В потоке желаний. Роман. Продолжение

 
  – Будь сделано, дядя Варфоломей! – парень лихо разворачивается и бежит в улицу.
   – К обеду возвернись! – напутствует его кто-то из родных.
   – А мне что делать? – Сергей глядит на сосредоточенных мужиков, изредка проскальзывающих женщин. – Обед варить?
   – Там есть кому. А ты ступай, помоги яму под уборную выкопать. Это надо в первую очередь. А то все за угол бегают.
И верно, думает Сергей. Народу много, туалет нужен. Направляется к трем мужикам, которые заняты этим важнейшим на сей момент объектом. Остановившись возле ямы, которую начал копать Матвей, берет у него лопату.
   – Прислали на помощь? Хорошо, – Матвей улыбается, – через пару часиков будет готов.
   Туалет сделали пока без дверей. Сергею пояснили, что досками обошьют, теплее будет, и дверь навесят, когда шарниры подвезут.
   Строительство бани идет своим чередом. Три на три метра, без предбанника, она уже подводится под крышу. А где же котел взять?
Пантелеймон, поглаживая черную бороду, смеется: «Не горюй. Каменку тебе поможет сложить Серапион. А для воды будут две бочки, это я обещаю. Одна под холодную воду, другая – под горячую.
   На вопрос: как нагреть в деревянной бочке воду, Пантелеймон отвечает с усмешкой.
  – Видать, городские. Мы сначала накаляем камни, а потом набрасываем их в бочку с водой. Вот тебе и горячая.
   – Здорово! А я еще удивлялся, почему вы все с бородами ходите? Оказывается – потому что умные.
Мужики хохочут.
   Возле будущего дома Сергей останавливается, внимательно наблюдая за строителями. Четверо, сидя по углам поднявшегося на пятый венец сруба, ловко орудуют топорами, вырубая гнезда в бревнах. Еще четверо готовят пазы для прокладки сухого мха. Рядом идет ошкуривание, распиловка.
Нижний венец чуть выдается из ряда. Это лиственница, на ней все держится, предполагает Сергей. Пол уже настелен. В нем темнеет люк в подполье.
   – Хозяин, у тебя какой рост? – с улыбкой спрашивает Лука Сосипатович.
   – Раньше был сто семьдесят, – отвечает Сергей.
   – Ну, тогда десять венцов за глаза хватит. Главное – чтобы жена входила. Она у тебя сколько метров в высоту?
   – Пониже меня.
   – А мы думали: тут каланча какая-то ходит, – с хитринкой произносит Лука.
Один из мужиков откликается, что это его Евдокия приходила. Так он ей специально двери расшивал пошире. Не дай Бог!
    Дружный смех разносится вокруг сруба. Какие замечательные люди! Несмотря на пережитое, годы злоключений, гонений, оставить в душе светлость, которая та же святость, человеколюбие. Думает Сергей, вспоминает слезы и недоумение своей Оксаны. Соседи отказали ей в посуде для организации обеда. Она еще не понимала, что староверы едят и пьют каждый из своей чашки. И сегодня у всех видны кошелки, сумки, когда они собираются к обеду.
    Столом служит длинный ряд досок, поставленный на высокие чурки, а рядом – чурки поменьше, на них лавки для сидения. Женщины разносят кастрюли с борщом, выкладывают куски мяса на капустные листья. Каждому по три куска хлеба, в стаканы и кружки наливают клюквенный кисель.
После всеобщего моления с чувством благодарности к Создателю садятся обедать. Съедают все под чистую. Даже крошки со стола сметают в ладошки, а потом в рот. Знают цену хлеба, подмечает Сергей.
    После обеда все сидят на местах. Ждут, что скажет Варфоломей. Он встает и говорит:
   – У меня загадка для наших молодых. Что думает мужик после трудового дня?
Многие улыбаются. А Сергей, глядя на Оксану, разводит руками.
Варфоломей, смахнув крошки с бороды, продолжает:
   – Вот именно. Мужик думает: а не заболит ли голова у жинки вечером?
Ответом ему дружный гогот слушателей. Смеются и ребятишки, и женщины.
Следующий день похож на предыдущий. Снова полно народу, стучат топоры, киянки, визжат пилы. На стропилы накладывают плахи, подгоняют ворота, двери, вставляют окна. К полудню основные работы завершены.
И вот уже Серапион разводит в печке огонек. Сначала стружки горят неохотно, потом все ярче, из трубы клубами вырывается дым.
   – Печка, если она новая, должна сперва разогреться, как женщина, – Серапион ласково хлопает камелек по бокам, ощупывает кирпичи. Потом с удовлетворением потирает ладони. – Все, производство налажено!
Сергей от возбуждения обнимает печника, благодарит от всей души. А тот тянет его к бане. Надо сделать каменку, говорит он, торопясь досрочно исполнить свой участок работы.
    По случаю окончания строительства вечером собираются все к молодым. Снова импровизированный стол, лавки. Из сумок выставляют на стол снедь, бутылки с темной жидкостью. Улыбки, смех, пожелания.
Варфоломей, оглядывая собравшихся, стучит ложкой по столу. Торжественно произносит:
   – Потрудились мы славненько, результат, как говорится, на виду. Благодарю всех за работу. Качество ее потом оценит хозяин. Особо хочу отметить бригаду, которую возглавлял Лука Сосипатович. Углы дома получились ровные, стены четкие под отвес. Ласточкино гнездо вырубить топором не каждому удается. На этот раз – молодцы! Стайка тоже отличная. Колхоз дарит молодым корову и телка. Будут зимовать в тепле. Заработал?
   Раздаются одобряющие голоса. «Поддерживаем!», «Вполне!».
   – Напомню, Сергей (как тебя по отчеству? Иваныч!), Сергей Иваныч спас нас от зверя, который почти опустошил наши дворы от живности. Месяц, не покладая рук, работал с нами на покосе. А жена его, Оксана Петровна, выразила желание быть учительницей, с первого по четвертый класс. У нас, слава Богу, одиннадцать ребятишек.
    Вновь за столом слышится одобрение. Все понимают, что не надо будет малышей
 каждый день возить в соседнее село, где есть школа.
    – А я им, – поднимается Тимофей, – подарю пару-тройку куриц для расплода.
    – А я кошку! – говорит Серафим, – вот будут влазины, кошка первая войдет в дом.
   Откликаются многие. Кто обещает топор, другие – пилу, посуду, даже зеркало, иглы.
   Варфоломей с гордостью за свою общину смотрит на Сергея. Тот выходит из-за стола. Низко кланяется.
   – Спасибо, товарищи, друзья! За все это время я узнал многих. Узнал и полюбил! Я не хочу рассматривать свою жизнь как цепь упущенных возможностей. Но то, что я встретил вас, – огромное счастье! И за это я благодарю вас, благодарю Создателя!
    Из бутылей наполнили и подняли кружки, стаканы. Тост «Во здравие!». Потом «За молодых!», «За Варфоломея Семеновича!»
    Тимофей достает гармонь, пробегает пальцами по кнопкам. Наступает тишина. Рядом с гармонистом появляется лысый в белой подпоясанной рубахе Иосиф.
С ним познакомился Сергей еще на сенокосе. Невысокого роста, но такой быстрый и сильный, что успевал сено принимать у всех, кто ему подавал на зарод. Стога получались ровные, конусообразные, как вулканы. Никакой дождь им будет не страшен.
    Иосиф начинает песню неторопливо сочным голосом:
   – Выхожу я в поле, выхожу к реке,
    Дай Бог, сыну волю, дайте силу мне!
    Могу я обойти весь мир,
    Чтобы обнять с любовью
    Все, чем дышу, что вижу я.
    Что слышу рядом здесь
     и вдалеке.
     Духом я укреплюсь,
     За святую Русь помолюсь!
     Духом я укреплюсь! За святую Русь помолюсь!
    Сергей утирает повлажневшие глаза. У многих на лицах слезы. С таким народом жить России вечно. Никто и никогда не унизит ее, не победит!
    Он отходит в сторонку, присаживается на обрезки бревен. Замечает возле себя Варфоломея. Тот кладет ему на плечо руку:
   – Полюбился ты братии. Хочу предложить тебе службу начальника охраны. Будешь объезжать наши бригады, помогать, чем можешь, устранять неполадки.
   – От кого охранять-то?
   – Мало ли. От зверей. Приходит пора перегонять животных на зимние стоянки. Всяко может быть.
   – Варфоломей Семеныч, прости меня! Только болит у меня душа о тех друзьях, которые остались без меня на полях сражений. Работаю я у тебя, а сам весь там. Как в войсках без меня? Нашим, поди, новые танки подогнали. А меня нет…
   – Понимаю, но пока связи нет. Считай, с шестьдесят второго года из центра никаких вестей.
   – Так это уже 60 лет прошло?
Собеседник с удивлением поднимает вверх брови:
   – Ну, три года не больше.
    При этих словах у Сергея, кажется, отнимается язык. Помолчав, он спрашивает: «А сейчас какой год?»
   – Шестьдесят пятый.
   Не дождавшись ответа, Варфоломей продолжает:
   – Ты завтра занимайся хозяйством, а далее приходи в контору. Там все обсудим.
   С утра Сергей детально знакомится со своей усадьбой. В доме, конечно, надо обшить стены дранкой, штукатурить, белить. Снаружи пробить торчащий кое-где из пазов мох. Сделать пару загородок для куриц и теленка. Выкопать колодец, вода здесь неглубоко, проблем не будет. Обустроить подполье, сеновал.
Дело житейское. Потихоньку все утрясется. Только где же помощница?
    Оксана ушла пораньше. Обежав дом, она встречает хозяйку. Клава в коротком цветном сарафане похожа на девочку, кормит мелкую живность во дворе. Кот, распластавшись у плошки с бульоном, вылизывает дно. Две курицы ходят вокруг, норовя стащить у него кусочек мяса.
Улыбаясь, Клава останавливает возле себя Оксану. Спрашивает, как ночевалось, какой сон видела в новом доме?
    – Болит голова, – жалуется Оксана, – приснилось, что во мне поселилась какая-то живность. Это длинный черный волос, кончик которого торчал из запястья под кожей. Никакой боли он мне не доставлял. Я показала мужу. Он потянул за кончик – тянется. Смотрит на меня и тянет, тянет. Уже с метр вытянул. Я чувствую, как со всего тела он выходит, шевелится под кожей. А Сергей сбрасывает его на земь. Потом волос сворачивается в клубок и превращается в птицу. Сергей хватает его за шею и отрывает голову. Что бы это значило?
   – Это хорошо, что голову отрывает. Проблема какая-то грызет тебя, не дает покоя. А насчет волоса ты права. Водится тут такая гадость. Овладевает человеком, доводит до сумасшествия. Поэтому никто не ходит босиком.
    Оксана качает головой. Кажется ей, что уже заразилась она. Ведь столько раз ходила босой. Но Клава успокаивает:
   – Нет, ты пока чиста, но в чреве у тебя плод. Девочка будет.
   – Откуда вы знаете? Хотя подозреваю я, что вы тоже не из этого мира. Сережа мне ночью многое рассказал. И что это не наша Земля, и что время тут отстает от нашего больше, чем на полвека.
   – Да, это так. Гости мы на планетах, незваные. Хозяева – вы. Странные, гордые, трудолюбивые. С огромным потенциалом. Особенно – женщины. Таких не встречала я нигде. Сама Земля – и та и эта – плодоносящие, вечно обновляемые женщины.
    Живя в этом мире, я поняла простую вещь: хочу, чтобы и ты это усвоила. Когда на свет появился мой первый сын, Голос планеты сказал мне: «Не заставляй своего мужика платить за полученное удовольствие. Он просто кончил. А родить решила ты. Вот и не грызись, и не подпрыгивай, как молодая кобыла».
    Я услышала. Поняла мгновенно. Но Голос для верности добавил:
– У тебя нет ни одного преимущества перед мужиком.
И то, что ты мучилась при родах, не даёт тебе права
от него что-то требовать. Руки, ноги, голова – у тебя есть.
Если чего-то хочешь, то поднимай свою задницу и – вперед, а мужика добывать не заставляй, он тебе ничего не должен.
    После этих слов она, продолжая тему, с удовлетворением говорит:
   – Рада, что ты решила учить детей. Они такие смышленые, сообразительные. Тебе будет легко с ними.
   Оксана потряхивает рыжими кудряшками, как бы не веря услышанному.
   –  Как тебя звать-величать?
   – Летуя.
   – Какое-то не русское имя. Что оно означает?
   – Пронзающая время.
   ?...
   – Мы есть всюду: и здесь, и там, на твоей земле. Нас называют ангелами, а мы
   – пронзающие время, скользящие сквозь века.
   – И вы можете принимать любую форму, любой вид?
   – Да, именно так. Сейчас я в роли хозяйки этого дома, двоих детей родила… Мне нравится изучать этих людей, их обычаи, разбирать семейные, общественные отношения.
   Помолчав, добавляет:
   – А завтра или чуть позже я появлюсь в виде ангела на цветочной дорожке в Центральном парке твоей планеты.
Может быть, в таком виде мы вам привычнее?

