или Дым над водой
Повесть в двух частях с послесловием
Часть первая. Приключения русских в Америке
На календаре была пятница 13 сентября 1985 года — второй день плаванья пассажирского трёхпалубного теплохода «Николай Задорнов», выполнявшего круизный рейс «Хабаровск – Комсомольск-на-Амуре – Хабаровск». На борту лайнера было 46 членов команды и 295 пассажиров.
На «Николае Задорнове» плыли по профсоюзным путёвкам рабочие заводов и фабрик, работники бытового обслуживания, общественного питания, народного образования и здравоохранения. Этот рейс в народе назывался рыбным. Для жителей Приамурья это была возможность прикупить у жителей нанайских сёл свежей красной рыбы и её икры. Во время нереста горбуша, кета и нерка шли вверх по ручьям так плотно, что по ним можно было ходить аки посуху. Но рыба лососевых пород, почему-то, была в большом дефиците, а её икра и вовсе не попадала на стол дальневосточников.
Одну двухместную каюту занимали два молодых православных священника Хабаровской епархии. Они ехали не для того, чтобы окормлять аборигенное население приамурских сёл, а за красной икоркой для епархиальной трапезной. На борту теплохода оказались ещё и двое адвентистов седьмого дня — мужчина и женщина. Своей истовой верой в скорое второе пришествие Христа сектанты смущали беззащитные души советских тружеников. И православные батюшки с грустью в сердце понимали, что им придётся вступать в богословские споры — они-то считали этот круиз своего рода отпуском.
Первый помощник капитана «Николая Задорнова» Марк Презерман предпочитал, чтобы на судне к нему обращались не по фамилии, а по должности, как в армии: «Товарищ помполит». На вопрос: «Вы еврей?» он отвечал: «Нет, я этнический немец». После окончания Львовского высшего военно-политического училища лейтенант Презерман служил в группе советских войск в Германии. С началом в 1970-е годы массовой эмиграции советских евреев в Израиль подозрительность к этому тысячелетиями гонимому народу возросла. От греха подальше замполита Презермана перевели из ГДР в Советский Союз. Дослуживал он в 25-й дивизии ПВО на Чукотке. Выйдя в запас по выслуге лет, Презерман приехал в Хабаровск, где устроился на работу в Амурское речное пароходство по специальности. (Первый помощник капитана отвечает за политико-моральное состояние судового экипажа).
Стояло бабье лето. Холодком от реки тянуло лишь ранним утром, а к обеду столбик термометра поднимался до плюс 25 градусов по Цельсию. На небе не было ни облачка, и стоявшее в зените солнце ярко сияло в голубом небе. Не ощущалось даже малейшего движения воздуха. Зеркальную поверхность воды лишь нарушали расходящимися кругами бакланы, нырявшие в погоне за мелкой рыбёшкой. Культорганизатор «Николая Задорнова» включил магнитофон «Электроника», и над Амуром, распугивая бакланов, далеко разнёсся голос народной артистки СССР Людмилы Зыкиной: «Ой, туманы мои, растуманы».
Внезапно реку затянуло вонючей жёлтой дымкой, что было странно при полном безветрии. Отдыхавшие на верхней палубе пассажиры подумали: «Опять тайга горит. Пора увеличить штрафы за нарушение правил пожарной безопасности в лесу». И разошлись по своим каютам, чтобы задраить иллюминаторы. Ядовитый туман сгущался. В ходовую рубку поднялся капитан.
— Видимость 50 метров. Видимость 20 метров. Видимость 5 метров, — докладывал вахтенный помощник.
— Стоп машина, — скомандовал капитан. — Самый малый назад.
Гребные винты «Николая Задорнова» медленно закрутились в обратном направлении, и теплоход застыл на месте.
Капитан открыл было рот, чтобы объявить химическую тревогу, как вонючий туман стал редеть и через минуту растворился без остатка.
Справа по курсу на берегу были какие-то строения. Приняв эти постройки за нанайскую деревню, капитан «Николая Задорнова» дал команду подойти к берегу и причалить к маленькой пристани. Сошедших на берег пассажиров радостно встретила девушка в бейсболке и жилетке с логотипом в виде контура какой-то области или края. Она, видимо приняв наших туристов за иностранных, поприветствовала их по-английски и попросила проследовать за собой. Пройдя деревянную арку с надписью, опять-таки на английском, пассажиры «Николая Задорнова» оказались, они не поверили своим глазам, на хлопковой плантации с чернокожими рабами и белыми надсмотрщиками. Рабы, обливаясь потом под жарким солнцем, собирали коробочки хлопка в большие ивовые корзины, а надсмотрщики ходили по полю, время от времени стегая кого-то из рабов плёткой. Совсем сбитые с толку пассажиры «Николая Задорнова» от греха подальше развернулись и скорым шагом пошли назад. Они ещё не знали, что оказались на другой стороне земли в Северной Америке, а хлопковая плантация 18 века — это тематический парк для туристов, рабы и надсмотрщики в котором — статисты.
«Николай Задорнов» отчалил от пристани непонятно чего и пошёл дальше по своему маршруту. К нашему теплоходу подошёл катер ФБР, и ошарашенному капитану сообщили, что его судно незаконно находится на американской реке Миссисипи. И вежливо, но твёрдо предложили взять на борт лоцмана для препровождения судна в пассажирский порт Мемфиса.
По теплоходу разнеслось: «Мисиписи».
Большинство членов экипажа «Николая Задорнова» имело среднее техническое и фабрично-заводское образование, и по-английски говорило через пень-колоду.
