Помню, что в те годы, начиная с пятого, в конце каждого класса устраивались строгие экзамены (которые потом стали поэтапно отменять), не сдавших их, оставляли на осеннюю переэкзаменовку и, опять не сдавших, на второй год.
Поэтому почти в каждом классе было несколько второгодников (а то и третьегодников), которые часто были хулиганистее и физически сильнее остальных в классе.
Тогда в седьмом классе ввели новый предмет «Советская конституция», который был для нас одним из самых трудных, потому, что её статьи приходилось зубрить, а за малейшие неправильные их произношения ставились неудовлетворительные отметки. Вела этот предмет в нашей школе молодая строгая учительница, но не в строгом (как сам предмет) одеянии, она приходила в класс в очень узкой и выше колен юбке, что по тем временам было большой редкостью.
Один наш ученик переросток, большой рыжий парень, с конопатками по всему лицу, сидевший на одной из задних парт, где обычно тогда сидели второгодники.
Когда кто-нибудь из учеников начинал шумно вести себя на её уроках, он медленно вставал со своей парты, и также медленно и тихо подходил сзади к этому расшалившемуся ученику, и давал тому сильный щелчок в голову.
Потом, так же не спеша поворачивался, и отправлялся на свою заднюю единоличную парту, с молчаливого одобрения нашей «конституционной» учительницы.
Поговаривали, что он был её тайным любовником, чему мы все в классе охотно верили, но не злословили, памятую его большущие кулачищи. Говорили, что на эту учительницу была попытка покушения со стороны одного парня, которому она вывела за год неудовлетворительную оценку. Вероятно она была не замужем, потому что её несколько раз видели на главной танцверанде Малаховки в местном Парке культуры и отдыха.
Малаховская молодёжь кроме своей танцевальной площадки посещала также танцверанду в Люберцах, и когда там случались стычки с местными ребятами (которых было естественно больше), то срочно посылали гонцов на «родину» за помощью. Прибегали они и в наш посёлок. Буквально за считанные минуты в сторону Люберец неслась электричка с открытыми тамбурными дверьми, из которых свешивались кричащие и размахивающие руками малаховские «любители танцев» на помощь своим «спартанцам», держащих оборону в значительном меньшинстве.
Был в нашем классе один ученик по фамилии Рябцев, энергия в нём била ключом, особенно на хулиганские проделки, как во время уроков, так и после них. Его никто не мог утихомирить, кроме рыжего парня переростка, преимущественно на уроках Конституции, своим коронным щелбаном в голову. Особенно Рябцев доводил одну учительницу, которая была вынуждена его отправлять в качестве наказания в угол. В классе, кроме, вделанной в стену за спиной учителя, большой чёрной доски была ещё другая переворачивающаяся, стоявшая на ножках рядом в углу, у входной двери.
Так, стоявший в том углу Рябцев писал мелом на этой доске разные оскорбления в её адрес. Когда по смеху в классе и лицам учеников учительница понимала, что Рябцев что-то вытворяет за её спиной в углу и оборачивалась, к этому моменту тот быстро поворачивал эту доску обратной чистой стороной. Потеряв всякое терпение, она выгоняла его из класса.
Стены нашей школы были из белого силикатного кирпича с горизонтальными по всему периметру выступами в полкирпича снизу до самого верха, и Рябцев по ним поднимался на третий этаж, на котором проходил этот урок и влезал в класс через открытое окно (это было жарким летом), чем доводил почти до истерики учительницу. Увидев его вновь, но теперь сидящим на оконном подоконнике, она, срывая голос, опять кричала: убирайся вон, на что Рябцев нагло улыбаясь, опускал свои ноги обратно по ту сторону подоконника.
Такой нежелательный оборот дела её явно не устраивал, и она снова кричала: не туда, а за дверь, и после исчезновения Рябцева за дверью, быстро шла закрывать все окна в классе. Кто знает, может быть все его проделки были в отместку за недостаточное внимание с её стороны к его персоне.
Самым блатным у нас считался ученик по фамилии Коган, его не смел трогать даже рыжий переросток. Это был горбоносый, очень смуглый, с блестящими на выкате глазами невысокий парень. Почти на всех уроках он умудрялся играть в очко. Впереди него сидела кудрявая толстушка Ховес, которая в этой карточной игре банковала, и сдавала карты сидящему сзади Когану и его соседу по парте, потом был слышен сиплый шопот Когана: «Ещё, ещё, ещё, перебор, давай снова». В кармане его брюк всегда был нож, чем иногда бравировал, случалось приходил в школу под хмельком, и курил дорогие сигареты и папиросы.