    Летуя на миг показывает себя в легком парчовом халате с золотой розой в руке. У Оксаны трепещет сердце при виде аллеи с лавочками и тумбами, стриженой травки.
    Видение исчезает.
    – Хочу туда, – со вздохом произносит она.
    – У тебя же здесь муж.
    – Он не любит меня, – шепчет девушка. Впервые озвучивает вслух свои тревожные мысли, которые часто появляются в последнее время, – для него война на первом месте. Спит и видит себя в танке на Донбассе.
    – Отойди от стереотипов. Он – воин, настоящий воин! Ты сейчас забудешь о Летуе все, что я говорила, – Клава щелкает пальцами, сворачивает за угол.
Собеседница ее, постояв немного в нерешительности, идет в пригон. Надевает на шею корове веревку и ведет ее за ограду, где привязывает животное к колу, пастись на густой траве. В тазик наливает воды. Теленок бегает рядом. Тычется в руки хозяйке:
    – Иди попей водички. После работы дам тебе пойла.
    Время, если оно не ограничено какими-нибудь обстоятельствами, ожиданием, переживаниями, течет ровно, незаметно словно равнинная река.
    Оксана, увлеченная организацией маленькой школы в колхозной конторе, с воодушевлением приступает к занятиям. Рисует на доске углем земной шар, показывает основные страны. Рассказывает о народах, населяющих Землю. Вторым уроком – письмо, ручек нет, тетрадей нет. Ничего, будем писать на дощечках, решает она. Вскоре у всех на коленях гладкие дощечки, испачканные углем руки. По природоведению, когда она со школьниками выходит на пригорок, в основном говорят дети. Местные названия трав, насекомых, птиц  оседают в память учительницы. Она с удовольствием читает им стихи Алесандра Пушкина, Федора Тютчева, Алексея Некрасова о природе, временах года.
    Муж нередко застает ее в школе. Отвозит домой на лошади. Сообща готовят ужин. Сергей делится с ней впечатлениями от своей работы. Но она слушает плохо, вся в завтрашнем дне: как и о чем будет говорить с детьми.
    Для Сергея Устинова дни начинаются рано. Объезды бригад отнимают много сил. Поэтому восходы солнца он встречает, как правило, на перевалах. Высматривает, откуда идут дымки кочующих скотоводов.
   Проверяет маршруты, дважды загоняет волков, следующих по следам колхозных животных, в непролазные чащебы, болотистые провалы. Делает предупреждающие затесы на стволах. Обедает вместе с пастухами. Ночевать уезжает к жене.
Иногда успевает плодотворно потрудиться по дому. Горница у них блестит свежей беленкой, спальня пока под штукатуркой. Напилена поленница сосновых дров. Это на растопку. Но еще нужна береза для жара.
Он с опаской поглядывает на  растущий живот жены. Хотя дело житейское. Объясняет Лохмачу, что скоро в семействе будет прибавление. Тот за два месяца из беспомощного комочка шерсти превратился в хитрющего щенка, весом с доброго петуха.
   Вернувшись домой поздно вечером, Сергей обнаруживает возле конуры задавленную курицу. А Лохмач, увидев недовольного хозяина, прячется внутрь домика.
   – Это что такое? – возмущается Сергей, – нам куриц для расплода дали, а ты охоту устроил на них! Нельзя!
   – Да это он из-за того, что ты поздно вернулся домой, – успокаивает Оксана, – скучает без тебя.
   – Ладно, курицу в суп, а завтра я возьму его с собой. Как у вас дела? – спрашивает Сергей, поглаживая жену по животу.
   Она вспыхивает, румянец во всю щеку, глаза лучатся теплотой. Сама переживает из-за долгих отлучек мужа. Хотя и понимает их необходимость, только, кажется, слишком редко он обращает внимание на беременную жену. Рассказывает, что был в соседней деревне. Школа там закрылась, магазины не работают. Каждый живет своим хозяйством. Он хотел приобрести тетрадки, ручки, книжки для своей учительницы. Пришлось ехать в райцентр. Потому и задержался.
Однако и там ничего в магазине не оказалось. В райвоенкомате, куда он обращается за разъяснениями и помощью, ему выделяют пачку газетной бумаги да десяток простых карандашей.
   Престарелый майор больше сам спрашивает, чем поясняет сложившуюся обстановку. Когда началась подвижка гор, прервалась связь с областью. Небо затянуло облаками, пыль проникала всюду, дышалось трудно. А потом установился полумрак. Кладбище в тот год увеличилось вдвое, многие скончались от разных болезней. Пострадали посевы, животноводство. Коровы переставали доиться, телята дохли. А вода в реке пожелтела, и, кажется, вся рыба исчезла.
На вопрос: были ли попытки связаться с центром, майор качает головой. Оттуда никаких вестей. А отсюда ехать на лошадях можно  только хребтами. Охотников не нашлось.
   Майор предлагает Сергею исследовать дорогу через Каменистый перевал. Ближайший путь в соседнюю область. Туда раньше вела охотничья тропа. Местные привозили соболей, лекарственные коренья. А потом скалы обрушились. 
Снабдил Сергея винтовочными патронами, которые подошли к его автомату. Выдал большой зеленый рюкзак и записочку в пекарню. По этой записке Сергею отвесили пять килограммов муки, две банки подсолнечного масла, два кило  соли и пачку конфет подушечкой.
   Провиант Сергей выкладывает перед женой на стол.
   – Думаю, что дня три меня не будет, поеду выполнять поручение военкома. Попробую установить связь с соседями через хребты и перевалы.
Оксана, округлив глаза, часто дышит. Начинает всхлипывать. Руки ее непроизвольно опускаются на живот. 
   – Зима на носу, куда же ехать?
   Проблема есть, думает Сергей. Но и жить взаперти, не ведая, что дальше, не в его правилах. Надо искать выход.
   Рассказывает Варфоломею Семеновичу о поручении исследовать дорогу через хребты. Тот, покряхтев, выносит торбочку сухарей и килограмма три сырой картошки. Предлагает в дорогу заготовить соленого мяса. За огородами на взгорке много имуранок-сусликов. Можно настрелять или вылить водой из нор.
   Чтобы не расходовать патроны, Сергей берет ведро и принимается одну за другой заливать норы. К вечеру у него накапливается с десяток тушек. Ободрав и засолив их, он половину оставляет дома, другие вместе с головами складывает в кожаную суму. Будет что Лохмачу поглодать.
Оксана брезгливо отворачивается. Они напоминают ей крыс, с которыми она часто сталкивалась в подвалах родного Мариуполя.
   – Это есть я ни за что не буду! – категорически заявляет мужу.
   – Хорошо, хорошо, – соглашается он, – только голод – не тетка, ласковая моя. Китайцы однажды всех воробьев съели. А тут вполне чистые зверьки, которые питаются травкой да корешками. Те же кролики.
    Уставший, полный впечатлений от дневных встреч, Сергей засыпает быстро. Кажется, среди ночи его будит Оксана. Она, голенькая и возбужденная, ящеркой лезет под него:
    – Тебе же нельзя, – шепчет он.
    – Ха, еще вполне можно! До родов далеко, а ты исчезаешь, бросаешь меня, не любишь меня.
    – Неправда, очень люблю. Просто, часть меня осталась в Донбассе и продолжает сражаться.
    – До Донбасса далеко, а сейчас ты на территории любви…
    Утром, стряхнув с себя сон в холодную бадью с водой, Сергей растапливает печь, упаковывает переметные сумы, выносит  к пряслу седло и все необходимое для поездки.
    Мерин Серко косит глазом на Лохмача, голова которого высовывается из одной сумы.
    – Ничего-ничего, это наш песик, – успокаивает его хозяин, – он поедет с нами.
   – Иди, хотя бы чайку попей! – зовет Оксана.
Позавтракав картофельными лепешками, осторожно взяв двумя пальчиками конфетку, Сергей целует жену. А конфетку кладет ей в рот.
   – Злодей, как же я ненавижу тебя! – бормочет Оксана, вытирая слезы.
   – Все будет нормально, не заводись.
    За оградой ему встречается Варфоломей. Заботливо осмотрев всадника, он предупреждает:
    – Даю тебе увольнительную на неделю. Если к сроку не вернешься, искать тебя некому.
    – Я понимаю. Спасибо!
    – Да, тебя просила заглянуть Клава, что-то хотела сказать.
    – Хорошо, я обязательно заеду.
Клава встречает его у ворот. Шерстяная шаль на ее оголенных плечах не говорит о прохладе, а скорее – о красивой шее, которую она не желает демонстрировать. Улыбаясь, женщина включает свой мелодичный голос.
    – Нам запрещено вмешиваться в ход событий. Но предупредить тебя мой долг. Затмение ожидает тебя – это не то, к чему можно привыкнуть! Всякая встреча с «Чёрным Солнцем» уникальна, но в этот раз … удар придёт сразу с трёх направлений: личные отношения, благополучие и безопасность. Не буду разъяснять детально, дорога дальняя, сам поймешь.
Сейчас ты вступаешь в особый Коридор Затмений, на выходе из которого уже будет новый месяц, а возможно, и новая жизнь… Думаю, что ты не ошибешься в выборе. Ошибиться – значит обречь себя на проблемы и фатальное невезение вплоть до окончания этого года! Удачи тебе, герой!
    Поблагодарив хозяйку, Сергей в задумчивости направляет лошадь за околицу. Не очень понятно, о чем она предупреждает. О путешествии, в котором много опасностей? Или о судьбе, которая уже прописана, и от твоего выбора мало что зависит? В коридоре жизни как в туннеле – не свернешь.
Перед тем, как скрыться в тайге, Сергей в последний раз оглядывается на деревню. Оксана, наверное, уже в школе. Нравится ей, и слава Богу! Он поглаживает голову Лохмача, торчащую справа из сумы. Тот зевает, норовя лизнуть руку.
    Знакомая местность заканчивается на том месте, где они впервые очутились после выстрела танка. Был подвал, а потом песок в ушах, глазах и большое красное солнце. Здесь у больших камней они провели свою первую ночь, супружескую ночь.
А свадьбу они так и не сделали. Почти три месяца прошло. Как же он опростоволосился! Свадьба нужна! Ему не очень, а ей – обязательно. Вот вернется – и будет ей жених.
   Он слезает с коня, ведет к ручью. Пей, Серый, сейчас пообедаем и двинем дальше. Потом привязывает его за кол, ближе к сочной травке. Достает из сумы щенка, пристегивает к нему цепочку. Лохмач с обидой смотрит на хозяина: зачем, мол, я все равно не убегу.
   – Ладно-ладно, это для порядка. Сейчас у нас легкий обед, мясо будет на ужин. Нечего поглядывать на другую сумку. Ешь картошку!
Вытянувшись на пожелтевшей траве, Сергей на несколько минут закрывает глаза. Ночь будет холодная, размышляет он. Успеть бы за перевал. А то и под снег попасть можно.
   – Ну все, друзья, пора в путь! – подстегивает он себя. Быстро собирается. И вот уже снова в седле. Направление на Север. Как подсказал Варфоломей, дай Бог ему здоровья! С благодарностью вспоминает он хозяина деревни, приютившего их, наладившего их быт. Случись что, он поможет и Оксане, как родной.
Выбирая тропинку, оставленную какими-то животными, он долго едет среди высоких елей. Все чаще встречаются коряжистые кедры. Некоторые из них усыпаны шишками снизу и до самого верха. Попадаются белки, бурундуки. В воздухе то и дело появляются крупные птицы, похожие на уларов. Взлетают с шумом и тут же исчезают.
Откуда-то слева до него доносится шум реки. Сергей сворачивает, за скалистым поворотом открывается вид на бурную воду. Река крутит, вплотную подходит к каменистым осыпям. Никакого проезда. Придется возвращаться, снова лезть в дебри, к далекому перевалу.

