Глава 20
Такая мелочь, как дамский платок, может иметь существенные последствия. История с платком, на котором вышиты золотом две переплетающиеся буквы «М», не закончилась на том, о чём рассказала Мария.
Примерно неделю спустя после этого разговора она спросила у меня, не знаю ли я хорошего парфюмера.
— В аббатстве, которое я посещаю пару раз в неделю, имеется один парфюмер, который занимается благовониями, — ответил я. — А в чём дело?
— Ах, у меня разбился флакон чудесной кёльнской воды с непередаваемым ароматом! — воскликнула Мария. — Этот запах свежей сирени я нигде более не встречала.
— Вы можете посетить его и заказать любой парфюм, я договорюсь о встрече, — ответил я.
— Нет, это было бы не удобно, — возразила Мария.
— Вы хотите, чтобы я сам поговорил с ним? — спросил я. — Хорошо, я это сделаю, но как же я объясню ему, какой именно аромат вам нужен?
— Мои платочки ещё хранят запах этого парфюма, — сказала Мария. — Я вам дам один из них.
После этих слов она подошла к своему трюмо, достала шкатулку и извлекла из неё точно такой же платок с двумя буквами «М», который дал повод для беседы, описанной мной выше.
— Два «М»? — сказал я с улыбкой.
— Да, это ваша Мари Мишон, — ответила Мария, отвечая на мою улыбку ещё более нежным взглядом. — После того, как раздобудете мне подобный парфюм, платок можете оставить себе на память. Только не показывайте его никому из-за истории, которую я вам рассказала.
— Действительно, дивный запах! — воскликнул я, прикладывая платок к лицу. — Я и не предполагал, что такой аромат возможен!
— Вот поэтому я и огорчена своей потерей, — согласилась Мария.
— Обещаю достать вам такой парфюм, если только хоть один флакон имеется во всей Франции! — сказал я, имея в виду, что выполню это обещание, если парфюмер Роже поможет мне.
Парфюмер, к счастью, сумел составить для меня требуемый мне парфюм, который я торжественно вручил Марии. После этого её платок остался у меня как напоминание о наших отношениях. Некоторое время он ещё хранил тот чудесный аромат, носителем которого он должен был послужить при общении с парфюмером. Разумеется, я не использовал его по прямому предназначению, а носил лишь в качестве сувенира. В том же кармане я носил и свой собственный платок.
Однажды, довольно жарким днём, я вытащил из кармана собственный платок чтобы утереть пот. При этом платок Марии выпал из моего кармана, чего я не заметил.
— Господин мушкетёр! — воскликнул кто-то позади меня. — Вы, кажется, уронили платок!
Я обернулся и увидел, что платок Марии, действительно, выпал у меня из кармана. Я намеревался поднять его, но человек в форме гвардейца кардинала, окликнувший меня, был намного ближе к нему, поэтому он поднял его и перед тем, как подать его мне, обратил внимание на две буквы «М».
Мы называли мушкетёров кардинала «гвардейцами», чтобы избежать путаницы и для краткости, хотя они были такими же мушкетёрами, как и мы, но отличались по цвету плащей и по подчинённости. В дальнейшем я буду называть их гвардейцами, поскольку слово «мушкетёр» без конкретизации стало со временем синонимом слова «мушкетёр Короля». Надо сказать, что и сами мушкетёры кардинала иногда называли себя гвардейцами.
— Какой красивый платок! — воскликнул он. — И какой необыкновенный вензель на нём! Две переплетённых буквы «М», вышитые золотом! Мне кажется, что подобный платок мог бы принадлежать самой Королеве! И, кстати, ведь этот вензель так похож на вензель Королевы-матери! И буквы подходят!
Мне показалось, что незнакомец проявляет слишком много внимание к вещи, которая ему не принадлежит, и, кроме того, он меня задерживал. Более уместно было бы просто вернуть мне платок и удалиться. Тем не менее, я испытывал некоторую признательность к этому незнакомцу за то, что он не позволил свершиться этой потере, о которой я бы впоследствии жалел, ведь я в те годы был такой сентиментальный! Поэтому я постарался проявить как можно больше терпения.
— Да, сударь, благодарю вас, этот платок, действительно, красив, и я признателен вам за то, что вы указали мне на мою потерю, — ответил я и протянул руку, чтобы получить платок обратно.
— А знаете ли вы, сударь, что у мушкетёра, подобного вам, не может ни с того ни с сего иметься платок Королевы-матери? — спросил незнакомец на этот раз весьма суровым тоном. — Вы, конечно, знаете об этом!
— Послушайте, сударь, это уж слишком! — воскликнул я. — Не соблаговолите ли вы вернуть мне мою потерю? И кончим на этом!
