; Новый роман Виктора Тишкова продолжает тему войны и мира.
Методом исторического погружения Виктор Тишков исследует прошлое нашей Родины, показывает удивительные характеры жителей далекого горного селения. Несмотря на тяжелую участь, выпавшую на долю героев романа, покоряет их доброта, отзывчивость, стойкость в преодолении невзгод.
Фантастическая основа романа позволяет автору наблюдать за сражениями в Донбассе, перекинуться в параллельную Вселенную, где на аналогичной планете противостояние США и Русского мира привело к атомной войне.
Главный герой романа Сергей Устинов – яркий представитель добровольцев, ушедших на защиту Родины. Проходит череду испытаний, где проявляет важнейшие качества русского воина: смелость, ненависть к угнетателям, бандитам.
Россия непобедима, потому что помимо воинов, подобных Сергею Уфимцеву, ее защищают Высшие силы.
В Космосе много миров, иногда они
соприкасаются. Но зачастую существуют
параллельно.
Глава 1.
Пространственное затишье.
Порой жизнь поступает с нами так, что начинаешь думать о ней, как о вселенском зле. И не найти других объяснений, почему внутри тебя обугленный мир. Это признавать больно, тогда мы пытаемся обмануть себя, что «всё в прошлом». Если бы в прошлом. Если бы.
Твое прошлое – это след на воде, оставленный твоей лодкой.
Этот след не заставляет твою лодку двигаться, он не указывает направление движения. Это просто след на воде. И он всегда остается позади, быстро исчезая. Но почему нам хочется считать этот след причиной наших сегодняшних трудностей? Почему мы игнорируем свое настоящее, без конца ныряем в своё прошлое?
В развалинах между полуразрушенными домами группа бойцов ДНР держит периметр. Впереди среди таких же железобетонных плит, блоков изредка мелькают силуэты «азовцев». Враг окопался в надежде не подпустить российских воинов к своей базе, складам в промышленной зоне города.
День клонится к вечеру. Двое в форме танкистов поглядывают по сторонам. На соседнем посту тоже тихо. Хочется кушать. Однако никаких сведений об обеде не поступает.
Тот, что постарше, шутит: «Опять сухим пайком обойдемся. Очень не люблю жареное!» Вспоминает, как жарко горел их танк, попавший под огонь гранатометчиков. Сколько запасов пропало.
Товарищ его, Сергей, сидит, привалившись к большому столбу, периодически прикрывает глаза, философствует:
– Иногда замечаю за собой: зачем мне эти слова, понятия, о которых я даже не слышал. Например, «байрактар», «денацификация», «джавелины». Я с этим не сталкивался, меня они не касались. Они из другой жизни. Вокруг меня раньше были только проекты, только промышленное строительство.
Знал, конечно, что есть беспилотные летательные аппараты. Красивые снимки получаются сверху. Летают, как ручные птички: откуда взлетели, туда и возвращаются. Вот бы себе такой!
– Да, уж! Несет эта птичка яйцо в лапах – загляденье, а потом сбросит на тебя железное «яйцо», которое окажется миной, и, считай, приплыли.
– Сроду ты, Вован, всю романтику губишь. А сам танк тормознул, увидев на бугорке подснежник. Не захотел помять цветочек.
– Это нас и спасло. Прямо перед носом взорвался снаряд. Только шары засыпало. Земля, конечно, не осколки, но приятного мало.
– А джавелины – какая гадость! Ну, есть обычный гранатомет, при попадании из которого танк встряхнет, и дыши дальше. А этот сразу останавливает, танк будто в стену врезается, если попадание лобовое. А если в бок, то пиши пропало. Не помогают ни сетка, ни противокумулятивные пластины. Металл стекает как сметана.
– Танкист из меня хреновый. Надо было другой дорогой, а я решил напрямик. За холмом тот гад сидел с джавелином. Хорошо, хоть командира успели вытащить, а то бы сгорел.
– Не кори себя, знать бы, где упасть, соломки постелил.
Суровая правда в том, что травмы, сами собой не затягиваются. Их нужно лечить, не дожидаясь, пока они уйдут в глубину – на уровень подсознания. Тогда приходится лечить не только израненную душу, а ещё и болезни.
Любую душевную боль, любое переживание, страх можно упрятать в подсознание. Подсознание не откажется, приютит боль, поселив её где-нибудь глубоко. Но в том-то всё и дело: этого нельзя допускать! Ведь подсознание – это почва, и в ней всё прорастает. И прежде всего – болезни.
Ни Сергей Устинов, ни его товарищ Владимир Петров ничего особенного за собой не замечают. О мелких болячках не рассказывают. Четыре месяца воюют на Украине бок о бок с народной милицией Донецка и Луганска. Награждены медалями «За отвагу», а командир танка Иван Полевой – орденом Мужества. Сейчас он в госпитале. И танкисты ждут новую машину, временно находятся под командованием майора Рогова. Вместе с подразделением пехотинцев продвигаются среди городских развалин. Иногда останавливаются перед плотным огнем противника. День-два до прихода артиллерии, и снова вперед.
Переживают, конечно, страдают душой за мирных жителей, которые, находясь под обстрелом нацистов, днем и ночью не знают покоя. Глядя на разрушенные дома, школы, детские садики, сжимают кулаки бойцы. Не могут смотреть в глаза женщин, детей, когда те выходят из подвалов, грязные, изможденные.
– Серега, достань бутылочку газировки из мешка, – просит товарищ, – сейчас бы маминых оладушек, – на лице Володи появляется блаженная улыбка.
– Я даже помню рецепт, – продолжает он, – надо три плавленых сырочка, яйцо, две ложки муки, ложку подсолнечного масла, специи, зеленый лучок, укропчик. И на сковородочку с двух сторон. Эх, вкуснятина!
Сергей глядит на бутылку тархуна. Зеленая жидкость напоминает ему, что где-то далеко в Барнауле, в городе, где он вырос, есть многоцветье красок, ласковое солнце, по бульварам ходят нарядные девушки.
Прошлый май для него был ожиданием чуда. Женщина, с которой он хотел связать свою судьбу, неожиданно уехала в другой город. Он переболел, увлекся другой, потом третьей. Все было не то. Одна курила, он не решился позволить себе целовать губы, пропахшие табаком. Другая была озабочена только своими нарядами да прическами. Ее кругозор расширить даже не пытался.
– Серый, сбреши что-нибудь, – Володя наливает стакан напитка, с удовольствием выпивает, вопросительно смотрит на товарища. Одобрительно покачивает головой. Ему нравятся поучительные истории Сергея.
– В той жизни все было иначе, – начинает Сергей, – и мой город, украшенный тюльпанами, белыми, розовыми, они были всюду. А как задорно распевали соловьи по рощицам! Даже вороны каркали по-особому, музыкально, протяжно. Одна, по-моему, всерьез невзлюбила меня.
Я мимо гаражей ходил в магазин. Как-то раз намахнулся сумкой на огромную ворону, которая сидела в трех метрах на гараже. Она, громко вскрикнула, и с испуга чуть не упала с конька. С тех пор, только увидит меня, на всю рощицу шум поднимает. Проходу не дает.
Однажды очутился я на улице Тимуровской. Там несколько двухэтажных домов определены под снос. Смотрю, девчушка, лет восьми, ходит под тополем, поглядывая сквозь крону на солнце.
– Жарко, – говорю ей.
– Ага, – соглашается она, – у нас сегодня последний урок в школе. Сказали оценки. У меня все пятерки.
Я с удивлением покачал головой, похвалил ее.
– Дома, конечно, обрадовались?
– Особо я не заметила. Мама погладила по голове. А отец ничего не сказал. Он мне отчим, но смирный, не дерется.
Расспрашивая ее, выяснил, что в ее доме под снос еще две семьи. Отчим с матерью не работают. Живут на пенсию отчима. А родной отец ей ничем не помогает, уехал куда-то в пригород. Мать много раз рожала, но всех детей отдала в детдом. «Ей уже, слава Богу, сорок лет, и больше рожать не будет».
– Одной в семье не скучно? – спрашиваю, – сейчас куда собралась?
– Не хочу их видеть, они у меня шесть рублей забрали.
Обдумываю, что можно сделать этой девочке, чтобы ей запомнился этот день. Чем-нибудь покормить ее, купить мороженое? А она мне отвечает, что перед тем, как пойти гулять, пообедала. Ела кашу и компот. А потом добавила, что еще был шашлык и попить… Пока придумывала, какой был напиток, я вспомнил, что у меня есть проволочная клетка для попугая.