Публика заволновалась. Православные попы успокоения в массы не внесли — они лишь размашисто осеняли себя крестным знамением и распевали молитву «Иже еси на небеси». А адвентисты седьмого дня, так те прямо резанули всем по нервам, объявив, что Иисус Христос явится если не сегодня после полудня, то уж завтра с утра точно.
Когда «Николай Задорнов» пришёл в Мемфис и пришвартовался к указанному причалу, свободных от вахты членов экипажа и пассажиров собрали на верхней палубе. Какой-то лощёный хлыщ взял мегафон и сказал:
— Добрый день, леди и джентльмены! Разрешите представиться, я — Стани;слав Ковальски. Назначен к вам туристической фирмой переводчиком и гидом.
— Как к вам обращаться, «пан»? — спросил кто-то.
— Нет, «мистер». Я гражданин США, мой предок эмигрировал из Польши в Америку в конце девятнадцатого века.
— Вы говорите по-русски почти без акцента.
— Благодарю за столь высокую оценку. Я окончил факультет восточнославянских языков Питтсбургского университета.
Мистер Ковальски продолжил:
— Сейчас мы поедем на обед в ресторан, а потом — по городу за покупками.
— Но у нас нет валюты.
— Извините, я не знал. Про деньги я уточню у руководства, а обед в ресторане за счёт фирмы.
— Мы требуем встречи с нашим консулом! — спохватился Презерман.
— О вашем прибытии сообщено в посольство СССР в Вашингтонге. А пока я хочу узнать, какие интересные места вы хотели бы посетить в нашем штате?
— Мы хотели бы встретиться с товарищем Анжелой Дэвис, — ответил за всех Презерман.
— Но она не живёт в Мемфисе.
— А где она живёт?
— Не знаю. Может быть, в Лос-Анжелесе или в Нью-Йорке.
— Мы хотели бы познакомиться с вашими коммунистами, — гнул свою линию Презерман.
— А где я вам их возьму?
— Разве в Мемфисе нет городского отделения компартии США?
— Насколько мне известно, нет.
— А что у вас вообще есть.
— Это мы ещё обсудим. А пока мы поедем в ресторан. Четверть часа вам на сборы.
Пообедать в ресторане, да ещё в американском, да ещё на халяву, хотелось всем, и повторного приглашения не понадобилось.
Ресторан назывался «У тётушки Сары». Ковальски читал вслух и переводил меню обеда:
— Первое блюдо — томатный суп.
— Это вроде нашего борща?
— Нет, это крем-суп из красных помидоров с добавлением сливок на курином бульоне.
— Мяса, что ли, для нас пожалели?
— На второе — стейк с зелёной фасолью и рисом, приправленный чесноком и острым перцем.
— Салат какой будет?
— Зелёные листья салата подаются вместе со стейком.
— А на десерт что?
— Пирог «Грязь Миссисипи» и кофе капучино.
— Какая ещё грязь?!
— Так называется шоколадный торт.
— Виски будет?
— У нас виски за обедом пить не принято. Выберите что-нибудь из виноградных столовых вин. В винной карте ресторана двадцать наименований красных и белых виноградных вин. Вам какое?
В то лето Хабаровск был по ноздри залит вином «Совиньон Кубани столовое» местного разлива, и первое, что пришло на ум русским гостям, эта марка вина.
— «Совиньон» есть?
— Есть «Совиньон Блан» белое полусухое и «Каберне Совиньон» красное полусухое.
— Того и другого по бутылке на столик.
Обед советским гостям, кроме кукурузного хлеба, очень понравился. Про хлеб они хотели написать в «Книгу жалоб и предложений», но такой книги в ресторане не оказалось. Потом мемфисская турфирма в целях экономии своего бюджета поручила питание русских гостей полковнику Сандерсу.
(Харланд Дэвид Сандерс, более известный как полковник Сандерс — американский ресторатор, основатель сети ресторанов быстрого питания KFC (Kentucky Fried Chicken — «Жареный цыплёнок из Кентукки»). Его стилизованный портрет изображён на вывесках ресторанов сети и на фирменных упаковках их продукции).
Несмотря на дешевизну, русским фастфуд понравился ещё больше ресторана. Жареная в панировке курочка с гарниром из картошки-фри или варёного риса и овощным салатом — пища богов. А бургер с куриной котлетой они забирали на теплоход — отличная закуска под выпивку.
Вечером наши туристы реализовали за доллары зевакам на пристани «Московскую» водку, фотоаппараты «Зенит», металлические рубли с Лениным, папиросы «Беломор-канал» и бронзовые дверные ручки, отвинченные в каютах «Николая Задорного».
С утра поехали по магазинам. Принимающая сторона выдала на мелкие расходы по сто долларов — на такие деньги, по советским меркам, можно было накупить много всего.
Коттоновые цвета индиго ковбойские штаны стоили дорого — по 16 долларов 99 центов. Но всё равно это было выгодно — на Хабаровской барахолке американские джинсы продавались по 250 рублей. А потом кто-то случайно зашёл в магазин с непонятным названием «секонд-хенд» и обнаружил там джинсы всего по 5 долларов. А то, что эти штаны изрядно поношенные, не беда. В Советском Союзе в те годы считалось нормальным ходить в вытертых до белых проплешин джинсах.
В музыкальном отделе помполит, заглянув в свой блокнот, проинструктировал:
— Пластинки «Битлс», «Ролик стоус», «Ди пепел», и «Лет цепелин» покупать можно, а этих, как их там, «Финк плойд» не надо — они антисоветчики.
