Беседуют двое:
- Как узнать, что перед вами настоящий морж?
- Настоящие моржи купаются в плавках.
-То есть, если кто-то купается в проруби в одежде,
То это точно не морж?
- Это рыбак…
( Народный юмор)
Многие знают о некрупных, пахнущих огурцом по весне, серебристых рыбках, под названием корюшка. Эти рыбки обитают в морях Северном и Балтийском, а на нерест заходят в Финский залив, в Онежское и Ладожское озёра. Бывает корюшка ещё и Дальневосточная, но она гораздо крупнее европейской, не пахнет огурцом в свежем виде, а жареная - сладковата на вкус. Жареную балтийскую корюшку пробовали многие гости Северной столицы, но мало кто из них пробовал эту корюшку ловить. Да и поднаторевшие в зимней подлёдной рыбалке многие жители Санкт-Петербурга сначала не признавали ловлю корюшки настоящей рыбалкой - при поклёвке не появлялась надежда, что поймаешь крупную рыбину. Нет!.. Появлялись из лунки только одна – смотря сколько крючков на снасти – или несколько серебристых рыбок.
Раз я упомянул про крючки, то надо и сказать и о самой ловле. Корюшка весной имеет обыкновение скапливаться на глубинах, доходящих до 25 метров. Привлекательно для этих рыб наличие в глубине воды некоего плато, возвышающегося на несколько метров над поверхностью дна. Такие плато рыбаки называют банками. Там корюшка охотиться на мальков других рыб, поедает икру и зоопланктон. Знание расположения банок – это сокровенная мечта любого подлёдного рыбака - корюшатника. В известном месте на поверхности льда высверливается на расстоянии полуметра друг от друга несколько лунок. Их число определяется количеством удочек у рыбака. На катушку зимней удочки наматывается столько лески, чтобы груз, - а это 10…20 грамм, коснулся дна. Выше груза на поводках располагаются светящиеся под водой мормышки с примесью фосфора, или обычные крючки. Насадкой служат филейные кусочки мяса пойманных у берега или купленных заранее рыб. Корюшка совершенно не стесняется собственного каннибализма, с жадностью набрасываясь на кусочки своих сородичей, пойманных тут же.
Рыбак, расставив свои удочки, садится около них с подветренной стороны, - чтобы не путалась леска при подсечке, и ждёт клёва рыбы. Тут уже не грех достать заготовленный дома бутерброд, глотнуть горячего чая и, да простят меня жёны подлёдных рыбаков, приложиться к припасённой бутылочке с горячительным…
При клёве кивки удочек начинают резко пригибаться к воде, то опускаясь, то выпрямляясь. Иногда ожидание поклёвки рыбы затягивается. Тогда рыбак, вспоминая нехорошими словами всех старших рыбьих родственниц, сматывает удочки и перемещается, если не перебрал спиртного, метров на сто. Другое дело, когда кивки на удочках начинают вздрагивать и качаться сразу на нескольких удочках. Тут отлетает в сторону или засовывается в карман недоеденный бутерброд, ставится на лёд термос и счастливчик со всех ног бросается к первой «ожившей» удочке. Резкая подсечка с лёгким подскоком, потом, взмахивая поочерёдно обеими руками, вытаскивается метров 20 лески с сидящей на крючке корюшкой. Хорошо, если с двумя. А тут задёргались кивки у других удочек! Прыжком к следующей. Снова подсечка, снова работа обеих рук, а рядом опять качается кивок…В этом и кроется азарт ловли корюшки. Тут главное не в том - сколько весит каждая особь, а в количестве пойманных деликатесных рыбок. Если к хорошему клёву добавить ещё синее небо, белое поле льда, яркое весеннее солнце, загоревшее лицо и кисти рук, то такое не забывается. Конечно, бывает и мороз, и вьюга, и лёд, оторванный сильным ветром. Но даже это не останавливает любителей ловли корюшки. Все надеются только на хорошее, вспоминая свои удачные выезды на рыбалку.
Мы с друзьями всегда выбирались за корюшкой только на Финский залив, потому, что там корюшка ловилась более крупная, в отличие от корюшки в Ладожском озере. Бывало при ловле всякое: и тропа в несколько километров к месту лова, огибающая зловещие чёрные промоины, и трещины во льду, через которые приходилось перепрыгивать… Это, конечно, по весне. Не всегда улов исчислялся сотнями штук, бывало и 15 корюшек на двоих, но надежда на лучшее всё равно гнала и гнала нас на эту зимнюю рыбалку.
