Бафо;о;
Это произошло 13 ноября прошлого года. Весь вечер я посвятил чтению: Артур Мэкен, Уильям Хоуп Ходжсон и Мэтью Фиппс Шил окружали меня своими чёрными фантасмагориями примерно до одиннадцати вечера. После чтения, вместо того, чтобы отправиться спать и лицезреть удивительные сны под влиянием прочитанного, я решил прогуляться. Я люблю гулять по ночам, особенно поздней осенью, когда густой туман и мелкий моросящий дождь создают удивительную атмосферу ирреальных локаций и лабиринтов, и когда можно увидеть сны наяву, которые бывают намного интереснее сновидений, приходящих во сне. Недаром Эдгар Аллан По сказал, что подлинный поэт видит сны наяву, тем самым как бы подчеркнув их особую силу. И хотя я не считаю себя поэтом, не смотря на то, что иногда мараю бумагу кое-какими опусами, сновидения наяву вижу не так уж и редко.
Гулять по ночам в одиночку, конечно, небезопасно, особенно в нашем злачном районе, где шагу не ступишь не наткнувшись на криминальную физиономию, но я не боюсь. По крайней мере гоню страх бичами своего равнодушия и одиночества. У меня нет ни друзей, ни родственников, ни семьи, и мне нечего терять в этой жизни, кроме своего одинокого существования, мизантропии, пессимистических размышлений и мрачных фантазий. Поэтому ночные прогулки стали для меня одним из любимых времяпровождений.
В тот вечер не было моей любимой мелкой измороси и туман был редкий и прозрачный, зато идеально круглая жёлтая луна, проглядывая сквозь лёгкую завесу фиолетово-серых облаков, своим мутным, отяжелевшим, потусторонним светом создавала просто классическую среду грёз. К тому же если учесть, что улицы, итак освещающиеся редкими фонарями, понесли урон в освещении из-за хулиганов и просто из-за перегоревших ламп, то обстановка для сновидений наяву была самая подходящая.
Я направился к роще, начинавшейся в конце улице и уходящей в глубокий и широкий овраг не меньше чем на полкилометра, а затем вновь поднимающейся на два невысоких холма волнами своих роскошных клёнов, дубов, лип, ив, вязов и тополей. По пути я не встретил ни одного живого существа, что меня и удивило и обрадовало. Впрочем, ничего удивительного в этом не было – на улице было довольно холодно, что и приближало количество желающих высунуть свой нос из-под тёплых одеял к нулю.
Оказавшись в царстве летаргирующих осенних деревьев и опавшей листвы, среди запахов умирающей ноябрской флоры, среди лунных, едва заметных теней и ночных тайн, я почувствовал, что стал наполняться какой-то пьянящей энергией, которая будто поднимала меня над землёй. Разбуженные моими шагами и перелетающие с ветки на ветку вороны, только усиливали эффект рождающейся левитации. Их чёрные крылья над моей головой, рисующие загадочные руны и иероглифы, будто создавали магнитное поле, которое с непреодолимой и фатальной силой отрывало меня от тверди. Ещё немного и меня затянет своим бездонным водоворотом ночной воздушный океан. Крылья, крылья, крылья… Их становилось всё больше и больше и они становились всё больше и больше… Что это? Это уже были не вороны – птицы с огромными крыльями пролетали надо мной и скрывались за чёрной стеной деревьев в глубине рощи. Я последовал за ними. Вот они – сновидения наяву!
Я пробирался сквозь кустарник к самому потаённому месту рощи, а птицы всё летели надо мной, закрывая порою своими широкими мощными крыльями мертвенный свет луны. Наконец я оказался на небольшой полянке, плотно окружённой растительностью. Здесь птицы садились на землю, собираясь в центре вокруг кучи опавшей листвы. Какая-то сила толкнула меня в грудь, я попятился и спрятался среди кустов. Из-за мельтешащих крыльев прилетающих птиц я не мог ничего толком рассмотреть, но когда все птицы прилетели и сложили крылья, то оказалось, что это вовсе не птицы, а демоницы. Их абсолютно чёрные стройные обнажённые тела отливали у кого синим, у кого зелёным, а у кого фиолетовым – так отливает на солнце оперение воронов. Но сейчас был только призрачный янтарно-бледный свет скрытой за вуалью облаков луны. И всё же тела их отливали разными цветами словно светило солнце. У всех демониц были очень длинные, волочащиеся за ними по земле хвосты. У одних змеиные с изумрудной, опаловой, гранатовой или гиацинтовой чешуёй, у других коровьи грифильного, матово-стального или пурпурного цветов. Крылья были у всех разные, но одинаково чёрные: с оперением, как у птиц, перепончатые, как у летучих мышей или совершенно гладкие, словно высеченные из базальтового монолита или отлитые из угольного свинца. Густые лобковые волосы светились разнообразными яркими цветами: у одних светло-голубым, у других тёмно- или светло-зелёным, у иных сиреневым, малиновым или золотым, а те, у кого они отсутствовали бесстыдно расщепляли пространство своей бриллиантовой или алой щелью. Некоторые поднимали вверх хвосты и являли мерцающую оранжевым или малахитовым полоску, разделяющую ягодицы. Ареолы с соска;ми на крупных упругих грудях и пупки сверкали, будто в них были вживлены драгоценные камни: рубины, сапфиры, аметисты, турмалины или топазы. Губы у всех были будто густо наведены серебряной или золотой помадой, а глаза лучились холодным тёмно-синим светом. У некоторых из них на голове было два или четыре рога – довольно длинных, вертикальных, чуть изогнутых. Посреди изящно и замысловато уложенных волос, мрачно фосфоренцирующих всеми оттенками синего и зелёного, они смотрелись впечатляюще, как некое фантастическое украшение или корона инопланетных королев, или властительниц потусторонних деспотий. Но кто они и были эти демоницы как не архонтиссы запредельных неведомых миров. И все они были ослепительно прекрасны – и те, у кого волосы густыми чёрными или фосфоринцирующими волнами ниспадали до самых ягодиц и миндалевидные глаза, дополненные тонкими чертами лица, просто не оставляли альтернативы для другой оценки; и те, у кого волосы были уложены в оригинальные и неповторимые формы, а форма глаз была просто неопределима, а черты лица были несколько тяжелы и квадратны; и даже те, кто был абсолютно лыс, и у кого на грубоватом лице, словно две больших медно-синих монеты, были прилеплены круглые глаза. От всех этих суккобов исходило тёмное жуткое очарование и пряное извращённое обаяние.