Спросил, нужна ли ей отличная клетка? Она сказала, что у нее есть хомяк, но живет он в аквариуме, чтобы не убежал. Воды там нет, и жить можно. А клетка ей, наверное, пригодится.
На вопрос, куда делся мой попугай, я сказал, что улетел. Она решила, что он не умер от тоски, а улетел в открытое окно в поисках подруги.
Я предложил сходить за клеткой ко мне домой. Она согласилась. По дороге мы познакомились. Она назвалась Ириной. Беспокойства не проявляла. Лишь раз спросила, далеко ли идти. Я ответил, что еще две улицы.
– Подождешь у подъезда или зайдем в квартиру? – спрашиваю ее, подойдя к девятиэтажке.
Она молча идет за мной в подъезд. Поинтересовалась только этажом. В лифте повела глазами, удивляясь большому количеству кнопок.
– Прошу вас, сударыня, – говорю ей, пропуская в дверь квартиры. Она переступила за порог и стоит. Подумав, сняла тапочки. Я замечаю, что тапочки старые, сильно поношенные.
– Проходи, проходи, посмотри мои картины на стенах, скажи, какая тебе понравилась?
– Одна природа кругом, я люблю природу. А вот эта рисованная, – показывает она на пейзаж с рекой и скалами.
– Да, – соглашаюсь я, – это дочь рисовала, она художница. Для своих сюжетов выбирает мои фото и срисовывает. Получается неплохо.
– Очень хорошо получается. А мне нравится вон та: раннее утро на реке и рыбак в лодке, освещение удивительное.
Один из моих любимых пейзажей. На последней выставке много отзывов получил о ней. Включаю лампочку, чтобы лучше было видно.
Девочка поворачивается ко мне. Глаза ее сияют нежной синевой.
– Какие красивые глазки! – невольно восторгаюсь я, – и платьишко с голубыми фонариками так идет тебе.
Она в смущении отворачивается.
Вспоминаю, что у меня от дочери осталась кое-какая одежда. Достаю из шкафа бардовые штаны, джинсовые брюки, кофту, еще что-то. Предлагаю померить.
Ирина прикладывает к себе брюки.
– Как раз. А вот эти великоваты.
– Ну и что? На вырост, – предлагаю.
– Если только на вырост, – соглашается она.
Собираю все в большой пакет. Она на меня смотрит вопросительно.
– Я помогу донести, пожалуй, до кинотеатра «Юность», а там через дорогу – и ты дома. Хорошо?
Она кивает головой. Берет в руку клетку, которую я занес с балкона. Клетка ей понравилась, легкая и изящная. Попросила водички. Я наливаю в стакан «Тархун», выпив и осмотрев стакан, она заявляет, что напиток с химией. На стенках
отпечаталось краска. Лучше такую не употреблять.
В обратный путь мы шли, весело переговариваясь. Возле «Юности» я спросил, не будут ли ее ругать дома за эти вещи, за то, что к незнакомому дяде ходила домой?
– Нет, я им не скажу, – ответила Ира.
– И все-таки, давай договоримся: к незнакомым лучше не ходить. Пусть хоть чем они тебя заманивают. Ты красива и умна, хочу, чтобы с тобой ничего не случилось.
Так сказав, пожелал ей хороших летних каникул. Думал, что больше мы с ней не увидимся. Тем более, я собирался уехать в горы.
Дня через два у своего подъезда вдруг слышу: «Дядя Сергей!». С лавочки из группы детей ко мне бросается Ирина. Всхлипывая, прижимается, как к родному.
– Ну что ты, девочка, что случилось? – спрашиваю ее, отведя в сторону.
– Они, они…отобрали у меня все.
– Да кто?
– Родители, – она отстраняется от меня, размазывая кулаками слезы.
– А ну, пойдем! – говорю ей, беря за руку.
– Не хочу их видеть, лучше брошусь под машину, чем слушать их пьяную бредятину!
– Не вздумай что-нибудь сделать с собой!.. Милая девочка, родителей не выбирают. Хорошие или плохие – не нам судить. Они такие, какие есть. Понимаю, что бывает трудно. Но давай подождем, пока ты подрастешь. Вот закончишь школу, а там посмотрим. У тебя снова синее платьишко, под цвет глаз. Ты такая красивая, хотя и заплаканная. Ну что ты, как червяк сопливый!
– Он не сопливый, а скользкий.
– А подержи в руке подольше – увидишь.
Иришка начинает улыбаться. Не торопясь, достаю из кармана сторублевую бумажку. На, говорю, сотвори себе маленькое чудо!
– Какое чудо? – она задумывается, смотрит на меня с обожанием.
– Купи мороженое или еще что-нибудь.
Короче, расстались мы с ней тепло и, наверное, надолго. Потом я записался добровольцем.
Володя посопел, вдруг встрепенулся.
– Там кто-то промелькнул, – шепчет он, показывая за развал бетонных плит.
Сергей всматривается вдаль, в сумраке между блоками точно кто-то прячется.
– Сейчас я его выкурю, – он пускает короткую очередь из автомата.
Слышится сдавленный женский вскрик.
– Вот не было печали, неужели кто-то из местных? – произносит Сергей, – сбегаю, посмотрю.
– Ладно, я тебя подстрахую, – отвечает товарищ.
В углу среди плит молодая женщина, сняв фуфайку, пытается перевязать плечо. Кровь сочится через грязную кофту, через повязку.
Сергей, подняв руки, встревоженно говорит: «Подожди, я помогу». Осмотрев рану, достает пакет, накладывает с двух сторон бактерицидный пластырь, заматывает
марлей руку, плечо.
– Сквозное, до свадьбы заживет, лишь бы заражения не было. Сейчас я схожу до Володи, у него шприц есть. Тебя как зовут?
– Ксюша, – отвечает девушка.
– Оксана, значит. А меня Сергеем. Я быстро.
Вернувшись, он застает девушку в той же позе, свернувшейся в комочек. Лишь глаза прикрыты.
– Оксана, ты меня слышишь? – дотрагивается до полуголого девичьего плеча.
Та вздрагивает, бросает на солдата испуганный взгляд. Начинает натягивать кофту.
– Не бойся, – успокаивает он, – сейчас укольчик сделаем и все; пойдешь домой. Кстати, где ты живешь?
– Недалече, в подвале. Нас там тридцать человек. У меня мама лежачая. Надо к ней скорее.
– Пойдем к ней, я тебя провожу. Только Вовчику скажу.
Володя, услышав рассказ товарища, достает из рюкзака два солдатских пайка, булку хлеба, бутылку воды.
– Забери с собой да пару запасных рожков, чай не в гости собираешься. Долго не задерживайся. Если через два часа не вернешься, пойду искать.
На том и постановили. Пожав теплую руку товарища, Сергей спешит к Оксане.
Пригибаясь и обходя завалы, они вскоре подходят к полуразрушенному длинному дому. Сколько этажей у него – не понять. Осталось пять-шесть, местами два-три. Выгоревшие квартиры чернеют всюду. А против дома белым цветом усыпаны два дерева.
– У нас абрикосы цветут, – оборачиваясь к сопровождающему, шепчет девушка, – еще была черешня, но ее убило снарядом.
И это ее: «убило снарядом» – встряхивает Сергея до глубины души. Он чувствует, как глаза начинает щипать: то ли слеза, то ли пороховой дым, скопившийся во дворе.
Подходя к подвалу, они слышат крики женщин, автоматную очередь. Сергей отстраняет девушку, идет первым. Пробираясь через завал, замечает в проходе на тюфяке лежащих мужчину и женщину. Увидев вошедшего, мужчина вскакивает, хватается за автомат. Сергей с уклоном в сторону резко бьет противника прикладом по голове.
Дальше на топчане еще одна пара. Девочка, лет 14-15, с криком вертится под грузным телом бородача, тот хлещет ее по лицу, пока она не стихает.
Сергей сначала берет его на мушку, потом коршуном подлетает к топчану и тем же способом, что и первого, успокаивает насильника. Девочка молча уползает в угол, прячась за топчан.
– Есть еще кто? – спрашивает Сергей у старушки на кровати. Она мотает головой. Это хорошо, думает Сергей. В полумраке не видать, кто там дальше. К нему подходят две женщины, объясняют, что украинских вояк было двое. Они уже который раз приходят, насильничают. Господь поделом их наказал.
Увидев Ирину, женщины враз заголосили: «Не дождалась тебя Полюшка, преставилась».
Ирина, всплеснув руками, оседает на доски.
– Как же так, мамочка? – причитает она, скрывается впереди.
