благодетелю Трощинскому, так как время приближалось к его выпуску, прибежала туда и чрезвычайно была испугана, увидя его совершенно замёрзшего, посиневшего (тогда была жестокая зима). Меня удивило то, что я отправила к нему в назначенное им самим число тёплый экипаж с огромной, тёплой шубой, тёплым одеялом для ног и на вате шляпой…Когда я спросила, что это значило, то он отвечал, что хотел скорее меня видеть, когда их раньше предположенного сроку отпустили, наняв жида и в лёгкой шубке прискакал; и вместо радости я напустилась на него, как он поступил так неблагоразумно, подвергая своё здоровье опасности. Надобно было его лечить, спасти от худых последствий. С каким восхищением он всегда ехал домой. И как-то, смотря на меня издали и подойдя, сказал мне: «как мы счастливы, что Вы ещё так молоды и долго проживёте с нами». Не знал мой голубчик, что я его переживу, к несчастию моему. День принялся делать горы для катанья, по вечерам приготовлял марки для бостона, - у нас только для одного стола были, - делая их из картона, и наводил разной краской. И когда где не доставало 4-го, то и он играл. У нас оставалось тогда общество из одних дам и девиц. Он никогда не любил карт, а впоследствии времени и в руки их не брал… Нежные заботы его обо мне во всю его жизнь наполняют всю душу. Да водворит его господь во Царствии своём, и да окружит его всеми радостями небесными за всё претерпенное им на земле».
Мать Гоголя интересовалась творчеством сына с детских лет:
«Думаю, удивитесь Вы успехам моим, которых доказательство лично вручу Вам. Сочинений моих Вы не узнаете; новый переворот настигнул их. Род их теперь совершенно особенный. Рад буду, весьма рад, когда принесу вам удовольствие», - писал Гоголь матери 23 ноября 1826 года.
4.Хлопоты о поместье. Распорядок дня.
Кроме чтения книг разных авторов и журналов, сочинений юного Гоголя, переписки, воспитания дочерей Марья Ивановна должна была хлопотать о поместье. И, хотя сын считал мать плохой помещицей, поместье, несмотря на то, что было заложено, процветало. В нём были кирпичный и винокуренный заводы. Население Васильевки постоянно увеличивалось, в виду того, что помещица умела ладить с мужиками. Со ста тридцати крестьян во времена родителей Василия Афанасьевича оно выросло до 500 в начале двадцатого века. Гоголь говорил в доме Толстых, что в поместье его матери более 400 крепостных.
18 декабря 1826 года П.П. Косяровскому: «Дом мой в том же положении, каким вы его оставили; нет возможности мне его скоро кончить за трудностью доставать деньги; я только и думаю, как бы выплачивать в казну проценты за заложенное имение, да платить за людей подати и за сими расходами лишаю и себя нужного, не только чтобы ещё оставалось что на дом; когда бы Бог дал хотя понемногу каждый год отделывать его, чтобы в течение некоторого времени был окончен, а в один год без денег никак нельзя его обделать».
«Любезнейший братец Пётр Петрович! Нет резону простить Вас за Ваше молчание, что Вы принесёте в оправдание за такую вину свою? Вы не имеете нужных дел, а я их имею тысячу, и вот Вам начну их описывать: этого мало, что езжу по хозяйственным заведениям, и дрожки никогда не откладываются, а только переменяют лошадей; надобно ж смотреть за порядком в доме, за детьми маленькими, и о больших думать, чтобы доставить им всё нужное. А сверх того, беспрестанно должна писать разным особам о разных хозяйственных предметах и отвечать добрым приятельницам моим, которые закидывают меня письмами, также из Кибинец почти каждую неделю посланный, а иногда и несколько раз на неделе, когда случаются нужные дела. Ещё же я должна хотя в полгода один раз делать контрвизиты моим добрым соседям, которых, благодаря Бога, у меня очень много. У родителей моих каждую неделю бываю при всех моих хлопотах; теперь рассудите, виновата ли я, что не пишу к Вам беспрестанно; хотя для меня очень утешительно беседовать с Вами хотя на бумаге, но истинно не имею времени часто писать; довольно с вас ответов на Ваши письма, а особливо, когда ничего особенного не случается, чтобы стоило описания. Впрочем от Вас зависит заставить меня и чаще писать, не ленитесь сами…Да, ещё одного обстоятельства Вам не написала, что я живу 50 вёрст от почты, тогда как Вы несколько шагов. Теперь, кажется. Совсем Вас загоняла, полно…»
В письме к С.Т. Аксакову от 3 апреля 1856 года Марья Ивановна писала о своих чувствах после смерти мужа, характерных для неё на протяжении всей её остальной жизни:
«Воображаю, в каком Вы были восторге, почтеннейший Сергей Тимофеевич, и как Вы были счастливы, получив образование, могли вполне удовлетворить свою любознательность, знакомясь с знаменитыми людьми. Какое это счастье быть окружену такими людьми, понимать их и быть поняту ими, когда я, не видящая зги учёности, и то нахожу неизъяснимое удовольствие, когда судьба меня сводила с такими людьми. Я бывала тогда в каком-то опьянении от душевного восторга…Если бы я имела свободное время или, лучше сказать, спокойствие душевное, то могла бы приучиться к правильному выговору из чтения книг, но память моя всегда была обременена заботами о семействе, которое требовало моего почтения. Страдать самой и лишаться детей – тогда уже было не до любознательности. Обязанности влекли меня к совсем другим предметам – я должна была извлекать из ничтожного в то время имения нашего в самом глухом месте Малороссии, не имеющего тогда никакого сбыту, лепту для воспитания детей, которыми я дорожила более моей жизни. Но теперь я смотрю на всё равнодушнее, жизнь для меня не имеет прелести, мне теперь нужно одно спокойствие, чтоб приготовить себя к будущей жизни, свиданию с моими друзьями, ожидающими меня. Но как трудно иметь это спокойствие на земле!»