Я не мог сосчитать демониц, потому что они хаотично бродили по поляне урча как дикие кошки и издавая иногда птичий клёкот и щебет. Их было не меньше десятка. Я решил, что тринадцать. Пусть будет тринадцать, раз всё это происходит тринадцатого ноября. Я нисколько не сомневался, что это сны наяву, мои галлюцинации и грёзы. Однако вскоре я почувствовал принеприятнейший запах, исходящий от этих исчадий, запах дохлых слизней, усиленный многократно, запах будто создающий защитную завесу от не прошенных гостей. Тогда я понял, что всё виденное мной реальность, невероятная, невозможная, но реальность, потому что грёзы не пахнут, во всяком случае мои грёзы.
Мне захотелось тут же уйти, покинуть это, скорее всего, опасное и гиблое, закрытое от посторонних глаз, место, но любопытство и страсть ко всякого рода таинственным историям, укрепив мою волю и подавив отвращение и тошноту, преградили мне путь к бегству.
Несколько четырёхрогих демониц, видимо стоящих на верхушке пандемониумной иерархии, подошли к куче опавшей листвы и стали разгребать её своими длинными стальными когтями, при этом похотливо постанывая и похрюкивая. Из-под листьев показалось что-то белое, продолговатое… Тело! Обнажённое женское тело! Мёртвое! Сердце моё бешено заколотилось и душа, в буквальном смысле этого слова, ушла в пятки, ну если и не в пятки, то где-то ниже паха; вся энергия из мозга, из сердца опустилась куда-то вниз и замерла, став комком чего-то холодного и отвратительного. Издалека я не мог толком рассмотреть труп женщины, но видимо на теле не было никаких ран. И вдруг меня осенило – она не мертва, она в состоянии глубокого сна, может быть летаргического или в состоянии гипноза, или наркотического опьянения, потому что тело, лишённое жизненной энергии, не может быть таким белым (ослепительно белым), оно должно иметь синий трупный цвет, тем более если долго находилось на холоде – куча листьев, какой бы она ни была, вряд ли могла уберечь его от этого.
Моя догадка только усилила мой страх. Моё любопытство боролось с ним из последних сил и победило. Я не отступил и продолжал созерцать то, в реальность чего почти не верил. Однако ничего интересного больше не произошло. Демоницы обступили лежащую в листьях женщину плотным кольцом и, видимо, совершили некий обряд. Затем они одна за одной стали взлетать, бесшумно взмахивая крыльями, и исчезать из поля зрения. Вскоре поляна опустела, и только куча охрово-бурой листвы, накрытая призрачным колпаком тускло-жёлтого, размытого облаками, лунного сияния, напоминала о событиях, скорее ирреальных, чем реальных.
Я долго не мог придти в себя. Наконец, поднявшись и растерев затёкшие мышцы, на одеревенелых ногах направился в центр поляны. Страх и любопытство опять боролись во мне с ожесточением и завидным упорством. И страх опять потерпел поражение. Сначала робко и медленно, но постепенно, сбрасывая с себя путы ужаса, всё смелее и быстрее, я начал разгребать листья. Под ними ничего не оказалось. Этого и следовало ожидать. Я облегчённо вздохнул. «Вот и хорошо! Может всё-таки это был сон наяву?» Я пнул ногой груду листвы и носок ботинка упёрся во что-то твёрдое. Я похолодел. «Нет, всё-таки не сон. Наяву совсем другое. Другое и…» Я аккуратно обследовал ногой предмет. Нечто прямоугольное, небольшое. Книга? Шкатулка? Нечего было гадать, надо было наклониться и взять. Но звезду с неба достать было бы легче. После долгих сомнений, я выудил предмет из-под листьев. Это была книга в гладком матовом чёрном переплёте без надписей и изображений. С понятным трепетом и волнением, озираясь по сторонам, я открыл её. Сплошная чёрная страница, другая такая же, третья… Я пролистал всю книгу. Абсолютно чёрные страницы без единой буковки или рисунка. Бумага тонкая, но прочная. Я повертел книгу в руках, понюхал – запах палой листвы да и только – и взял с собой.
На обратной дороге я опять не встретил ни единого живого существа, но теперь я не радовался этому. За каждым деревом, за углом каждого дома я видел наблюдающих за мной демониц и думал, что они специально усыпили всех жителей района и даже бродячих кошек и собак, чтобы в полной тишине, без свидетелей уничтожить меня.
Домой я пришёл полностью физически и психически обессиленный и, бросив книгу на стол, завалился спать.
Проснулся я около полудня. Голова раскалывалась, а тело было дряблым и вялым, как во время болезни. Я даже и подумал, что заболел, но холодный душ привёл меня в чувство, взбодрил и уничтожил телесную немочь. Я был уверен, что всё произошедшее этой ночью, было всего лишь сновидением… нет, не всего лишь, очень ярким, запоминающимся и удивительным, но сновидением.