Сергей собирает автоматы, вытаскивает из подсумков поверженных нацистов рожки с патронами, гранаты. Его не покидает мысль, что скоро сюда наведаются их товарищи. Следует организовать оборону.
– У вас в подвале мужчины, молодежь есть? – спрашивает какую-то бабушку.
– Нет, милок, одни мы, – отвечает она, – у тебя хлебушка нет?
– Найдется, уважаемая, – он достает из рюкзака все, что принес с собой.
Откуда-то появляются два подростка лет 10-12. Глаза на чумазых лицах загораются при виде хлеба и воды.
Сергей отламывает им по кусочку, достает пачку печенья.
– Пацаны, а здесь другой выход есть? – спрашивает он. Те отвечают, что есть, только с другой стороны дома. Там снарядом разворотило стену.
Пока он раздумывает, как защитить обитателей подвала, подходит Оксана. Заплаканное лицо, сжатые кулаки.
– Стрелять умеешь? – он показывает на автомат.
Девушка отрицательно качает головой.
– Ладно, будешь наблюдателем. Возьми одного пацана, как увидишь, что солдаты появились, быстро сообщите мне. А мы пока здесь организуем оборону.
Слышит, как с улицы раздаются голоса. Грохочет отодвигаемая бочка. В проходе появляется бородатое лицо. Враг всматривается в темноту. Сергей навстречу посылает автоматную очередь.
– Себя мы обнаружили, – шепчет мальчишке Сергей. Просит показать, где тут есть слуховые окна, проломы.
Мальчик ведет его по подвалу. Увидев полоску света, Сергей говорит пожилой женщине, чтобы она ушла от этого отверстия в сторону. С улицы может залететь граната. Предупредив еще пару старушек, он натыкается на Оксану.
– Ты почему покинула свой пост? – с раздражением ворчит он.
– Там никого нет, – отвечает девушка, – был бы автомат…
Неожиданно справа раздаются выстрелы. Пули с улицы через отдушину летят роем, высекая искры из железобетона.
Сергей дергает на себя девушку, падая на пол. Мальчуган рядом.
– Пока тот выход свободен, проберитесь вместе с этим орлом, – показывает он на мальчонку, – к нашим, скажите: танкист Серега просит помощи.
Сказав это, тут же спешит к главному выходу. В руках у него граната. Заметив тень в проходе, он собирается метнуть гранату. Но в последнюю секунду осознает, что осколками посечет всех, кто рядом.
Бросается на пол, стягивая с кровати два одеяла и старушку.
– Потерпи, мать, – бормочет он, слышит, как по бетону в их сторону катится граната. Попав в водосточный желоб, она останавливается и взрывается, взметнув вверх столб грязи и осколков.
Слава Богу, не все так плохо, мелькает мысль. Надо быстро вперед. Сергей вскакивает, в три прыжка достигает угла прохода и бросает гранату на улицу.
Взрыв вместе с криком ярости врагов останавливает его. Спешить не надо, думает, сюда не сунутся долго.
Делает баррикаду на входе из топчанов, одеял, подушек. Старушку переносит вглубь подвала.
Подозрительное затишье. Сергею не хватает информации о том, что творится вокруг дома. Он дважды обходит подвал, пытаясь понять, что предпримет враг. Приникает ухом к сквозному отверстию в стене. До него доносится гул танка.
– Да, становится все горячее, – произносит он. Две женщины подходят к нему, спрашивают, чем помочь? Он просит убрать от стены лежачих, самим спрятаться за соседнюю перегородку.
Орудийный выстрел сотрясает дом. Снаряд разрывается где-то вверху, на первом этаже.
– Ха-ха, ствол то ниже не опускается, – бормочет танкист, – так нас не возьмешь.
– Серый, ты живой? – слышит он голос напарника. В проломе, от противоположной стены, появляются Володя, за ним Оксана. Девушка бросается бойцу на шею.
Сергей смущенно отстраняется, предлагает товарищу обойти дом с торца, разъясняет обстановку.
– Там танк на прямой наводке, – предупреждает он.
– Не беспокойся, у нас «джавелинчик» есть. Сейчас мы с ребятами поджарку сделаем.
Володя скрывается за стеной. А с другой стороны дома слышится гул мотора. Танк ожил, и подкапывает себе канаву, чтобы опустить ствол на уровень подвала.
– Спасибо тебе за подмогу, – обращается Сергей к девушке, – однако тут становится опасно. Сейчас будет выстрел. Бежим в угол! – он хватает Оксану за руку, но среди топчанов, кроватей, узлов быстро не получается. Внутренний голос ему нашептывает: «Ложись, не успеешь!»
Снаряд проламывает стену прямо над ними.
Сначала он слушает тишину. Потом родной голос, он его не может не узнать, голос мамы:
– Подойди к раковине, открой воду и намочи руки. Возьми мыло и тщательно, как это делают хирурги, начинай намыливать кисти рук. Пока это делаешь, представляй, что на твоих руках скопились все негативные события, все твои страхи,
переживания, недовольства и тревоги.
Когда руки покроются густой пеной, подставь их под воду и наблюдай: вместе с мылом вода смывает всё, что тебе не нравится. Все горести, проблемы, переживания уходят, а ты приговаривай: «Вода, сок жизни, всё смывает, от всего плохого снаружи меня очищает». Затем насухо вытри руки и выпей стакан воды. Маленькими глотками, мысленно приговаривая: «Вода, сок жизни, всё смывает, от всего плохого внутри меня очищает».
Он встряхивает головой, песок слетает с волос во все стороны. Опускает глаза и видит, что у него нет рук. Нет ног. Какие-то холмики по сторонам.
Ужас холодит сердце. А солнце – до невозможности красное, большое. Оно лезет со всех сторон, но не греет. Такого светила он не знает. Не наше солнце. А где?..
Пытается вспомнить: что – где – когда?
Про взрыв над головой помнит. А дальше – провал. Но где та, кого он держал за руку, где Оксана?
Водит глазами. С трудом поворачивает шею. Боли не чувствует, только тяжесть по всему телу. Начинает подергивать плечами, откуда-то возникают руки, ноги. Сергей на коленях вылезает из-под горы песка и ракушек.
Встав, с удивлением осматривается по сторонам. Перед ним заросли кустов, дальше скалистый конус горы, а внизу в овраге струится говорливый ручей.
Сзади слышится постанывание. Медленно повернувшись, видит лежащую Оксану, она тоже вся обсыпана мусором, песком, глаза закрыты.
Сергей наклоняется над стонущей девушкой, сдувает с лица пыль, сметает песок. Тянет за какой-то ремень, вытаскивает автомат.
– Ксюша, Ксюша, – тихо зовет он. Веки ее подрагивают, губы раздвигаются в улыбке.
– Сережа, это ты? – девушка пробует встать, но мучительна боль в плече, в спине не дает повернуться. Лицо кривится, слезы текут по щекам.
– Лежи, лежи, я сейчас тебя очищу от песка. Не знаю, где мы очутились, но остались живыми – это главное.
Глава 2.
Мы не впервые на этой планете.
Через горы и долины.
Приведя себя в порядок, Сергей и Ксения вспоминают о своих вещах. Рюкзачок и солдатский вещмешок лежат рядом. Но что в них? Ни хлеба, ни воды, соли и той нет. Ничего для путешествия.
А куда идти? Всюду горы, только впереди за небольшой речкой открывается широкое ущелье.
Набрать бы воды, да ни одной бутылки не видать. Это там, где шли бои, повсюду пластмассовые бутылки валяются. А здесь даже трава никем не топтаная.
Свое удручающее положение молодые люди оценивают с шутками. Подумаешь – хлеба нет, зато вон сколько травы. А в речке наверняка рыбы полно.
– Наловим и наедимся от пуза, – предлагает Сергей, подходит к девушке, собираясь поцеловать ее в глаза, чудесные, васильковые.
Однако Ксюша резко вырывается, сердито кричит:
– Стой! Не подходи ко мне!
– Что такое, почему? – недоумевает он.
– Потому что! – отрезает девушка. Устремляется к речке, сбрасывая с себя платок, телогрейку, кофту, кеды, джинсы. Оставшись в плавках и лифчике, она на секунду задумывается, потом снимает и их. Погрозив пальцем Сергею, осторожно присаживается в воду. Не хочет, чтобы он прикасался к ней, грязной.
Он отходит в сторонку, тоже раздевается донага. За большими валунами девушку не видать. Глубина местами доходит до пояса, а под небольшим водопадом дна не видать. Там еще глубже.