Новые диски стоили дорого — от 3 до 5 долларов. А старые, чуть пошарпаные, все по одной цене 50 центов.
Наши туристки в первой же аптеке обнаружили отдел средств женской гигиены. А в нём, мама родная, прокладки «Олвейс» с крылышками и тампоны «Тампакс» со шпагатиками — хорошо впитывающие, не мешающие движению. А у нас в аптеках для комфорта женщины в критические дни только марля да вата, и то не всегда. А мужчины накупили фунфыриков с медицинским спиртом. На этикетке написано: «Спирт этиловый для наружного применения». И что с того? Горит синим огнём, значит, можно и вовнутрь употреблять. «Кока-колой» по вкусу разбавил, и порядок. Правда, потом выяснилось, что за аптечный спирт они в три раза переплатили, но про это ещё будет сказано.
В продуктовом универсаме «Волмарт» Катю, швею-мотористку из Благовещенска, приспичило по малой нужде, и она по-русски обратилась к какому-то тёмнокожему покупателю:
— Товарищ негр, где здесь туалет?
— Забудьте слово негр — это расизм! — одёрнул её Ковальски. — К незнакомому американскому мужчине, независимо от цвета его кожи, обращайтесь «сэр».
— Получается, в США нет негров? — ехидно спросил Презерман.
— В США есть афроамериканцы.
А потом их привези в секс-шоп. Всех заинтересовали американские презервативы. О, это было не то непрочное и толстое резиновое изделие № 2 советского производства, рвущееся в самый неподходящий момент, а тончайший и крепкий латекс со смазкой. Гандонов был широкий выбор — с ушами, усиками и пупырышками, со вкусом банана, клубники и манго. В секс-шопе также продавались надувные резиновые женщины и искусственные вагины, но нашим джентльменам они не понравились — дорого и непрактично. А вот наши леди не устояли перед фаллоимитаторами, хоть они тоже были недёшевы. Как тут устоишь — силиконовые фаллосы были в состоянии постоянной эрекции, всех цветов и размеров, с вибратором и без. Нахватали по нескольку штук.
Забегая вперёд, расскажу, что по прибытию пассажиров и экипажа «Николая Задорнова» на родину, в международном аэропорту Шерементьево таможенники, провели досмотр багажа и забрали у них провозимые сверх нормы джинсы и грампластинки. А с интимными товарами вышла какая-то полная ерунда. У женщин отобрали все фаллоимитаторы — и ручные, и на батарейках. Они были согласны заплатить за резиновые члены любую пошлину, но им сказали, что всё равно нельзя — игрушки из секс-шопа как запрещённый к ввозу товар подлежат конфискации и сжиганию в котельной. А мужчинам презервативы с ушами, усиками и пупырышками оставили. Почему они прилетели самолётом в Москву, вы скоро узнаете.
В Мемфисе продавалось сортов десять теннесийского виски. Цены сего благородного напитка были в диапазоне от 7 до 25 долларов, что делало этот самогон из кукурузы, ржи и ячменя, выдержанный в дубовых бочках, недоступным для наших путешественников. Но голь на выдумку хитра. Наши разузнали, что в Америке в отделах бытовой химии продаётся «Санитар» — жидкость для дезинфекции ванн, раковин и унитазов. Двухлитровая бутыль — 5 долларов. На этикетке крупно написано: «Внимание! Не является пищевым продуктом! Беречь от детей!», а внизу маленькими буковками: «Состав: спирт этиловый ректифицированный из зернового сырья — 9 частей; вода натуральная фильтрованная — 1 часть». А в магазинах кормов для животных нашли мясные консервы для собак и кошек. Банка 400 граммов — 3 доллара. И так хорошо пошёл этот «Санитар» под «Педигри» и «Вискас». А если ещё «Кока-Колой» «Санитар» разбавить, то будет не хуже самого известного теннесийского виски «Джек Дэниэлс». Что же касается вкусовых качеств собачьих и кошачьих консервов, то сорви с них этикетку, и от нашей тушёнки не отличишь.
Русо туристо ушли в глубокий запой, и всего «Николая Задорного» заблевали. И тогда кэп объявил на борту вверенного ему судна сухой закон. Волей-неволей нашим туристам пришлось вплотную заняться культурными мероприятиями. Попросили мистера Ковальски перевести буклет с программой какой-нибудь экскурсии. Он им читает:
— Усадьба-музей Уильяма Фолькнера, дом-музей и могила Элвиса Пресли, парк-музей гражданской войны между Союзом и Конфедерацией.
Наши были с большого бодуна, и потому резали правду-матку напропалую. Стёпа, помощник экскаваторщика большого шагающего экскаватора с Райчихинского угольного разреза так прямо и сказал:
— Срать мы хотели с высокой колокольни на ваших Фолькнера и Пресли, а заодно и на вашу гражданскую войну! Вы нас лучше везите в дом терпимости, на худой конец, в бар со стриптизом.
Вместе с гидом был водила одного из экскурсионных автобусов — бугай в сапогах со шпорами и в широкополой шляпе. Попросил он мистера Ковальски, чтобы тот перевёл, и говорит:
— Насчёт Фолькнера, чьи книги мы и сами не читали, и насчет гражданской войны, в которой мы, южане, уступили северянам, мы с вами согласны. Но соловья нашего сладкоголосого Элвиса вы своими грязными лапами не трогайте!
— Тем более, — добавляет Ковальски, — продажа сексуальных услуг в штате Теннесси запрещена законом, а посещение ночного клуба со стриптизом турфирма вам оплачивать не будет.
