Глава двадцать вторая 12 В поисках лаборатории

Ольга Новикова 2
Спуск к воде в этом месте оказался надёжно скрыт с глаз одной из тех построек, которыми изобилует прибрежная портовая зона: ничем не примечательный дощатый хлипкий сарай - не сарай с фальшивым амбарным замком и настоящим врезным. Впрочем, сейчас оба были не заперты.
В сарае на усыпанном опилками и чем-то похожим на сушёные водоросли полу неподвижно лежали тела в чёрном. Я невольно охнул, споткнувшись об одного из них, и Вернер зажёг фонарь. Это был удивительный фонарь. Я таких ещё не видел. Он горел узконаправленным ослепительно белым светом, и ширину его пучка можно было регулировать поворотом широкого чёрного кольца. Имелось и шторка, как у потайного фонаря, охваченная по краю резиновым кольцом, но само пламя выглядело странно. Похоже было, что горит тонкий свернутый спиралью, металл, причём без минимального притока кислорода. Мне довелось прежде видеть лампочки эдисона, и эта была похожей, а все-таки отличалась, как и само стекло - толстое и слегка мутное.
 - Подводный фонарь с вакуумной лампой накаливания, - прокомментировал, заметив мой интерес, Арчивелла. - Благодаря защитному кожуху, не промокает и не гаснет, а стекло здесь двойное, и прослойка между слоями обеспечивает термический эффект, чтобы при погружении в холодную воду внутренняя колба не лопнула, и пламя не погасло. Но обращаться нужно осторожно: при разгерметизации взрывается эта штука, как граната, особенно при погружении  в воду в зажжённом состоянии. Так что вы, студент, пока его потушите ;краденными вещами стоит сначала научиться пользоваться.
- Не краденными, а трофейными, сеньор предатель, - поправил слегка уязвлённый Вернер.
Но я слышал объяснения Арчивелла только краем уха; всё моё внимание было приковано к телам, напоминающим сейчас поломанные и брошенные куклы.
- Что вы с ними сделали, Вернер? - я вспомнил отца Ози, и мне вдруг подумалось, как, на самом деле, небезобиден этот довольно худой интеллигентного вида юноша. - Они живы?
- Не в меньшей степени, чем были до этого. Уж не знаю, можно ли называть по полному праву живыми этих марионеток.
- Вы сейчас и Мистера Холмса имейте в виду? - с живым интересом спросил Арчивелла.
- Для изобличенного государственного преступника и убийцы вы слишком бесстрашно себя ведёте, - шепнул я ему.
 - Как раз нет, - копируя насмешливый тон нашего проводника, отозвался Вернер на его реплику, не расслышав мою. - Будь это так, мы не свели бы знакомства с интересным мистером Магоном. Его появление в Хизеленде  - именно свидетельство вашего бессилия – я имею в виду не профессора вашего ненормального, а именно вас, как … как это…  суггестора. Разве не так?
Арчивелла на это не ответил, но я понял что на этот раз он сам уязвлён.
- Вам нужно надеть маски и очки для подводного плавания, - сказал он. - Чтобы что-то видеть и дышать. До транспортного колокола добираться придётся под водой, он затоплен. Вон там, где на воде поплавок, видите? - Арчивелла показал сквозь пыльное окно на маленькую белую искру, казавшуюся отсюда просто лунным бликом на воде. Она посверкивала довольно далеко.
 - А маски и очки мы, по-видимому, должны снять с этих? - указывающее мотнул головой Вернер.
- Именно. И советую проделать это аккуратно, если, конечно, в ваши планы не входит, чтобы они очнулись. Мне, конечно, неприятно вас затруднять, но запасных комплектов, уж извините, мы не держим - как-то пока не требовалось, обходились без гостей.
 - Хорошо, - кивнул Вернер. - Снимайте с них маски очки. И аккуратнее.
 - Я? - слегка удивился Арчивелла.