5.Отъезд сына в Петербург. Бегство Гоголя за границу. Растрата денег. Любовь сына, перевернувшая всю его жизнь.
Между тем, приближался выпуск сына из гимназии.
1 марта 1828 года перед выпуском сын пишет матери: «потерял даром целые шесть лет…в этом глупом заведении». Считает, что «всеми приобретёнными сведениями он обязан совершенно одному себе».
Сын был выпущен с 14 классом. Марья Ивановна возмущалась: «12-й по всем правам должно было ему дать…надо было более ласкаться к наставникам, а он никак не мог сего сделать».
Никоша мечтал о Петербурге, о карьере.
Марья Ивановна просит Трощинского, чтобы он оказал протекцию родственнику.
Трощинский написал в Санкт-Петербург два письма своему приятелю князю Л.И. Кутузову.
Наконец, пришёл ответ, что он «с нетерпением ожидает его молодого родственника, которому он хочет быть другом и руководителем в жизни».
Марья Ивановна пишет об этом событии брату П.П. Косяровскому: «по его милости (Трощинского) сын её приедет в столицу не как бесприютный сирота, но как родственник будет принят в доме немаловажного человека».
Заодно Марья Ивановна жалуется на окружение Трощинского: «один Андрей Андреевич, истинно, как родной брат обходился с ней, а более никто». Ей казалось, что «ужасная зависть окружала её».
В первой половине декабря сын уехал по трескучему морозу в столицу Российской империи. В васильевском доме было тоже ужасно холодно. Марья Ивановна пишет об этом брату П.П. Косяровскому: «Теперь я переношу большие беспокойства и нужды, и всё одна надежда на Бога меня утешает. Вообразите, что мы в шубах в комнатках не можем согреться, прошлый год также холодная зима была, но я совсем не испытывала такого мученья, как теперь. Кругом в стены из-под полу дует так, как на дворе, я каждый день дрожу, как в лихорадке, тесно и холодно, все невыгоды испытываю, какие только можно, но вся надежда на Бога, что когда-нибудь он меня утешит, поддержит и не допустит до отчаяния. А сколько хлопот я испытываю, то одному Богу известно; в дополнение ещё приехал заседатель и со своей свитой требует до сроку казённые подати и объявил мне, что Кочубейская экономия подала в суд на меня жалобу, что будто бы от моего скота их заразился, и показывает, сколько у них пропало; им хочется, чтобы я заплатила за убыток. Недовольно ещё, что я понесла такой значительный убыток, надобно ещё и такие несносные беспокойства переносить; но упование на Бога меня укрепляет, советую и Вам тем же руководствоваться, «всяк надеющийся на Господа да не постыдится…»
Словно в ответ на сетования матери её сын пишет дядюшке, что он не хотел бы никогда возвращаться домой, чтобы не видеть, как она мучается «иногда даже о какой-нибудь копейке».
Далее Николай Васильевич просит своего дядю переселиться в Васильевку и стать «ангелом-хранителем» его матери.
Кроме слов, Гоголь делает поступок: передаёт матери в вечное владение свою часть имения.
По приезде в Санкт-Петербург у провинциала Гоголя начались трудности с устройством в столице. Сын не хочет место в тысячу рублей. Такое место не стоит того, чтобы «продать за него здоровье и драгоценное время».
Судьба в 1829 году наносит Марии Ивановне удар за ударом. 22 февраля 1929 года скончался Трощинский.
Брат А.А. Трощинский требует с двоюродной сестры долг в 4.060 рублей. Огромные деньги.
Сын потратил на зарубежное путешествие 1.450 рублей, посланные ею для взноса процентов в Опекунский совет за заложенное именье.
Неуплата процентов грозила Марье Ивановне потерей Васильевки.
Она возмущена поступком сына. И не отвечает на три его письма.
Сын объясняется: первая причина – несчастная любовь.
Вторая – болезнь.
И всё же мать прощает сына, получив письмо из Петербурга от 24 июля 1829 года.