Наши женщины кричат на мужиков:
— У вас, кобелей, одно на уме!
А у экскурсовода спрашивают:
— А что ещё в культурной программе есть?
— Кегельбан.
— Давай, вези хоть в кегельбан. Не на могилу же, в самом-то деле.
Когда ехали в автобусе из кегельбана на пристань, Ковальски как бы невзначай спросил:
— Вам нравится в Америке?
Всем было понятно, что это вызов на идеологическую дуэль.
— А что у вас есть такое, чего нет у нас в Советском Союзе? — поднял брошенную перчатку Презерман.
— Америка самая свободная и демократичная страна в мире.
— В отличие от вашей демократии, существующей лишь на бумаге, в СССР есть настоящая демократия, основанная на народовластии. Наш народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, которым подконтрольны и подотчётны все другие государственные органы. А что вы подразумеваете под своими правами и свободами? Свободу капиталистов грабить рабочих? Право трудящихся на обнищание?
— В Советском Союзе репрессированы и лишены своих национальных автономий целые народы — поволжские немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы и крымские татары. Евреям не разрешают выехать на их историческую родину.
(Знал бы Ковальски, насколько болезненный удар нанёс он Презерману!)
— Вам назвать имена и фамилии многочисленных представителей этих национальностей в культуре, науке и в органах власти нашей страны, по праву называющейся семьёй братских народов? И почему бы вам не вспомнить о коренных жителях Америки — индейцах, которых вы загнали в резервации. Не хотите ли вы сказать, что в США не существует расовой сегрегации, не нарушаются права чёрнокожего и цветного населения?
— В Советском Союзе, хоть вы этого не признаёте, есть политические заключённые, а к диссидентам применяется карательная психиатрия.
— А у вас куклуксклановцы ещё недавно линчевали негров, а сегодняшние расисты при молчаливом потворстве полиции убивают прогрессивных общественных деятелей, профсоюзных активистов и коммунистов. Зачем вы убили Мартина Лютера Кинга?!
Ковальски с опозданием понял, что не на того он напал. В Разведывательной школе ЦРУ, где его готовили к идеологическим диверсиям против стран Варшавского договора, качество образования хромало на обе ноги. Презерман, в своё время окончивший ЛВВПУ, побил его как ребёнка.
В последний день нахождения в Мемфисе наши женщины попросили, чтобы их ещё раз свозили в аптеку за гигиеническими прокладками. Вернулись не все — швея-мотористка Катя отстала от группы и потерялась. Она пришла на теплоход утром и сразу попала на допрос к помполиту.
— Где ты была всю ночь? — спросил Презерман.
— В гостях.
— А кто тебя отпускал? Это была твоя последняя загранпоездка!
Когда Катя вернулась в свою каюту, туда набежали её товарки и накинулись с расспросами:
— Давай, рассказывай! Кто он?
— Этот, как его, афроамериканец Джим.
— А где ты с ним познакомилась?
— Так ведь давеча, в продуктовом.
— У него большой?
— Вот такенный. Раз десять за ночь кончила.
— Свезло тебе.
— Замуж зовёт, обручальное колечко подарил.
— Пойдёшь за него?
Катя вздохнула:
— У меня дома муж и трое детей.
Прощальный обед был опять в ресторане «У тётушка Сары». Обе стороны поднимали тосты за дружбу между американским и советским народами, говорили прочий официоз в том же духе. Скучные торжественные речи то и дело прерывались взрывами хохота. То пошли в ход игрушки из магазина приколов. Подушечки-пердушечки, пластмассовые крендельки человечьих и собачьих говёшек, пауки, тараканы и мухи стоили какие-то центы.
— Вы на всякую чепуху последнюю валюту потратите. Оставьте хоть что-то на магазин дьюти фри в международном аэропорту Вашингтона, — укоризненно говорил Презерман, которому самому уже подложили под зад подушечку-пердушечку, а в тарелку с супом подбросили силиконового дождевого червя.
После прощального обеда членов экипажа и пассажиров «Николая Задорного» посадили в междугородные автобусы и повезли за девятьсот миль (12 часов в пути) в Вашингтон, таким образом, устроив им бесплатное путешествие через треть страны в широтном направлении.
Часть вторая. Приключения американцев в России
На календаре была пятница 13 сентября 1985 года — второй день плаванья пассажирского трехпалубного теплохода «Марк Твен», выполнявшего круизный рейс «Мемфис – Новый Орлеан – Мемфис». На судне было 52 члена экипажа и 293 пассажира. Это был, так называемый, каннабисный рейс. Основную массу пассажиров составляли фермеры и наёмные селькохозяйственные рабочие, работницы хлопкоочистительных и табачных фабрик, мелкие служащие и прочие страховые агенты и коммивояжёры. В их родном штате Теннесси, за курение гашиша гоняли копы, а в штате Луизиана, куда они плыли, можно было забить и выкурить косячок почти на глазах у фараонов.
Среди пассажиров «Марка Твена» было два христианских проповедника — католик и протестант. Эти конфессии были конкурентами в борьбе за души заблудших овец христова стада, каковых было немало на круизном лайнере. Но уже в самом начале рейса двум пасторам пришлось объединиться — на теплоходе появилась стайка кришнаитов. Кришнаиты в своих оранжевых одеждах смотрелись более выгодно, чем они в своих чёрных одеяниях. А распеванием своей мантры: «Харе Кришна, харе Рама» под перестук барабанчиков кришнаиты перехватывали от их душеспасительных проповедей внимание публики.