 - Ну, конечно, вы. Нам же будет неудобно это проделывать и одновременно держать вас под прицелом. Действуйте!
Арчивелла хмыкнул, но, не споря, принялся разоблачать бессознательных спутников.
 Я никого из них не знал, но по тому как вдруг взлетели вверх брови Вернера, когда свет упал на лицо одного из них, я понял, что ему кто-то, определённо, знаком.
 - Костюмы с них не снять, - сказал Арчивелла. – Они, как вторая кожа, а ни на какую другую одежду вы всё это оборудование так просто не наденете, так что придётся вам, джентльмены, путешествовать нагишом.
- Черт, Холодно! - сказал Вернер, поеживаясь.
 - Издержки профессии имперской контрразведки, - ухмыльнулся Арчивелла.
- Вы, - ядовито сказал ему Вернер, - для предателя одних хозяев и приговорённого другими поразительно нагло держитесь, сеньор Мармората.
Но Арчивелла только рассмеялся, и я вдруг понял, что его устраивает развитие событий, что ему, судя по всему, смертельно надоело подчиняться преступному учёному с непомерными амбициями, и его до сих пор удерживал при нём элементарный страх, а его друг, слепой деморализованный Оруэлл, служил этому постоянным неприятным раздражителем. Так что его развязность сейчас - просто остаток гордости перебежчика, но перебежчика идейного, а не вынужденного. Перебежчика, взвесившего силы противоборствующих сторон и расчетливо примкнувшего к нужной. Я подумал, что если не произойдёт что-то, кардинально изменяющее расстановку сил, он не доставит нам проблем. Более того. само примыкание означало, что силы профессора и его приспешников представляются ему не слишком заслуживающими внимания. Это настолько ободрило меня, что я принялся с энтузиазмом разоблачаться в пронизывающем холоде сарая.
 Снаряжение оказалось громоздким и тяжёлым, и Арчевелла пришлось потратить довольно много времени, чтобы научить нас им пользоваться. Всё это время я беспокойно косился на бессознательных «марионеток». Но Вернер, судя по всему. Отлично умел рассчитать «дозу», и ему лишь раз пришлось повторно оглушить ретиво зашевелившегося рукояткой.
- Ну, всё, - наконец, решил Арчивелла. – На то, чтобы сразу не утонуть, вам умения хватит.У Холмса вашего, кстати, в сто раз лучше получалось.Если хотите знать, я им восхищаюсь, и это восхищение не последний аргумент служить вам проводником.
- Да? – поддел Вернер. – А я думал, только трусость…
- Я не трус, - спокойно объяснил Арчивелла. – Рассчётлив и не склонен жертвовать собой, но я не трушу. Не в этом дело, господин студент. А что я – прихвостень, так и вы прихвостень.
- Вопрос не в том. виляют ли тобой, - внезапно подал голос Орбелли. - Вопрос в том. кто тобой виляет, и насколько ты рад виляться именно тем, кто тобой виляет. И то, что виляет вами, Томазо, вам, похоже, разонравилось.
На это Арчивелла молча поклонился. А лёгкая нагловатая улыбка с его уст, кажется и вовсе не сходила.
Я переглянулся с Вернером. И Вернер опустил ресницы, давая мне понять, что поведение Арчивелла его пока что, как нельзя более, устраивает.
- Время, - напомнил я.
- Да. Конечно. Следуйте за мной, джентльмены. Я проведу вас. как Вергилий. Прямо в ад, - сказал Арчивелла и надвинул на лицо свои маску и очки. Мы последовали его примеру.
От холода воды перехватывало дыхание, она стиснула грудь, как железные тиски. Вернер зажёг свой хитрый фонарь, и его свет. растворившись в мутной темени воды. действительно, придал нашей экспедиции загробный постусторонний вид – призрачные фигуры, плавные движения. Дышать, пользуясь загубником, было чертовски трудно – тем более. что от холода дыхание то занималось, то рвалось. Я с ужасом думал: а что, если до колокола далеко? Ведь я не выдержу, грудь просто разорвётся.
