Глава Двадцать Седьмая. Ангел, прощай.
— Дело сделано! – отрапортовал «Атаман» Герману Сапранову. – Какие будут дальнейшие распоряжения.
Как никогда, Герман Федорович на этот раз был доволен собой. Все, им задуманное, складывалось, как по нотам, и уже шагов на сто вперед, как ему казалось, он приближался к желаемой цели.
— Родя, для тебя и твоих людей сейчас главная задача – не сводить глаз с мальчишки. Ты даже не представляешь, что это за приманка. Ради пацана его сестра пойдет на все, что угодно.
— Причем здесь сестра?
— Ну, это уже не твоего ума дело. Ты сейчас, главное, держи всю эту семейку на коротком поводке.
Диалог Германа Федоровича с «Атаманом» прервал ворвавшийся в кабинет Ромодановский. Вид у Владимира Борисовича был, мягко говоря, разъяренный. Вести, принесенные сыном, были не из приятных, и главным источником этих новостей являлся давнишний деловой партнер Ромодановского.
— Ты что, с ума сошел!?! – начал кричать Владимир Борисович. – Куда ты моего парня захотел втянуть!?!
— Никуда я твоего олуха не втягиваю, – совершенно спокойно ответил Герман. – Просто мне хочется научить его хоть чему-то полезному.
— Слушай, давай, что полезно для моего сына, а что нет, я как-нибудь сам решу, – предложил Владимир Борисович. – Я ведь не рассказывал тебе, как твоих дочерей следовало бы воспитывать.
Обстановка в кабинете с каждой секундой накалялась все сильнее, и в этой ситуации Родиону Венедиктовичу не оставалось ничего другого, как ретироваться.
— Что тебя может с ним связывать? – спросил Ромодановский вслед ушедшему Родиону Венедиктовичу. – У него же на лице ходок десять нарисовано. Тебе что, мало твоих братков из Краснодара? Ты еще и моего Ромку к этой гоп-компании приплести собираешься?
— Никуда и никого я приплетать не собираюсь. Просто хочется твоего олуха наконец-то в люди вывести. Засиделся он у тебя на халявных харчах. Пора бы ему уже чем-то действительно стоящем заняться.
Ни Рома Ромодановский, ни Гриша Евсеев даже представить себе не могли, в какую игру оба оказались втянуты. Проводя дни и ночи в здании, отдаленно напоминающем заштатный офис, оба не могли понять смысл своего в этом здании нахождения.
— Ты не знаешь, для чего мы тут торчим? – как-то спросил Романа Евсеев.
— Мы ждем дальнейших указаний Германа Федоровича, Гриш. После того, как они поступят, их нужно будет немедленно выполнить.
— Ну, и что же это за указания?
После того, как Роман изложил товарищу суть их предприятия, недоумению последнего не было предела.
— Это же чистой воды уголовщина! – возмущался Григорий. – Если нас тут заметут, меньше, чем пятью годами за мошенничество, мы не отделаемся.
Насколько все, что происходило, было из уголовной среды, очень хорошо понимала Лена. Звонки от неизвестного на её мобильник не прекращались, преподнося один неприятный сюрприз за другим.
— Бабки готовы? – слышался в трубке глухой грубый голос. – Слушай, дорогуша, у тебя времени-то не вагон. Поторопись, если хочешь своего брательника живым увидеть.
Сумма, требуемая в качестве выкупа, была поистине астрономических размеров, и предоставить её сразу абсолютно не представлялось возможным.
— Ты понимаешь, даже если мы продадим все, что у нас есть, этих денег не хватит, – говорил Людмиле Дмитрий. – Судя по всему, похитителям нужны не деньги, а концерн.
— Почему ты так думаешь?
— Люсь, ну, тут ведь все очевидно… - развел руками Серковский. – Где ты еще видела, чтоб в качестве выкупа требовали сто миллионов долларов?
Вбежавшая в комнату Лена лишь подтвердила предположения старшего брата.
— Ничего не понимаю, – запыхаясь, сказала девушка. – Теперь от меня требуют, чтобы я развелась с Антоном.
Разрозненные фрагменты в сознании Дмитрия одномоментно сложились в единый пазл.
— Какие еще тебе нужны доказательства? – спросил он Людмилу. – Люда, все ведь лежит на поверхности.
Неожиданных для себя союзников Дмитрий нашел в лице Вадима Викторовича Гусева и его супруги Анны. Собственно, для Анны Трофимовны вопроса о том, кто стоит за злодеянием, вообще не было.
— Что ж это Герман никак успокоиться не может? – спрашивала Анна Варвару Захаровну. – Ведь все у него есть! Всего навалом! Что ж ему еще надо-то?