Я отправился на кухню, приготовил омлет с помидорами и ветчиной, с какой-то удивительной для меня жадностью и дикостью проглотил еду и с удовольствием выпил две чашки кофе. Блаженство! Но тут моё блаженство оборвалось, словно кто-то срезал дамоклов меч, о котором я совсем забыл. Да! Я забыл о книге! Книга! Мне не хотелось идти в комнату и смотреть на стол, на котором должна… или не должна?.. Противоречивые чувства раздирали меня – мне и хотелось и не хотелось увидеть книгу на столе. Однако чего бы мне не хотелось, но будет то, что будет. Прорвав пелену оцепенения, я ринулся в комнату. Книга лежала на столе. Но это была уже не та книга. И вообще это была не книга, а чёрный блокнот. Много тоньше, чем книга и небольшого размера. Чтобы не происходило прошедшей ночью во сне или наяву, но этот блокнот, вполне материальный и осязаемый, лежал на моём столе. Это факт, от которого никуда не денешься. Рассуждать как и откуда, и каким образом, было бессмысленно. Я вспомнил с каким трепетом я открывал чёрную книгу ночью на поляне и дрожь охватила меня. Я чувствовал, что в блокноте не будет пустых чёрных страниц, что там будут чьи-то записи, причём имеющие непосредственное отношению к тому, что я видел в роще. Я понимал, что если я открою блокнот и прочту написанное, то стану соучастником… Нет! Я им уже стал этой ночью. Даже если я, не читая, сожгу этот блокнот, это ничего не изменит. Всё равно информация, которую мне теперь как соучастнику нужно узнать, будет мне навязана в другом виде. У меня не было выбора. Поразительно, но страх и ужас безальтернативного пути и диктуемой какими-то чуждыми силами воли вдруг сменился острым, опьяняющим возбуждением.
Я не ошибся – весь блокнот от корки до корки был исписан ровным крупным каллиграфическим почерком. Ещё не начав читать, я понял, что это дневник женщины. И я сразу подумал, что это именно та женщина, которая лежала под листвой. А что ещё я мог подумать?
Дневник был без точных дат – только числа месяцев, иногда только дни недели. С огромным любопытством, которого никогда не испытывал в жизни, я стал читать. Весь мир остался за глухой непроницаемой стеной – чтение поглотило меня без остатка.
7 июля. В ночь с 6-го на 7-е июля, в Воробьиную ночь, в ночь, когда цветёт папоротник, по народным поверьям, в ночь, когда ведуют и ворожат, мне приснился страшный сон. Такого кошмара я никогда раньше не видела. Я оказалась в каком-то сыром подземелье. Пол, стены, своды этого пространства, больше похожие на огромный погреб, чем на пещеру, были все из мягкой земли. Сверху свешивались корни растений и ещё то ли тина, то ли водоросли, то ли змеи. Я была в своём любимом зелёном платье. Почему-то оно развевалось, как будто дул ветер, хотя никакого ветра не было. Я шла неизвестно куда и чувствовала, что вот-вот должно что-то произойди. Но ничего не происходило. Постепенно страх мой ослабевал и вдруг сзади меня кто-то схватил. Стало сразу как-то светло, как днём, и я увидела, что мою талию обвивает мускулистая мужская рука цвета тёмного-свинца, только на пальцах у неё были длинные изогнутые острые когти. Это была не человеческая рука. Я рванулась, но рука только сильнее впилась в тело. Я кричала, но не слышала своего крика. Эта когтистая лапа стала рвать на мне одежду, и когда на мне остались только клочья, швырнула меня в обьятия неописуемого чудовища. Больше всего оно было похоже на огромную уродливую ящерицу со множеством крыльев и лап. Оно сдавило всё моё тело. Я задыхалась. Каким-то образом мне удалось вырваться их его железной хватки и я побежала по глубокой вязкой грязи. Бежать было так тяжело, что я в конце концов, обессилев, упала. Кто-то поднял меня за руки и потащил вверх. Затем бросил и я упала плашня на спину в грязь. Что-то чёрное, круглое и скользкое со множеством щупалец плюхнулось мне между ног и стало внедрятся в мои внутренности. Теперь я услышала свой неистовый вопль и проснулась.
9 июля. Третий день меня не отпускает этот сон. Я вспоминаю его и думаю о нём чуть ли ни каждую минуту.
10 июля. Утром, собираясь на работу, я обнаружила в своей сумочке три небольших (какие там размеры бывают? 9 на 12 что ли?) чёрно-белых фотографий. Я не поверила своим глазам и вообще всем своим чувствам. Мне показалось, что я опять сплю и вижу продолжение всё того же кошмара. На этих фотографиях довольно плохого качества была я. В подземелье. На первой – рука, высунувшаяся из темноты и схватившая меня за талию. На второй – моё всё изодраное тело с остатками одежды в объятиях какого-то чудовища, даже форму которого разобрать можно с трудом – всё размыто и искажено. На третьей – я лежу на спине в грязи с широко раздвинутыми ногами и между ними какой-то чёрный комок со щупальцами.
Мне стало так страшно, что я не могла сдвинуться с места. У немя всё похолодело внутри. Мне казалось, что даже мои кости и череп сделаны из льда. Кто мог сфотографировать мой сон? И как? Это было настолько невероятно, что на мгновение мне показалось, что я вообще уже больше не живу, что я умерла, что всё происходит в потустороннем мире и вообще не со мной.