Весной почти все мальчишки ловили майских жуков. В иные годы, стоило лишь потрясти за ствол какую-нибудь небольшую берёзу, как с неё тут же слетали и падали на землю множество этих жуков, которых приносили в класс, и, привязав к их ножкам нитку, отпускали на волю. К большому восторгу всего класса эти жуки тяжело летели в сторону учительского стола, к оторопевшим учительницам при виде летящей в их сторону экзотической «эскадрильи» тащивших за собой нитки разной длины и цвета. Некоторые жуки были не в силах тянуть по воэдуху привязанные к ним нитки, и концы их просто волочились по всем партам.
Почти все мальчишки в школе имели небольшие из металлической проволоки рогатки, и стреляли на уроках друг в друга туго свёрнутыми вдвое бумажными пульками, когда учитель писал мелом на доске, стоя к ним спиной. Особенно усердствовали в этом сидевшие на задних партах второгодники, мстительно стреляя в сидящих на передних партах, так называемых подлиз (как правило, это были отличники).
Страдавшие от таких обстрелов были вынуждены устанавливать в качестве защиты за своей головой полураскрытые учебники. Когда учитель, вернувшись от доски на своё место, видел за головами своих лучших учеников книжки, и удивлённо спрашивал, зачем они это сделали, те смущённо и ничего не говоря убирали их со своих плеч, боясь последующей изощрённой мести со стороны своих мучителей. Некоторые из них вынуждены были и сами приобретать такие рогатки и, выбрав момент, удачно отстреливаться.
Конечно, такие перестрелки не оставались не замеченными учителями, и тогда неожиданно звучала команда: всем встать и быстро идти к доске. Предстоял обыск, с целью выявления злостных рогаточников, некоторые уже по пути к доске умудрялись быстро и незаметно избавиться от всего их компрометирующего.
После возвращения учеников на свои места, вдоль учительской доски лежали груды бумажных пулек и всевозможных конструкций рогатки. После таких «облав», не желающие «завязывать» активисты такого «развлечения» придумали стрелять из приклеенных пластилином к твёрдой внутренней обложке учебника самих резинок за два их конца завязанных (для упора) узлом. Произведя направленный обложкой выстрел, они тут же захлопывали учебник, глядя невинными глазами перед собой.
Наш класс делился на три основные группы: большая часть были постоянными жителями Малаховки, другая часть состояла из детдомовских ребят и девчат, и третья приезжала на автобусе из посёлка Коренёво. И не было ни каких стычек между этими тремя отличными по своему менталитету группами ребят.
Между прочим, самыми хулиганистыми почему-то были малаховские ребята. В тёмные осенние и зимние вечера Рябцев срывал уроки, путём порчи выключателя света, после чего класс погружался в темноту.
Тут начинался страшный гвалт, по воздуху летали разные школьные принадлежности (позаимствованные в темноте на соседних партах) отчего испуганный учитель пулей вылетал из класса и закрывал дверь на ключ. Через некоторое время дверь класса открывалась, и появлялся учитель в сопровождении директора школы с фонариком, который громогласно спрашивал, кто испортил выключатель, в ответ раздавался оглушительный хохот, после чего он лучом своего фонарика пытался высветить наиболее разбушевавшихся учеников, чтобы запомнить их лица для последующей директорской разборки с ними. Но все закрывали свои лица, когда на них попадал луч его фонарика. Вскоре свет в нём стал тускнеть и совсем потух, видно батарейка в нём была старой, из-за чего они оба вышли и опять ключом закрыли дверь класса.
Это очень озаботило коренёвских ребят, их автобус должен был скоро отправляться обратно к ним в посёлок, и они, боясь опоздать на него, который ходил очень редко, и не зная, когда их снова откроют, решили покинуть класс через верхнюю оконную фрамугу, служившую форточкой. Хорошо, что этот класс был на первом этаже. И, подсаживая друг друга, они постепенно переместились по другую сторону класса на улицу, за исключением одного, самого грузного из них, который в форточке застрял. Тут вновь открылась дверь в классе, и появился директор с новым более мощным фонарём, его луч теперь освещал большую часть теперь смирно сидевших на своих партах учеников.