Арчивелла руководил нашим продвижением при помощи жестов. Он-то был одет.и в своём тёмном костюме казался чёртом-проводником, увлекающим в ад три продрогшие бледные души.
Мы погружались всё глубже, и я даже несколько потерял связь с реальностью – казалось, время остановилось. и я завис в каком-то фантастическом несуществующем пространстве, не то в сознании, не то без оного.
И вдруг С очередным призывным жестом Арчивелла сильно оттолкнулся и устремился к чему-то, показавшемуся мне просто тёмным пятном, сгустком мрака с какими-то мимолётными промельками желтизны. Мы устремились за ним и. вдруг вынырнув, оказались внутри металлического колокола с рычагами, ведущими, похоже, к какому-то внешнему механизму, освещением, похожим на фонарь Вернера, но слабее, и узкими скамьями, напоминающими лодочные банки.
Арчивелла стащил маску и очки – он тяжело переводил дыхание, что меня, надо сказать. порадовало – значит, я не один испытывал затруднения при подводном способе дыхания.
- Мы находимся внутри подводного механического аппарата. – проговорил Арчивелла с явным оттенком гордости. – Это уникальная инженерная разработка, снабжённая всем необходимым – перископом, плавниками для передвижения и даже оружием - мы можем пустить торпеду, если понадобится. Как видите. На профессора работают светлые головы…
- Которые он ничтоже сумняшеся превращает по использовании в тёмные и безумные, - не выдержал я. – Да за одного Крамоля его следует на каторгу, а вы восхищаетесь им!
- Я восхищаюсь не им, если вы заметили, - повернулся ко мне Арчивелла, - а гением человеческой мысли, который к нравственности имеет мало отношения.
- Вот это заблуждение, - заметил Вернер, - и изгадило вам всю карму, сеньор. Довольно философствовать. Показывайте дорогу к вашему сатане.
- Чтобы плыть, - послушно перешёл Арчивелла к технической части, - нам нужно привести в движение гребное колесо. Вот этими приспособлениями , - он указал на рычаги, чьи ручки были отполированы ладонями прежних гребцов. – Здесь какое-то время можно будет дышать. но не слишком долго, поэтому медлить не стоит. Советую прежде приняться за греблю тем, кто больше замёрз. Я одет, кочевники привычны к лишениям, так что… Покажу, как.
Он налёг на рычаг – судя по всему, довольно тяжёлый, и мы услышали за пределами колокола бурление вскипевшей воды, а сама конструкция тяжело качнулась.
- Ну? Вперёд! – Арчивелла уступил рычаг мне, Вернер взялся за другой и, кое как устроившись на узких скамьях, мы принялись толкать и тянуть свои рычаги, приводя всю эту махину в движение.
К моему удивлению, Орбелли вдруг негромко запел, пением словно задавая нам тон. Он пел, как я понял, на цыганском языке. Я прислушивался к навязчивой ритмичной мелодии и никак не мог считать – ни в малейшей степени – что он чувствует. Даже Вернер был для меня более-менее прозрачен: я видел, что он беспокоится, старается держать ситуацию под контролем, надеется на помощь Шахматиста или полиции, но, в принципе, готов и сам принимать решения. Я даже понимал – считывал – что чувствует Арчивелла: он рискнул перейти на сторону противников профессора, но, в то же время, это – сторона закона. Закона, который вряд ли пощадит его но а вдруг? И. в любом случае, его совести хоть на время сделалось легче. Орбелли же оставался непроницаемым, и даже его голос, напевающий песню, не выражал ровно ничего. Я вдруг подумал, что не хотел бы иметь такого человека противником, не хотел бы оставить с ним хоть какой-то несведённый счёт или задеть его хоть в малейшей степени. А обратив свои притязания на Холмса, профессор Сатарина, задел профессора Орбелли очень больно и, несомненно, подал повод выставить ему огромный счёт.