Где-то после часа оцепенения я всё-таки вышла из ступора и с сожалением признала, что всё происходящее это реальность, ужасающая, немыслимая, но реальность. Мне захотелось покончить с собой, но на подобное действие мне не хватало ни воли, ни силы, ни решительности. Я попыталась разорвать эти страшные, эти нереальные, но всё-таки реальные (будь проклята эта реальность!) фоторграфии, но у меня ничего не получилось – они не рвались, будто были сделаны из резины, хотя на ощупь были как обычные бумажные фотографии. Я выбежала на улицу и швырнула их в мусорный бак.
Понедельник. Я не могу спать, не могу есть, я ничего не могу. Я скоро сойду с ума.
Суббота. Наконец-то я заснула и спала целый день. Слава богу, ничего не снилось.
Понедельник. Все окружающие вещи и люди меня раздражают, потому, что они теперь не вписываются в мою новую реальность. Они ничего не знают, а я знаю то, что… невозможно никому рассказать. А может я уже сошла с ума? Может мне всё это привидилось, может у меня такие трёхмерные, на все пять чувств галлюцинации? Больше всего меня раздражает наука, которая кичится своим всезнайством. Как бы учёные объяснили то, что произошло со мной? Да ничего бы они не объясняли – просто запёрли бы меня в психушку. Неужели всё это реальность? Мне теперь кажется, что даже дневник веду не я, а кто-то за меня его пишет. Может я это уже и не я?
Пятница. Все дни в каком-то тумане. Жить не хочется. Если бы меня кто-то убил, я бы ему сказала спасибо.
1 августа. Сегодня произошло то, что и должно было видимо произойти рано или поздно. В метро, как обычно, была вязкая непробиваемая толкучка. Кто-то обнял меня за талию. Я передвинула сумочку на живот и плотно прижала к телу – наверное карманник хочет меня отвлечь. Только после этого я взглянула на нахала, который… Вокруг меня стояли только женщины, а мою талию сжимала сильная мужская рука… нет-нет, это была рука не человека… то есть она была похожа на мужскую мускулистую руку с толстыми, проступающими сквозь кожу венами и мощным бицепсом… но это была не человеческая рука – цвета тёмного свинца с острыми длинными загнутыми когтями на пальцах, похожих на древесные корни. И заканчивалась она этим самым бицепсом – просто обрывалась и всё. Рука сама по себе – без её обладателя. Рука из моего кошмара.
Всё это можно было бы счесть за галлюцинацию, за видение, которое я сама же и создала своим возбуждённым воображением, после долгих дней тяжких дум о своём кошмаре и об этих дьявольских фотографиях, если бы не моя талия, которая ощущала эту руку и её силу… и эти железные когти. Если это галлюцинация, тогда вообще вся жизнь и весь мир сплошная галлюцинация, и не о чем тогда говорить и спорить.
Я не могла ни вскрикнуть, ни вздохнуть. Я затаилась, как насекомое, которое вот-вот должны раздавить. На конечной, когда пассажиры стали выходить, рука исчезла, разодрав платье. Дыры были не очень большими – я их прикрыла сумочкой, но всё равно платье было испорчено безнадёжно. Моё любимое зелёное платье. Пока шла домой – не могла сдержать слёз. Дома я обнаружила на теле четыре длинных, но не глубоких царапины. Они были реальны и реально болели. Если бы после того как я их смазала йодом, они исчезли, тогда бы я поверила, что всё происходящее галлюцинации и сновидения.
2 августа. На платье нет никаких дыр, но четыре царапины на моей талии есть. Как это можно объяснить? Я ничего больше не хочу объяснять. Я вообще больше ничего не хочу. Кошмар громоздится на кошмар – это невыносимо. Это уже не жизнь, а сплошная пытка. Что мне делать? Кто и почему не даёт мне покоя? Зачем издеваются надо мной? Ответов не будет – я это знаю. И это самое ужасное!
Я словно попала в какое-то облако бреда. Если я в ближайшие дни не умру… Я смотрела на это платье, как на какую-то инопланетную вещь. Платье вчера было разорвано. Я шла по улице и всё время думала прикрывает ли эти ужасные дыры моя сумочка. А теперь их нет. Теперь я даже боюсь надевать это платье. Моё любимое платье. Я его всё равно выброшу. Выброшу, как бы мне его не было жалко.
Среда. Целый день думала о случившемся. А о чём же мне ещё думать? Удивительно, что я ещё вообще продолжаю думать. Можно сойти с ума! Платье выбросила. В метро больше не езжу. На работу хожу пешком через парк.
10 августа. Работать не могу – всё валится из рук. Вообще ничего не могу. Может это и хорошо – от безделья и апатии превращусь в мумию и тогда, может быть, наступит покой… Но думать пока могу. И думается, всё время думается… Всё время думаю что же со мной произошло. И чем больше не понимаю, тем больше думается.