Из общей массы пассажиров своим видом выделялся Фил Скотт — молодой мужчина с бородой «а-ля Фидель» и в футболке с портретом Че Гевары. Раньше Фил работал в Дейтройте на автомобильном заводе. Из-за кризиса отрасли сборочный конвейер стал работать не две, а одну смену, и половину рабочих сократили. Фил встал на учёт на бирже труда, получал пособие по безработице и путешествовал по стране. В круиз по Миссисипи он отправился, чтобы посмотреть, как живут люди в южных штатах.
Был знойный южный полдень — стрелка термометра держалась на отметке 29 градусов шкалы Реамюра. На реке стоял полный штиль. Лишь иногда раздавались тихие всплески — это в прибрежных камышах аллигаторы охотились на щук. Диджей включил магнитофон «Акаи», и над водной гладью Миссисипи, распугивая аллигаторов, полетел голос солиста рок-группы «Дип пёпл» Яна Гиллана: «Смoук ан зэ уотэр».
Внезапно реку затянуло зловонной жёлтой дымкой, что было странно при полном безветрии. Отдыхавшие на верхней палубе пассажиры подумали: «Опять смог. Пора повысить штрафы за загрязнение атмосферы вредными выбросами». Все разошлись по своим каютам и задраили иллюминаторы.
Ядовитый туман сгущался. В ходовую рубку поднялся капитан.
— Видимость 50 ярдов. Видимость 20 ярдов. Видимость 5 ярдов, — докладывал вахтенный помощник.
— Стоп машина, — скомандовал капитан. — Самый малый назад.
Гребные винты «Марка Твена» медленно закрутился в обратном направлении, и теплоход застыл на месте.
Капитан решил было объявить химическую тревогу, но зловонный туман стал рассеиваться и через минуту от него не осталось и следа.
На правом берегу по ходу стояли какие-то хижины. По программе круиза в этом месте был тематический парк «Хлопковая плантация 18 века». Посетители этой воспроизведённой с большой точностью плантации наблюдали за тем, как чёрные рабы под охраной белых надсмотрщиков с плётками собирали хлопок. Естественно, рабы и надсмотрщики были актёрами, но всё выглядело очень натурально.
«Марк Твен» подошёл и встал к берегу бортом. Матросы спустили сходни и пассажиры сошли на берег. Их никто не встречал, но скоро к ним скорым шагом подошёл юноша с длинными волосами и в потёртых джинсах, в руках он держал чёрный тубус. Услышав английскую речь, хиппарь спросил на пиджин-инглише:
— Вы откуда?
— Из Мемфиса.
— Американцы! По туристическому обмену к нам? — обрадовался юноша и представился:
— Я — Боря Абрамо;вич. Студент художественно-графического отделения Бирабиджанского культпросветущилища. Прохожу здесь преддипломную практику.
Для пассажиров всё сказанное юношей, кроме того, что он еврей, ровным счётом ничего не значило.
— Вы поведёте нас на хлопковую плантацию? — спросили они.
— Хлопок растёт в Узбекистане, — удивился Боря.
И тут янки начали что-то соображать.
— Что это за река?
— Амур.
— Эрос? Оригинальное название. А какая это страна?
Они, америкосы, мировую географию не знают — для них, кроме Америки, других стран нет.
— Ну, вы даёте! — удивился Боря. — Союз Советских Социалистических республик.
Американские туристы заволновались. Пасторы нервно перебирали чётки и бормотали молитвы, но скорее для собственного успокоения, а не для ободрения паствы. Даже кришнаиты, бесшабашные ребята, и те приуныли, и их «Харе Криша, харе Рама» звучала уже как-то неуверенно.
На берегу стали собираться какие-то люди в энцефалитках и резиновых сапогах. Они были с прямыми жёсткими чёрными волосами на головах, плоскими круглыми лицами с приплюснутыми носами и узкими с косым разрезом глазами.
— Это индейцы? — спросили американцы.
— Нет, нанайцы — малочисленный народ Амура, — объяснил Боря.
— То-то мы плывём и видим — на берегу этнографическая деревня.
— Это не этнографическая деревня, а нанайский рыболовецкий колхоз?
— А почему хижины досками покрыты и улица не заасфальтирована? Разве так должны жить малые народы? Или ваше государство их не поддерживает?
— Нанайцы чувствуют заботу коммунистической партии и советского правительства. У них есть своя письменность, свой язык и своя самобытная культура, учёные, писатели и артисты. Известный певец Кола Бельды тоже нанаец.
— Его так мама и папа назвали в честь напитка кола?
— Нет, его имя Николай, а сокращённо Коля или Кола.
— Мы про такого певца не слышали. Он в Советском Союзе очень популярен?
— Как у вас, в Америке, Элвис Пресли, — привёл сравнение Боря. И предложил: — Купите что-нибудь из моих живописных работ, — опять привлёк к себе внимание Боря Абрамович.
Он открыл тубус и вынул рулончик холстов. Это была какая-то мазня — дикая смесь стилей Сальвадора Дали, Винсента ван Гога и Пабло Пикассо.
— Что изображено на этих картинах?
— Эта называется «Старый нанаец курит трубку», эта — «Молодой нанаец ухватил горбушу», а эта — «Нанайские девушки в русской бане».
— А почему они на людей не похожи?
— Я так вижу и отображаю окружающую действительность.
— А где у этих картин верх и низ?
— Это не имеет значения — можно повесить и так, и так.
— Сколько за одну картину просишь?
— 25 долларов.
— Сколько это в рублях по обменному курсу?
— 17 рублей 50 копеек.
— Почему так дешево продаешь? Краски, кисти и холст наверно дороже стоят.
