38
Через неделю я уже работал электриком-силовиком пятого разряда в нашей автобазе. За двести рублей, зато рядом с домом - из окна боксы видать.
А в октябре я получил повестку из военкомата. Моего друга Васька забрили ещё весной. Меня тогда из-за аппендицита оставили. Теперь вот настала пора. Повестка пришла в понедельник, а уже в пятницу в двадцать три ноль-ноль я должен быть с вещами на стадионе на сборах. За это время я прошёл медкомиссию в военкомате, снялся с комсомольского учёта и рассчитался с работы.
Проводы решили начать часов в шесть. Погулять до девяти, а там пешком до стадиона.
Провожали меня всем бараком. Соседи поделились столами, которые мы расставили в зале в ряд. Мы с отцом принесли из автобазы из комнаты отдыха длинные скамейки. Пришли соседи, поселковые пацаны с девчонками. Мишка Кирпиченко, когда-то в детстве мой тренер по хоккею и футболу, вернувшийся из армии года четыре назад, принёс с собой гармошку.
Пришла и Светка. Мы, молодёжь, шумной толпой стояли на крыльце в ожидании, когда нас пригласят к столу, когда я увидел, как из дыры в заборе появилась она. В красивом нарядном платье, словно на свадьбу вырядилась. Сверху болоньевая курточка. Извинившись перед ребятами, я, естественно, поспешил к ней навстречу. Она была расстроена. Это было видно невооруженным глазом. Но заметив меня, расцвела и, подскочив ко мне, поцеловала в губы. И это притом, что за нами наблюдали человек шесть, как минимум.
- Сашка, привет!
- Привет, Свет! – как эхо, по привычке, ответил я радостно.
- Ну, и как настроение, боец Красной Армии?
- Боевое! – я подхватил её под руку и повёл к бараку, но она вдруг вырвала руку.
- Ты чего? – опешил я.
- Видите себя прилично, боец! – сурово пояснила она и пошла рядом.
- Как скажете, сеньорита, - обиделся я. – Я думал, что…
- И правильно думали, сеньор, - Светка, улыбаясь, взяла меня под руку и, ускорив шаг, скомандовала. – Пошли!
Наших поселковых она знала почти всех. Пару раз я привозил её на наши вечерние посиделки. Кого не знала, я познакомил. В это время из окна высунулась маманя и позвала нас:
- Молодёжь, заходите!
И толпа шумно повалила в дом.
Меня, как виновника торжества, посадили во главу стола. Ну, а я усадил рядом с собой Светку под недоуменные взгляды соседей. Но потом до них дошло что к чему, а после второй стопки так они вообще смотрели на нас уже по-другому.
Напутствий и пожеланий было много. От «служи хорошо» до «Защищай Родину до последней капли крови». Выпито тоже было много. Поэтому, когда пришло время, идти на стадион, несколько человек не встали, уснув за столом, часть разбрелась по домам, поняв, что не в силах выдержать длительный путь.
Провожать меня пошли только родственники и молодёжь. Мишка Кирпиченко вышагивал впереди и наяривал на гармошке. За ним шёл я со Светкой. Она перебрала. Немного не рассчитала силы, а, может, из-за расстройства её организм так плохо боролся с воздействием алкоголя. Чтобы она не упала, я крепко держал её за талию. Позади шли родители с Танюхой, Володя с Люсей и парни с девчонками. Все, кроме меня, были пьяненькими, и потому не смущаясь, во всю глотку пели под гармошку «Как родная меня мать провожала…».
Идти решили не через обвалы, а по асфальту. Спускаясь к Томскому переезду, мы увидели впереди такую же поддатую толпу, голосящую «…тут и вся моя родня набежала…». Так мы и добрались до Центра: они впереди, мы чуть сзади.
К месту сбора пришли минут на тридцать раньше, но у стадиона уже скопилась большая толпа. И к ней всё подходили ещё поющие и танцующие кучки людей. Подошли и мы. Поняв, что развязка близка, Светка вцепилась в меня:
- Сашка не уходи! Не бросай меня!
- Свет, ну, я же скоро вернусь, - успокаивал я её, как мог. – Всего два года…
- Не бросай меня! – упрямо повторила она, прервав меня, и потянулась к губам.
Я не стал противиться. Ведь я был уже взрослым и мог себе позволить поцеловать свою невесту на глазах у всех.
- Я быстро, - заверил я её, когда она оторвалась. – Ты как раз институт закончишь. Всё нормально.
- Шурик! – позвала меня мать. Я вместе со Светкой подошёл к родителям. – Ну, давай, сынок, попрощаемся.
Словно услышав её, в воротах появился прапорщик, с которым я сталкивался в военкомате, когда проходил медкомиссию, и громко объявил:
- Товарищи призывники! У вас десять минут, чтобы проститься с родными. Те, кто уже проводил, прошу разойтись. Дайте другим попрощаться.
Толпа, словно ждала этого указания, как будто не желала уходить добровольно. Скоро наши ряды значительно поредели. У ворот осталось всего несколько кучек. И то, наскоро попрощавшись, они тоже уходили.
Со словами: «Ну, давай, мамань!», я поцеловал мать и присел перед сестрёнкой. Танюха не совсем понимала, что происходит, хотя ей было уже двенадцать. Она думала, что я, как и в прошлом году, уеду ненадолго и скоро вернусь. Она слышала, как я сказал это Светке.
- Сашка, зачем тогда эти проводы, если ты скоро вернёшься? - насу-пившись, спросила она.
- Так надо, Танюха, - и на правах старшего брата строго напутствовал.- Учись на пятёрки, и слушайся родителей. Поняла?