Отпросилась с работы. Решила прогуляться по парку. Было жарко. Присела в тени на лавочку передохнуть. И вдруг услышала голоса, тихие такие и нежные. «Кинна, кинна, кинна», - шептали они. «Забудь своё имя – ты Кинна, Кинна, Кинна. Твоё имя Кинна. Ты одна из нас, Мы принимаем тебя. Мы любим тебя. Ты тоже прими НАС. Ты гостеприимна. Твоё бывшее имя Ксения означает гостеприимная. Ты принимаешь НАС. Но теперь ты Кинна – не Ксения. Ты прошла через портал ксенофрении. Ксенофрения – это вхождение в сознание иного сознания или иного мира. Или иных миров. Множества миров. Бесконечного множества». Приятный ласкающий шёпот будто окутывал меня мягкой замшевой тканью. «Мы входим в тебя, и ты НАС принимаешь, принимаешь, принимаешь…» Я закрыла глаза. Всё тело будто купалось в розовых лепестках. Шёпот стал концентрироваться на кончиках сосков, на кончике языка, на вершине клитора. Затем поплыл возбуждающими тончайшими волнами по внутренним сторонам бёдер, по груди, по спине, животу, ягодицам и разлился безбрежным океаном причудливых светло-фиолетовых облаков. Я открыла глаза и увидела, что напротив меня на лавочке сидит мужчина и читает газету. Газета закрывала верхнюю часть его туловища. Нижняя часть была хорошо видна. На мгновение мне показалось, что его ноги сверху донизу покрывает густая, лоснящаяся, длинная, коричневая шерсть, а вместо обуви что-то светящееся, похожее на два острых треугольника. Нет – это была только какая-то вспышка. На мужчине были элегантные серые брюки и белые туфли. Он опустил газету. Красивый брюнет с голубыми глазами. Белая стильная из тонкого полотна рубашка. Он улыбнулся мне, встал и пошёл по аллее. Я пошла за ним. Это было какое-то наваждение, безумие. Я хотела, чтобы он меня изнасиловал. Здесь же в парке, в ближайших кустах. Мне хотелось, чтобы он раздел меня догола, избил, изнасиловал и убил. Но он шёл спокойно и даже не оглядывался. Он был уверен, что я иду за ним. И я шла за ним как последняя дура. А может, напротив, как самая умная из умнейших – потому что мне было уже всё равно или потому что я хотела узнать, узнать тайну всех этих событий даже ценой своей жизни, а может и именно её ценой.
Он вышел из парка и долго шёл по улицам не оглядываясь. Я следовала за ним. Наконец от подошёл к двухэтажному частному дому, построенному из тёмно-коричневого очень красивого камня. Калитка высокой гранитной ограды казалось распахнулась сама собой. Он вошёл во двор и только тогда оглянулся. Его взгляд не приглашал – его взгляд приказывал. Я вошла и калитка за мной захлопнулась. Путь назад был отрезан. И почему-то меня это дико обрадовало. Мне хотелось неистово хохотать. Хохотать до истерики.
Весь дом внутри был увешан картинами. Милон (так он представился) был художником и коллекционером. Он писал в стиле чёрной фэнтези, готики и демономании и собирал такие же картины, а также произведения современных неосюрреалистов и декадентов. Он пригласил меня осмотреть картины, но попросил сделать это в совершенно обнажённом виде. Я и не сопротивлялась. Я ожидала этого. И всё же мне было страшно. Страх во мне перемешивался с удовольствием, когда я раздевалась на глазах у Милона. Оставшись в одних туфельках, как он и хотел, я принялась осматривать коллекцию удивительных, странных, страшных, ужасных, порою просто омерзительных, тошнотворных творений, созданных казалось не людьми, а существами из преисподней. Среди них самыми безобидными и менее всего отталкивающими были произведения швейцарского художника Гигера. Названия некоторых из них я запомнила, как будто сфотографировала и сами картины отпечатались во всех подробностях в моей памяти: Phallelujah, Planforframeandlamp, Vlattepes, Begoetterung (особенно мне понравилась), Thenet, Humanoid I, Biomechanoid I, Mordor VI, Passage XXIX, Necronomicon. Как мне удалось запомнить все эти названия в точности – сама удивляюсь. И ещё мне запомнилась картина самого Милона – «Гранд-оргия в Пандемониуме». Огромное полотно, изображающее неистовую сексуальную вакханалию демонов и людей. Описать этот хаос тел и их переплетений невозможно. Картина меня настолько дико возбудила, что я готова была наброситься на Милона и сама его изнасиловать. Может он это почувствовал и тут же юркнул даже не в дверь, а в какую-то большую щель в стене. Я последовала за ним и… Вся небольшая комнатка была увешана картинами, на которых воспроизводился всё тот же мой кошмар. В отличие от фотографий, картины были в цвете, но кроме меня самой всё было намеренно плохо и смутно прорисовано. Я поняла чьи это картины и кто меня фотографировал. Целая буря противоречивых чувств захлестнула меня и я потеряла сознание.
Очнулась я в комнате, стены которой были стенами гигантского аквариума, как мне сначала показалось. За этими стенами словно была вода и водоросли, но рыб не было. Мне казалось, что всё это мне снится. Я не понимала почему я здесь и почему я совершенно голая. И вдруг воспоминание как током ударило меня: я вспомнила, что оставила всю свою одежду и сумочку на пороге дома Милона. Панический ужас окатил меня ледяной волной. В тот же миг в одной из стен отворилась до этого невидимая дверь и вошёл Милон. В его руках было моё выброшенное платье, моё любимое зелёное платье. «Надень это, - сказал он, - оно мне очень нравится». «Мне тоже оно очень нравится, - сказала я, - но я его выбросила на помойку». «Ты ошибаешься, на помойку ты выбросила половую тряпку, а это платье ты отдала мне, также как и то платье, в котором ты была сегодня».
У меня не было выбора – либо не одеваться вообще, либо одевать то, что предлагают. «Хорошо, - сказала я, - я одену его, но бельё…» Он протянул мне трусики и лифчик из моего домашнего гардероба, но не те, в которых я была сегодня. «А где же…» - я была просто ошеломлена. «Сегодняшняя твоя одежда останется у меня», - сказал Милон, и спорить было бесполезно.