Многие не верили и не верят в то, что всё, что он написал матери в качестве объяснения, было истиной: «Не огорчайтесь, добрая, несравненная маменька! Этот перелом для меня необходим. Это училище непременно образует меня: я имею дурной характер, испорченный и избалованный нрав (в этом признаюсь я от чистого сердца); лень и безжизненное для меня здесь пребывание непременно упрочили бы мне их навек. Нет, мне нужно переделать себя, переродиться, оживиться новою жизнью, расцвесть силою души в вечном труде и деятельности и, если я не могу быть счастлив (нет, я никогда не буду счастлив для себя. Это божественное существо вырвало покой из груди моей и удалилось от меня), по крайней мере, всю жизнь посвящу для счастия и блага себе подобных».
Кто была таинственная Незнакомка, лишившая Гоголя на всю жизнь покоя и сделавшая его скитальцем, не известно. Скорее всего, «ласточка Розетти» - А.О. Смирнова.
Булат Окуджава:
Все влюблённые склонны к побегу
По ковровой дорожке, по снегу,
По камням, по волнам, по шоссе,
На такси, на одном колесе,
Босиком, в кандалах, в башмаках,
С красной розою в слабых руках.
Перелом в судьбе Гоголя наступает, благодаря дяде Андрею Андреевичу Трощинскому. Он берёт шефство над племянником.
Мария Ивановна делится радостной вестью с П.П. Косяровским: «…за Николеньку я теперь спокойнее по милости доброго брата, Андрея Андреевича, который взял его под своё покровительство и снабжает его и деньгами, и прямо дружескими советами, как он пишет ко мне, и этим благодеянием совершенно оживил меня, и я не знаю, как уже его благодарить, так душа полна, теперь я должна бы была продать за бесценок всё имение, чтобы содержать его в Петербурге. Мы ужасную от холода терпим нужду, и я весною хочу ещё занять денег и во что бы то ни стало буду оканчивать дом, терпения моего не достаёт, пропадает здоровье у меня и детей в сем домике»…
Наконец судьба улыбнулась Марии Ивановне. В феврале 1830 года в № 118 «Отечественных записок» без подписи автора публикуется малороссийская повесть Гоголя «Басаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала».
Сын посылает повесть матери, пишет о том, что дядя уезжает из Петербурга и не будет ему оказывать больше денежную помощь, жалуется на скудное жалованье в Департаменте уделов (500 рублей) и просит мать выслать ему 100 рублей.
Сильно нуждаясь, маменька находит эти средства.
6.Сознание Марьей Ивановной, что главная страсть Гоголя в жизни – литература. Признание матерью литературного дара сына.
По поводу этого считаемъ уместнымъ привести следующiя строки изъ находящихся въ нашемъ распоряженiи писемъ Марьи Ивановны Гоголь къ дяде Н. В. Гоголя, Петру Петровичу Косяровскому, отъ 11 iюля 1830 года: „Сынъ мой, слава Богу, здоровъ; я получила отъ него письмо скоро после написанiя къ вамъ. Я бы не воображала о немъ безпокоиться, но Авдотьи Степановны письмо („Леонтьевой, соседки и короткой знакомой семейства Гоголей“), было написано въ такомъ странномъ роде, что испугало меня ужасно. Я знаю, что часто ему нельзя писать по причине его многихъ занятiй по должности и притомъ еще отвлеченныхъ, удовлетворяя своей страсти сочинять (sic!), хотя онъ хочетъ показать мне, что необходимость заставляетъ его симъ заниматься, оттого, что трудно себя содержать однимъ жалованьемъ.
„Но темъ онъ только хочетъ извинить свою склонность къ сему роду занятiй. Мне очень не нравится, что онъ себя такъ изнуряетъ, не имея времени къ отдохновенiю, занимаясь по службе и не имея покоя дома. Но вижу точно большой даръ въ немъ къ сочиненiю. Читаю ихъ, хотя они еще безъ подписи его имени — считаетъ еще недостойными подписывать. Онъ присылаетъ мне одинъ изъ лучшихъ журналовъ, подъ названiемъ „Отечественныя Записки,“ который, онъ пишетъ, достается ему даромъ, потому что онъ помещаетъ тамъ свои статейки. Но все оне безъ подписи, и я по однемъ догадкамъ только узнаю, что его: иныя малороссiйскiя, въ которыхъ помещены мужиковъ нашихъ имена и фамилiи, которыя онъ находилъ странными. При сихъ журналахъ прислалъ мне и новый нравственный романъ, который, пишетъ, получилъ отъ самого сочинителя. Мне любопытно было его узнать, но подписи не было, и по слогу заключаю, что долженъ быть его, и написала теперь ему, что излишняя уже скромность не подписать на немъ своего имени; не знаю, что; то онъ ко мне будетъ отвечать. Романъ сей сочиненъ отлично, характеры выставлены чрезвычайно и добродетель въ высокой степени“. Этотъ отрывокъ любопытенъ, какъ образчикъ наивныхъ сужденiй матери Н. В. о первыхъ опытахъ сына. Предположенiе ея относительно выше упомянутаго романа и еще какой-то статьи, однакожъ, оказалось несправедливымъ и вызвало со стороны последняго бурю негодованiя.