Вот и я, как-то раз, освободившись на один день от рабочей нагрузки, решил попытать счастье на южном берегу Финского залива. Эти места я неплохо знал – там глубины начинаются уже в сотнях метров от берега, а подводные банки – метрах в пятистах. Мои приятели по разным причинам поехать не смогли, но голубело небо, светило солнце, в воздухе пахло весной и, кто его знает, что будет со льдом через неделю или две. Короче, я вышел из дома к припаркованной рядом машине. Там в багажнике лежал рыбацкий ящик на полозьях, коловорот, черпачок и плащ. На улице была первая декада апреля, капель, плюс пять в тени и у меня было прекрасное настроение. Машина легко завелась. Единственно, чего у меня не было – я не приготовил насадку, надеясь поймать мелкую рыбёшку у берега.
Дорогу к намеченному месту я знал хорошо. Километрах в ста от Санкт-Петербурга находился город Сосновый Бор. Там был филиал нашего НИИ, где я часто проводил совещания. А за Сосновым Бором, километров через сорок, на берегу залива располагался посёлок Ручьи – цель моей поездки.
Извилистое шоссе было свободно от снега и льда, все повороты дороги я знал наизусть. Доехал до Ручьёв я быстро. На грунтовке от посёлка к заливу я увидел мужика в ватнике, сидящего на рыбацком ящике. Увидев машину, он с трудом поднялся и поднял руку.
- Похоже, это местный, - подумал я, останавливаясь рядом, - Наверное, он все банки здесь знает!
Мужик приоткрыл пассажирскую двери. Лицо его походило на неприбранную с утра постель. Пахнуло самогоном.
- Братишка, довези до залива, а то я устал. У меня, кстати, для наживки три кори припасено.
- Поехали, - пригласил его я, радуясь, что наживку ловить не придётся.
- А меня Павлом звать, - представился он, - Братан, притормози у вон у того магазина, поправиться нужно, мОчи нет…
- Так ещё до одиннадцати часов далеко, спиртное не отпустят, - предостерёг я попутчика.
- Ничего, мне и в шесть утра бутылку отпустят, - успокоил меня Павел, - Я тут бригадиром работаю! Из магазина попутчик вышел достаточно быстро. Так же быстро он поправился из горлышка, усевшись в машину.
На берегу мы выгрузились. До самого горизонта простиралось не привычное белое поле льда, а унылая поверхность с тёмными пятнами разных размеров, а где-то-то в километре от берега на сером фоне виднелись фигурки рыбаков.
- Вот видишь, наши уже ловят, - оживился повеселевший Павел, - Пошли скорей!
Мы вышли на лёд. В одной руке у меня был коловорот, другой я тянул верёвкой свой ящик на полозьях. Павел шёл рядом слева.
- Вон наша банка. Метров сто ещё, - подбадривал меня попутчик.
Тут подо мной лёд с противным треском булькнул, и я ухнул вниз. Коловорот отлетел в сторону, руки я инстинктивно раскинул в стороны и повис на расставленных локтях. Тыльные стороны ладоней оставили на сером льду красноватый след…
- Саша, ты что? Давай руку, вылезай, - засуетился Павел, - Сейчас пойдём сушиться.
Я с трудом, перевернувшись на бок, выполз на лёд. Новый знакомый сдёрнул с меня когда-то тёплые рыбацкие сапоги. Выливая из них воду, он приговаривал, видимо, успокаивая меня:
- Ничего, с кем не бывает, с кем не бывает! Тут в прошлом годе Мишка Нюркин утоп. Совсем, - уточнил он. Покойник, бедняга, даже ни одной рыбки не успел поймать. Нюрка потом так голосила, так голосила, на весь посёлок, что собаки завыли. В магазине она теперь работает. Там, где я был - добавил он, - Мы её не забываем. Навещаем часто...
Обратно мы возвращались по льду след в след. Идти во всём мокром было невероятно противно. Павел подвёл меня к одиноко стоящему на берегу строению, видимо, это был цех местного рыбзавода. В помещении стояли какие-то блестящие цилиндрические котлы, гудели механизмы, гулял тёплый ветер. Недалеко от котлов у деревянной стены стояла скамейка.
- Раздевайся и садись. На тебе ватник, сядешь на него - позаботился Павел.
- Совсем раздеваться?
- Ты сушиться сюда пришёл или как?
Последующая картина походила на фрагмент нудистского пляжа. Я, совершенно голый, поворачивался то грудью, то спиной к тёплым потокам воздуха, как к ласковому солнцу. Только вместо шелестящих волн передо мной в потоке воздуха шуршала на решётке рыбацкая одежда и одиноко стояла у котла пара резиновых сапог. Саднили повреждённые торцы ладоней…
Минут через сорок появился Павел. Он придирчиво ощупал предметы одежды, засунул руку в каждый сапог и, удовлетворённо хмыкнув, произнёс:
- Всё высохло. Одевайся.