— Это по-вашему так.
— А по-вашему как?
— Официальный курс доллара — 70 копеек, а неофициальный — 5 рублей. Я в Хабаровске валютчикам портреты ваших президентов скину по 4 рубля 50 копеек за доллар и буду с прибылью. А если вы со мной вскладчину кассетным магнитофоном расплатитесь, то я его в комиссионку сдам и вообще буду в шоколаде.
— В шоколаде это как?
— С большой прибылью.
— А что такое комиссионка?
— Это такой магазин, где бывшие в употреблении вещи продают.
— И сколько ты за этот магнитофон в комиссионке получишь?
— Минимум, тысячу рублей. А если на барахолке толкнуть, то ещё 500 рублей можно сверху наварить.
— А что такое барахолка?
— Вещевой рынок.
— А что значит наварить?
— Продать с наценкой.
Купили они у него пять картин, расплатившись кассетником, которому в Америке цена 125 долларов без пяти центов. Подивились: «Странные у них рыночные законы — подержаные вещи стоят дороже новых. Знали бы такое дело, то привезли бы побольше всякого старого хлама».
А потом они вспомнили, что плыли не в Хабаровск, а в Новый Орлеан. И сильно опечалились. Но грустить им долго не пришлось. Нанайцы стояли не просто так — они держали в руках и протягивали гостям больших рыбин с мелкой серебристой чешуей и хищными зубастыми пастями, а также трехлитровые банки с пробойной красной икрой.
— Лосось — деликатес! — обрадовались американцы.
Они подоставали свои толстые портмоне и начали торг, протягивать нанайцам зелёные банкноты. Но те лишь недовольно мотали головами.
— Мало? На ещё столько же! Опять мало?! А сколько же тебе надо?!
— Они не доллары у вас просят, — усмехнулся Боря.
— А что им надо? Американский доллар — самая надёжная в мире валюта!
— У вас виски, джин есть?
— Конечно. И текила есть.
— Тащите всё подряд.
Натуральный обмен продолжался четверть часа, и был прерван появлением дюралевой казанки с надписью на борту «Рыбоохрана». Плоскодонка с разгона выскочила на берег на треть корпуса. Из маломерного судна, запинаясь и матерясь, вылез русский мужик с недельной щетиной на суровом лице, в брезентовом плаще, поверх которого был прицеплен нагрудный знак «СССР. Государственный инспектор Рыбоохраны». Нанайцы бросились от него врассыпную, как караси от щуки. Гроза браконьеров на суше оказался очень неустойчив. С криком: «Всем стоять, буду стрелять!», размахивая пистолетом и выписав ногами несколько замысловатых кренделей, он упал на горячий песок и переставал подавать признаки жизни.
— Эх, Петрович, — сочувственно сказал Боря. — Не бережёшь ты себя.
Боря разжал пальцы Петровича и забрал у него табельное оружие. Засунув «Макарова» себе за поясной ремень, он подхватил бездвижного охранника рыбных ресурсов под руки и волоком оттащил его в тень прибрежного тальника.
— Ты полежи здесь — отдохни. А пушку твою я заберу на хранение.
За происходящим наблюдали вернувшиеся на берег нанайцы. По их спокойным лицам было понятно, что всё это они видели уже много раз.
— Ты ему лицо прикрой от мух, — позаботился старый нанаец.
Как это ни удивительно, но в этом старике американцы узнали натурщика с картины «Старый нанаец курит трубку».
Боря накрыл лицо Петровича его форменной фуражкой.
Напуганные американцы робко наблюдали за этой сценой.
— Это ваш шериф?
— Пусть будет шериф.
— Нам можно уйти?
— Можно. Приплывайте к нам ещё.
На том они и расстались. Но, как оказалось, ненадолго.
Когда «Марк Твен» стоял у берега, капитан теплохода занёс в вахтенный журнал, нарисованное на фанерке название населённого пункта: «Б;ури». Он не знал, что в нанайско-русском словаре написано буквально следующее: «Б;ури — сесть на мель». «Марк Твен» отошёл от берега на сто метров, раздался скрежет днища о гальку, и судно прочно село на мель.
Вынужденная остановка длилась уже сутки. Всё это время радист американского судна передавал в эфир сигнал SOS, но на помощь никто не приходил.
Пассажиры «Марка Твена» изнывали от скуки. С теплохода им было видно, как на берегу, сидя на складной скамеечке перед этюдником, Боря малевал свою очередную картину. К нему обратились через мегафон:
— Боря! Приплыви к нам! К тебе есть вопрос!
Боря подошёл к урезу берега и столкнул на воду лодку «Рыбоохрана». Он завёл мотор, и через минуту казанка уткнулась носом в борт теплохода.
Сверху Борю спросили:
— Ты можешь каннабис достать?
— Чего, чего?
— Ну, марихуану.
— Без проблем. Сейчас как раз сезон заготовки конопли. Её здесь хоть косой коси.
Через час Боря передал американским туристам полнаволочки терпко пахнущих соцветий.
— Что ты хочешь взамен? Возьми цветной телевизор.
— Ничего не надо — это вам от меня подарок.
— Спасибо, дорогой друг!
Таким образом, проблема культурного досуга мемфисцев была снята.
Наконец, из Хабаровска подошёл патрульный катер речной милиции.
Капитан милицейского катера доложил своему начальству в Хабаровске ситуацию: «В Нанайском районе в акватории реки Амур — широта и долгота — на отмели стоит гражданское судно «Марк Твен» под флагом США с экипажем и пассажирами на борту. Иностранный корабль взят под круглосуточное наблюдение. Жду инструкций».