— Анют, ты меня спрашиваешь? – прозвучал встречный вопрос. – Похоже, со своим старшим сыном я просто не знакома. Всю жизнь мне казалось, что жизнь у меня вполне сложилась. Был какой-никакой муж, двое сыновей, одного из которых я сама не знаю, когда упустила. Вот видит же Бог: между своими мальчиками я никогда никакой разницы не делала. Если и баловала их, то баловала абсолютно одинаково. Почему же Герман таким монстром стал? Что ему в этой жизни еще надо?
— Варвара Захаровна, затрудняюсь ответить на ваш вопрос, но с определенной уверенностью могу сказать одно: у меня тоже есть чем ответить Герману, – произнесла Анна. – Только боюсь, что мой ответ ему очень не понравится.
Конечно, Анна знала, о чем говорила. Эту тайну она хранила долгие годы, все время боясь хоть каким-то образом её обнародовать. Теперь, по её мнению, настала пора открыть то, что было спрятано под спудом долгие годы.
Придя домой с работы, Вадим Викторович застал супругу, роющуюся в разложенном перед ней ворохе бумаг, предварительно вынутом из серванта.
— Что сучилось, Аня? – спросил Гусев. - Ты что, что-то ищешь?
— Вадик, мне понадобится твоя помощь, – как бы проигнорировав вопрос мужа, ответила Анна. – Можешь съездить со мной на Ленинградский вокзал?
— Куда!?! – удивился Вадим Викторович. – Это еще зачем?
— Слушай, давай ты сейчас будешь задавать поменьше вопросов. Ты прямо скажи: поедешь со мной или нет?
Что-то возражать Гусев не считал возможным, и поэтому Вадиму Викторовичу не оставалось ничего другого, как последовать за супругой.
Традиционная вокзальная толчея на этот раз меньше всего занимали внимание Гусева с Анной. Вадим Викторович не сводил глаз с увесистой папки, которую его жена извлекла из ячейки камеры хранения.
— Аня, что это? – спросил Вадим Викторович супругу, как только они оказались в салоне автомобиля.
— Это? – переспросила Анна. – Это, Вадик, атомная бомба под Германа. Теперь у него земля под ногами гореть будет.
Вернувшись домой, Гусев с жадностью принялся изучать содержание бумаг, находившихся в папке, и чем больше он вчитывался в их текст, тем сильнее ему становилось нее по себе.
— Ты понимаешь, Аня, это даже не компромат. С помощью вот этих бумаг от Германа можно мокрого места не оставить.
— Я только не понимаю, почему Иван сразу хода этим бумагам не дал, – произнесла Анна. – Знаешь, сколько бы проблем с их помощью удалось избежать?
— Чужая душа – потемки, Аня. Знаешь, возможно, Ванька меня так жалел – не хотел грузить подобной информацией. Потом, все-таки Герман ему какой-никакой - брат. Кто же захочет родного человека раньше времени подставлять?
О том, что, занесенный над ним, дамоклов меч вынут из ножен, Герман Федорович даже не подозревал. Неоднократно ему пытался напомнить об этом Ромодановский, но все попытки Владимира Борисовича хоть как-то привести в чувства своего партнера заканчивались ничем.
— Ты сейчас совершенно не тем занят, – говорил Ромодановский Герману. – Ты что, забыл про письмо Ивана?
— Слушай, Володя, а давай будем решать проблемы по мере их поступления! – предложил Герман. – Это Ванькино письмо о себе никаким образом знать не давало. Значит, беспокоиться пока не о чем.
Перефразируя известное выражение, можно было смело сказать: никогда еще Герман не был так близок к провалу.
Лучший друг Дмитрия Павел Спиридонов буквально дневал и ночевал в квартире Серковских. Наверное, впервые в жизни ему пришлось столкнуться с преступлением такого неординарного характера. Похитителями выдвигались требования не только материальные, что уже, само по себе, было необычно.
— Герман воду мутит, не иначе, – уверенно сказал Спиридонову Дмитрий.
— Откуда такая уверенность? – спросил Павел.
— Да, Лена ему уже давно покоя не дает. Правда, совершенно непонятно, почему именно.
Ответ на этот вопрос нашелся тут же в лице пришедшей Анны. Принесенные ею бумаги пестрели сенсациями, от которых у любого, кто хоть раз их читал, захватывало дух.
— Анна Трофимовна, почему, располагая такими материалами, вы до сих пор молчали? – спрашивал Дмитрий. – Знаете, скольких бы бед удалось избежать?