— Не спешите, сударь! — ответил незнакомец. — Я – Филипп де Жонсье, лейтенант личной гвардии Его Преосвященства Кардинала Ришельё. Я имею полномочия задерживать всякого, кто может быть заподозрен в заговоре против Его Преосвященства.
— По моему мнению, иметь в кармане носовой платок, или уронить его по неосторожности на мостовую – это ещё не означает участвовать в заговоре против вашего кардинала, — ответил я, начиная терять терпение, но, по-прежнему, сохраняя спокойный и вежливый тон, который, впрочем, намеревался отбросить, если дело будет идти к поединку.
— Всё это, конечно так, если бы не было одного маленького обстоятельства, — ответил Жонсье. — Мне трудно поверить, что вы не знаете, что такие же в точности платки заговорщики использовали в качестве опознавательного символа своих сторонников.
— Вы кажется, назвали меня заговорщиком? — спросил я. — Прекрасно! В таком случае я назову вас лжецом, а если вы не согласитесь обнажить свою шпагу здесь и сейчас, я присовокуплю к этому названию и слово «трус»!
— Ваших слов о вызове на дуэль достаточно, чтобы арестовать вас и судить за нарушение эдикта о запрете дуэлей, — сказал Жонсье, как мне показалось, с радостью.
— Так арестуйте меня! — ответил я, доставая шпагу из ножен.
— Ко мне, гвардейцы кардинала! — воскликнул Жонсье.
После этих слов из-за угла ближайшего дома появились двое гвардейцев, которые, по-видимому, случайно там прогуливались. Они решительно побежали в нашу сторону.
— Ко мне, мушкетёры Короля! — воскликнул я без особой надежды на успех.
Двери ближайшего трактира распахнулись, и оттуда выскочили четыре мушкетёра, которые до этого едва успели приступить к обеду.
— Что случилось? — спросил один из подошедших гвардейцев.
— Призываю вас в свидетели, что этот мушкетёр намеревался нарушить королевский эдикт, — сказал Жонсье примирительным тоном, осознав всю невыгодность своего положения. — На этот раз я уступаю силе и не арестую его, но в следующий раз…
— В следующий раз ходите группами не менее четырёх человек, господин де Жонсье, — сказал я. — И не поднимайте с земли то, что вам не принадлежит. Впрочем, зачем же откладывать до следующего раза? Продолжим разговор один на один, или трое на трое, как вам угодно?
Жонсье гневно бросил платок на землю, развернулся и ушёл.
— Вы не будете догонять его? — спросил один из подошедших ко мне на выручку мушкетёров по имени де Безмо.
— Благодарю вас, друзья! — сказал я. — Чем гоняться за трусами, не лучше ли нам всем выпить по стаканчику бургундского за здоровье Короля и ещё по одному за здоровье де Тревиля? Я угощаю.
— И то дело, — согласился де Безмо. — А этого труса вы ещё встретите! Не гоняться же за ним в самом деле!
Два других гвардейца, которых, как я позже узнал, звали Каюзак и Бикара, пожали плечами и пошли своей дорогой.
Я поднял платок Марии и задумался о том, что, быть может, подобные платки, действительно, служили когда-то условным знакам заговорщикам против кардинала Ришельё? Двойное «М» указывало на то, что они – сторонники Королевы-Матери, которая в те годы поддерживала Королеву Анну и Месье против кардинала. Это бы меня ничуть не удивило, тем более что, как я знал, Мария располагала большим количеством таких платков.
«Надо получше следить за своими платками, — сказал я себе. — В следующий раз если какой-нибудь выскочка попытается указать мне на оброненный мной платок, следует непременно вызвать его на дуэль и убить, поскольку подобное может сделать только шпион кардинала».
Я ещё не знал тогда, что обещание, данное самому себе в этот день, я выполню лишь наполовину. Следующим человеком, который попытался вернуть мне выпавший из кармана платок, оказался, волею случая, д’Артаньян. Я, действительно, вызвал его на дуэль, но не убил. И я очень рад, что дело обернулось именно так, и что я выполнил это обещание самому себе лишь наполовину.
Когда я рассказал об этом событии Марии и потребовал объяснений, она ответила с самым невинным выражением лица:
— Когда-то, действительно, припоминаю, я предложила использовать такие платки для того, чтобы отличить сторонников Королевы-матери от сторонников кардинала. Но это было давно. Очень давно.
— Более шести недель тому назад? — спросил я с иронией. — Это вы называете давно?
Мария густо покраснела.
— Чуть больше двух месяцев, — поправила Мария, понимая несущественность этого уточнения.
— Почему же вы не сказали мне об этом заранее? — спросил я.