7.Первые большие успехи. 1831-1832 год.
Первых больших успехов сын Марии Ивановны Николай Васильевич добился в 1831-1832 годах, когда вышли в свет «Вечера на хуторе близ Диканьки». Соавтором книги была мать писателя, высылавшая сыну в Петербург сведения из малороссийского быта, старинные легенды и поверья.
В 1932 году Гоголь приезжал домой и увёз в Петербург двух младших сестёр Анну и Лизу на учёбу в Патриотический институт благородных девиц, где тогда сам преподавал историю.
Девочки были вскоре переведены на казённый счёт.
8.Кожевенная фабрика П.О. Трушковского. Банкротство фабрики.
В 1832 году у Марии Ивановна появился зять – поляк Павел Осипович Трушковский, ставший мужей Марьи Васильевны Гоголь-Яновской. Он был очень красив, но беден. Служил землемером. Жил у Гоголей. Затеял производство обуви. Но фабрика прогорела. Зять умер молодым. И Марии Ивановне долго пришлось выплачивать долги за зятя, взявшего ссуду на открытие дела.
У Марьи Васильевны было трое детей – мальчики. Двое умерли в раннем детстве.
9.Ты, гений! 1835 год.
В 1935 году Гоголь посетил Васильевку. В Петербурге вышли две его новые книги: «Миргород» и «Арабески».
Приехал домой он уже в звании, которое отныне дала ему мать:
«Ты гений!»
Правда, Николай Васильевич добродушно возражал по этому поводу в письме от 12 апреля 1835 года:
Вам нужен советник, который бы практическим образом глядел на жизнь. Этот советник ваш буду я. Почитайте меня за друга, с которым вы должны делить свои мысли и не сердиться, если этот друг [если он] будет подавать вам советы. Если же вы советы станете почитать за строгие наставления и умничание, ваш друг тогда замолчит, и вы ничего от него не услышите. О делах хозяйственных, о средствах к уплате долгов и о прочем поговорим, когда увидимся. Я намерен не шутя приняться за хозяйство, и грех на моей душе лежит, что я не сделал этого прежде, набросив на вас целый груз самых тягостных забот, омрачивших вашу драгоценную для нас жизнь.
• ;
•
18+
Теперь поговорим о не так важных пунктах вашего письма. Вы слишком предаетесь вашим мечтаниям. Вы, говоря о моих сочинениях, называете меня гением. Как бы это ни было, но это очень странно [это чрезвычайно смешно]. Меня, доброго, простого человека, может быть, не совсем [не столь] глупого, имеющего здравый смысл, называть гением! Нет, маминька, этих качеств мало, чтобы составить его, иначе у нас столько гениев, что и <не> протолпиться. Итак, я вас прошу, маминька, не называйте меня никогда таким образом, а тем более еще в разговоре с кем-нибудь. Не изъявляйте никакого мнения о моих сочинениях и не распространяйтесь о моих качествах. Скажите только просто, что он добрый сын, и больше ничего не прибавляйте и не повторяйте несколько раз. Это для меня будет лучшая похвала.
Если бы вы знали, как неприятно, как отвратительно слушать, когда родители говорят беспрестанно о своих детях и хвалят их! Я вам говорю, что я никогда не чувствовал [В подлиннике: не учавствовал!] уважения к таким родителям, я их считал всегда жалкими хвастунишками, и сколько мне удавалось слышать от других, то и им казались отвратительными все похвалы эти. Еще одна просьба: не судите никогда, моя добрая и умная маминька, о литературе. Вы в большом заблуждении. Вы воображаете, что умный человек непременно должен судить о литературе и понимать ее — ничуть не бывало.
Я знаю очень много умных людей, которые вовсе не обращают внимания на литературу, и тем не менее я их уважаю. Литература вовсе не есть следствие ума, а следствие чувства, — таким самым образом, как и музыка, как и живопись.
Поздравляя мать с новым, 1836 годом, Гоголь пишет, полный надежд на счастливое будущее для себя и для маменьки:
«Поздравляю Вас, маминька, с наступающим новым годом и дай Бог, чтобы он был для Вас счастливее всех когда-либо бывших. По крайней мере, я предчувствую что от него нам ожидает много добра. Я, слава Богу, здоров, сёстры также. Они посылают Вам конфеты и кое-что из работ своих. Я, при этой оказии, приложил семена огородные: оно же и, кстати, на новый год: это эмблема и девиз, и вместе желание, чтобы Вы насеяли много хорошего в начале этого года и в этом же самом, чтобы вели жизнь весёлую и счастливую, имеющуюся продолжаться отныне на все годы».
В 1836 году сын не приедет домой. Он уедет после премьеры «Ревизора» за границу на долгих 12 лет. И за это время только два раза посетит Отечество – в 1839 и 1841- 42 годах.