— Дим, да, честно говоря, боялась я. Сам же видишь, насколько здесь все серьезно. А у меня – муж, дочь. Не дай Бог, с ними что-нибудь случится.
— Димка, а я бы, на твоем месте, вообще не спешил радоваться, – произнес просматривавший бумаги Павел. – Можешь себе представить, какие люди за всем эти стоят? Они что, позволят дать всем этим бумагам ход?
У вошедшей в комнату Лены вид был в высшей степени озабоченный.
— Дим, отвези меня, пожалуйста, в Троице-Лыково. – попросила она.
— В Троице-Лыково? Зачем?
— Звонил Герман Федорович. Сказал, что он может помочь найти Алёшеньку, но для этого нужно, чтоб я к нему приехала.
После этих слов сестры в сознании Дмитрия автоматически все встало на сои места. Теперь в том, что за похищением Алёши стоит именно Герман Сапранов, можно было не сомневаться, что полностью в отношении его, по мнению Серковского, развязывало руки.
— Лена, ты с ума сошла!?! – спросил Дмитрий. – Куда ты собралась ехать? Главное, к кому!?!
— Дима, я должна туда поехать. Понимаешь, от этого зависит жизнь Алёшеньки, а ради него я готова пойти на все, что угодно.
— Лена, боюсь, вот эти ваши жертвы могут оказаться напрасными, – произнес Павел. – Герман Сапранов – человек настолько коварный, что развитие событий можно предположить любое, и не факт, что он будет помогать вам найти мальчика.
— Люсь, но ты-то ей хоть скажи… - обратился Дмитрий к вошедшей в комнату Людмиле. – Она собралась в Троице-Лыково ехать, к Герману. Объясни ей всю пагубность такого шага.
Реакция Людмилы оказалась вовсе не такой, на какую рассчитывал Дмитрий.
— Ленусь, тебе к каким туда надо приехать? – просила она младшую сестру.
— Люд, я так думаю: чем раньше, тем лучше, – ответила Лена. – Ты ведь знаешь: твой дядя ждать не любит. Поэтому поторопиться – в моих интересах.
Людмила извлекла из своей дамской сумочки кошелек, достала из него несколько бумажных купюр и протянула Лене.
— Сейчас поймаешь такси, – сказала она. – Минут через сорок будешь на месте.
Недоумевающим взглядом Дмитрий смотрел на супругу. Все, что она говорила, все, что делала, казалось ему чем-то иррациональным, не укладывающимся в рамки нормальной повседневности.
— Люся, ты с ума сошла!?! – спросил он. – Ты куда отправляешь нашу сестру!?!
— Туда, где она сможет хоть что-то узнать об Алёшеньке. Дима, понимаю: тебе твоя обида до сих пор покоя не дает, но сейчас речь идет о жизни нашего сына, а ради этого, как ты сам понимаешь, все свои хотелки-нехотелки лучше отложить в сторону.
— То есть, для тебя то, что твой дядя чуть на корню не искалечил жизнь нашей сестре, уже вообще не имеет никого значения? Знаешь, Люд, до этого момента о твоем мировоззрении я был гораздо лучшего мнения.
Неожиданного для себя союзника Дмитрий нашел в лице Анны, которой так же оказались непонятны слова её любимицы.
— Люсь, я бы, на твоем месте, все-таки прислушалась к Димке, – сказала она. – Он у тебя, конечно, парень безбашенный, но на этот раз с ним нельзя не согласиться. Абсолютно нечего Леночке у твоего дяди делать. Он ей лишний раз только все нервы вытрепит, а ничего путного сказать не сможет.
Уже минут десять Лена стояла перед Германом, выслушивая самые нелестные определения в свой адрес.
— Повела ты себя, конечно, как настоящая падшая женщина, - выговаривал Герман своей бывшей невесте. – Лена, я только одного понять не могу: в моем-то доме чего тебе не хватало? Дом – полная чаша! Казалось бы, живи да радуйся! Нет! Тебе надо было сбежать из родного дома вместе с этим недомерком…
— Герман Федорович, вам ведь хорошо известно, откуда мне пришлось сбежать, – перебила Сапранова Лена.
— Кстати, ты не знаешь, куда запропастилась Полина? Вы ведь столько времени провели вместе. Наверняка, она тебе говорила, где сейчас обитает.
— Вы знаете, Герман Федорович, даже если бы я знала, где сейчас находится Полина Аркадьевна, вам бы я все равно ничего не сказала. Тех страданий, которые вы ей причинили, с неё вполне достаточно.