Ему ответили: теплоход «Марк Твен» гражданского речного флота США предположительно является нарушителем границы водного пространства СССР. Встаньте рядом с иностранным судном на якорь. На борт американского теплохода не поднимайтесь. На провокации не поддавайтесь. Ждите дальнейших указаний».
Руководство краевого УВД обратились с просьбой в штаб Дальневосточного военного округа: «Просим прислать для снятия с мели и сопровождения в затон Хабаровского судостроительного завода американского гражданского теплохода «Марк Твен» военный корабль ТОФ».
С Серышева, 15 им ответили: «Направляем к вам сторожевой корабль «Бдительный» Амурской дивизии речных кораблей ТОФ».
«Бдительный» в этот момент нёс охрану речной советско-китайской границы под Благовещенском. Пока он с крейсерской скоростью 10 узлов шёл до Нанайского района, прошло два дня.
Экипаж «Марка Твена» нёс стояночные вахты, а пассажиры, курнув травки, дремали в шезлонгах на верхней палубе. Продуктовых запасов на камбузе и в ресторане лайнера было достаточно, и разнообразие меню выдерживалось согласно программе круиза. Значительно хуже дело обстояло у маленького, из пяти человек, не было, и они согласились принимать горячую пищу, присылаемую им с «Марка Твена» в судках.
Подошёл «Бдительный» с пушкой на танковой башне и ракетной системой «Град». Пограничник снял «Марка Твена» с мели и, указав его капитану направление, конвоировал американца в Хабаровск. Там «Марка Твена», до выяснения обстоятельств, поставили в затон Хабаровского судостроительного завода.
Судостроительный завод находится под охраной стрелков ВОХР, перед входом дежурят дружинники ОКО, снуют оперативные сотрудники ОБХСС в штатском. В затон даже мышь не проскочит, не то что, человек без пропуска.
В Хабаровском горисполкоме так подумали:
«Если пустить в город американцев, то по ходу их маршрута придётся на улицах выполнять ямочный ремонт, покосившиеся заборы выпрямлять и красить, косметический ремонт фасадов старых домов делать. Хлопот не оберёшься. И чего это всё ради? Пусть незваные гости на своём пароходе посидят».
А в Хабаровском крайкоме партии провели, как на интеллектуальной телевизионной игре «Что? Где? Когда?», мозговой штурм и решили допустить в затон местных фарцовщиков с такой обоснованной мотивацией: «В город американцев выпускать категорически нельзя. Но это не укладывается в традиции русского гостеприимства и даст повод американским разжигателям пламени «холодной войны» называть нашу миролюбивую страну «империей зла». Так пусть хоть наши спекулянты американских туристов русскими сувенирами снабдят». Но в последний момент решили подстраховаться и пропустить к «Марку Твену» не настоящих фарцовщиков, а переодетых сотрудников КГБ.
Кетой и красной икрой американцы уже у нанайцев втарились. Но, кроме лосося, есть у нас и другие материальные и духовные ценности. Русская водка, матрёшки, балалайки и армейские шапки-ушанки с красными звёздочками оказались востребованными у интуристов с берегов Миссисипи. А местная экзотика — заспиртованный корень аралии под видом женьшеня и уссурийский бальзам — так та вообще шла на ура. Потом неожиданно спрос получили даже спортивные брюки производства Биробиджанской трикотажной фабрики. Правда, биробиджанский трикотаж был прескверного качества — треники линяли после первой стирки и пузырились на коленках. Но у американских хлопкоробов не было иного выбора — продав с себя последние джинсовые брюки, они были рады хоть этим прикрыть свои голые чресла.
Янки, подъев запасы съестного на своём теплоходе, попросили принимающую сторону поставить их на продуктовое довольствие. К их просьбе отнеслись с пониманием и выдали им талоны на обеды в заводской столовой. Привередливым гостям комплексные обеды хабаровских судостроителей пришлись не по вкусу — первые, вторые и третьи блюда оставались почти нетронутыми. А на одном компоте из сухофруктов, который им понравился, долго не протянешь. И пришлось американцам доставать из холодильников купленную у нанайцев кету и зернистую икру. Они экономили деликатесные продукты, им хотелось привезти домой побольше этих вкусняшек, чтобы угостить родных и друзей. Знай они наперёд, что инспекторы Ветеринарно-санитарного контроля США изымут у них запрещённые к ввозу продукты животного происхождения без фабричной упаковки, то ели бы красную икру столовыми ложками, а кету — в варёном, жареном и тушёном виде.
Через три дня стоянки «Марка Твена» в Хабаровске, его команду и пассажиров отправили самолётом во Владивосток, а оттуда, после встречи с консулом США, тоже самолётом, в Сан-Франциско.
Послесловие
Когда было достигнуто межправительственное соглашение об обмене временно оказавшимися на чужой территории гражданами и судами, возникла чисто техническая проблема. Как переправить речные теплоходы с малой осадкой через Тихий океан? Уже при шторме в шесть баллов, когда высота волны достигает 4-х метров, речное судно может опрокинуться и затонуть. Решили не рисковать, а теплоходы, поскольку они были одного класса и водоизмещения, разменять один на другой. Оформили соответствующую торговую седелку и махнулись не глядя. Надо заметить, что этот обмен был не совсем равноценным. Во-первых, наши пассажиры и члены команды к этому моменту сняли со своего теплохода все бронзовые финтифлюшки, во-вторых, американцам пришлось переоборудовать четырёхместные каюты советского круизного лайнера в одно- и двухместные. Помполит Презерман даже бронзовый колокол-рынду сдал в утиль — не оставлять же цветной металл потенциальному противнику. Нам же американский теплоход достался в идеальном состоянии. В ознаменование этой первой ласточки разрядки американо-советских отношений названия теплоходов решили не менять, и с тех пор по Амуру ходил «Марк Твен», а по Миссисипи — «Николай Задорнов».