В яме держится рыба. Какая – он еще не понял, но по телу то и дело проскальзывает кто-то. Изловчившись, он выхватывает из воды крупного хариуса. На первый случай завтрак имеется, думает он.
Покидать открытое место не хочется. Куда-то идти без запаса продуктов смысла нет. Только надо найти укрытие на ночь. Дождь и ветер – не лучшие попутчики. И подруга еще не окрепла.
Выбравшись на берег, видит, как Ксения, осторожно ступая по камням, покачиваясь, двигается навстречу. Заметив Сергея, она останавливается. Склонив голову и прикрыв ладонями белые груди, сердито бурчит:
– Ходят тут всякие, а потом вещи пропадают.
– Я думаю, здесь у нас будет долгая остановка, – говорит Сергей, – будем ночевать.
Не обращая внимания на девушку, выбирает между валунов удобное место для устройства ночлега. Собирает в кучу хворост. Делает колья, забивая их в землю, стягивая ветками, подтаскивает камни, которыми выкладывает стену между двух больших валунов. Тонкими веточками и травой выстилает пол внутри укрытия.
Глядя на открытый верх своего жилища, задумывается. Нужен полог, потолок, иначе роса или дождь не дадут покоя. Можно бы плащ-палатку использовать, какую-нибудь шкуру. Ничего похожего нет.
Он выбирается наружу. Ксюша, прополоскав одежду, сушит ее на камнях. Сидит, изредка поглядывая на работающего Сергея.
– Защитничек, даже не посмотрит на меня, – думает с горечью она. Демонстративно отворачивается в сторону.
Сергей подходит, нежно гладит ладонью покрасневшее плечо.
– Ну что ты обижаешься? Ночь впереди, для нас обоих хочу, как лучше…
– Я тебе не нравлюсь, ничего мне не надо, – из глаз ее брызжут слезы.
– Милая, я просто в растерянности. Мне хочется для тебя сделать все возможное… Не могу поверить, что такое чудо, как ты, такая красивая, стройная, что ты здесь. До тебя дотронуться рукой, а мне страшно – вдруг ты исчезнешь.
Он подхватывает ее с валуна, прижимает к себе, ищет ее губы, полные, мягкие, холодные чашечки лифа упираются ему в грудь. Замерзла, девочка – приходит мысль, пусть наденет гимнастерку.
Замечает, что его гимнастерка тоже сохнет на камнях. Спасибо.
Целует ее в глаза, в хлюпающий носик, потом легонько хлопает по заду:
– Не знаю, из чего крышу сделать, – произносит он.
– А у тебя волосатая грудь, – хихикает Ксюша, – можно спать без одеяла.
Она вспоминает, что у нее в рюкзачке есть кусок клеенки, который она брала, когда в поисках пищи уходила из подвала на несколько дней.
Пристроив наверху клеенку, Сергей удовлетворенно восклицает: – Теперь совсем другое дело! Прошу Вас, сударыня, войдите хозяйкой.
– Не дом, а берлога какая-то, – бормочет девушка. Недолго думая, подхватывает свой рюкзачок и начинает набивать его травой, густо росшей ближе к берегу речки.
Сергей присоединяется к ней. Взгляд его упирается в толстую змею, которая, приподнимая широкую голову, мельтешит раздвоенным языком.
Похожа на щитомордника, мелькает мысль, из разряда ядовитых. Не надо бы ее видеть Ксюше.
Но та уже замечает змею, замирает, словно парализованная. Из открытого рта не доносится ни звука.
Взмах ножом – и змея валится без головы. Сергей берет ее за извивающийся хвост и отбрасывает в канаву. Туда же отправляется и безжизненная голова.
– Ну вот, ничего страшного. Перестань икать, набери воздуха и задержи дыхание. В траве все может быть. Надо бы и рюкзачок твой перебрать.
Траву из рюкзака он выкладывает на песок. Внимательно осматривает каждый пучок. Клещей нет. Набивает обратно. Подушка будет мягкая.
Подняв голову, он видит, что по противоположному склону скачет олень и мчит к недалекому лесу.
Сергей хватается за автомат. Мясо им не помешает. Но за оленем веером бегут три волка. Трое на одного – многовато. Сергей выцеливает ближайшего к оленю. Выстрел – и зверь катится по траве. Патроны надо беречь. Волки скрываются в ельнике.
– Пойду, сниму шкуру с убитого, – говорит Сергей девушке, которая во все глаза наблюдает за происходящим.
Вернувшись, он находит Ксению на вершине самого большого валуна. Свернувшись комочком, она с закрытыми глазами обнимает свой рюкзачок. Спит, пригревшись на солнце, слегка постанывая.
Бедная девушка, досталась ей судьба крутая: со смертями и чертями. Как же ее сохранить? Уж больно дикий край. Неизвестность впереди. А долго здесь оставаться нельзя. Волки – звери мстительные, могут вернуться этой же ночью. А у меня патронов с гулькин нос, две гранаты.
Размышляя таким образом, он чувствует взгляд Ксении. Проснувшись, она молчит.
– Сойди ко мне, моя принцесса! – декламирует он, протягивая вверх руки.
– Меня оставил ты одну. Была ли в том нужда? – включается в игру Ксюша.
– Зато потом одену в шубу я тебя, – показывает на свернутую в тюк шкуру волка. – Чем ты теперь меня накормишь?
– Сама я есть, мой друг, желаю. Но так испугана. Вокруг то змеи, то волки. Домой хочу я!
– Бежать от страха – это низко, ведь страх способен нас убить. Пусть далеко он или близко, взглянуть в глаза ему должны мы. И победить. Пойми, что страхи – лишь кино, реальный мир – совсем другое. И перестань себя жалеть! Когда нас ждут дела большие…
– Согласна я не думать о плохом. Но не могу себя осилить. Мне правда хочется домой.
– Ну хватит! Давай слезай, моя Джульетта. Здесь столько съедобных трав и кореньев!
Он отходит с десяток шагов от укрытия и начинает рвать дикий лук, слизун, морковную пучку, выкапывает несколько удивительно крупных луковиц саранок. Ксюша ходит следом, запоминая названия трав.
Оставив девушку собирать кислицу, он разводит костер. Почистив хариуса, заворачивает его в широкие листья лопуха, предварительно пересыпав ягодой, и кладет на угли.
Минут через двадцать рыба готова. Разделив ее пополам, молодые люди приступают к трапезе.
– Конечно, была бы сковородка, но и на камнях можно жарить мясо, и рыбу.
– А мне нравится, еще хочу, – девушка обсасывает пальцы, – маловата рыбка.
– Еще поймаем. А сейчас надо к ночи приготовиться. Думаю, небольшой очаг надо сотворить перед входом в жилище.
– А мы не сгорим?
– Обложим голышами. И будем потихоньку подкладывать. Огонь – это жизнь, это и тепло, и уют.
– Откуда ты все знаешь?
– Поживешь с мое – и ты будешь знать.
– Сережа, а я тебе кто?
– Как кто? Подруга, наверное. И, надеюсь, скоро станешь женой.
Ксения умолкает, отворачивается к каменной стене. Обстоятельства складываются так неожиданно, оказываются такими сильными, что противостоять им не может. Вернее – не хочет.
Притяжение к этому мужчине она испытывает давно, еще с того злополучного подвала, где все стреляло и взрывалось. В той жизни. А здесь среди гор, возле речки только звуки природы. Пищат какие-то птахи, перелетая среди кустов. Журчит вода. Кузнечики стрекочут. И еще его дыхание, которое будоражит, затмевает сознание.
В свои девятнадцать лет она впервые наедине с мужчиной. В той жизни были мальчики, поцелуи. Но в памяти только постоянные обстрелы, полуголодное существование, затхлость подвалов, в которых она пряталась с матерью. Отец был насильно призван в армию «незалежной». Служба его закончилась в первый же месяц специальной военной операции РФ. Похоронки не было, но и других вестей тоже.
В горах темнеет быстро. Не успело солнце спрятаться за вершину, как в лощине стали сгущаться тени, появились ночные птицы.
– Сережа, кто это так фурычит, а потом ухает?
– Не знаю, филин, наверное.
– Иди ко мне, а то мне холодно.
– Сейчас костерчик разожгу.
Пламя долго не разгорается. Отсырели ветки, думает Сергей, а спичек маловато. Насколько хватит. Можно, конечно, порох из патронов доставать. Но и тех десятка два осталось.
Если до людей не добраться, то зиму в горах не пережить. А вдруг здесь люди вообще не живут? Тяжелые мысли не покидают его. Был бы один, а то с девушкой. Ответственность за нее растет с каждым часом.