Театр.
В успехах сына в театре она видит продолжение дела своего мужа.
«Сообщая О.С. Аксаковой, что «с нетерпением ожидает» от сына присылки его «комедий» («Женитьба», «Игроки», «Тяжба» и т.д.), она делится с ней своим ожиданием их судьбы: «Как-то их примут, как они появятся в первый раз в свет под руководством славного артиста Щепкина. Мысленно летела бы в театр. Убедительно прошу Вас, почтеннейшая Ольга Семёновна, написать мне истину, как примет публика». (С. Дурылин. Из семейной хроники Гоголя. Родословие Н.В. Гоголя. Москва, 2009, с. 225)
10.Италия. Первый том «Мёртвых душ». М.И. в Москве.
В 1839 году Мария Ивановна приедет впервые в Москву, чтобы повидаться с сыном, приехавшим из Италии с шестью главами первого тома «Мёртвых душ».
Гоголь остановился в доме Погодиных. Туда же он привёз из Петербурга сестёр – выпускниц Патриотического института.
Мария Ивановна увезёт в Полтаву Анну. Лиза останется в Москве у Прасковьи Ивановны Раевской. Сёстры Гоголя были бесприданницами. Судя по всему, Мария Ивановна не хотела дробить поместье.
У Гоголя есть прозаический отрывок «Сёстры Чабловы», в чертах героинь которого угадываются сёстры автора.
В провинции женихов не было. Молодые мужчины уезжали искать счастье в столицы. Мария Ивановна, видимо, надеялась, что Лиза выйдет в Москве замуж. Но партию она не составила.
Пришлось забирать дочь домой.
И всё-таки Марии Ивановне посчастливилось выдать замуж ещё 2 дочерей – Лизу и Ольгу. Анна была любимицей матери. Замуж она не вышла. Жила при Марии Ивановне.
11.Последние приезды сына на Родину в 1848 году и 1850-51 г.
В последние приезды в Васильевку Николай Васильевич мало входил в хозяйственные заботы матери о поместье. Переводил разговор на духовные материи. Это не удивительно.
В начале 1848 года писатель побывал на Святой земле. Он вынашивал долгие годы желание – стать монахом.
Ему и матери было ясно, что он уже никогда не женится, не заведёт детей. Сложными были его отношения с Анной Виельгорской. Гоголь давно знал семью графа Михаила Юрьевича Виельгорского.
Виельгорский курировал Нежинскую гимназию в качестве инспектора. В Петербурге или в Италии произошло сближение Виельгорских и Гоголя.
Николай Васильевич переписывался с Луизой Карловной Виельгорской и её дочерьми – Анной и Софьей.
Принято считать, что Гоголь сватался к Виельгорской через семью Веневитиновых. Но брак не состоялся.
Переписка была прекращена со стороны Виельгорских в 1850 году. Сын умолял мать помолиться о возобновлении переписки. Пришло одно письмо после разрыва. И связь Гоголя с Виельгорскими прервалась навсегда, оставив о себе память в истории литературы.
В Николая Васильевича была влюблена его кузина Мария Николаевна Синельникова – дочь сестры Марии Ивановны Катерины Ивановны Ходаревской.
Это была умная и красивая женщина, видимо похожая на свою мать. Свою сестру Мария Ивановна, меткая на язык, сравнивала с прекрасным античным зданием, от которого к старости остались одни развалины.
Судя по воспоминаниям Ольги Васильевны Гоголь-Головни, Мария объяснилась с кузеном в своём поместье Власовка. Там писатель провёл неделю перед отъездом в Москву, где умер 21 февраля 1852 года.
В конце сентября Гоголь выехал в Васильевку на свадьбу Лизы. Он купил ей по её просьбе в подарок дорожную коляску. Свернув с пути, заехал в Оптину пустынь. После разговора со старцем Макарием вернулся в Москву в дом графов Толстых.
1 октября Николай Васильевич отмечал именины матери. В это время он гостил Абрамцеве, у Аксаковых.
Вместе с супругой Сергея Тимофеевича Ольгой Семёновной ездил в Троице-Сергиеву лавру заказывать молебен о здравии маменьки.
Неизвестно, как бы сложилась судьба писателя, если бы он не принял роковое решение – не ехать домой.
12.Смерть сына.
Получив первое известие о смерти сына, Марья Ивановна написала в письме от 28 марта 1852 года своему двоюродному брату Петру Петровичу Косяровскому:
«Ко мне начинают писать из Москвы и из разных мест; прежде боялись отзываться, не будучи уверены, знаю ли я о моём несчастье. Бог и в смерти прославил моего сына; он отошёл в лучший мир, как истинный христианин; вся Москва плакала о нём, как одно семейство, и к нам они очень расположены, для того только, что мы его родные».
С.Дурылин. Из семейной хроники гоголя. Родословие Н.В. гоголя. С. 227.