Как приятно быть во всём сухом! Не надо сушить одежду при включённой на полную мощность печке в машине и, вообще, как хорошо дома…
От приятных мыслей меня оторвал Павел. Он ждал меня на улице около двери. На земле у его ног лежали две длинные, широкие, сантиметров по пятнадцать, доски горбыля.
- Ты что, - домой собрался? Посмотри, там мужики руками машут, вышивают! Значит, клюёт корь. А ты - ехать… Вот нам с тобой спасательные доски. Доска нужна для того, если ты под лёд посыпался, то подсовывай её быстро под себя, удержишься!
- А покойник Мишка тоже с доской шёл?
- Да нет, поленился, дурачок, тащить доску или, наверно, забыл её прихватить – пьяный, как всегда, был!
И отправился я на злополучную банку вслед за Павлом, как на заклание. Как более тяжёлый, я шёл первым. Дошли мы, как ни странно, благополучно.
- Ты доску-то на лёд положи, по ней и ходи, и сверли лёд вдоль неё, на лёд не ступай – советовал мой коллега.
Я просверлил три лунки – наживки хватило только на три удочки и приготовился ждать поклёвку. Корюшка клевать явно не хотела. Минут через двадцать кивок удочки показал поклёвку, и я вытащил первую рыбку. Она одиноко затрепыхалась на сером льду. Высоко надо мной с пронзительным криком закружилась стая голодных чаек, - всё – таки удивительное зрение у этих птиц! Потом крики стихли. Видимо, чайки полетели к другим рыбакам. Я же с тоской ожидал продолжения клёва. Стояла какая-то влажная тишина. А от берега в нашу сторону и, скорее всего, на нашу банку шёл крупногабаритный мужчина. Рядом с ним двигался мальчик.
- Смотри, на вечерний клёв народ идёт! – подбодрил себя и меня Павел, - у него, похоже, клёв был не лучше моего, - Сейчас начнётся!
Неожиданно тишину нарушил тонкий детский крик:
- Папа! Папочка!
Не доходя до нас метров пятьдесят, в воде забарахтался тот самый крупный мужик. Он хватался за кромку льда, выползая из воды, но лёд обламывался под грузным телом, полынья с качающимся на волнах крошевом льда становилась всё шире и шире, походя на круглый бассейн в городском фонтане... Вокруг полыньи с криком бегал мальчишка. Павел схватил свою доску и с криком бросился в сторону пловца:
- Витька! Никак ты? Держись!
Подсунув один край доски Витьке и сев на доску с другого конца, спасатель читал утопающему нотацию:
- Ну как же ты, Витёк, без доски-то, да ещё с ребёнком! Не дело это, ой, не дело!
С помощью доски Витёк благополучно выбрался из воды и, используя весь свой запас ненормативной лексики, высказал своё отношение к такой рыбалке. После этого он с сыном отправился домой.
- Пора и нам сматываться. Скоро темнеть начнёт, да ещё и не клюёт, - мрачно сказал мне подошедший Павел, - А наши ещё сидят! – он указал на уже плохо заметную кучку людей вдалеке на льду, - Пошли.
По дороге домой Павел, который теперь шёл первым, показал мне своё виртуозное владение доской. Я увидел, как лёд под ним стал проседать, образуя сферическую выемку диаметром метра три. Из центра, где были ноги ходока, хлынула вода. Однако, доска, превосходящая размером диаметр выемки, плотно легла на крепкий пока ещё лёд, удерживая Павла от погружения. Он ликовал:
- Вот видишь! –Только задницу слегка намочил. И все дела. Нет, доска – великое дело!
Похожая история ближе к берегу произошла и со мной. Я, правда, успел выскочить из воронки уходящего подо мной льда, вступив одной ногой на крепкую основу. Но в сапог на другой ноге вода, всё – таки, попала…
- Может, останешься, подождём наших – они с рыбой должны прийти? – предложил Павел на берегу.
- Нет, Паша, я на эту корюшку уже смотреть не могу! Поеду.
В машине у меня лежал накануне приготовленный вместительный полиэтиленовый пакет. На самом дне его сиротливо разместились жалкие четыре серебристые рыбки. Я возвращался домой по тому же извилистому шоссе, свободному от снега и льда, размышляя, что мне делать с уловом: - выкинуть или поджарить? Нет, лучше поджарить. Как- никак - память!..
,
.
.