    Он слезает с лошади, ведет ее в поводу. Примерно через час появляются прогалы, светлеет. С трудом поднявшись на очередную возвышенность, Сергей осматривает окрестности. Кажется, вершина рядом, а сзади уже подступают вечерние тени.
Есть ли смысл рваться на перевал? Там наверняка ветрище, спрятаться негде. Лучше заночевать здесь. Вон какие громадины попадаются. Он останавливается у большого кедра, от корня которого растут семь стволов.
Со спины, по крайней мере, он будет защищен. И от ветра, и от зверья. То, что за всю дорогу ему не встретился ни один хищник, не значит, что их нет вообще. Он часто оборачивался, чувствуя чей-то взгляд. Однако никого не замечал. Пока не замечал.
    Одно плохо: до воды далеко. Надо в лог спускаться, там должен быть ручей. А как их оставить? Он с тоской смотрит на лошадь, на щенка. Придется вместе с ними, насколько можно будет. Размышляя таким образом, он спускается в лог. Метров за сто оставляет Серого, привязав за ветку можжевельника.
   Услышав жалобное мяуканье Лохмача, он вскидывает автомат и бежит вверх. Темный силуэт волка мелькает на площадке. Не целясь, Сергей дает очередь. Зверь замирает у куста, подергиваясь в конвульсиях.
Волк, конечно, не один. Другие до ночи не сунутся. Но вода все же нужна. Он вспоминает о брошенном котелке, который подарил ему военком. Оглядываясь и быстро спускаясь к ручью, он с водой торопливо идет вверх.
   – Что, ребята, испугались, – ласково поглаживает Серого, треплет за космы Лохмача. – Пейте, сейчас еще принесу.
   Сходив несколько раз вверх и вниз, он стонет от сильной боли в ногах. Так уже было, когда однажды в танке пришлось сидеть почти сутки, отстреливаясь от наступающего врага. Потом на несколько часов ноги одеревенели.
Вот и сейчас он, повалившись возле лошади, не чувствует ног. Однако, приехали. Страх и бессилие разливаются по телу. Но он не дает им овладеть собой, начинает смеяться. Вставай, солдат! Повернувшись на живот, он заставляет себя сесть, лечь, снова сесть, лечь. И так раз двадцать, до самого пота. Вскоре он на ногах, бредет к месту выбранного ночлега.
   Натаскав сушняка, разводит костер. Лошадь пасется невдалеке, Лохмач сидит рядом, не сводит глаз с тушки зверька, жарившейся на углях.
   – Терпи-терпи, сырое тебе нельзя. Кровь не доводит до добра. Ты же не хочешь быть жестоким, злым, как твоя мать? Вот и я не хочу.
Когда суслик поджаривается до корочки, с него начинает капать жир. Осенью они все жирные. Сергей облизывает пальцы. Отрезает голову. Кладет перед щенком.
   – Не хватай, пусть остынет.
   Однако Лохмач уже вкусил, с хрустом поедает лакомство.

   Косточки, оставшиеся от тушки суслика, он также хрумкает как сухарики.
Силен, бродяга, отмечает Сергей. Как минимум на пять дней ему голов хватит. А если будет необходимость, подстрелим какую-нибудь живность. Места тут нетронутые. А что у нас Серко, жует? Вокруг мох сплошной. Травки бы порвать ему.
Он отходит от костра, срезает ножом редкие кустики травы. Подносит охапку к лошади.
   Ночь проходит спокойно. Видно, выстрелы напугали хищников надолго. Хотя спал он вполуха, и затекла правая нога, утренняя прохлада поднимает его чуть свет. Возле себя под боком он обнаруживает Лохмача.  Тот потягивается, лезет к лицу. Ловкий парень, отталкивает его Сергей. Разводит костер, подогревает чай, на углях поджаривает очередную тушку суслика и три картофелины, с прицелом на обед.
   – Ну а ты как? – походит к Серку, – о-о! Да ты все веточки сгрыз! У перевала снежок будет. Там и зеленая травка. Не обижайся, – дает ему одну картофелину, подумав, сует еще.
   Минут через пятнадцать Сергей снова в седле. Легкий подъем сменяется более трудным, тогда приходится слезать с лошади, идти пешком. Поворот за поворотом, и прямо перед ним встает сплошная стена камней. Как забор, за которым ничего не видно. Оставив лошадь у сухого дерева, он идет вперед. Замерев у обрыва, разворачивается.
   Ничего страшного, не все дороги скрыты от нас. Останавливаться нельзя, всегда есть иной путь. Надо только искать. Возле каменной стены сугроб снега. Снежок горчит, остужает горящее лицо. Набирает в ладони, дает полизать своим подопечным. Серко пробует жевать водяную массу, а Лохмач отворачивается с обидой.
   С высоты вид открывается живописный. Желтизну далеких кустов сменяет темная зелень хвойных пород. Между ними – серыми пятнами скалы, каменные россыпи.
И тайга, задумчивая, тревожная. Чувство тревоги, опасности нарастает с каждым часом. Откуда оно исходит, не понятно. Пройдет, поди, если перекусить.
Но обедать еще рано. Держа Серко в поводу, он спускается до поляны. Здесь тихо, среди обломков скал, поваленных стволов он снова садится в седло. Растет уверенность: что еще чуть-чуть и будет перевал.
Если найти дорогу, то можно будет в соседнюю область попасть. А там железнодорожная ветка, возможная связь с центром. Организовать снабжение по проторенному пути – не проблема. Везде, где только можно, он оставляет заметки, затесы на стволах.
   Конечно, когда выпадет снег, о дороге сюда придется забыть. Кто ее расчистит? А сугробы могут быть немалые. Столько валежника. Не сами деревья падают. Сила нужна немереная. Ветер.
Еще один поворот, и перед ним открывается перевал. Лошадь идет резвее. Впереди редкие камни, низкие ели да пожухлая трава. По сторонам, зацепившись за вершины, висят белые клочки. Туман закрывает всю низину.
 Остановившись передохнуть, Сергей делает с десяток приседаний. Лохмач, справив нужду, прыгает рядом. Жизнь налаживается! Будет ли дальше легче – увидим.

   Не нравится эта хмарь и запах горелого или гнилого. На перевале еще терпимо, а чем ниже он спускается, тем занозистее запах, сверлит в носу и, кажется, даже в ушах. Голова начинает побаливать. Все же, надо пообедать.
   Расседлав лошадь, разводит костер. Лохмач сидит рядом, глотает слюнки, видя, как поджаривается очередная тушка.
   Солнце скрывается за вершину, а они еще плутают среди высокой травы, редких елей да кустов калины. Ягоды мало, а вездесущей паутины полно. Она не только среди дудок, но и в кустах. Вся морда у Серка опутана липкими нитями. Сергей то и дело очищает ее с глаз лошади.
   Когда выезжают на широкую поляну, обдуваемую легким ветерком, дышать становится легче. Наверное, здесь возле разлапистой ели придется переночевать. Вариант вполне приемлемый, тем более что невдалеке слышится шум реки.
   Обустроив место для ночевки, он выходит на берег. Река тут раздваивается, показывая огромные мели из гальки и валунов. По обоим берегам ободранные стволы деревьев, коряжник. Становится грустно. Да еще этот гнилой туман, сырость.
Разводит костер, готовит ужин. Однако есть не хочется. Чувствует, что его одолевает какая-то немочь. Крутит головой. Перед глазами черные пятна.
От соседнего дерева отделяется тень и прыжками устремляется в его сторону. Он хватает автомат и посылает навстречу длинную очередь. А вдоль канавы от ручья тоже кто-то ползет, злобный, напористый.
   Автомат вновь трясется в его руках. Выстрелы глохнут в тумане. Нет, нельзя, чтобы страх овладел полностью, надо видеть врага в лицо. Сергей пробует встать с бугорка, на котором лежал, ведя огонь в темноту. Ноги подкашиваются, и он заваливается в ямку, не видя и не слыша, как жалобно мяукает Лохмач, как жадно стрижет траву Серко.
 