«Её любовь к сыну, с его смертью, растёт. Она видит его во сне. Она рада всякому рассказу и слову о нём. Она бесконечно признательна В.С. Аксаковой за то, что та прислала свою подробную запись о последних днях Гоголя. Ей хочется всё знать об усопшем сыне. Утешая её в в её тяжёлом горе кто-то из Аксаковых ( письмо не дошло до нас) сообщал ей, что могилу гоголя в Даниловом монастыре неизвестная рука украшает цветами, - и она спрашивает Ольгу Семёновну: «Как бы я желала знать, чья рука украшает цветами могилу моего дорогого сына! Она должна принадлежать самому нежному сердцу». Она несёт своё горе мужественно, но оно так велико для неё, что у неё нет даже для него слёз: через несколько месяцев после смерти сына, она « всё ещё не может плакать».
С. Дурылин. Из семейной хроники Гоголей. Родословие Н.В. Гоголя. С. 226.
Марья Ивановна видит смысл жизни в сохранении памяти о сыне и общении с его друзьями. До конца своих дней она будет поддерживать дружеские отношения с москвичами, думать о Москве, где её сын нашёл «собственный дом».
Есть легенда о том, что могилу Гоголя в Свято-Даниловом монастыре украшала поэтесса Евдокия Ростопчина, дружившая с писателем.
Ростопчина, кстати, утверждала, что Гоголь послал второй том в Петербург на цензуру Царю, собственноручно его переписав.
13.Мать о «Мёртвых душах» (второй том).
От второго тома до нас дошло 5 тетрадей черновика.
«Когда в 1855 году она впервые прочла, в посмертном издании, сохранившиеся отрывки из 2 тома «Мёртвых душ», она признаётся О.С. Аксаковой: «Тяжело мне было читать продолжение «Мёртвых душ» из найденных вчерне в его шкафу, т.е. моего Ангела Сына (она пишет Сын с большой буквы), вообразя, что это было (бы) в оконченном издании, какое это было бы сокровище для живущих на земле. Мне кажется, это было бы верх совершенства». (С.Н. Дурылин. С. 225)
Далее Мария Ивановна продолжает: «но так как смертным не суждено достигать его, то не было допущения к тому…Война делается для нас всё тяжелее и тяжелее, но если Господь увенчает её счастливым для России окончанием, то всё забыто будет в таком утешительном событии. Если Богу угодно будет исполнить моё желание, то через полтора месяца я обниму Вас в Вашей деревне в 3-й последний раз мне придётся быть в Москве, но, как это раз рознится от прежних двух моих приездов! Он будет к собственному дому моего сына…»
(С. Дурылин. Семейная хроника Гоголя. Москва, 1928 год. С. 91)
14.Память о сыне. Дружба с М.П. Погодиным, Аксаковыми, П.А. Кулишём, С.П. Шевырёвым, Г.П. Данилевским.
Поместье Марии Ивановны Васильевку посещали в разные годы Михаил Петрович Погодин, Григорий Петрович Данилевский, Иван Константинович Аксаков, Степан Петрович Шевырёв и другие литераторы-друзья Гоголя.
Пантелеймон Кулиш – первый биограф писателя с разрешения Марии Ивановны построил домик в Васильевке и жил там, работая над книгой о Гоголе. К его услугам был предоставлен богатейший архив, утраченный в годы Великой Отечественной войны, как и мемории Гоголя.
(Директор Лидия Дмитриевна Енко и Главный хранитель музея-заповедника Гоголя Екатерина Денисовна Чернова считают, что всё это было украдено во время эвакуации фондов Полтавского краеведческого музея, где они хранились после экспроприации у родственников Гоголя – наследников матери писателя).
В последнее время появились научные изыскания полтавского гоголеведа Ренаты Арсеньевны Смирновой на тему посещения Васильевки Тарасом Григорьевичем Шевченко и знакомстве его с матерью и сёстрами Гоголя. Но они спорны.
«Она зовёт к себе в Васильевку друзей Гоголя. Они дороги ей, как живые свидетели деятельности её сына. Они могут рассказать ей много о нём. Но они дороги ей и сами по себе. В особенности её зовы учащаются при вести, что кто-нибудь из них болен. При вести о болезни Шевырёва она пишет: «Трепещу лишиться друзей моего сына, которыми я дорожу больше своей жизни», и зовёт его лечиться в Васильевку… И как некогда при жизни Гоголя, Мария Ивановна, стосковавшись по нему, звала его из Италии домой, уверяя, что «климат в Малороссии производит то же самое действие, что в Италии», так теперь зовёт она в Васильевку Аксаковых, собирающихся везти дочерей на лечение в Крым, доказывает им, что «и в Малороссии климат несколько похож на тот»… И удавалось –таки ей своим ласковым зовом залучать в Васильевку друзей Гоголя: Погодина, Шевырёва, Чижова. Ив. С. Аксаков, дважды наезжавший в Васильевку, сохранил в письме к отцу рассказ о необычайном, даже непосильном для гостя, старосветском гостеприимстве Васильевки: «я уже обрёк себя на жертву, ел всё, готов был даже спать на пуховике, видя бесполезность отговорки» - и о том, как ему показывали все места, которые любил Гоголь», и о том, что Мария Ивановна «очень грустна и всё твердит о сыне».