Когда я одевалась, в аквариуме появились обнажённые женщины с огромными перепончатыми крыльями. У некоторых было по четыре, шесть и даже больше крыльев. Таких суккубов я видела на многих картинах из коллекции Милона. Цвет тел этих демониц был или абсолютно чёрный, или тёмно-коричневый (но чёрный и коричневый не такой как у негров, а намного насыщеннее и плотнее, какой-то совершенно неестественный) или грифельный. Длинные волосы их беспорядочно развевались, а глаза сияли янтарным или изумрудным огнём. Я подумала, что это инсценировка, хотя в глубине души… «Они настоящие, это не актёры», - сказал Милон. Было непонятно, парят ли они в воздухе или плывут под водой. Их движения были плавными и медленными, как будто их окружала вода, но иногда взмахи крыльев становились резкими и быстрыми, словно в воздухе. Это было замечательное зрелище, я не могла оторвать взгляд от их прекрасных тел и почувствовала, что вновь теряю сознание.
11 августа. На этот раз я очнулась у себя дома, в своей постели утром следующего дня. Сначала я подумала, что мне всё приснилось. Но на стуле висело моё любимое зелёное платье, то которое я выбросила накануне. Я вскочила и перерыла весь шкаф, осмотрела всю квартиру – белого платья, в котором я была вчера, не было. Лифчика и трусиков вчерашних конечно тоже. Сомнений в реальности происходящего не оставалось. Можно было строить разные предположения, но всё равно они остались бы только предположениями. Следовало просто ждать продолжения.
Я думала, воспользовался ли Милон моим обмороком, чтобы насладиться мной. Я подозреваю, что воспользовался. Моё тело мне говорило об этом.
На работу я не пошла, осталась дома, сославшись на болезнь. Целый день просидела со своими мыслями и воспоминаниями. Страх оставался – он не мог просто испариться, но к нему примешивалось сексуальное наслаждение и какое-то безумное безразличие.
Воскресение. По дороге в магазин я увидела на ветке клёна большую чёрную птицу. Это была не ворона и не ворон. Птица, скорее всего, была похожа на филина. Филины? Посреди бела дня? Я подошла ближе, чтобы рассмотреть птицу… Это была не птица. Это был суккуб. Абсолютно чёрный с огромными алыми глазами. Волна ужаса сшибла меня с ног и я полетела…
Сначала был однообразный серый унылый пейзаж, словно гравюра на стали. Потом в него начали вписываться отдельные здания и группы деревьев, совершенно лишенные листвы. Начали появляться алые полосы на небе и на земле, словно начинался закат. После всё это окуталось фиолетовой дымкой. И вдруг сменилось серым подземельем с низкими сводами, с которых опускалась липкими скользкими нитями и клочьями то ли тина, то ли паутина. Тьма нарушалась лишь слабым синим светом, неизвестно откуда исходившим. Пахло сырой землёй, плесенью, болотом и ещё чем-то сладковатым. Пол был земляной, мягкий и слегка пружинил. От него исходил холод и тонкими струйками ледяного дыма обвивал ноги спиралью, поднимаясь всё выше и выше по бёдрам к самому паху и сворачивался там будто в тяжёлый змеиный клубок. Вдруг что-то кольнуло меня между ног и словно электрический разряд прошёл по всему телу от промежности до макушки. Чья-то массивная грубая рука легла на мою ягодицу. Я просто заледенела от ужаса и не могла сопротивляться. Острыми когтями рука разорвала моё платье. Страх просто разорвался в моём теле как снаряд, сердце и грудь подпрыгнули вверх и из лёгких вырвалась струя воздуха скорее похожая не на вопль, а на какой-то свист, тяжёлый, грубый, но сочный. Ноги тут же ослабли и завибрировали, руки обвисли как мокрые тряпки, а кишечник и весь низ так обмякли, что из меня просто полилось всё, что было у меня внутри. Всё это можно было бы принять за ночной кошмар, если бы не запах мочи и кала – запахи не снятся. Как не снится и стук собственных зубов. Рука сорвала остатки одежды. «Она тебе уже никогда не понадобится». Эти слова были произнесены красивым бархатным баритоном. Моё сердце бешено колотилось и я думала, что оно вот-вот разорвётся. Если эта жуткая рука разорвёт и моё тело, то сердце вылетит из него пулей и будет скакать по этому подземелью как теннисный мячик. Но моё несчастное тело пощадили. Но пощадили, конечно, не просто так. Тот же приятный баритон произнёс: «Ты забыла, что тебя зовут Кинна». Да, я действительно это забыла. А почему я об этом должна была помнить? «Больше не забывай об этом», - спокойно сказал голос. «Кроме этого имени тебе здесь больше ничего не нужно», - добавил он. Меня бил озноб. Я приготовилась к самому худшему, хотя никто не знает, что такое самое худшее. «Тебе здесь понравится», - произнёс голос без всякой насмешки. Чьи-то сильные руки вынырнули из тьмы сзади, прошли под мышками и грубо схватили меня за груди. Руки цвета тёмного свинца, с узловатыми пальцами, но без когтей. Стало гораздо светлее и я различила на руках целые сети разноцветных капилляров. Я как заворожённая смотрела на эти красивые мускулистые руки, а они нагло и жестоко мяли мою грудь. Руки стали ласкать моё тело, не пропуская ничего. Дрожь ужаса переходила в дрожь возбуждения. Мне казалось, что я нахожусь одной ногой в могиле, а другой в раю. Мой ночной кошмар становился реальностью. Может тот сон был только предисловием к тому, что должно было произойти?..