   Несколько раз в глаза ему ударяет свет. Потом вновь наступает тьма. Подняться – сил нет. Слышит мелодичный голос: «Вставай, вояка, хватит прохлаждаться!».
Приоткрыв глаза, он видит перед собой миловидную девушку. В бальном платье, с распущенными волосами, она сидит на валуне, пристально смотрит на лежащего в ямке.
   – Кто ты? – едва выговаривает он, язык не слушается. Протирает глаза. Видение не исчезает.
   – Я – Летуя скользящая, пронзающая время. Ты отравлен атмосферой, застойными явлениями. Куда ты стремишься, там никого нет. Жизнь ушла оттуда. И лишь только в горах, за перевалами еще можно существовать. Но развитие планеты остановилось надолго.  Война, люди сами себя уничтожили.
Атомный зверь не щадит никого. Сгорели в огне Америка, Европа. От Азии остались несколько поселений высоко в горах. Да вот еще вы.
   – Когда это случилось?
   – Три года назад. У вас тогда был Карибский кризис…
Сергей обдумывает услышанное. Подвижки земной коры по вине человека. Сгорело все, остальное смыло цунами. Неужели такое возможно? Нет, это все мне снится!
   – Что тебя интересует еще? – спрашивает девушка.
   – Назови отличие колоратурного сопрано?
   – Соловей, мой соловей, голосистый соловей…– пропевает она чудным своим голосом, и продолжает:
    – Колоратурное сопрано – это тип оперативного сопрано, голос, специализирующийся на музыке, который отличается проворным бегом, прыжками и трелями. Ты мне не веришь? Можешь потрогать меня.
   Веришь-не веришь, но судя по обстановке, остатки цивилизации в районе висят на волоске. Сергей прокручивает в памяти отсутствие у людей самого необходимого: электричества, медицины, связи, различных материалов. Перебои с хлебом…Разруха, упадок не за горами.
Может спросить: почему у нее грустное лицо? Разве его положение безнадежно? Или все потеряно безвозвратно?
 
   – Ты, наверное, хочешь узнать, можно ли с этой планеты вернуться на свою Землю?
   – Да, это главное. За этим я и предпринял свое путешествие сюда.
   – Не вся информация доступна нам. Поступки человека порой не поддаются логике. Но, в принципе, все возможно.
   Произнеся последние слова, девушка начинает таять, как Снегурочка из сказки. Еще мгновение – и никого вокруг.
Только лошадь стоит, понурив голову. Она все ближайшие кустики изгрызла и траву подобрала до земли. А Лохмача не видать.
   С трудом поднявшись на ноги, Сергей идет к сваленным в кучу вещам. Охрипшим голосом зовет: «Лохмач!». Из-за кустов слышит знакомое мяуканье.
Лохмач сидит под елью, между лапами держит птицу. Каким образом молодой улар попался щенку, не понятно, как удивительно и то, почему Лохмач до сих пор не отгрыз ему голову.
   Приблизившись, Сергей осторожно берет птицу, прикидывает на вес. Меньше килограмма. Но суп сварить можно. Кстати, пора завтракать. Он связывает ноги птицы, пусть пока поживет в сумке. Принимается разводить костер, чтобы приготовить очередного суслика.
Костер долго не разгорается. Все сырое, холодное. Только под елью наконец вспыхивает красный язычок. Большое пламя разводить нельзя, ветви близко. Лохмач не сводит глаз с аппетитной тушки, вокруг которой прыгают огоньки.
Позавтракав и прибрав все вокруг, путешественник отправляется по течению реки. Но скоро к берегу приближаются скалы, и ему, хочешь-не хочешь, придется подниматься вверх.
   Он последний раз спускается к реке, умывается. Взгляд его падает на скальный приступок возле воды. В нише, как в небольшой каменной чаше, поблескивают разноцветные огни. Зачерпнув горсть камешков, он с любопытством рассматривает их поближе. Несомненно, они из дорогих. Ладно, потом разберемся.
   – Прекрасные сапфиры, изумруды, пожалуйте ко мне в куртку, – он рассовывает две горсти своей находки по карманам.

   С трудом забравшись в седло, продолжает путь. Высокие деревья остаются позади, впереди сплошной можжевельник, справа редкие ели.
Через ельник все же лучше. Меньше паутины, реже белые шапки тумана. Да и дышится ровнее.
   Он останавливается передохнуть, слезает с лошади. Лохмач тоже покидает свое гнездо, обнюхивает каждое дерево. Запахов много, а птицы ни одной.
Долго сидеть на камне Сергей не может. Его что-то толкает, зовет вперед, и он ведет лошадь в поводу.
   Подъем, спуск, новый подъем. Увалы кажутся бесконечными. Начинаются они здесь, недалеко от реки. А чем выше, тем меньше на них леса, больше голых скал. Над ними снежные шапки, сверкающие ледники. Мир холода и безмолвия.
Когда проливается новый солнечный луч на затуманенную округу, до него доходит, что все это время, пока он идет пешком, мурлычет песню:
   – Идет солдат по городу, по незнакомой улице. И от улыбок девичьих вся улица светла…
   Он вновь начинает ее, а Лохмач подпевает, мяукая в такт. Музыкальный товарищ – приятно! Однако ритм не для подъема. Дыхание сбивается.
   Он вспоминает, с каким усердием исполняли они эту песню после стрельб в учебке. Как там сейчас Володя, дружок закадычный, живой ли? А майор Рогов? Душевный мужик. Сколько всего он знал о своих подчиненных! Говорил Сергею: вот война закончится, женим тебя на самой красивой хохлушке. И будешь ты здесь нашим передовым смотрящим. И танк тебе оставим, для поддержания русского духа.
Была жена, уехала вместе с дочерью в другой город. Нашла какого-то предпринимателя с высокими доходами. Дочку жаль, взрослая уже, должна понимать, что отец готов все сделать для нее, чтобы она была счастлива. Да, видно, рассчитала по-своему, по-женски, с помощью матери.
   Боевая подруга его Оксана, наивная, а ворвалась в его жизнь, как тот снаряд…
Спускаясь с очередного увала, он слышит женский крик. В нем боль и отчаяние, и просьба о помощи. И проклятие этому миру, где обижают женщину, подло, грубо, безжалостно.
   В самое нутро резанул этот крик. Потом еще. Раздается мужской смех, злобный, дикий. Снова, задыхаясь, кричит женщина.
   Сергей, оставив лошадь и взяв наизготовку автомат, крадется через ельник к поляне, откуда слышатся голоса. Двое возле палатки, один лысый, коренастый, другой выше ростом, худой, роются в рюкзаках, вытаскивая какие-то банки, одежду. Третий прижимает к земле женщину, она все еще бьется под ним, но уже обессилившая, лишь хрипит. А у дерева стоит привязанный полуголый мужчина, голова его залита кровью, руки безвольно опущены до трусов.
   Оценив обстановку, Сергей бросается к лежащим. Сбивает прикладом насильника, направляет автомат на двоих у палатки.
   – А ну, встали! – командует он, – два шага вперед, руки, чтобы я видел!
Не осознав еще, зачем эти два шага, он отскакивает в сторону, направляет вверх ствол. Но выстрелов не слышно, даже нет щелчка. Он передергивает затвор. Рожок пустой. Пронзает мысль: израсходовал вчера вечером.
   До этих двоих тоже доходит, что пришелец не стрелок. Они дружно разворачиваются и бросаются на Сергея.
   Тычком автомата он разбивает тощему лицо, и тот складывается на землю. А лысый подныривает под руку и валит Сергея. Он падает неудачно, о какой-то корень затылком, отчего в глазах меркнет свет. Но руки, вцепившиеся в противника, не отпускает. Острая боль в боку приводит его в чувство. Краем глаза видит, что лысый держит в руке нож и пытается нанести новый удар в живот.
   Неожиданно в руку с ножом впивается Лохмач. Под мощными зубами рука хрустит, а лицо врага искажается от ужаса. Мгновение и вот уже Сергей сверху, дотянувшись до автомата, со всей силы бьет лысого по голове. Обмякнув, тот застывает в скрюченной позе.
   Встать Сергей не может, сидит, зажимая рану в боку. Чувствует, как теплая жидкость растекается по животу.
К нему подходит женщина, в порванном платье, в синяках. Сергей просит привести к нему лошадь, оставленную невдалеке за кустарником. Сам расстегивает фуфайку, сняв с шеи платок, прижимает его к ране.
В голове крутится одно: как теперь ехать? Никаких антибиотиков нет, даже бинта не предусмотрел. Куда торопился, зачем ввязался в эту схватку с неизвестными? Больше всего удручало: почему не проверил автомат? Эх, вояка, позор!
В рюкзаке еще два рожка с патронами. Да что-то долго Серка не ведут. Неужели ушел далеко?
Женщина возвращается одна. Разводит руками, лошадь не нашла.
   – Вас как зовут? – спрашивает Сергей.
   – Галина Ивановна.
   – Вот что, Галина, сейчас с Вами пойдет Лохмач, песик мой. Серко надо найти!
   Он говорит жестко. Надо дать ей понять, что без лошади сейчас нельзя. У нее еще мужик на привязи, потом до него руки дойдут.
   – Лохмач! Ищи Серко, он нужен мне!
   Когда они скрываются в ельнике, Сергей составляет план действий. Сначала остановить кровь, чем-то перевязать рану. Возле палатки кучкой пакеты валяются. Он ползет к ним, находит лейкопластырь, неизвестные порошки, таблетки, бутылек с йодом. Целый арсенал медикаментов. Кто же эта Галина Ивановна? Молодец!
Обтерев рану, он делает накладку из бинтов, приклеивает пластырем к телу. Держится плохо, намокнув, она сползает. Снимает с себя ремень, перетягивает живот с повязкой.
   Замечает, что к нему подводят лошадь. Благодарит женщину, треплет за ухо Лохмача. Тот лезет в лицо лизаться. Все нормально, дорогой, шепчет Сергей. Просит Галину снять с лошади рюкзак.
   Найдя в кармане запасной рожок с патронами, снаряжает автомат. Качает головой, вспоминая рукопашную с двумя бандитами. Если бы не лохматый его помощник, ситуация могла быть иной.
   Вдруг раздается выстрел, пуля взвизгивает возле головы. Он поворачивается на левый бок, видит, что получивший удар автоматом в лицо, стоит на коленях, выцеливая Сергея из револьвера.
   В минуту опасности у солдата реакция моментальная. Автомат в его руках дергается, короткая очередь подкашивает врага. Сергей бросает взгляды на других. Никто из них не шевелится.
   Галина не может прийти в себя, сидит на земле с остекленевшими глазами.
Сергей кивает в сторону привязанного к дереву:
   – Муж что-ли?
   – Да, – выдыхает она. – Ох! Андреем зовут… Можно, я его развяжу?
   – Да, пожалуйста, займись им. А потом я попрошу – меня зашить. Кровь никак не останавливается.
   Галина Ивановна в той жизни, до того, как весь мир сгорел в адском пламени, была врачом, а муж ее работал в школе учителем физики. Жили они в городе Новосибирске, каждое лето проводили в горах, в Хакассии. Это их и спасло.
Как только по радио передали о пусках ракет, они на своей машине рванули подальше в горы. Ехали, пока был бензин. Потом бросили машину, пешком шли от перевала до перевала. Маленького сына своего спасти не смогли, прошлой зимой скончался от двухстороннего воспаления легких.
   С тех пор жизнь их потеряла смысл. Несколько раз встречались группы таких же обессиливших людей. Но зверского нападения до этого случая не было. Если бы не Сергей, что бы с ними стало – одному Богу известно.
   Андрей, весь забинтованный, прикрыв глаза, отлеживается в спальнике. Рассказывает о пережитом в основном Галина. Обрабатывая рану в боку, она с сомнением говорит:
– Кишечник, кажется, не задет, но с неделю придется полежать. Внутренний шов без спецоборудования сделать невозможно, новокаин кончается. Помощник нужен. Опять же воспаление… Что-нибудь придумаю.
   – Да-да, придумай. Кровь из брюшины надо отсосать. Как это называется – дренаж сделать. Но это после, а сейчас выверни карманы у этих «промысловиков», принеси сюда документы, оружие, вещи. Я их рюкзаки проверю.
Рассматривая принесенное, Сергей забирает себе револьвер, горсть патронов к нему. Винтовочный обрез отдает Галине Ивановне.
   – Обрез возьмите себе, могут напасть хищники. В одном из рюкзаков продукты, тоже оставьте себе. Тряпки, кое-какие инструменты я увезу с собой. Вам все не унести… Да еще прошу рассказать, как делать дренаж? Может пригодиться.
Галина, услышав, что их спаситель с утра собирается уезжать, начинает возмущаться. Вытирает слезы. Держа в руках нож, говорит:
   – Глубина раны измеряется по ножу. Если его нет, то специальным зондом. Дренаж делается из марли, вводится в рану. Но сначала ее надо обработать. Это вы сделали правильно, чисто. Потом… – она вновь трет глаза, прячет цветной платочек в карман.
    – Захватывается пинцетом конец дренажной полосы и укладывается в ране с помощью зонда, чтобы марля выстилала дно раны. Наружный конец дренажа выводится через нижний угол раны на марлевую салфетку, чтобы снаружи оставалось 2-3 см полоски. Рана закрывается стерильной марлей.  Все фиксируется пластырем или бинтом. И так каждый день, пока не закончатся выделения.
   – А я думал: все просто. Зашил – и делу конец.
   – Что вы? Потом снова разрезать…