Сколько времени они на неизведанной земле? Часов пять или шесть. А кажется – страшно долго. Выбросило их через временную петлю без опознавательных знаков.
Местность очень похожа на их родную Землю. Вода, растительность, живность – все знакомо. И в то же время – нет ни тропинок, ни дорог. А волки какие-то остроухие, ничего не боятся. Может быть, они тут хозяева? Где-то он читал, что обезьяны захватили планету, убив всех людей.
Волки – не приматы, у них не хватит интеллекта, чтобы стать победителями. И лапы – это не руки, которым подвластны орудия труда.
– О-ксана! – тянет он ее имя, наклонившись над дрожащей девушкой, гладит ее вспотевший лоб, целует в щеки, в ушко.
– Сережа, я еще никогда не была с мужчиной, ничего не умею.
– Природа научит, – шепчет он, – а как же нацисты просмотрели такой бриллиант?
– Я мазалась грязью и надевала разное отрепье.
– Милая девочка, как я рад…
Он осторожно начинает танец рук по встрепенувшемуся телу…
– Ты такая отзывчивая, такая горячая.
– А мне кажется, это ты жаркий, словно печка. Скажи, у тебя много было женщин?
– Мне тридцать четыре. Конечно, были. Но зачем их считать? Тебя послал Создатель в трудную минуту, и это счастье.
Он задумывается, вслушиваясь в ночную тишину.
– Зачем мы здесь? Что мы здесь делаем? Каково наше предназначение? Почему наша жизнь складывается так? Еще вчера я знал, что мне дано сражаться с нацистами, я сам мог решать, как мне жить? Что в моих силах, а на что лучше не рассчитывать. Почему наша судьба такая трудная? Что с нами не так?
– Все равно надо жить. Будем бороться. Я на тебя могу положиться?
– До самого последнего мгновения!
Ксюша ладонями обхватывает его лицо, приникает к губам.
– Спасибо!
Неожиданно она отстраняется от Сергея, прислушивается: «Там кто-то ходит».
Теперь и он слышит какое-то движение за стенкой их укрытия. Нащупывает свой арсенал в углу. Когда в проходе появляется оскаленная морда волка, он посылает короткую очередь в пасть хищника.
Зверь дергается и заваливается по ту сторону кучи хвороста. Где-то сзади раздается вой. Сергей бросает в темноту гранату, прикрывает собой девушку. Взрыв раскалывает ночь. Осколки гранаты высекают искры из камней, с визгом уносятся мимо.
– Да! Наделали мы шума, – произносит Сергей, – теперь сюда никто не сунется.
Прижимается к замершей девушке. Она не в состоянии вымолвить слово, начинает икать.
– Набери воздуха и подержи подольше, – советует он.
– Не хватает … воздуха.
– Тогда обними меня.
Их ночной сон больше никто не нарушает. Сергей еще долго ворочается, неоднократно подкладывает в угли хворост, и костер оживает снова.
Утро окружает их туманом и сыростью. Обильная роса не манит выходить на сбор кореньев и съедобных трав. Возле воронки от взрыва гранаты Сергей обнаруживает два трупа крупных волков. Оттаскивает их подальше в кусты. До него доносится стук копыт. Появляются три бородатых всадника. У каждого за спиной ружья.
Поздоровавшись, они слезают с коней.
Услышав родную русскую речь, у Сергея спадает напряжение на лице. Улыбаясь, он обнимает Ксюшу.
На вопросы: кто они и откуда – Сергей отвечает, что заблудились, а оружие с войны.
– А мы недалеко у перевала скот пасем, ночью слышим выстрелы, взрыв. Решили посмотреть, подъезжаем к Волчьей пади – а тут вы, – говоривший это седовласый мужчина с интересом смотрит на автомат в руках Сергея.
– Калашников?
– Да, старая модель.
– Нет, мы тоже воевали автоматами, но таких не было. Похожие у немцев были.
Чтобы переменить тему, Сергей спрашивает: «Так это место вы называете Волчьим?
– Да, отсюда звери совершают набеги на наш скот, и здесь же прячутся по норам.
– Теперь их меньше. Трех волков удалось уничтожить.
Сергей показывает туши, потом скрученную в тюк шкуру. Прибывшие удивляются размерам волков. Молодой скотовод в заплатанной телогрейке с завистью произносит: «О! Вам премия хорошая будет и от колхоза, и от района».
– А какой ваш район?
– Коксинский. Вы разве не знаете?
– Нет, мы с Украины.
– Ого! Как это вас занесло сюда?
– Сами не знаем.
Конечно, если бы они знали, если бы могли, то выбрали себе не тьму таракань, а нечто более приличное, более цивилизованное.
Бежать от проблем не в правилах Сергея. Он готов сражаться с бедами, неудачами. С врагами – даже медаль заслужил. Но у него девушка, любимая. Ответственность за нее заставляет быть более внимательным, более осторожным.
Вскоре ему придется подтвердить свою личность, предъявить какие-нибудь документы. А как? Одна солдатская книжка в гимнастерке. Достаточно ли будет ее? А у Ксюши вообще ничего нет.
Ладно, выкрутимся как-нибудь, думает он.
Пока мужчины снимают с хищников шкуры, Сергей с Ксюшей собирают вещи. Лица их светятся радостью. Они в России, на своей земле. И это решает многие проблемы.
Дорога в новую жизнь живописна и длинна. Сидя за спиной Матвея, так представился девушке самый молодой пастух, она ахает от восторга. Слева под скалистой горой с языками снега открывается озеро, справа цветут красные огоньки. Она охает, когда лошадь идет под гору или наоборот вверх. Ползает по крупу, натирая себе внутреннюю часть бедер. И так длится не один час.
Может быть, проще пешком? Но Матвей же сидит, не жалуется. У него, наверное, железная задница. Привычка, в седле, конечно, удобнее. Она пробует отыскать в своем приключении положительную эмоцию. Только не сразу получается. Тревожит будущее. Но проблемы лучше решать по мере их поступления. И пусть их будет меньше!
Недалек тот день, когда все утрясется. Она сможет вернуться домой. Только мамы нет и дома нет. Плакать нельзя, надо держаться.
Хорошо, что в брюках. Хорошо, что рюкзачок легкий.
Когда она улыбается, весь мир радуется вместе с ней. Чудесная улыбка, в которой и стеснение, и солнечные искры. Они рождаются в рыжем ореоле и рассыпаются по сторонам.
Правда, морщинок много. Особенно вокруг глаз. Кто понимает, сколько пережила эта девушка, не будет удивляться. Скитания по подвалам, смерть близких, постоянное голодание и нехватка воды, когда даже глаза нечем промыть, – все отразилось на этом лице.
В детстве она занималась легкой атлетикой. Бег, прыжки, спортивные снаряды удавались ей легко, даже чемпионкой школы была. Родители думали, что дорога ей в институт физкультуры будет обеспечена. А получилось, что с четырнадцати лет прятки от «вэсэушников», постоянные обстрелы да разрывы снарядов.
Снежные вершины, наверное, тяготили бы ее, если бы не спутник, которому она доверилась. Если бы не притяжение и спокойствие, в которых она так нуждается. Иногда она замечает в словах Сергея легкую издевку, снисходительность. Списывает на возрастные различия. Когда ей будет тридцать, а ему сорок четыре. Ой, как много! Посмотрим, кто будет умнее.
Вскоре они выезжают на широкую тропу. Лошади идут ровнее. Встречаются изгороди, истоптанные поляны. Могучие кедры скрывают в тени разную живность, перебегают дорогу полосатые бурундуки, рыжие белки. То и дело перелетают сойки, рябчики, стайки воробьев.
Сергей оглядывается на Ксюшу. Беспокоится, не устала ли она.
– Скоро приедем на стан, – говорит Матвей, – там передохнем, а после обеда двинем дальше.
До деревни еще далеко, предполагает Сергей. Их там никто не ждет. Как судьба распорядится? Почему-то в последнее время обстоятельства оказываются сильнее, чем ожидаешь. Вот и нынче – нет ни жилья, ни денег.
– А лошадки здесь такие красивые! – восторгается Оксана, – особенно мне нравятся жеребятки. Нежные, грациозные, так и хочется погладить.
– Сколько в табуне лошадей? – спрашивает Сергей Варфоломея, с которым ехал вместе. А сейчас идут пешком, давая отдых своим спинам и лошадям.
Тот пожимает плечами: всяко бывает от 30 до 50 голов. Главное не количество, а качество. Здесь кобылы с молодняком, а там рабочие, еще есть откормочник для мяса. Дойное стадо в другом месте, ближе к деревне. Там же дойка.