С. Дурылин. Из семейной хроники Гоголя. Родословие н.В. гоголя, с. 227.
Из воспоминаний Г.П. Данилевского о посещении Васильевки:
«Хутор Яновщина выглянул, наконец, между двух зеленых, отлогих холмов. С дороги стала видна на широкой поляне каменная церковь с зеленою крышей. За церковью, спадая в долину, виднелись белые избы хутора, вперемежку с садами; слева от церкви — левада, род огромного огорода, обсаженная со стороны хутора липами и вербами. Ограда церкви — сквозная, в виде решетки, из окрашенных желтою и белою краскою кирпичей. На пути к церкви, примыкая к избам хутора, виднелась другая ограда. За нею показался, господский деревянный дом с красною деревянною крышею, в один этаж; направо от него — флигель, налево — хозяйские постройки: кухня, амбар и конюшня. За домом, спускаясь к болотистому логу, зеленел старый, тенистый сад; за садом виднелись вырытые в долине пруды; за ними — неоглядные зеленые равнины украинской степи. Пруды вырыл отец Гоголя, бывший усердным хозяином.
Я въехал во двор. По его траве бегали дворовые ребятишки. Телега остановилась у крыльца. Я встал, отряхая с себя густую дорожную пыль. Никто не слышал стука телеги, и я тщетно посматривал, к кому обратиться с вопросом о хозяевах. Все было тихо. Чуть шелестели листья ясеней у садовой ограды. Звонко куковала кукушка в деревьях за церковью. Я вошел в дом. Меня встретили в трауре мать и две девицы — сестры покойного Гоголя, Анна Васильевна и Ольга Васильевна. Его третья сестра, Елизавета Васильевна, при его жизни, минувшею осенью, вышла замуж за г. <Вл. И.> Быкова и тогда находилась в Киеве. Я вручил матери Гоголя письмо Бодянского. После первых приветствий, мне дали умыться, переодеться, закусить. В гостиной, за чаем, меня осыпали вопросами о моих осенних встречах с Николаем Васильевичем. Оказалось, что Шевырев, видевшийся с Бодянским после моего проезда через Москву, предупредил мать Гоголя о моем заезде, и меня здесь уже ожидали. Эти черные шерстяные платья, эти полные горькой скорби лица и эти слезы близких великого писателя потрясли меня до глубины души. Марья Ивановна, мать Гоголя, говорила о сыне с глубоким, почти суеверным благоговением».
Г.П. Данилевский. Знакомство с Гоголем. (Из литературных воспоминаний).
15.Хлопоты о посмертном издании Гоголя.
Из провинциальной Васильевки в первые годы после смерти сына мысли матери были устремлены не только в Москву, но и в столицу – во дворец Царя.
Во время Крымской кампании Николай Первый приостановил публикацию второго собрания сочинений Гоголя, которое печаталось под руководством профессора С.П. Шевырёва и племянника В.В. Гоголя, выпускника Казанского университета Н.П. Трушковского.
Марья Ивановна обращалась к Государю с просьбой возобновить работу над собранием.
«Она заботится о новом издании сочинений Гоголя. «Удивляет меня, - пишет она О.С. Аксаковой, - откуда берутся книги сочинений моего сына, и так непомерно дорого продаются; а я давно слышу, что они вышли и их нигде нет. Не знаю, скоро ли дойдёт моё письмо к Государю» и он «уважит мою просьбу о позволении печатать труды моего Ангела». (С. Дурылин. С. 225)
Григорий Петрович Данилевский рассказывал, что Марья Ивановна, гордилась знакомством её сына с Царём. Хотя никаких документальных свидетельств об их знакомстве нет.
«— Моего сына, — сказала она, отирая слезы, — знал сам государь и за его писательство велел считать его на службе и отпускать ему жалованье*. Не пожил покойный, не послужил родине!»
Добро на издание трудов Гоголя родственники писатели получили уже от нового Царя – Александра Второго. Печатанье трудов Гоголя было возобновлено в 1855 году, после смерти Николая Первого.
16. Посещение могилы сына в Москве.
После завершения публикации трудов сына Мария Ивановна решает поблагодарить Бога за успешный исход дела, посетить старую столицу, где её сын нашёл вечный приют.
В третий раз судьба привела Марию Ивановну в Москву в 1857 году. Она посетила его могилу, посмотрела памятник, поставленный друзьями.
Нет никаких сомнений в том, что Гоголь хотел быть похороненным на родине, в Васильевке.
«Я думаю, все переменилось, но мое сердце всегда останется привязанным к священным местам родины», – писал он матери в 1825 году. Эти слова он мог бы повторить и на закате жизни. По свидетельству племянника Гоголя, Н. Трушковского (сына сестры Гоголя Марии), Гоголь хотел, чтоб его прах покоился в Васильевке.