Внезапно свет погас и руки исчезли. Я стояла в кромешной тьме, покачиваясь на дрожащих ногах и готова была упасть, но кто-то подхватил меня, взял за руку и повёл за собой. Буквально через минуту я оказалась в освещённой тремя большими свечами комнате. Тот, кто меня сопровождал, исчез. Свечи стояли в центре в огромных с рост человека канделябрах из сверкающей меди. Канделябры были сделаны в виде эрегированных фаллосов, обвитых змеями. На зеркальном полу был расстелен толстый мягкий ковёр. Я посмотрела на своё отражение в полу и не узнала себя: какая-то лохматая обезумевшая вакханка. Но мне было уже всё равно. Я повалилась на ковёр и зарыдала. Но вечно плакать невозможно – слёз не хватит.
Когда я успокоилась и огляделась, то увидела уже совсем другую комнату. Свечи оплыли и должны были вот-вот погаснуть. Канделябры стали обычными серыми столбами. Пол из зеркального превратился в земляной. Стены, до этого совершенно гладкие и однотоннопесочного цвета, теперь оказались расписанными ужасающими фресками, похожими на те картины, которые я видела у Милона. Немыслимые, отвратительные переплетения и смешения в эпилептическом промискуитете людей и чудовищ. Глаза б мои всего этого не видели! И я их закрыла.
Что-то прикоснулось к моему плечу. Что-то мягкое, скользкое. Я обернулась. В лицо мне пахнул тяжёлый смрад. Чьи-то руки перевернули меня на спину и раздвинули ноги. И тут же на промежность шлёпнулось что-то чёрное, многощупальцевое и холодно-осклизлое. Жаба, паук или смесь того и другого? Нет, это что-то не имело никаких земных аналогов. Казалось, оно состояло из одних только щупалец, но иногда между ними мелькало что-то пронзительно алое, напоминающее человеческие губы. И вдруг из концов щупалец изошло ярко-золотое сияние. Моё тело всё передёрнулось от неожиданности. Чёрноё существо будто приклеилось к вагине, и, казалось, что оно сейчас высосет из меня все внутренности, однако вскоре хватка ослабла. Передвигаясь на своих мерзких щупальцах, существо начало двигаться вверх по моему телу. Я пыталась сбросить его, но не тут-то было – оно было словно приклеено и перекатывалось всё ближе и ближе пододвигаясь к моему лицу. Ужас, охвативший меня, неописуем. Кажется я кричала изо всех сил, но что толку. Эта гадость всё-таки впилась в моё лицо и я потеряла сознание.
Четверг (или пятница? или суббота?). Я потеряла счёт времени и запуталась в днях. Я себя чувствую словно после сильного похмелья. Я ничего не понимаю и ничему не верю. Я чувствую, что превращаюсь в труп. И может это самое лучшее…
Вторник (кажется). Царапины от когтей долго не заживают. Может они останутся на моем теле вечно, как напоминание…
1 декабря. Уже давно ничего не происходит со мной. И это самое подозрительное. Каждый день я чего-то жду. Жизнь – механический театр абсурда. Я что-то делаю, но думаю только о том, где была вне этого мира.
31 декабря. Хотела встретить Новый год со своими старыми подругами, но ничего не получилось – не хочу общаться ни с кем. И писать ничего не хочу.
1 февраля. Я вспомнила, что меня зовут Кинна. Я хочу поцеловать ту руку цвета тёмного свинца. Я хочу поцеловать длинные изогнутые острые когти. Я хочу, чтобы они вспороли моё тело. Я этого хочу и не хочу. Мне страшно и…
2 февраля. Я гуляла по парку и хотела встретить Милона. Но не встретила. Уже выходя из парка, я оглянулась и что-то вспыхнуло перед глазами и ударило в лицо. Я погрузилась в тьму.
Постепенно тьма стала рассеиваться. Очертания каких-то бесформенных предметов проступали сквозь неё. Вдруг на меня обрушился поток тёплой липкой жидкости, будто меня окатили канцелярским клеем. И тут же я почувствовала как одежда плавится и стекает вместе с густой влагой на пол. Когда я осталась в первозданном виде, на мне не было ни капельки клейкой жидкости – кожа была сухая, гладкая и даже глянцевая. Сердце моё колотилось, но уже не так как когда-то. Кто-то погладил меня сзади по голове и передо мной появилась рука. Всё та же рука.
«Ты этого хотела», - мягкий шёпот залёг пушистым зверьком у меня в ушах. «Да», - сказала я и поцеловала руку. Второй раз, третий… Эти поцелуи обожгли мои губы, как горький перец. И тут же я провалилась в бездну. Все внутренности подскочили к горлу, в глазах помутилось. Мгновение – и я стояла на холодных серых каменных плитах посреди сумрачного абсолютно пустого зала с высоким потолком. И где-то вверху появился серебристо-голубой шар, величиной, наверное, с голову слона. Он медленно опускался и приближался. Когда он был совсем рядом, я, сама не знаю почему, дотронулась до него. И обожгла палец – шар был словно раскалённый металл. В это же мгновение он вспыхнул алым сиянием и через несколько секунд взорвался. Я инстинктивно присела и закрыла голову руками.
Когда я открыла глаза и посмотрела вверх, то от неожиданности покачнулась, потеряла равновесие и упала на спину. Под потолком беззвучно в замедленных движениях парило трудно описуемое чудовище. Но я сразу поняла, что это чудовище из моего сна. Больше всего оно было похоже на огромную ящерицу и у него было множество лап, может с десяток с каждой стороны тела, причём на каждой из них были ещё лапы поменьше, а на тех – ещё меньше. Голова его была бесформенной глыбой, на которой не поймёшь где рога, глаза, пасть, ноздри, уши или ещё что-то. Крылья же его были как огромный кусок шёлковой материи, плавно развевавшейся вокруг тела. Хвост состоял из отдельных кольцевых радужных сегментов, вращающихся в разные стороны. Окраска монстра состояла из синих и лиловых полос.