Разъяснения его наводят на мысль, что колхоз крепкий, работы всем хватает. Найдется дело и новеньким. Но как быть с жильем?
Словно отвечая на его вопросы, Варфоломей говорит, что свободных домов нет, но пока поживут у него в летнике, а потом что-нибудь придумают. А завтра все на покос. Время горячее, скоро дожди зарядят.
Летний домик, куда определили приезжих, оказывается довольно вместительным. Широкий топчан, стол, две лавки. В углу доха из собачьих шкур, одеяло, топор. На стене икона. Лампадка, спички, посуда.
– Сейчас хозяйка картошки отварит, обогреемся и на боковую, – голос Варфоломея звучит степенно, мягко, – мы староверы, поэтому не смущайтесь, что будет не по-вашему.
– Я посчитал, в деревне домов тридцать будет.
– Да, ранее до полсотни доходило, а потом молодежь рассосалась. Кто куда…
Хозяин не хочет расшифровывать, куда именно. Видно, больная тема, мелькает мысль у Сергея. А Варфоломей продолжает:
– Ночью, если кто стучать будет, не выходи. Тут звери повадились…В прошлый раз собаку утащили. Пока не понял, кто. А помочиться – вот ведерко, топор…
– Видел у вас двух малышей, чьи это?
– Наши.
– Мне показалось, для вашего возраста они слишком малы.
– Соседу скоро семьдесят, а у него жена на сносях.
– Ну вы даете! – не сдерживается Сергей, а Оксана прыскает в кулак и отворачивается.
– У нас народ крепкий! – с гордостью произносит хозяин, – ладно, до свиданьица.
Среди ночи будят их осторожные шаги за окном. На собаку не похоже. Слишком грузные шаги. Достав автомат, Сергей выходит в сени, всматривается через щели в лунные блики на траве.
Возле стайки замечает чью-то фигуру, похожую на медведя. Животные внутри мечутся, страшась своей участи. Зверь громко цокает, становится тихо.
Это на секунду завораживает Сергея, он снимает с крючка дверь, расширяя обзор для стрельбы. Услышав скрип, зверь поворачивает голову, сверкает фиолетовыми глазами. В это время палец бойца послушно нажимает на курок, короткая очередь разрывает ночь.
Рев упавшего наземь зверя разом стихает. Темное пятно выкатывается за прясло на улицу.
В доме хозяина зажигается огонь, сам он с факелом выскакивает на крылечко, в руке поблескивает топор.
Увидев открытую дверь домика, куда он поместил новеньких, встревоженно кричит: «Серега, что у тебя?»
– Нормально, кто-то ломился к твоим коровам, пришлось стрелять.
Варфоломей подходит к Сергею, предлагает посмотреть, где был зверь. Недалеко от двери стайки они видят лужу крови, следы уходят к изгороди и пропадают в темноте. Хотя полная луна высвечивает дорогу, но Варфоломей не решается идти по следу:
– Все, это предел моих желаний. Ранение серьезное, авось сдохнет. Он почти разорил деревню. У всех то корову или телка задрал, то собаку. Жрет только потроха да мозги.
Сказав это, он уходит к себе в дом. А Сергей, заперев дверь на крючок, лезет под доху к Оксане. Она дрожит, прижимается к его спине. «Неужели эта стрельба будет вечно преследовать нас?» – начинает всхлипывать на ухо своему защитнику. Он молчит, потом бормочет: «Судьба».
Поднявшись с первыми лучами солнца, Сергей чертыхается: проспал. Во дворе встречает хозяина. Тот, добродушно улыбаясь, обращается к нему с вопросом:
– Выспались? Хотя ночью повоевал маленько. Я посмотрел вокруг, спасибо тебе – спас животину. А следы пропадают в овраге, там ручей, а за ним никого. Собак надо, соберем охотников, поищем.
– Вы же говорили на покос?
– Успеем, но сперва на охоту. Клава! Покорми гостей, – громко зовет он.
Из сеней выходит молодая женщина в белом платке. В большой чашке вареная картошка и круглый хлеб.
Поздоровавшись, она говорит, словно поет: «Сейчас подам кринку с молоком» – голос такой мелодичный, что Сергей с восхищением замирает посреди двора.
Из замешательства его выводит Ксюша: куда ведерко вылить? Волнующий вопрос, хмыкает Сергей. Передает ей картошку с хлебом, а сам с ведерком скрывается за углом.
По следам раненого зверя отправляются человек десять охотников. Все с ружьями, с топорами, а также четыре собаки, сохранившиеся в деревне.
За речкой, которую они перебродят гуськом, охотники рассыпаются цепью. Далеко не расходятся, все в пределах видимости. Так минуют два распадка. А потом, посовещавшись, двигаются толпой.
След с пятнами крови ведет в завалы скал и вековых деревьев. «Медвежья гряда» – произносит Варфоломей. Здесь часто наблюдали, как шаровые молнии медленно плыли в метре над землей, и вдруг исчезали в расщелинах между скал. «Место страшное, поэтому в одиночку тут не ходят», – заключает он свой рассказ.
– Вот и собаки отказываются лезть в эту чащобу, – показывает на деревенских псов, которые жмутся к ногам хозяев, – Сергей, ты поглазастее будешь, иди впереди.
Взяв автомат наизготовку, Сергей огибает скалу, два упавших ствола, останавливается перед большой норой, уходящей вглубь щербатых камней.
Подходят охотники, разглядывают дробленые кости, помет. Широкие зазубрины на стволах. «Здесь он чистил когти», «Как выкуривать будем?»
– А вот так и будем. Давай разводи костер! – командует Варфоломей.
Из норы долго никто не показывается. Уже второй раз догорает охапка сучьев и травы, дым такой едкий, что охотники отодвигаются подальше. Закрывают нос, глаза тряпицами да шапками.
Только Сергей не отрывает взгляд от норы, привык в танке газами дышать. Однако и он чуть не прозевал, когда из норы показалась мохнатая голова зверя.
Помутневшие глаза останавливаются на молодом охотнике. Из клыкастой пасти выпадает небольшой рыжий комочек с фиолетовыми глазками и катится к Сергею. Уткнувшись в его ноги, переворачивается на спину. Так сдаются на милость победителю.
Для верности Сергей стреляет в морду зверя, но тот даже не дергается. «Сдох, пожалуй», – говорит кто-то. А Варфоломей берет на руки щенка, долго разглядывает, потом передает Сергею:
– Не знаю, что с ним делать. Тебе решать.
Не задумываясь, Сергей засовывает щенка в мешок. Потом разберемся, а сейчас надо понять, есть ли кто еще в логове.
Мужики, остерегаясь и подшучивая друг над другом, вытаскивают лохматое «чудище» на свет. От него несет вонью и дымом. Короткие мощные лапы, большая голова, похожая на львиную, и острые уши. Зверь невиданный. И даже дохлый вызывает опасения.
– Давайте его в этом логове сожжем, – предлагает кто-то, – чего тащить в деревню?
Навалив сухих сучьев, они долго стоят вокруг, пока костер вместе с трупом не прогорает.
– Сейчас все на сенокос, – снова строит мужиков Варфоломей. Охотники, закинув за спины ружья, весело переговариваясь, отправляются в деревню.
По другую сторону речки видны белые кофты женщин, работающих в поле. Чуть выше у косогора косят траву несколько мужчин. Черных кепок немного. Две головы блестят лысинами.
– Косы захватите из дома, – громко напоминает Варфоломей, – свои я все раздал.
Коса, как и всякий инструмент, состоит из нескольких частей: деревянная ручка, державка, металлическая часть. Она в свою очередь имеет длинный носок, острое лезвие и пятку. Это Сергей помнил с детства, когда приезжал в деревню к дедушке. Даже несколько лет косил с ним, заготавливал сено на зиму.
Всякому делу нужна практика. А городскому жителю ее всегда не хватает. Варфоломей, видя тяжелые потуги парня, когда тому дали косу, ухмыляется.
– Дай, я тебе покажу. Чтобы нос косы не втыкался в землю, надо больше давить на пятку. Тогда она идет ровнее.
Широкими взмахами Варфоломей догоняет основных косарей, и ставит Сергея в ряд.
– Только смотри аккуратнее, не подрежь ноги кому-нибудь, – предупреждает новичка, – да и ты, Матвей, помоги ему, если что.
Матвей кивает в ответ, продолжает стремительно рваться вперед. Считай, полдня потеряли, пока выследили зверя. Коса его со свистом укладывает пласты травы, словно под гребенку. Работать тут все горячи, отмечает Сергей.