«Сегодня ездил с Трушковским в Данилов монастырь, – писал в одном из писем биограф Гоголя П. Кулиш. – Дорогою он объявил мне, что Гоголь завещал перевезти его тело в Васильевку». Сейчас на месте бывшего Васильевского кладбища, находившегося, как и все сельские кладбища, у стен церкви, осталась одна могила – могила родителей Гоголя, Василия Афанасьевича и Марии Ивановны Гоголей-Яновских».
(И.П. Золотусский. Гоголь в Диканьке)
17.Поездка в Оптину пустынь.
После посещения Москвы мать и племянник писателя отправились в Оптину пустынь. Туда несколько раз в последние годы ездил Гоголь, по монастырской легенде желавший даже остаться там навсегда – послушником, а потом монахом.
В книге Сергея Нилуса «Святыня под спудом» помещены выдержки из записей оптинского монаха отца Евфимия о жизни обители.
В главке «Приезд матери Н.В. Гоголя. Мысли о писательстве и о душевной драме Гоголя» читаем:
«8 апреля.
Пополудни прибыла в обитель нашу Мария Ивановна Гоголь, мать покойного известнейшего писателя Николая Васильевича гоголя. С Марией Ивановной был и внук её, Николай. Она прожила у нас до 17 апреля».
(Сергей Нилус. Святыня под спудом. Издание Свято-Троицкой Сергиевой лавры. 1991 год. С. 214)
18. Смерть М.И. Гоголь-Яновской на Пасху
Умерла Мария Ивановна в возрасте 76 лет в 1868 году на Светлой Седмице, что является счастьем, которого удостаиваются редкие из смертных, то есть, святые и праведники.
«Она пережила мужа на сорок три года (а сына на шестнадцать лет) и умерла от апоплексического удара в дни Пасхи».
(И.П. Золотусский. Гоголь в Диканьке).
Мать Н.В. Гоголя скончалась в своём поместье Васильевка, которое с любовью возделывали родители её покойного мужа, муж Василий Афанасьевич и сын Николай Васильевич Гоголи.
В молодости В.А. Гоголь-Яновский посвятил Васильевке строки:
Но что же делать мне, я, право, сам не знаю,
Без денег трудно жить, а что я затеваю,
Того уж невозможно исполнить никогда,
Но, впрочем, бы не худо – да что же за беда —
Продать отцовский дом старинного фасаду,
Но одного при нем фруктового жаль саду…
В.А. Гоголь-Яновский
Судьба хранила и хранит Васильевку от бед, хотя разное случалось в истории усадьбы.
Главный усадебный дом сломала младшая сестра Гоголя Ольга Васильевна, считая, что он заложен «на мёртвую голову». Якобы, отец Ольги Васильевны не смог договориться с подрядчиками (мало заплатил), и они ему, таким образом, отомстили.
Как ни странно, после слома дома и строительства нового мужчины в семье Гоголей перестали умирать молодыми. А служанка Ольги Васильевны увидела сон: комнату и в ней много мужчин. По описаниям служанки Ольга Васильевна узнала отца, брата, племянника Николая Трушковского и сына Николая.
Свой поступок Ольга Васильевна мотивировала также тем, что её брат собирался дом перестроить.
«— Покойный брат, — сказала мне старшая сестра Гоголя, когда мы вышли в сад, — все затевал исправить, перестроить дом — переделать в нем печи, переменить двери, увеличить окна и перебрать полы. Зимою у вас холодно, писал он, надо иначе устроить сени. Оштукатурили мы дом особым составом, по присланному им из-за границы рецепту. Сам он не выносил зимы и любил лето — ненатопленное тепло».
(Г.П. Данилевский. Знакомство с Гоголем)
В 1917 году усадебные строения в Васильевке были национализированы. Во время ВОВ бывшее поместье было сожжено фашистами. Местные жители рассказывали И.П. Золотусскому, что фашисты не только подожгли строения, сад, но и отравили бензином все колодцы. Жители спасались от жажды арбузами с бахчей.
В 1984 году на родине Н.В. Гоголя был открыт музей-заповедник. Возрождены усадебные постройки, сад. В советское время село Васильевка было переименовано в Гоголево.
Образ Марии Ивановны Гоголь-Яновской – матери гениального писателя и доброй помещицы отражён в искусстве: спектакль «Маменька», в котором главную роль играла Людмила Иванова:
• 2003 — «Маменька» по воспоминаниям М. Гоголь-Яновской и письмам Н. Гоголя; постановка В. Байчера — Мария Ивановна Гоголь-Яновская. Московский детский музыкальный театр «Экспромт».
• Фильм «Гоголь. Ближайший» (2009, режиссёр-постановщик Наталья Бондарчук). Роль матери в этом фильме исполнила Валентина Теличкина.
В роли Марии Ивановны Гоголь-Яновской в театрализованных экскурсиях принимает участие Главный хранитель музея-заповедника Гоголя на Украине Екатерина Денисовна Чернова.