Случайно пройдясь по окнам, луч фонаря высветил ученика застрявшего в форточке, увидев которого директор закричал: снять, сейчас же снять его оттуда.
Застрявший ученик, слыша эти слова, в испуге замотал ногами, предостерегая от выполнения такого не желательного для него приказа. Находившиеся снаружи ребята, поняв, что их другу грозит, с силой дёрнули его к себе, и он как пробка из бутылки вылетел на протянутые к нему руки друзей.
Выключатель в этом классе был сломан настолько, что от него окончательно избавились и включали свет, соединяя два проводка вместе. Учитель теперь внимательно следил за поломанным выключателем. Но не тут-то было, когда взгляд учителя был обращён в свой журнал, в сторону этих двух проводков с силой летел чей-то учебник, который вмиг их разъединял, и класс опять погружался в абсолютную темноту.
Всё повторялось по новому кругу. Учитель, боясь подходить к проводкам в темноте, снова вылетал из класса, уже привычно закрывая его на ключ, и опять появлялся с директором и его мощным фонарём. Но теперь всех выгоняли в коридор и выстраивали для выяснения зачинщиков очередного беспорядка. В конце концов, в классе был поставлен другой, новой конструкции и очень крепкий выключатель. Но хулиганский ум не дремал, через некоторое время, кто-то, чтобы сорвать урок, к которому он не был готов, умудрялся ещё в дневное время испортить провод выше этого выключателя.
В отличие от Малаховских, головы детдомовских ребят всегда были заняты совсем иным, они были самыми бедными среди учеников, и поэтому на всех уроках под крышками своих парт девчонки на коленях вышивали, вязали шапочки и варежки, а мальчишки мастерили разные поделки, рамки для фотографий, плели из разноцветных телефонных проводков всевозможные хозяйственные изделия. Дома на своих детдомовских токарных станках они вытачивали фигурные ножи, делали к ним наборные ручки из плексигласа и другие подобные вещи, которые потом успешно продавали на известном даже в Москве большом малаховском рынке.
Самыми независимыми и обеспеченными в классе были коренёвские ребята, в их посёлке почти у всех были подсобные хозяйства с разнообразной животиной.
Ещё они были очень дружны между собой, и потому малаховские школьные хулиганы предпочитали не связываться с ними.
В те бедные годы капроновые чулки носили далеко не все взрослые женщины, даже рисовали на голой ноге сзади стрелку (как у чулок), а тут как-то одна ученица, тайно влюблённая в нашего директора, пришла в школу в капроновых чулках, чем привела в бешенство всех девчонок в нашем классе. В перемену они её схватили, разложили на учительском столе и сняли с неё эти дорогие чулки.
А когда они её держали, отчаянно вырывавшуюся и громко кричащую, за руки, то обнаружили у неё на запястье ещё и часы, которые тоже сняли и торжественно отнесли всё это в учительскую!
Вот такие пуританские нравы царили тогда в малаховской семилетке.
Участницам этой экзекуции ничего не было, а реквизированные вещи учителя сами посоветовали этой школьной моднице в школу больше не приносить.
Всё описанное выше не могло быть ни в коем случае в школах Челябинска, где я до этого учился в классах которых была почти военная дисциплина и абсолютная тишина. Там у школьников почему-то не было рогаток и отношение к учёбе было совершенно иное, очень серьёзное, второгодников не было, несмотря на более требовательное отношение к ним преподавателей, чем в Малаховской школе, в которой я потом учился.
·ГЕОРГИЙ КАЮРОВ
·Александр, добрый вечер! Прочитал. Очень интересно. Напомнило одну историю.
Мне довелось один год работать в интернате для глухих. Пришла в интернат на работу выпускница пединститута. Сентябрь жаркий месяц и она оделась в короткую юбку и марлевую кофточку. Директор Николай Алексеевич Крайний был в состоянии шока! Орал на неё, а она фыркала, мол это её право ходить в том, в чём хочет.
В тот год марлёвки только вошли в моду. Для понимания - интернат для глухих - это восьмилетнее образование растянуто на двенадцать лет. То есть старшеклассники по 19 и 20 лет и относятся к инвалидам по слуху. Девица провела уроки и осталась по графику на дежурство. Мальчишки уговорили её пойти классом погулять в соседствующий с территорией интерната лес. Наша продвинутая модница согласилась и повела класс на прогулку. Оттуда вернулась самой опытной женщиной в сексе. Опыт получала сразу от пятерых глухих воспитанников.