Экипажы и пассажиров теплоходов доставляли на родину авиалайнерами. Не обошлось без инцидентов. В аэропорту Вашингтона первый помощник капитана теплохода «Николай Задорнов» Марк Презерман сделал заявление о своём решении не возвращаться в Советский Союз по политическим мотивам. Пассажир теплохода «Марк Твен» Фил Скотт в аэропорту Хабаровска обратился к правительству СССР с просьбой о предоставлении ему советского гражданства.
Чтобы не обострять и без того напряжённую международную ситуацию, дипломаты СССР и США договорились оформить эту одновременную телепортацию теплоходов как мероприятие в рамках совместной программы сотрудничества в области туризма. А что это было на самом деле — повторение американцами Филадельфийского эксперимента или попытка реализации подобного проекта советскими физиками, мы никогда не узнаем. Ибо тайна сия велика есть.
По нескольку слов о дальнейшей судьбе четверых героев этой повести.
Марк Презерман, в 1985 году попросив в США политическое убежище, через год получил «Грин-карту», а ещё через пять лет гражданство Соединённых Штатов. Работал в русской редакции радиостанции «Голос Америки», написал прославивший его роман «Мой побег из Империи зла». После 1991 года неоднократно бывал в России. В 1995 году по его роману на студии «Мосфильм» был снят фильм «Побег на рывок». Для проживания и занятия творчеством ему предоставили дачу в Переделкино. В 2014 году выступил с критикой политики российского руководства, после чего возвратился в Америку. В 2017 году написал роман «Тень двуглавого орла». В 2020 получил премию имени Збигнева Бжезинского «За честное и смелое слово в литературе». В настоящее время живёт в США, имеет виллу под Мемфисом.
Фил Скотт, в 1985 году оставшись в Советском Союзе, получил временную визу, от американского гражданства не отказался. Ему предоставили работу по специальности на Уссурийском машиностроительном заводе, дали отдельную комнату в рабочем общежитии. Часто бывал в Москве, где принимал участие в акциях против агрессивных действий американского империализма и в поддержку мирных инициатив Советского Союза. Охотно давал интервью советской и иностранной прессе, в которых остро критиковал американский образ жизни и восхвалял преимущества социалистического строя. В 1992 году с окончанием «холодной войны», когда потребность в его пропагандистских услугах отпала, возвратился в США. В 2000 году Верховный суд штата Нью-Йорк за ввоз и распространение кокаина в крупных объемах приговорил Фила Скотта к пожизненному заключению.
Как известно, среди американских советников Анатолия Чубайса, в то время председателя Госкомитета РФ по управлению государственным имуществом, проводившего приватизацию промышленных предприятий бывшего СССР, были сотрудники ЦРУ, перед которыми стояла задача — развалить до последнего кирпичика нашу оборонную промышленность. С чем они и справились на пять с плюсом. Среди этих сотрудников ЦРУ был и наш Стани;слав Ковальски. Заодно с выполнением задания, он не упустил возможности использовать своё служебное положение для личного обогащения. В подробности этих махинаций я вдаваться не буду, скажу лишь, что Ковальски стал долларовым миллиардером и спрятал свои деньги в офшорах Панамы и Сейшельских Островов. Впоследствии он поставлял в Россию «ножки Буша» и преумножил свои капиталы. Сейчас Стани;слав Ковальский занимается большой политикой — финансирует антироссийское лобби в Конгрессе США.
Боря Абрамо;вич, в 1985 году отчисленный из Биробиджанского культпросветучилища с формулировкой «за отход от жанра социалистического реализма в сторону буржуазных кубизма, постимпрессионизма и сюрреализма», после этого стал вольным художником-оформителем. В 1986 году его пригласил в гости один из пассажиров теплохода «Марк Твен». Журналисты Мемфиса помогли ему устроить выставку картин в Нью-Йорке на Бродвее. Если сказать, что Борины картины произвели на публику фурор, это значит, ничего не сказать. Полотно с изображением чёрного квадрата с белым кружочком в розовой каёмочке в центре «Надкушенная редиска в жопе Луи Армстронга» была приобретена Национальной галереей искусства за 3.500.000 долларов. Про Борю писали в центральной американской печати, его показывали по национальному телевидению. Другие его картины купили известные и пожелавшие остаться неизвестными коллекционеры. Он стал знаменит и богат, изменил свои имя и фамилию на американский манер — Бо;рис Абрамстон и эмигрировал в США, где проживает по настоящее время.
Всё вышеизложенное я узнал из двух источников. Свободная американская пресса сразу же взяла в оборот возвратившихся пассажиров «Марка Твена», вытащив из них всё до мелких подробностей и предав гласности. Впоследствии эти интервью были изданы отдельной книжкой. В СССР, где свобода печати была декларативной, цензура не пропустила о тех событиях ни строчки, а с пассажиров «Николая Задорнова» КГБ взял расписки о неразглашении. В 2022 году в хабаровской привокзальной пивной я услышал рассказ одного из участников того необычного круиза в Америку. Своего имени и фамилии он не назвал. Я лишь добросовестно пересказал вам всё прочитанное и услышанное. Врать — не в моих правилах.