- Поняла, - пробурчала она, затем обняла меня. Я прижал её к себе, и тут неожиданно услышал её требовательный голос. – А ты давай, пиши, понял!
- И почаще, сынок, - добавила маманя.
Я разжал объятия, чмокнул сестрёнку в щёку и поднялся.
- Обязательно! - пообещал я им, улыбаясь, хотя на душе было совсем не радостно. Два года – это не полгода, да и армия – не практика. – Так что ждите!
- Ну что, жиган, - отец протянул руку, крепко сжал мою ладонь, и, как тогда перед первым классом, сказал. – Не подкачай!
- Не подкачаю! – заверил я.
Мы обнялись, и я пошёл прощаться с остальным. Петька Кутий, младший брат моего друга, сунул мне за ремень бутылку водки. На мой вопрошающий взгляд ответил:
- В поезде с ребятами отметишь.
- И то верно! – согласился я и попросил его проводить Светку до дома. За неё я переживал больше всего.
- Будь спок, - успокоил он, обнимая меня на прощание, - всё будет в ажуре.
Года два назад Петька за какую-то кражу схлопотал полтора года условно, и с тех пор повадки у него были как у закоренелого уголовника. Дружбу особо я с ним не водил, он был просто братом моего друга. Но я ему верил. Раз сказал, значит, так и будет. У меня от сердца отлегло.
Со Светкой я прощался последней. Родня и остальные тактично ото-шли в сторонку.
Пока я обнимался с провожающими, Мишка Кирпиченко смотрел за Светкой. Он стоял рядом с ней и милостиво разрешил ей держаться за гар-мошку, висевшую у него на груди. Её пошатывало, но она держалась стойко. Увидев, что я, наконец-то, освободился, и теперь настала её очередь, она отцепилась от народного музыкального инструмента и на полусогнутых бросилась ко мне. Чтобы, не дай бог, она не упала ненароком, я поспешил к ней навстречу. И правильно сделал. По закону подлости, на последнем шаге ноги её подвели, и она едва не упала. Но я был уже рядом, успел поймать её за подмышки и, рывком подняв, прижал её к себе.
- Сашка, милый, - только и сказала она, обнимая меня за шею.
- Ну, вот и всё, Свет, - с грустью ответил я, обхватив её талию, - на-стал день, которого мы с тобой боялись и ждали. Но ты не расстраивайся. Учись хорошо и жди меня.
- Я же без тебя умру, - заплакала она.
- Держись, Свет, - как мог, успокаивал я её. – Через это все проходят.
- Я тебя люблю… - она подставила губы.
- Я тоже тебя люблю, - я поцеловал её, но быстренько так, ведь не женатые ещё всё-таки.
- Призывники! – услышали мы вдруг стальной голос прапорщика. Он по-прежнему стоял в воротах и строго смотрел на окружающих.
Я-то думал, он уже ушёл давно, а он, оказывается, терпеливо ждал, когда же мы, наконец, здесь прослезимся и обслюнявимся. Глядя на Светку, я боковым зрением видел, как пацаны, мои ровесники, проходили сквозь ворота и шли к центру стадиона, где кучковались призывники.
- Ну, всё, Свет, - сказал я на оптимистической ноте, – мне пора.
- Я люблю тебя, - словно не слыша меня, отозвалась она.
- Я тебя тоже люблю.
Я ещё раз поцеловал её на прощание и пошёл к воротам.
- Сашка! - закричала она мне вслед, по щекам побежали слёзы. – Ты куда? Я же без тебя умру!
- Всего два года, Свет! – откликнулся я и помахал ей рукой.
Когда вошёл на стадион, прапорщик двинулся за мной следом. Значит, я был последним. Какой-то мужик, наверное, сторож, закрыл за нами ворота и навесил на них амбарный замок.
- Сашка! – донёсся тут отчаянный голос Светки.
Оглянувшись, я увидел её, прилипшей к прутьям ограды. Рядом с ней стояли Петька Кутий и Мишка Кирпиченко и что-то говорили ей. Наверное, убеждали её уйти. Но Светка была пьяненькой, эмоции били через край, и потому она себя не контролировала.
- Я люблю тебя! – кричала она. – Я тебя люблю!
Пацанам всё-таки удалось оторвать её от ограды. Но Светка сопротивлялась.
- Сашка, я буду ждать тебя! Слышишь? – продолжала она, упираясь. – Я буду тебя ждать!
Тут её силы иссякли, и она замолчала. Петька с Мишкой буквально на руках её потащили.
- Жена или невеста? – поинтересовался прапор, с интересом наблюдая за Светкой.
Коню было ясно, что он не раз видел подобные сцены, если судить по тому с каким цинизмом об этом спросил.
- Подруга, - ответил я неохотно и, прибавив шаг, добавил, - боевая.
- Вот как! - услышал я за спиной смешок.
Смешок был иронический, но я реагировать не стал. Расставание со Светкой мне тоже далось нелегко. На душе скребли кошки. Да так скребли… Было такое чувство, будто я ухожу навсегда и больше никогда её не увижу.
Подойдя к толпе, я сразу заметил Серёгу. Фамилию этого парня я не знал. Мы познакомились с ним ещё весной на медкомиссии, его тогда тоже не взяли – всего два месяца прошло, как сняли гипс с переломанной руки, - и как-то сразу сдружились. Хотя почему «как-то»? Я всегда был коммуникабельным, и Серёга, судя по всему, тоже. Вдобавок, он, как и я, работал на машзаводе, только в сборном цехе, сварщиком. Вот и сошлись, «родственные души». И надо же такому случиться, снова попали в одну команду. С этого момента теперь мы с ним всегда держались друг друга.