Вдруг из-под хвоста чудища высунулась какая-то бугристая длинная алая плеть, округляющаяся в безобразный узловатый корень. Не трудно было догадаться что это такое, хотя оно скорее напоминало сучковатую сухую ветку. Монстр издал глухой рокочущий звук и выплеснул из своего омерзительного члена ярко-голубую струю. Тёплая струя, резко пахнущая гнилой дыней, ударила мне в живот и опрокинула меня. Меня охватило неконтролируемое возбуждение. Клитор запульсировал. Но страх в груди пульсировал ещё сильнее. Я вскочила, словно кто-то хлестанул меня стальным прутом, и помчалась не знаю куда, но лишь бы подальше от этого ужаса. Я мчалась будто по раскалённым углям.. Тёмные запутанные лабиринты, лестницы, переходы, туннели, анфилады с низкими, прижимающими к земле, сводами. Пот и слёзы заливали глаза. Наконец, обессилев, я упала, а когда посмотрела вокруг, то поняла, что оказалась на том же месте, будто и вовсе с него не сходила. Чудовище спокойно и мягко парило надо мной. Бежать было некуда – зал будто был замурован со всех сторон. Я была полностью беззащитна. Монстр, издав торжествующий утробный рёв и вздув на спине несколько больших багровых пузырей, ринулся на меня, схватил когтистыми лапами и поднял вверх. Его мерзкая пасть впилась в мой рот и его язык стал проникать в моё горло – будто в меня впихивали кусок длинного и толстого дерьма. Я бы хотела упасть в обморок, умереть, отключить сознание – но нет, я осознавала всё, что он делал со мной. Множество его лап терзали всё моё тело от пяток до макушки, а огромный кривой член распарывал пополам. Я была уверена, что это последний сексуальный акт в моей жизни. Я была уверена, что не выдержу всего этого ни физически, ни психически. Но я выдержала.
«Двери закрываются, следующая станция…» Каким образом я оказалась в вагоне метро, я даже и не стала гадать – слава богу я была в своей одежде. Но под одеждой всё моё тело снаружи и внутри горело от ран. Я каталась в метро до тех пор, пока за полночь меня оттуда не выгнали. Я хотела упасть на улице и лежать неподвижно, и замёрзнуть, но ноги сами несли меня домой.
Май. Три попытки суицида с таблетками окончились полной неудачей. Я даже не обращалась к врачам. Какая-то неведомая сила исцеляла меня. И эта же сила не давала мне и близко подходить к мостам, рекам, открытым окнам и высотным домам. Я даже не могла сделать петлю – пальцы не слушались. Я махнула на всё рукой – будь что будет. Пусть меня насилуют монстры хоть десять раз в день – плевать!
Среда. Сегодня я встретила на улице Милона с двумя очаровательными женщинами – высокой фигуристой шатенкой и миниатюрной изящной блондинкой. Он спросил, как ни в чём не бывало, почему я не захожу к нему. Но я ведь не знаю адреса и не помню на какой улице его дом. С западной стороны парка – только и сказал он. И не попрощался.
Четверг. Я пошла к Милону. Не раздумывая, не взвешивая «за» и «против». Просто пошла.
На этом дневник обрывался. Я перечитал его ещё раз. Я решил ночью пойти на то же место… Но до ночи было ещё далеко. Я не мог усидеть на месте и ходил из угла в угол как зверь в тесной клетке. Со всех сторон на меня обрушивались мысли, воспоминания и воображаемые будущие события. Наконец я не выдержал этого замкнутого давящего пространства и вышел на улицу.
Бесцельно бродя, я зашёл в книжный магазин. У меня не было намерения что-то приобретать – просто полистать книги. И первая же книга, которая попалась мне на глаза, приковала моё внимание.
Книга в чёрном переплёте с золотым тиснением: «Инфрасферальные пространства» сразу показалась мне странной: у неё не было ни автора, ни составителя, ни редактора, на ней не было обозначено никаких исходных данных, кроме места издательства: Йаддит, XXI. Но ведь Йаддит – это вымысел Лавкрафта. Это что, чёрная шутка? Я открыл книгу наугад.
«Можно подняться в космос, можно опуститься под землю, возможно скоро изобретут и телепортацию. Но в инфрасферальные пространства попадают неожиданно. Туда нет дорог. Никакие технические средства не помогут добраться туда. В эти пространства просто проваливаешься. Нет ни входов, ни выходов, ни времени, ни пространства. Об инфрамирах никто ничего не знает – ни те, кто попадает туда впервые, ни те, кто пребывает там вечно. Так же как отражение облаков в воде: их формы метаморфозы совершенно загадочны, но они не менее таинственны, когда созерцаешь их на небе. В инфраантимирах движутся только при помощи акмэлевитации и падают туда тоже с помощью её через зазеркалье тьмы».
Не раздумывая, я купил книгу, хотя пришлось выложить почти все имеющиеся у меня деньги. Книга была не только единственной в магазине, но и была издана в единственном экземпляре, как сказала продавщица, пожилая худощавая женщина с совершенно безжизненным тусклым взглядом почти бесцветных глаз.
Когда я выходил из магазина, кто-то внятно шепнул мне на ухо: «Бафо;о;». Я оглянулся, но увидел лишь сплошную тьму. Не было ни дверей магазина, ни самого магазина, вообще ничего – сплошная кромешная тьма. Я вертелся вокруг своей оси, как юла, но ничего не видел, кроме тьмы.