                Глава 3.
                Возвращение воина.
                Звездное небо – как старая фотография.

   Вечер в горах наполнен тихой музыкой. Она разливается с поляны по всем уголкам, через кусты, через ельник, плывет в недалекий кедрач, в лощины, часть ее тонкими ниточками тянется к двум вершинам и замирает под огромным звездным шатром.
   Галина играет древнюю пастушью мелодию. Ее свирель извлекает длинные ноты, чередуясь через два-три такта с короткими, она вызывает туманные образы, дорогие лица, утерянные, несбывшиеся мечты.
   Сергей потряхивает головой, прогоняя сон, думает о завтрашнем. Лохмач накормлен, Серко пасется на привязи. Сам он ничего есть не хочет, только попил можжевеловый чай.
   Завтра зажарить «кроликов», как он сказал Галине, поменять повязку – и вперед, вернее – назад. В обратный путь, но как жжет в животе! У того стервеца, видно, нож грязный был.
   Спасенных придется оставить здесь. Пусть отдыхают, лечатся. У Андрея, скорее всего, сломаны ребра. Галина вся в синяках, едва держится на ногах. Закопали они разбойников или нет – не спросил. Потом…
   Опираясь на палку, к нему подходит Андрей. На нем темный свитер, поношенные джинсы. Склонив лысую голову, спрашивает:
   – Вы не спите?
   – Дремлю, – отвечает Сергей.
   – А не подскажите, далеко ли вы живете? Пешком до вас можно дойти?
   – Далеко, но пешком можно.
   Не стал рассказывать Сергей, что дом его так далеко или близко, что не сосчитать никакими километрами. Что может знать учитель физики о параллельных мирах? Они могут быть рядом, а могут быть…
   – «Гляжу я на небо, да думку гадаю: чему я ни сокол, чему не летаю…» – песня такая есть, украинская, – продолжает Сергей, – полететь бы сейчас далеко-далеко, за горизонт. Узнать надо, как там на Западе, остался ли кто живой?
   – Вряд ли. Запад пришел к нам ядовитыми облаками, все проникающей радиацией. А потом огромное цунами, землетрясения. Мы в тот год были в горах. Разом облысели, у жены, правда, редкие выросли, а я остался лысым. Все запасы консервов съели. Воду пили только из родников, а все равно болели…

   Помолчав и откашлявшись, Андрей продолжает:
   – Вот вы любуетесь ночным небом, а знаете, что мы видим не звезды, а их старые фотографии. Этих звезд или планет, может, уже и нет. Кто знает, что произошло за миллионы лет, которые шел до нас их свет?
   Об этом доподлинно могут рассказать Скользящие, думает Сергей. Для них ни время, ни расстояние не имеют значения. А есть ли у них родина, дом, где их ждут, где их любят? Чтобы иметь родных, родину, надо быть человеком. Они – не люди, энергетические сущности, наверное.
   Человеческий образ, в который они могут превращаться, лишь форма, с помощью которой контачат с людьми. Для чего это им надо? Чтобы увеличить свой багаж знаний, чтобы больше походить на человека? Может, они чувствуют свою ущербность без эмоциональной составляющей? Доброта, радость, милосердие – тоже чего-то стоят. Без эмоций – не человек, машина.

   Размышления раненого прерывает Андрей:
   – Вы спрашивали, куда мы идем, чего ищем? Слышали мы от встречных, что есть страна Беловодья. Там наше спасение, туда мы идем.
   – Не скажу, что Беловодье рядом с нашим домом. Уймонская долина велика. Искать надо. А прежде два перевала пройти. Я там зарубки на деревьях делал, так что по ним ориентируйтесь. Юг, Юго-Восток.
   Поблагодарив и пожелав ему выздоровления, Андрей уходит в палатку. Проводившая его, Галина присаживается возле Сергея:
   – Вы не думайте, Андрей хороший. Просто эти бандюги появились неожиданно. Сначала скрутили его, а потом меня. У всех оружие, зверские глаза. По-моему, они больные, нам встречались такие: человек двадцать с мертвыми глазами, беззубые. Мы едва отбились от них. Тропинка узкая, они не смогли бежать толпой. Остались за скалами. Нескольких Андрей снес дубиной в овраг.
   – Давно это произошло?
   – Дней пять назад.
   – Я думаю, они вас не найдут. Впрочем, завтра будет видно. Но те, которые напали сегодня, – хищники, обрубки человечества.
   – Поделом им.
   Доктор прикладывает ладонь ко лбу больного, осматривает повязку.
   – Можно, я пойду отдыхать?
   – Конечно, только дверь заприте за собой.
   Галина оборачивается, робко хмыкает. Не до смеха, слишком много переживаний выпало за день.
   Сергей пробует устроиться удобнее. Один рюкзак под голову, два по бокам. Рядом греется Лохмач.
   Костер прогорает, тепла все меньше. Бывало, в снегу ночевали, вспоминает он солдатские будни. Целую неделю в окопах сидели. Володя – теплолюбивый, тогда ему свой полушубок каждую ночь давал.
Дровишек бы подбросить, да сил нет. Ничего, отлежусь.
   Из палатки появляется Галина, она, бросив взгляд на дремлющего, подкладывает в затухающий костер сучья, обломки коряг. Сергей в знак одобрения подымает руку. Умница, женщина!
   Оставшись один, он слушает потрескивание костра, ненадолго засыпает. Во сне или наяву вновь видит Скользящую сквозь время, она стоит возле него, певуче говорит: «Испытания твои только начинаются. Теперь докажи, что ты можешь больше, чем простой человек».
   – Подожди, не исчезай. Покажи, что там на Донбассе, до сих пор ли воюют?
   Перед ним появляется большой экран. Колонна грузовиков, бронемашины, танки неслышно ползут по грязи в сторону берега Днепра, к наведенной переправе. Через реку плывет катер со стариками, с женщинами с детьми. Все торопятся на левый берег. На одном танке открывается люк, из башни выглядывает Володя. Он показывает кулак в сторону оставленного города. А по реке рыщут всплески от взрывов снарядов. Мгновение и все исчезает.
   Сергей трясет головой, не веря увиденному. Неужели наши отступают? А дружок его жив, на командирском месте.
Лежа, он накладывает на себя большой крест, шепчет: «Благодарю тебя за короткое свидание с моей Землей!»
   Когда начинает светать, он встает на колени, ползает, подбрасывая в угольки сухие веточки. Вскоре появляется огонек.
Надо приготовить завтрак, покормить всех оставшимися «кроликами». Лохмач умильно заглядывает в глаза. Понравились жареные головы. Понятно. Потом привести Серко, нагрузить его поклажей. Сколько ее? Три рюкзака, кажется. А как же мне самому на него взобраться? Без помощи не обойтись.
   Пока он составлял программу действий, из палатки появляются Галина, за ней Андрей.
   Поздоровавшись, они подкладывают в костер сучья, достают кое-какие продукты. Подносят к костру тушки, которые вытащил из сумы Сергей.
Галина, видя, что их спаситель не может выпрямиться, вновь укладывает его на одеяло, разматывает окровавленную повязку.
   – Куда же в таком состоянии ехать? – восклицает она.
   Сергей молчит, положение тяжелое, но не безнадежное. Ребятам на фронте гораздо труднее, вспоминает он показанную ночной гостьей картину.
Рассказывает, как поджарить тушки на костре, головы для Лохмача. Но все ему не отдавать. Оставить на обед. Достает из рюкзака живую птицу. Это им для супа.
Просит привести лошадь и привязать поклажу.
И наконец, самое главное – это взобраться в седло.
   Стиснув зубы, он выпрямляется возле лошади. Галина с Андреем помогают с обеих сторон.  С третьей попытки он усаживается в седле. Поднимает руку в знак благодарности. Автомат в рюкзаке, револьвер за поясом, Лохмач в суме – все на местах. Можно двигаться в путь, он облизывает сухие губы. Просит что-нибудь попить. Ему подают пластмассовую «полторашку» с водой. «Возьмите с собой» – говорит Галина Ивановна. «Бутылка – это моя мечта, спасибо!» – отзывается всадник.
   Вскоре только мерный стук копыт нарушает тишину. Спускаться к реке не будем, только вверх на перевал, думает Сергей. Одна задача: как обогнуть большие россыпи? Слезать с лошади нельзя.
За перевалом открывается вид на знакомый хребет. Скалы, снега, а внизу озеро.