Обедать они уходят к женщинам, которые на траве разложили длинные скатерти с той же картошкой, огурцами, хлебом, ягодами, две больших чашки с отварным мясом по краям.
С одной стороны становится Варфоломей, с другой – его жена Клавдия, которая утром так поразила Сергея. Впоследствии он узнает, что хозяин привел ее себе из соседней деревни после смерти бывшей супруги.
Все замирают, стоя перед разложенной едой.
– Помолимся, братии и сестры, – торжественно говорит Варфоломей, – поблагодарим Бога за хлеб наш насущный! – осеняет себя широким крестом. После этого неспеша садится на траву.
– Присаживайтесь рядышком, – приглашает он гостей.
Утолив голод, Сергей вытирает пальцы о траву. Кроме огурцов да картошки, в огородах тут, похоже, ничего не растет. А мясо свиное, жирное. Спрашивает Оксану, не хочет ли она еще чего? Та качает головой.
Ухмыльнувшись и поблагодарив Создателя, Варфоломей спрашивает: «Ну, работники, все ли наелись?»
Выпив стакан кваса, он продолжает: «А теперь у меня к нашим гостям загадка. Вот перед вами три картошки, как их разделить на пятерых, чтобы не обидеть кого?»
Сергей с Оксаной переглядываются, пожимают плечами. Понятно, в чем-то есть подвох, но в чем? Сергей трет лоб, а Оксана смеется.
– Догадалась жинка? – спрашивает Варфоломей.
– Да, надо сварить и сделать пюре.
– Молодец! А сейчас я прошу Тимофея Бочкарева рассказать, как он самогонку прятал.
С противоположного ряда поднимается крупный мужчина в длинной сиреневой рубахе. Вытирает ладонью вспотевшую лысину.
– Это не я прятал, а Ульяна. Дело было так: приехал к нам участковый из соседней деревни с двумя помощниками. И сразу ко мне: «Где самогонка?»
Я говорю: нету, давно не гнал. Вот они начали обыск делать. У них предписание: изъять самогонный аппарат и весь продукт. На печке, в подполе, в кладовке – везде шарили. Найти не могут. А я им толкую: сам бы нашел – да радовался. Нету самогонки.
Потом этот Трофимыч, участковый, взмолился: ладно, говорит, займи у соседа, в горле пересохло. Приношу от соседа, выпили, опять спрашивает: скажи, ничего не будет – где же самогонка? А я развожу руками: нету, говорю.
К вечеру приходит жена. Она на другом краю была, у Степаниды гостила.
Спрашивает: зачем милиция приезжала? Самогонку искала. И я вместе с ними все обшарил. Ничего не понял, что приключилось. Вот же на днях я две бутыли выгнал, сам не пойму, куда делась.
Потом Ульяна за руку ведет меня в огород. Там на огуречной грядке плеть поднимает – а они как живые лежат, чуть запылились.
Все застолье смеется, а Тимофей громче всех гогочет. Конечно, приятно найти, что потеряно.
Варфоломей подводит итог беседе:
– Не скажу, что наша власть плохая. Это раньше дурдом был. Понятно, что в борьбе с алкоголизмом много дыр… – Помолчав добавляет с улыбкой:
– Но в своей деревне мы видим, что наша личная власть – наши женки оказываются не только красивыми, но и умными. А теперь все за работу.
Отведя в сторонку Оксану, Сергей просит показать плечо. Заметив красное пятно на повязке, говорит, что ей опасно граблями орудовать. Рана еще не зажила.
К ним подходит Варфоломей, разглядывает повязку, осторожно щупает руку девушки.
– Однако! Завтра сюда не ходи. Стряпухой будешь, Клава все покажет.
Вечером во дворе Сергей сколачивает будку, садит на цепочку своего маленького пленника. Вытряхнув его из мешка, удивляется. Зверек сначала справляет нужду, потом тычется в сапоги, тихонько попискивая. Чистоплотный и есть просит, подмечает Сергей. Дает ему вареную картошку. Тот, не торопясь, обкусывает ее со всех сторон.
– Не очень-то она ему нравится, – улыбаясь, говорит Клавдия, – сейчас я молочка вынесу.
Молоко он лакает с удовольствием.
– А как вы его назвали?
– Как? Лохмач! Хотел «Басмачом» назвать, за бандитские проделки покойной его матери. Но дети за родителей не отвечают. Пусть будет Лохмач. За лохматую гриву его.
Основные работы на сеноуборке шли к завершению. Стога поставлены, зимой по снегу будут завезены на сеновалы.
Приезжим выделили участок под строительство дома, привезли бревна, плахи, жерди.
Второй вечер ходят молодые среди стройматериалов, не знают, за что браться. Для начала, наверное, землянку вырыть, а потом потихоньку к строительству дома приступать, размышляет Сергей. Оксана фыркает: что я мышка-норушка в земле жить?
Варфоломей, видя их растерянность, успокаивает:
– Денька через три обществом строить начнем. За два дня под крышу возведем. Я уже всех озадачил, разнарядку составил. Ваша забота – людей накормить. Клава поможет.
Сергей принимается составлять проект дома. Рисует углем на доске. «Танцуем от печки, – поясняет свой план жене, – здесь будет кухня, дальше гостиная, потом спальня. Четыре окна на улицу, два во двор. Сарай, баня, туалет».
Оксана надувает губы, не хочет, чтобы в туалет через двор ходить. И печка кажется ей слишком громоздкой. Сергей объясняет, что размер дома 8 метров на 10 – оптимальный, а баню вообще под одной крышей с домом нельзя ставить.
Варфоломей просит не заморачиваться. Есть в деревне свой проектировщик. У него все в голове заложено. Стена – 15 шагов, другая – 12. А печки кладет Серапион. В деревне все его, ни одна не дымит.
С утра заходит в ограду рыжебородый Серапион. Тоже лет под шестьдесят, невысокого роста, с широкой улыбкой, он зовет Сергея помочь принести кирпичи для печки. Кучка их лежит через три дома под навесом.
Вдвоем они управляются быстро. Кирпичи, песок, известь складывают в сторонку, чтобы не мешать стройке.
Отдыхают, усевшись на плахи.
– Вот наша жизнь, – говорит шепеляво Серапион, – без печки никуда. А зуб у меня вылетел, когда я резко наклонился к поддувалу. Только дверку не закрыл. Зато появилась особенность в речи, как подметил наш председатель.
– А он и вправду председатель колхоза? – спрашивает Сергей.
– Нет, и.о., исполняет обязанности. Когда его отца арестовали, народ попросил Варфоломея занять его место.
– За что арестовали отца?
– Мешок зерна отдал сестре своей Евдинье. У нее двое пацанов росли, а мужик на фронте сгинул. Много наших не пришли с той войны, будь она проклята!
– А председатель не воевал?
– Как же? Вернулся без ноги. Поставили к рулю в колхозе. Голова! Да дорожка его крутой оказалась. А то, что вся грудь в медалях и орденах – не учли. Все еще на поселениях где-то.
Помолчав, Серапион продолжает:
– Вообще нашей деревне досталось. Каждый дом трепало горе, не над каждым дым витал. Но об этом тебе больше Евдинья расскажет. У нее память, словно коса, не ржавеет. Всегда при деле.
– То есть некоторые дома не топились зимой?
– Вот именно. Собирались в один дом несколько семей, и пережидали морозы. Даже кошки и собаки не дрались.
Он усмехается, вспоминая, как из одной плошки ели сначала кошки, потом собаки. А зачастую первыми оказывались дети. Картошки не хватало всем.
– Хочу спросить: тебе плиту на два чугуна делать или одного хватит? Семья небольшая, скотины нет…
– Думаю, на один чугунок достаточно. Это будет русская печь или камелек?
Серапион задумчиво почесывает затылок. Пока кирпичей мало, придется ужиматься. Да и морозов, какие в старину бывали, уже нет. Вполне хватит камелька.
– Завтра решим. А Евдинья живет на другом конце улицы, – подсказывает он.
Зайдя в крепкий квадратный дом Евдиньи, Сергей в сенях снимает сапоги, проходит по половичкам в горницу. Хозяйка читает газету, глянув на вошедшего, приветливо улыбается.
– А я ждала тебя. Вот слушай, что здесь пишут: «Нынешний урожай зерна позволит без проблем жителям района перезимовать без пустых полок магазинов». Ты видел у нас хоть один магазин? Нет, вот именно. И в соседней деревне нет. Только в райцентре. Если нам по мешку муки не дадут до Нового года, то снова одну картошку есть будем.