— Но ведь я просила вас никому не показывать этот платок! — возразила с жаром Мария, переходя от оправданий к обвинениям. — Почему же вы были столь неосторожны, что его увидел наш враг?
— Я не делю солдат и офицеров Франции на друзей и врагов, — возразил я. — Каждый из них выполняет свой долг и верен своей присяге. Хотя, похоже, благодаря знакомству с вами, мир мушкетёров вокруг меня сделался двухполярным, и я оказался на одной стороне этого полярного мира, вследствие чего буду вынужден противостоять другой стороне.
— Вы ещё много не понимаете, Анри! — ответила Мария. — Мир был двухполярным задолго до нашего с вами появления на свет. Здесь, в Париже, и во всей Франции. Вам всё равно пришлось бы примкнуть к одной стороне против другой. Но если вас так смущает знакомство со мной, мы можем его прекратить.
— Я вовсе не собирался прекращать наши с вами отношения, Мария, — ответил я. — Но я хотел бы видеть и иметь больше доверия с вашей стороны, в особенности в тех вопросах, которые могут втянуть меня в ту или иную интригу.
— Интрига, вот как? — воскликнула Мария. — Вы хотите сказать, что я – интриганка?
«Именно это я и хотел сказать, — подумал я, но промолчал. — С тобой, красавица, следует держать ухо востро!»
— Мария, ваша близость к Королю и Королеве, вероятно, втягивает вас в такие дела, которые заставляют меня применить это слово, не по отношению к вам, поверьте, а по отношению к тому, что может произойти с вами и со мной, — сказал я как можно мягче.
— Вы не представляете себе, чем является королевский двор! — воскликнула Мария. — Террариум, набитый ядовитыми змеями, пауками, скорпионами! Каждый норовит убить каждого. Я имею в виду не уничтожить физически, но столкнуть с места, которое он занимает.
— Почему же вы не покинете двор, если здесь так плохо? — спросил я.
— Я принадлежу своему мужу, куда он, туда и я, — со скромным видом солгала мне Мария.
— Хорошо, — ответил я. — Вы хотели выяснить, знают ли шпионы кардинала о вашем тайном символе, не посвящая меня в эти подробности. Вы это выяснили. Теперь я возвращаю вам ваш платок.
С этими словами я достал платок Марии с двумя золотыми буквами «М» и положил его на столик рядом с ней.
— Вы бросаете меня, Анри! —проговорила Мария.
— Нет, как я уже сказал, я не собираюсь расставаться с вами, — ответил я. — Но я не вхожу в круг заговорщиков, поэтому мне ни к чему иметь при себе символ принадлежности к ним.
— А меня вы также считаете заговорщицей? — спросила Мария. — Ведь у меня полно таких платков! На них всего лишь мои инициалы!
— Вы сами видите, как легко вам объяснить наличие у вас таких платков, и как сложно мне объяснить обладание одним таким платком, — усмехнулся я.
— Кому вы собираетесь это объяснять, Анри? — спросила Мария.
— Прежде всего, самому себе, — холодно ответил я.
— Разве мы не договорились с вами, что этот платок символизирует для вас обладание мной? — игриво спросила Мария с кокетливой улыбкой.
— Этот символ недостаточен, — ответил я.
— Какой же символ вашей власти надо мной вы хотели бы от меня получить? — спросила Мария ещё более игриво.
— Доверие и правду, Мария, — ответил я. — Вот какой символ мне нужен.
— Разве я вас обманывала, Анри? — спросила Мария тоном удивлённой невинности. — Назовите хотя бы один пример.
«О, да, и не раз! — подумал я. — И в рассказе про Мишон, и, возможно, в байке про платочки!»
— Вы не договаривали очень многое, убеждая меня, что рассказали мне всё, — ответил я. — Я предпочитаю либо не знать ничего, либо знать всё. Знать о каком-либо предмете лишь что-то выборочное, означает не знать правды об этом предмете. Впредь, прошу, если вы не собираетесь рассказывать мне всю правду, не рассказывайте ничего. Если же вы решились мне рассказать что-либо, рассказывайте всё, что знаете, до конца и сразу. На этих условиях мы останемся друзьями.
— А если я нарушу условия, то кем же мы тогда будем друг другу? — спросила Мария. — Врагами?
— Мы не будем врагами, — ответил я. — Мы не будем ни врагами, ни друзьями, а будем только лишь любовниками.
— Любовниками?! — игриво воскликнула Мария. — Извольте объясниться, сударь! Что вы имеете в виду?
— А вот что! — ответил я и сгрёб Марию в охапку.
Описание дальнейших событий этой встречи я из скромности опускаю.
(Продолжение следует)