Красиво, если бы не боль в боку, дергает – значит, нарывает. Отец говорил, что на нарыв надо накладывать жеваный хлеб, он вытягивает весь гной. А где тут хлеб возьмешь? А мама прикладывала повязку с «алоем».  Тот размягчает кожу, обеззараживает рану. Алой тоже в дефиците.
Будем обходиться подручными средствами. Галина Ивановна насовала в карманы рюкзаков тампонов да бинтов, только как до них добраться? Придется слезать с лошади. А потом обратно кто поможет? Здесь среди скал медведь скорее придет, чем кто иной.
   Серко правильное направление выбирает, очевидно, интуиция у него развита с детства, вернее – с «жеребячества», поэтому считается в колхозе мудрейшим. Идет, не торопясь, ни разу не споткнулся.
   Что-то стало сумрачно, неужели весь день в седле? Или это в глазах темно?  Серко, почему стоишь? Это же знакомые валуны, где мы ночевали в первый раз! И ты дальше не хочешь идти. Эх ты, товарищ…
Всадник медленно клонится к шее лошади, валится кулем наземь. Но уздечку из рук не выпускает. Сейчас, сейчас, бормочет он.
   Лошадь тянет к речке, пить хочет. Все хотят водички. Сергей ползет вслед за ней. У камушков на берегу припадает к воде. Живительная влага во рту – такая прелесть! А Лохмач лакает рядом.
   И так, на чем мы остановились? Ночевать будем. Вся еда в рюкзаке, автомат там же. Не достать. Веревка нужна, привязать Серко. Пусть пасется, поди, не уйдет далеко. Тут зверье рядом. Глаза закрываются.
   А нож где? Он нащупывает его на ремне. Расстегнув куртку, разрезает повязку. Из раны струей хлещет сукровица. Становится легче. Спать…
Нет, еще повязку сделать. Вытаскивает из карманов пакетики с бинтами, ватой, бутылек с йодом. Что-то засовывает в рану. Ищет вокруг себя нужную травку. Подорожник! Где же он?
   Находит какие-то узкие мясистые листы. Похожие на мать-и-мачеху. Разминает их, накладывает на кусок марли, застегивает куртку, а сверху перетягивает ремнем. Теперь нескоро сползет.
   Привалившись к валуну, засыпает. Кто-то скажет: мертвецким сном. Если бы… Вздрагивает, когда к его лицу, словно мягким веником, что-то тычется. Приоткрыв глаза, в полутьме видит Лохмача с мертвой птицей в зубах. Да это же глухарь! Спасибо…
   Лохмач! Давай завтра костер разведем, зажарим… А сейчас поспим маленько. Видишь, как я устал…
   С правого бока становится теплее. Его «песик» прижимается, греет. А с левого продолжает дергать, нарывает. Напрасно ремнем затянул повязку. Пусть бы стекает…
Расстегнув ремень, чувствует, как из-под тампона течет жидкость. Наверное, это силы уходят…
   А как хочется жить! Дом не доделан, дров на зиму не заготовил. Мешок картошки, которую дал Варфоломей, в подпол не спустил. Как со всем этим Оксанке справиться? У нее скоро ребеночек будет.
   Полюбил деревенских мужиков. Кто расскажет, что их земля заканчивается через каких-нибудь сто километров? А дальше – выжженая пустыня. И нет никакой гарантии, что зараза не расползется, не уничтожит все живое.
   Но это Россия, остатки такой же страны, за которую сейчас льется кровь в другой Галактике. Ему бы там быть вместе со всеми, кто держит оружие, отстаивая Русский мир!
   Судьба распорядилась иначе. Эта планета тоже нуждается в его защите. И у него есть дела здесь.
   Представляет, как Оксана занимается с детьми на уроке, вечером доит корову. Горячее молоко под ее тонкими пальцами брызжет во все стороны, и она смеется, подавая ему большую чашку парного.
   Ворочаясь и отталкивая сон, он стонет, и, вставая на колени, шепчет: «Боже! Спаси и сохрани!»
«Смирись с тем, что ты не можешь изменить…»
«Прими, как должное, удары судьбы. Что сегодня черное, завтра будет белым. Дождись своего «завтра». Даже через «Черное солнце».
Господи! Дай мне силы в каждом движении, в каждом свершении! Дай мне душевного покоя встретить безропотно новый день!»
   Возможно, молитва помогла. Он находит глухаря, которого вечером принес Лохмач. Начинает выдергивать крупные перья. Разводит костер, благо сучьев заготовил много еще в первую ночевку.
   Лохмач прыгает вокруг, предчувствую вкусную еду. Хозяин даст ему странную голову с клювом, когтистые лапы.
Потроха, перья тоже в костер. Мусора он не оставит.
Как-то странно ведет себя Лохмач. Грызет кости, торопится, все время поглядывает в сторону, откуда они прибыли.
   Солнечные лучи окрашивают вершинки деревьев, тени прячутся в густые заросли. А в небе над перевалом две черные тучи устремляются друг на друга, сталкиваются мощными лбами. Тревожная тишина выкатывает на поляну. Так бывает перед бурей, перед обильным снегопадом.
   Пора ехать. Сергей пробует встать, взяв палку, ковыляет к лошади. Подводит ее к валуну, с которого предполагает взобраться в седло.
   Выстрел звучит неожиданно громко, пуля отскакивает от камня в траву, в сторону Лохмача. Тот вытягивается по земле. Смотрит на хозяина. Чего стоишь, прячься! Видишь – опасность!
   С другой стороны луга появляется группа людей. Один с обрезом, не торопясь и прицеливаясь, идет впереди. Новый выстрел заставляет Сергея залечь за валун. Выпустив из рук уздечку, он достает из-за пояса револьвер. Крутанув барабан, осматривает оружие. Не должен подвести. Патронов шесть в барабане да в кармане пяток. Маловато, придется бить без промаха.
В толпе замечает знакомую женщину. Галина Ивановна со связанными руками бредет за тем, у которого обрез.
   Новая пуля свистит возле головы Серко. Тот бросается в сторону, быстро исчезает за кромкой леса. Проводив его взглядом, Сергей стреляет в толстяка, который кажется ему ближе всех.  Тут же переводит ствол в вооруженного предводителя. Пуля поражает его в голову.  Женщина падает вместе с ним.
   Толпа на миг останавливается, потом пятится. Но сзади прибывают новые, они с ревом вырываются на место упавших. Сергей стреляет еще по четверым. Барабан пуст. Сколько бы еще он сразил, если бы успел перезарядить.
   Ближайшим остается до него шагов двадцать. А он еще не готов стрелять. В него летят камни, палки. Лохмач кидается на палки, упавшие в траву, с остервенением грызет камни. Затем с ним происходит метаморфоза. Щенок встает на задние лапы, огненная шерсть на загривке дыбится, отчего размер его увеличивается раза в два.
   И вот перед наступающими невиданный зверюга: оскаленная пасть с длинным рядом зубов, фиолетовое пламя из глаз. Череда цокающих и булькающих звуков.
Толпа как будто натыкается на стену: передние ряды падают и ползут в разные стороны, а задние круто разворачиваются и бегут, не оглядываясь.
Услышав топот лошадей, Сергей оборачивается. Два всадника с ружьями наперевес подскакивают к нему. В одном он узнает Тимофея, деревенского парня.
   – Дядя Сергей, кто эти люди?
   – Бандиты.
   Парни внимательно осматривают поле битвы. Заметив за деревьями шевеление, стреляют враз.
   – А где же ваш автомат?
   – Ускакал вместе с Серко.
   Сергей просит дать водички, начинает рассказывать о том, что произошло. Вспоминает о женщине, которую вел на привязи предводитель банды. Она должна лежать прямо за ним, у него в руках обрез был.
   Среди поверженных врагов Тимофей находит женщину, глаза ее закрыты, лицо и тело в синяках. Дотронувшись до нее, он просит подняться.  Разрезает веревку, высвобождая ее руки. Приглашает к дяде Сергею.
   Женщина, растерев руки, кого-то ищет, подойдя к лежащему толстяку, вытаскивает у него из-за пояса молоток и со всего размаха бьет по голове. Толстяк дергается, видно, пуля из револьвера только ранила его. И он притворялся убитым.
   Все, теперь не встанет, думает Тимофей. Спрашивает, за что она его?
Вскинув руки к небу, женщина сквозь рыдания говорит, что он мужа ее Андрея убивал этим молотком. А потом еще у живого дробил кости и высасывал мозги.
Увидев Сергея, женщину вновь сотрясают рыдания. Андрея нет, рассказывает она, убили бандиты, ее изнасиловали, заставили идти с ними по следам.
Сергей молчит, неловко повернувшись, закрывает глаза от боли, оседает возле валуна.
   – Ой, что же я все о себе! Вам повязку надо менять! – восклицает она.
   – Не получится, Галина Ивановна. Все медикаменты ускакали домой, когда пули, как оводы начали жужжать.
   – Неужели у ребят никаких тряпок, бинтов нет?
   – Есть, конечно, – откликается Тимофей. Достает из сумки белый лоскут, короткую веревочку.
   Галина Ивановна укладывает Сергея на траву возле валуна, на который он опирался, стреляя из револьвера. Рассматривая черноту вокруг раны, качает головой. Нужна срочно операция.
   Все это время Тимофей, захлебываясь от волнения, рассказывает, как они втроем охотились в этих местах, потом услышали выстрелы. А на тропе увидели груженую лошадь без всадника. Он узнал Серко, на котором ездил дядя Сергей.
Иван Стригунов поскакал вдогонку за мерином, на случай от волков сохранить. А они с Архипом рванули сюда. И он рад, что их помощь пришлась кстати.
Помощник-то неожиданно рядом оказался, размышляет Сергей, поглаживая опавшую мягкую гриву Лохмача. Сколько он страха напустил!
Как же они поедут домой? На лошади он не ездок. Галину Ивановну еще, может быть, усадят, а ему повозка нужна.
   – Поедете на березе, как копны возим, – говорит Тимофей. Невдалеке срубает две березы, связывает их веревкой, две поперечины – и лежанка к путешествию готова.
   Галину Ивановну подсаживают к Архипу, а Тимофей натягивает свой прицеп. Оглядывается на дядю Сергея, тот машет рукой: мол, все в порядке, двигай.
   Прижав к себе Лохмача, Сергей начинает дремать, боль в боку утихает, приходит понимание, что ангел-хранитель вновь спас его.
Ветви берез, скользя по мерзлой земле, смягчают тряску. На лицо падают крупные хлопья снега. Ветерок переходит в буран. Это хорошо, все следы скроет.
Сергей не беспокоится, что группа «зомби», оставшиеся в живых после схватки, пойдет за ними в деревню. Скорее всего, те станут жертвой морозной ночи или зверей. На всякий случай надо будет на пару дней организовать дежурство на перевале.
Галину Ивановну сразу отправить в райцентр. А самому – к сестре Варфоломея. Как же ее зовут-то – забыл. Она, рассказывали, – лучшая целительница в округе.
   – Что творится в твоей душе? – слышит он знакомый женский голос, – удовлетворение, что перестрелял столько людей?
   – Нет, уважаемая. Только страдание, боль. Они могли пополнить человеческое племя, если бы не были больны. Оставшихся в живых так мало для цивилизации!
   – Какое сейчас твое главное желание?
Это надо обдумать. Жену обеспечить, встать в строй – на работу выйти, разобраться с «Небесным городом», который затягивает людей, найти «Кротовую нору», что поможет вернуться на свою планету.
   – Главное – отыскать путь, который приведет на родную Землю, – уверенно заявляет он Скользящей сквозь время.
   – Космический переход открывается со Скалы желаний. Тебе покажут.
   У Сергея учащается сердцебиение. Значит, есть выход! Возвращение возможно! Он поднимает голову, пытаясь понять, где они едут. Белое покрывало делает неузнаваемыми тропы, по которым он неоднократно спускался с перевала в деревню. Снега тут обильны. А каковы морозы? Увидим. Накопим силы – на заветную Скалу.
   Ко времени въезда на свою улицу он вновь впадает в забытье. Приходит в себя уже в доме Евдиньи. Варфоломей тоже здесь, качает головой, глянув на синий с темными пятнами бок раненого.
   Галина Ивановна сидит рядом на стуле. От нее помощи мало, сама то и дело валится к стене. Рассказывает, что произошло в последние два дня. Как лишилась мужа, сколько пережила…
   Выплеснуть свою тяжесть не в состоянии. Понимает, что злоба не для общения. Поэтому в самых эмоциональных местах она больше плачет, чем говорит.
Выйдя из комнаты, Варфоломей на крыльце встречает заплаканную Оксану.
   – А ты чего здесь? Давай заходи!
   – Боюсь…
   Оставив женщин с раненым, он уходит домой на встречу с молодыми охотниками. У него много вопросов, тревога его растет с каждым разом. Когда увидел лошадь Сергея без седока, противно задрожали колени, а потом подъехавший Тимофей с грузом на волокуше заставил опереться на прясло. Но слава Богу – живой!
А эта Галина Ивановна – любопытная женщина, говорит, что доктор. На самой места живого нет. Пусть маленько подлечится – тогда отправим ее в райцентр. Вести, которые привезли они, страшные. Сможет ли один район выстоять перед стихией? Сколько должно пройти поколений, чтобы жизнь вернулась на утраченную землю?  И какая великая ответственность ложится теперь на руководителей, на него лично?
Придется все перестраивать: власть, структуру управления, органы развития, защиты, память людскую. Потребуются свежие головы. Но таких людей, как его Сергей, мало. Сделать самое необходимое, чтобы он скорее вернулся в строй! 
   Галина Ивановна несколько раз просыпается. Наблюдает за действиями бабушки Евдиньи. Спрашивает: зачем детская клизма? Та отвечает, что кишечник у парня как каменный, надо очистить. А зачем стеклянная трубочка? – Будем прокалывать второе отверстие.
   А что это в тарелке? – Кедровая живица. Рядом пчелиный клей.
   Чем пахнет в комнате, что глаза разъедает? – Специальная травка горит, очищает воздух.
   – А это, матушка, мазь для тебя, сними кофту, штаны: вся избитая и синюшная. Завтра в райцентр к начальству повезут.
   – Не забудьте омертвевшую ткань из раны убрать, – в полусне произносит Галина Ивановна.
   – Все сделаем, сердешная, отдыхай.
   Сергей приходит в себя на следующий день к вечеру. Видя у кровати сидящую жену, хлопочущую по комнате Евдинью, вопросов не задает. Прислушивается к своему организму. Огненной боли в боку нет, так чуть пощипывает. И то, где-то ниже под простынкой.
   Он кивает Оксане, улыбаясь, спрашивает:
   – Как ты тут без меня?
   – Хорошо.
   – Лохмача покормила?
   – Да.
   – В доме тепло?
   – Да.
   – Что ты все «да и да»? Расскажи что-нибудь!
   У Оксаны брызжут слезы. Она столько времени его ждала, хотела обо всем поведать: что в школе поставили печь и стало тепло. Что приходили соседки и оштукатурили, и побелили в доме. Что мужики привезли два воза березовых дров, стог сена. Что Лохмач поймал пять сусликов и складирует их возле конуры.
И потом добавить, что каждый хозяин копает дорожку у своего дома, а она ходит по колено в снегу.
   Рыдая, стремительно выскакивает на крыльцо. Чуть не в объятия Варфоломея.
   – Стоп-стоп, что случилось?
   – Он меня… поругал!
   Варфоломей внимательно смотрит на нее, с серьезным видом говорит:
   – Сейчас я с него сниму штаны и выпорю: как он смеет на нашу учительницу ругаться?
   Оксана отворачивается, садится на лавочку.
   – Дяденька, я тут побуду…
   – Посиди, охолонь немного.
   Эх, молодежь, думает он, открывая дверь в комнату. Все то у них категорично да практично. О душе мало заботятся. Сергей полулежит в кровати, рассказывает анекдот о зайце, который похвалялся, что изнасилует лису. Сестра смеется, как курица кудахчет. Давно не слышал ее смеха.
   Поздоровавшись, он спрашивает: готов ли Сергей выступить перед обществом с результатами поездки?
Когда? Хоть сейчас. Вот только на горшок схожу, отвечает со смехом Сергей.
Вид, конечно, у него не ахти. Бледный, постаревший, в голосе хрипотца.
   – Стоять-то сможешь? А ну, пройди до двери!
   Сергей слезает с лежанки, пробует встать и тут же хватается за бок. Не ходок еще, не ходок, соглашается он с резюме Варфоломея.
   – Ладно, завтра зайду, торопиться не будем.
   На улице ему встречаются двое. Узнает райвоенкома Усатых и заместителя председателя райисполкома Поперечного.
   – Где ты скрываешь своего героя? – спрашивает райвоенком.
   – Лечится он у Евдиньи. Я проверял, ходить пока не может.
   – Ты все-таки покажи нам его.
   После знакомства с вошедшим начальством Сергей разводит руками:
   – Как видите, положение мое не блестящее. Но «доктор» говорит, что еще поваляться придется. На ваши вопросы готов ответить.
   – Многое нам рассказала спасенная тобой женщина, – Василий Нилыч Поперечный, как человек обстоятельный, достает блокнот, – у меня подготовлен ряд важных вопросов, которые, как нам кажется, актуальны для текущего момента.
Первое: опасны ли для нашего района такие группы, которые вам встретились за Каменистым перевалом?
   Не задумываясь, Сергей отвечает:
   – Да, опасны, но мне, кажется, их мало, и зимой сюда они не дойдут. Многие из них больны, к длительным переходам не готовы. Полагаю, для контроля следует организовать наблюдение в районе Волчьей пади.
   – Мы завтра же пошлем туда своих дружинников, – озабоченно вставляет Варфоломей, – только нам подбросьте оружия и патронов, – обращается он к райвоенкому. Тот кивает в ответ.
   – Второе, – продолжает Поперечный, – следует ли нам исследовать Уймонскую долину с других сторон? Послать аналогичных разведчиков на другие перевалы, особенно в направлении Казахстана?
   – Сейчас, конечно, поздно, но иметь в виду надо. Скоро ляжет коренной снег. Чем больше вы будете знать об окружающем мире, тем увереннее пойдет жизнь, так Оксана Петровна? – он показывает на свою жену, скромно сидевшую в уголке, – это моя… учительница.
   Предлагаю, во всех крайних селах организовать народные дружины, с наступлением оттепелей выставить посты. В школах начать обучение военному делу, проводить соревнования по боевым видам борьбы, ориентированию на местности, следопытству. Внедрить в сознание каждого, что ваш район, возможно, последний из оставшихся в живых кусочек человечества и цивилизации в целом.
   – Вот как раз об этом я и хотел спросить, – Поперечный вытирает вспотевший лоб, редкие его волосы встают торчком, отчего Сергей невольно улыбается, приглаживает свою шевелюру.
   – В райисполкоме трудятся почти полста человек, но никто не располагает такими знаниями, как у вас. Я тоже с трудом представляю ситуацию. Все три последних года мы не получали необходимых инструкций, как действовать при отсутствии поставок товаров, ГСМ, электроэнергии. Ждали, надеялись, что трудности временные.
   Сергей покусывает нижнюю губу.  Прикрывает глаза. Он устал, и, кажется, не в состоянии переварить проблемы местной власти. Слышал, что есть две турбины для каскада ГЭС на реке, пылятся на складе. Сейчас не до них. Учебников нет, бумага кончается. Бумага не соль – не растает. Соль нужна в первую очередь. Металл. В каждом дворе есть мотки проволоки, ржавеют на пряслах, на кольях. Надо собрать все и под навесы. Провести субботники по сбору утиля: железки, стекло, кости и прочее. Деньги. Зарплаты платить нечем. Отменить! Все равно они кончатся даже у тех, кто накопил. Своя система расчетов нужна, обдумать!
Исполнительные органы. Оставить в райисполкоме два-три работника на должностях. Комитеты и комиссии временно упразднить, все на общественное начало. Специалистов беречь! Исследовать в округе цветные глины, гальку, щебень для извести, запасы леса, флору и фауну. Где-то есть выходы горючих сланцев, газов, угля, минеральных вод. Зерно, муку распределять по деревням на душу населения. Первоочередные – учителя, медики, многодетные семьи, пожарные.
   Проходит несколько дней, каждый из которых наполнен новыми встречами. Представители соседних поселений задают однотипные вопросы, внимательно слушают, качают головами, спорят. В итоге скоро весь район взбудоражен привезенными рассказами.
   В райцентре образуются две партии: одни выступают за немедленные преобразования во власти, другие предлагают не спешить. Не создавать новые структуры управления, а обойтись старыми. Благо «правильных» людей, способных эффективно трудиться в новых условиях, нет. Кадры надо учить, готовить заранее.
Подсказать, как лучше, Сергей Устинов, не может. За свою деревню спокоен, считая, что Варфоломей здесь на месте. Лучше его никто не знает людей. Перед его личностными качествами, авторитетом многие просто преклоняются.
    После общего сбора, который провел Варфоломей с односельчанами, Сергей занимается своим хозяйством. Ходит уже без костыля. От Евдиньи перебирается в свой дом. Она еще приносит ему зеленый отвар, делает ежедневные перевязки, какие-то примочки.
   Вскоре он начинает подумывать о конной поездке. Скала Желаний, на которую ему указал Тимофей, оказалась недалеко от деревни, но добраться туда пешком нет никакой возможности. Повсюду снег, ручьи. Неожиданная оттепель заставляет его сконцентрироваться на случаях пропажи людей за Егоркиным пригорком.
Таких случаев известно два. Может и раньше были, но кто их знает. Уходили люди – и с концом, ни слуха, ни духа. Только скрылись за пригорок – и как сквозь землю провалились. В соседней деревне не появлялись, обратно не возвращались.
   – Обратно только лошади да прикипевшая к коже сбруя, – рассказывающий это Лука Сосипатович делает страшные глаза, – на ночь глядя, мы никогда не ездим к соседям. И тебе не советуем.
   А вот днем ничего такого не замечали, только ночью. Чем отличается день от ночи? Освещением. Свет – это излучение. Возможно, по ночам действует какое-то излучение, которое вредно для человека. Чтобы доподлинно узнать это, нужны приборы, где их взять?  Тот учитель-физик сейчас бы пригодился, – с сожалением думает Сергей о погибшем.
   Размышления заставляют его три ночи подряд наблюдать за звездным небом. Незнакомые скопления светил вызывают острую вспышку ностальгии. Нет на небосводе Большой Медведицы, Полярной звезды, Млечного Пути…
   – Возьми, – Варфоломей протягивает ему большой морской бинокль, – в одном из твоих рюкзаков нашел. Там даже микроскоп есть.
В бинокль звездные скопления приобретают чудные очертания. Какое же небесное излучение враждебно для человека, какая звезда несет гибель всему живому? Так не должно быть. Излучение проявляется лишь ночью и лишь по четвергам.  И только в определенных местах на планете. Нужны карты звездного неба Северного полушария! Карта движения планеты по дням недели.
   Высказав свои предположения Варфоломею, он просит записать их в самую важную книгу, какую он видел в конторе, – «Историю колхоза «Путь Ильича». Это будет и предупреждение потомкам, и одна из важнейших задач в исследовании Космоса.
   Всю ночь ему снятся переливающиеся огни звездного неба. Оксана отодвигается от него подальше, чтобы избежать случайных взмахов правой руки, которая у него то и дело взлетает над кроватью. Раза два резкие прикосновения будят ее. Она собирается уйти спать на лавку, натыкается на открытые глаза мужа.
   – Не уходи, я больше не буду, – шепчет он, – это все из-за одной звезды, которую мне удалось вычислить с вечера. Шестая звезда от центра.
Только вдумайся: сразу шесть ретро-планет – такого погружения в прошлое у меня ещё не было. Это как оказаться на маленьком корабле в огромной штормовой воронке: можно просто смотреть, как тебя утягивает куда-то глубоко вниз, а можно попробовать совершить личный подвиг и сделать почти невозможное…
   – Может, хватит подвигов? И так едва жив остался! У меня нет сомнения, что ты уже готовишься поднять паруса, чтобы написать новую страницу в книге собственной жизни. А про нас забыл?
   – На этот раз мы будем вместе.
   Он легонько проводит рукой по набухшим соскам жены, подмечая, что грудь ее увеличилась, наверное, до третьего размера. Женщина готовится к материнству. Надо ли затевать сейчас с поиском портала? Вопрос интересный.
Решает составить серьезный разговор с Варфоломеем. На случай, если он и его Оксана исчезнут из их деревни, вообще – с этой планеты.
   Варфоломей смотрит на разноцветные камушки, которые вынул Сергей из карманов куртки и рассыпал горками на столе.
   – Это вам на память обо мне. И благодарность за помощь и поддержку, какую вы оказали мне за все это время. Нашел на берегу речки за вторым перевалом. Не вам, так детишкам вашим пригодятся.
   – Уезжаешь куда?
   – Да, попробую найти дорогу домой. Где-то у скалы Желаний есть портал, проход такой между мирами. Не по своей воле попали мы к вам, не обессудьте. Долг зовет меня обратно на Донбасс.
   – Чем вам помочь?
   – Ничего не надо. Пусть Тимофей Прокошин сопроводит до скалы. А с домом, как получится, вам виднее.
   – Хорошо.
   Обнявшись с хозяином, Сергей низко кланяется его жене, двум детишкам, крестится, задержавшись у лампадки с иконами.
   Посадив Оксану на лошадь, привязывает свой и ее рюкзаки, в большую суму садит Лохмача. Взяв под уздцы Серко, выходит на улицу.
Глянув на оставленный дом, постройки, на него накатывает волна горечи, душевной боли, влажнеют глаза. Оксана не глядит по сторонам, всхлипывая, сидит в седле. Тимофей на своей лошади медленно едет следом.
   – Ксюша, что ты как на похоронах? Давай-ка лучше споем!
«Идет солдат по городу, по незнакомой улице. И от улыбок девичьих вся улица светла» …
   Пропев эти строки, он смолкает. Хочется повернуть назад, чтобы было, как прежде: все ясно и понятно. Но обратной дороги нет. Это он чувствует, он знает, что портал найдет.
   К скалам они подошли быстро. Тимофей показывает на почти отвесную скалу метров семьдесят высотой.
   – Вот это она самая. Тут никаких пещер, ничего…
   – Найдем. Обрати внимание, что под скалой нет отдельных камней, осыпей, как под другими. А они должны быть. Значит, когда падали, их засасывало куда-то. Правильно?
   – Не знаю.
   Тимофей и вправду не понимает, что дядя Сережа ищет. Проходов в другой мир тут сроду не находили. Камни обычно сбрасывали сверху, но не обращали внимание, что с ними было. Старались подальше швырнуть в пропасть. А потом они катились чуть не до самой дороги.
   – А те, которые вы не швыряли, а просто летели вниз, что с ними происходило? Будем разбираться. Ты влезь на вершину и сбрось несколько камней ко мне. А мы посмотрим.
   Пологий склон с противоположной стороны позволяет быстро подняться наверх. Едва сняли поклажу с лошадей, присмотрелись, а Тимофей уже машет им с вершины.
   – Давай! – кричит Сергей. Наблюдает, как один, второй третий камень, долетев до середины скалы, исчезают из поля зрения. Там воздух чуть рябит, покачивая небольшие кустики и траву вокруг.
   Вот он портал, ни снизу, ни сверху туда не добраться. Сергей трясется от возбуждения.
   – Будем прыгать, а как иначе? – говорит он, глядя на жену. Она молчит, только по щекам нет-нет да промчит крупная слеза.
   – Вот плакать не надо, берем рюкзаки – и наверх! Нас ждет невероятное приключение.
– Сережа, ты меня любишь? – Конечно!
– Сережа, а мы можем остаться здесь? –  Не можем!
– Сережа, а я боюсь: вдруг что случится. – Не случится!
Поменьше сомнений, и все будет хорошо! Жаль эту планету, но у нас есть родная Земля. Родина! Это звучит призывно!
   Ты, наверное, в своем подвале в Мариуполе слаще огурца ничего не ела. Ладно, прости! Только неразвитое сознание рождает чувство обиды. Если бы не было тебя, то для чего мне жить?  Слушай анекдот, который рассказывал Юрий Никулин. «Жену тревожит шум на кухне, ее муж стучит холодильником. То и дело открывает дверку и кого-то спрашивает: «Шеф, до вокзала довезешь?» Вот пьянь, до чего нажрался, – думает она. Наутро выходит на кухню, а холодильника нет. Ах, сволочь, все-таки уехал! – вырывается у нее.
   А ты приметила, что здесь никто не ругается. Я, например, не слышал ни одного грубого слова. По утрам все здороваются.
Стараясь отвлечь Оксану от переживаний, Сергей говорит, не умолкая. Заметив, что она едва бредет в гору, взваливает ее рюкзак себе на плечи. Лохмач шлепает сзади, тыкаясь носом в оставленные следы. Словно понимает, что вершится какой-то важный этап его жизни, и торопиться уже не надо.
   Тимофей, завидев их, помогает Оксане подняться на последнюю плиту.
Отдышавшись и сняв рюкзаки, они рассаживаются удобнее на выступах. Так присаживаются перед дальней дорогой все, кому дорог дом, земля, приютившая их.
   – Помолчали и будет! Я иду первым, – говорит Сергей, – Лохмача оставляю тебе, Тимофей, это верный товарищ.
   – Подожди! – Оксана бросается на шею мужу, неистово целует в щеки, в лоб, в губы. Он легонько отстраняет ее и через два шага скрывается в пропасти. Следом за ним рыжим пламенем прыгает Лохмач.
   – Она меня толкнула ножкой! – слышит Сергей затухающий голос жены…
   В центре деревни на крыльце дома стоит председатель колхоза Варфоломей Семенович Овсянников, в руках у него бинокль. То и дело поднося его к глазам, он ненадолго замирает, потом прочищает нос в платочек, подаренный Оксаной.
В поле зрения скала, под ней внизу две лошади. На вершине стоят трое, обнимаются, затем один за другим падают двое и, не долетая до земли, исчезают из вида.
   – И вправду нашли проход, – шепчет хозяин, – а тут живешь и не знаешь о связях с другими мирами.
   Он все стоит на крыльце, замечает, как двое всадников отъезжают от скалы. Из дома выходит жена. Не глядя в горы, она произносит: «Тимоша с Оксаной возвращаются, пойдем, а то замерзнешь».