– И так каждый год?
– Да полей мало, зерна не хватает. Подвоза ниоткуда нет.
На вопрос Сергея: почему подвоза нет, – она рассказывает, что три года назад здесь случилось сильное землетрясение, горы наехали друг на друга, все дороги исчезли, реки поменяли русла, связь с большим миром прервалась. Что там творится, никто не знает.
Она вопросительно смотрит на Сергея. Начинает всхлипывать, вытирая провалившиеся глаза платком.
– Никто оттуда не приходил. Вот и мои детки ушли с концом. Что там?
Поняв, что придется отвечать серьезно, Сергей хотел просто сказать, что идет война с Украиной. Потом начал развертывать картину шире. Что весь Западный мир, блок НАТО под руководством Соединенных Штатов Америки хотят стереть нашу страну с лица земли. Что в России все национальности, все народы встают на защиту Родины. А полем сражения стала Украина. Обе стороны готовы применить ядерное оружие. И тогда не останется победителей.
Евдинья качает седой головой, признается, что не все ей понятно в его рассказе. Она знает, что есть страшное оружие, что есть немцы, с которыми воевали русские. А чтобы весь мир…
– Я танкист, как попал к вам со своей подругой – не помню. Был выстрел, я держал ее за руку, а очнулись мы в ваших краях. Вот и все.
– Да… бывает. Вот и Варфоломей мне рассказывал, когда похоронил свою бывшую жену. Идет он дорогой из соседней деревни, там три километра всего. И вдруг рядом эта женщина или девочка. Берет его за руку и говорит, что зовут ее Клава и она будет жить с ним, потому что любит его.
С тех пор двоих народили. Детки приятные, меня тетей зовут. Она многое не умела, я имею в виду по хозяйству, но быстро научилась. Сейчас даже варенье из репы варит, пальчики оближешь.
Сергей с интересом рассматривает пачку газет на полке. Делают вручную в райцентре, поясняет Евдинья. Там есть буковки, ротапринт, барабан. Сто штук откатать – не проблема. Главное – доставка. Приходится самим. До только бумага заканчивается.
Однажды она стащила из типографии пачку листов. Дома сшила их в тетрадку. И стала записывать туда разные истории. Оказались в ней и рассказы о том, как жили здесь люди раньше: лет тридцать -пятьдесят назад. Сергей перелистывает подшивку.
«Елизавета Федоровна Анисимова. Сказала, что в 37 году мужиков в деревне стаями собирали и сажали. Отца увезли в район. Мама следом за ним. «За что мужа посадили? Ведь он из дома не выходил, у него нога болит». Ей ответили: «Колхозный зарод плохо завершил, зарод сгнил». А он с такой ногой даже на зароде не был.
Тяте дали пять лет, ему было сорок четыре. Он в тюрьме умер.
Мой муж Евсей Кириллович тоже пострадал. На ферме стали дохнуть телята. А он как завфермой – ответственный. Посадили на десять лет. На Беломорканале работал».
«Валентина Максимовна Ошлакова. «Моего деда, Трифона Ивановича, выслали из Новосибирска. Они ехали горами долго. Отца моего, Максима Трифоновича, в суме привезли, маленький еще. У деда было двенадцать детей. Подросли, он им всем дома на Мульте, хозяйством обеспечил.
А потом пошли раскулачивание, репрессии. В 36 году отца посадили. Тогда почти всех Трифоновичей пересажали, даже тетку Александру, тетку Соломониду. Достаток их большим трудом добывался. Кому-то помешали.
Анну Сергеевну Ошлакову посадили за овечку. Голодно было. Они с дедом в подполье закололи овечку. Парнишка лет пяти вышел на улицу. Подошел сосед, спрашивает: что это у тебя губы в сале? А малец отвечает: мол, мама с дедой овечку закололи.
Анна Сергеевна деда выгородила, вину на себя взяла. Ее посадили, в тюрьме она и скончалась».
«Корнева Полина Васильевна. У ее прадедушки и прабабушки было большое хозяйство: сорок коров, табун лошадей, овцы, до ста ульев пчел. Феврония Герасимовна родила пятнадцать детей, выжило тринадцать. Когда пришли колхозы, зверствовали некоторые уполномоченные. Младенцев из зыбок вытряхивали, иконы топтали».
«Мы спасались у бабы Дуни. Она всех встретит, приветит, обогреет. У нее была русская печка, мы спали на ней. Ложились спать под ее молитву и просыпались с ее молитвой. Бабонька учила нас молиться. Говорила, что Иисусова молитва главная, ее нельзя забывать. Учила нас вере и трудолюбию».
«Огнев Степан Александрович. Рассказывал о гражданской войне. «С Бухтармы пришел отряд белых. Вечером мужиков арестовали, они покорны были, босиком шли. У белых сабли, ружья. К бабушке привели трех наших парней, затолкали в горницу, закрыли. А на утро всех перестреляли.
Войну тяжело пережили. Я с малых лет на быке сено, силос, снопы возил. Держаться не за что. Шерсти на спине у быка нет, сколько раз падал. Раза три-четыре за день. А как начнет гонять овод, бык хвост поднимет и вперед. А вот сколько ни падал, бык на меня не наступал. Только волокушу через меня протащит».
Читает листы Сергей, лоб морщит, пот вытирает ладонью. Сколько материала, думает, какова история! Доносы, оговоры, кляузы. А где же человеколюбие, милосердие, сострадание?
Конечно, было все. Только на передний план выходит зло. Наверное, в человеческой истории так оно и есть. Горе, беды оставляют глубокий след. И хорошо, что человеческий век не долог. Через поколение забывается многое. А то бы тащить такой багаж веками – радости не видать.
– А ты за белых или за красных? – неожиданно спрашивает Евдинья.
– Неужели Вас до сих пор волнует этот вопрос? – усмехается Сергей, – столько лет прошло с гражданской войны.
– Лет-то много, но немногие понимают, что за этим стоит. Прежде всего – отношение к справедливости. Отношение к государству. Оно либо для всех, либо для некоторых.
Евдинья наливает гостю чай, стоит густой запах мяты, черемухи. Предлагает вареную морковку в бульоне. Для поднятия жизненных сил, говорит. Попробовав угощенье, Сергей, встрепенувшись, заявляет:
– Я воевал за Россию как за Родину, за всех, кто живет на этой земле, дышит со мной одним воздухом! За свою историю, за свой язык, традиции, за культуру. За моих товарищей, сражавшихся бок о бок со мной. За тех, кто погиб…
– Ты – настоящий воин, такие обречены на победу! Мы всей деревней благодарны тебе за то, что ты освободил нас от лютого зверя, от волков. За то, что тебе предстоит сделать…
– И что же мне предстоит?
– Узнаешь. А пока скажу: по четвергам не ходи за Егоркин пригорок. Там появляется в небе город-призрак, который утаскивает людей. Никто еще оттуда не возвернулся.
Сергей, поблагодарив Евдинью, задумчиво направляется домой. Там ждет его женщина, его жена. Он с теплотой вспоминает ее ласковый говор, протяжные «о», «гэканье». Скоро у них будет свой дом. Неужели здесь придется им доживать свой век? Этот вопрос пока не встает со всей силой. Но и никуда не уходит…Душа болит, как представит своих товарищей, сражающихся с украинскими нацистами. Из госпиталя можно вернуться в строй, а отсюда как?
Новый день покоряет своей насыщенностью, суетой, ожиданием чуда. И оно свершается на глазах. Кажется, вся деревня от мала до велика собралась на стройплощадке.
Лука Сосипатович, стройный, моложавый дедок, лет под семьдесят, командует по всем объектам. А их пять: дом, баня, уборная, сарай и стайка, но еще забор. Основные силы: человек десять – определены на строительство дома.
Каждый со своим инструментом. Сергей переводит взгляд от одного к другому. Тут пилы двуручные, ножовки, лучковые, топоры с короткой и длинной ручкой, деревянные колотушки, скобели для ошкуривания бревен, разные рубанки, фуганки и еще что-то. А рядом лопаты, носилки, веревки. Ничего себе! Восхищается он, где бы ему одному взять такой инструментарий?
Варфоломей подзывает одного из парней: «Маркелыч! Тебе особое поручение. Скачи в соседнюю деревню, спроси Артамоновых. Нужны четыре больших шарнира на двери и ворота, десять маленьких на окна и прочее. Да и стекла на пять окон не забудь. С собой возьми Егорова Мишку».
(Продолжение следует)