                Эпилог

   Жизнь стоит того, чтобы однажды посмотреть на нее со стороны. Вдруг тебе захочется сделать сегодня свою повседневную работу лучше, чем вчера. Захочется сделать шаг к культуре, к красоте. В итоге поймешь, что каждый из нас создает сам окружающий мир, жизнь вокруг себя.
   Твое богатство прирастает тем, что с каждым днем ты становишься добрее. Оно наполняет тебя великим, животворящим светом. И твоя простота свидетельствует о ясности понимания, что человек богат, прежде всего, любовью к Родине.
В моменты сильного физического и психического напряжения твое пространство и время скручиваются в спираль, которая позволяет попасть в параллельный мир, в другую Галактику. Так брошенный в воду камень создает не только особый всплеск, но и меняет направление движения.
   Каждая жизнь – это история, и твоя задача – извлечь из них уроки, которые помогут тебе на самых разных поворотах избежать ошибок.
   Не все правильно сделал, наверное, Сергей Устинов. Но остался верен своему предназначению, своей России. Переход в родной мир из параллельного, будем надеяться, состоялся. А может, занесло нашего героя в иную Галактику, в другое время. Но последние вести с полей сражений с Украины говорят о поразительных успехах одного российского танка, в экипаже которого есть умная рыжая собака.
Беременная жена его Оксана не сделала решительного шага за человеком, которого искренне и глубоко любила. Ее остановила материнская любовь к еще неродившемуся ребенку. Она остается там, в параллельном мире. Осталась с мыслью о том, что когда-нибудь их дороги вновь пересекутся. Потому что любовь не исчезает бесследно. Она имеет космическую основу. А в Космосе даже свет далекой звезды идет бесконечно.
Все держится на этом великом чувстве.
   Уймонская долина на аналогичной планете становится центром оставшейся цивилизации. Развитие там идет без скачков и революций, без олигархов и бандитов. Власть принадлежит Совету старейшин, они раз в три года дают оценку деятельности наемных руководителей и чиновников. Намечают цели и рубежи новой жизни, в основе которой лежит справедливость.
   На доме местной учительницы в Нижнем Уймоне прикреплена кедровая доска, на которой вырезано: «Здесь жил великий первопроходец из параллельного мира Сергей Устинов».
   Оксана Петровна и ее дочка белокурая Дарья каждую весну моют и подкрашивают доску охрой. А потом сидят на лавочке и поют песню: «У солдата выходной, пуговицы в ряд, ярче солнечного дня золотом горят».
Соседские мальчики из дома Овсянниковых присоединяются к ним и задорно поют эту песню из сказки…

Конец