Ситуация явно выходила из-под контроля Германа Федоровича. Подобной дерзости со стороны сбежавшей невесты он никак не ожидал, и эти, преисполненные неповиновением, слова, по его мнению, нуждались в немедленном ответе.
— Девочка, если ты еще не поняла, жизнь твоего младшего братца находится в моих руках, – заявил Герман. – И от меня зависит, будет он у тебя жить или нет. Поэтому хоть как-то мне возражать, хоть в чем-то мне противоречить – это не в твоих интересах.
— Герман Федорович, отдайте Алёшеньку. – сквозь слезы пролепетала Лена.
— Отдам! Конечно, отдам! Только для этого тебе надо будет выполнить ряд моих условий.
Условия, выдвинутые Германом Федоровичем, отличались каким-то изощренным цинизмом и были на грани полного безумия.
— У тебя будет где-то месяц, чтобы оформить развод со своим молокососом и переехать жить ко мне, – заявил Сапранов Лене. – Да, Лен, и не вздумай жаловаться своей старшей сестренке. Все равно тебе это не поможет, а её ты подставишь очень серьезно.
Условия были обозначены предельно четко, и как-то их изменить не представлялось никакой возможности. Размеренная, наполненная счастьем жизнь Лены рушилась, словно карточный домик.
Не ответив ни слова, Лена опрометью выбежала из кабинета Германа, и тут же столкнулась с Варварой Захаровной. По заплаканному лицу девушки можно было догадаться, что между ней и Сапрановым отнюдь не происходил обмен любезностями, а был жесткий разговор, в результате которого несчастная девочка была доведена до слез.
— Леночка! Что случилось!?! – воскликнула Варвара Захаровна. – Тебя кто-то обидел?
Ничего не ответив, Лена опрометью выбежала из дома, что говорило о том, что разговор с Германом вряд ли был из легких.
Своего сына Варвара Захаровна застала в достаточно приподнятом расположении духа, с явно не наигранной улыбкой на лице, удобно расположившимся в кресле, закинув ногу на ногу. Сам Герман всем своим видом излучал самодовольство и уверенность в себе.
— Герман, почему Леночка выбежала от тебя вся в слезах? – спросила Варвара Захаровна. – Чем ты обидел её на этот раз?
— Да, ничем я её не обижал, мама. Просто она поняла, что с этого дня многое в своей жизни ей придется кардинально изменить.
То, что переживала Лена, покинув кабинет Германа, самому злому врагу не пожелаешь. На её устоявшейся, размеренной, полной счастья и любви, жизни ставился крест, и не в её силах было хоть что-то этому противопоставить. Из головы не выходил младший братишка, помощи которому, кроме как от неё, ждать было абсолютно не от куда.
Домой Лена вернулась уже затемно. Встретившая младшую сестру Людмила засыпала её вопросами:
— Ленусь, как все прошло? Что тебе дядя Герман сказал? Об Алёшеньке что-нибудь удалось узнать?
— Люся, я тебе потом все расскажу, – ответила Лена и пошла в свою спальню.
Видом появившейся жены Антон был обескуражен. Никогда девушке не было присуще каменное выражение лица и железные нотки в голосе.
— Антон, нам надо развестись! – чуть ли ни с порога заявила Лена.
Все попытки молодого человека получить хоть какие-то объяснения наталкивались на совершенно абсурдные фразы.
— Ты понимаешь, я встретила человека, которого действительно люблю, – говорила Лена. – Все, что между нами было, нельзя считать чем-то серьезным. Да, я к тебе очень хорошо относилась. Да, человека лучше, чем ты, найти нельзя. Только вот серьезных чувств к тебе я так и не научилась испытывать.
В правдивость слов, произнесенных Леной, Антон не мог поверить в принципе. В любви своей жены к нему он не сомневался ни на минуту, а её признание казалось чем-то из разряда нереалистичного.
— Лена, я тебе не верю, – произнес Антон. – Ты что, хочешь сказать: все, что было между нами – неправда?
— Да, именно это я хочу сказать. Я к тебе очень хорошо относилась. Антон, ты – лучший из людей. Только вот жила я в каком-то вакууме, сама не понимая, где мое счастье.
Состояние Антона в этот момент смело можно было сравнить с состоянием человека, абсолютно не понимающего, что происходит. Еще вчера Лена была самым нежным, самым любящим человеком на свете. Еще вчера она светилась любовью и нежностью. Теперь же перед Антоном стоял совершенно другой человек, словно сделанный из камня и стали.
— Леночка, ты можешь объяснить, что произошло? – умолял Антон. – Что я сделал не так?
— Антошка, да, к тебе вообще никаких претензий быть не может. Ты - лучший из людей, но просто прошло наше время. Понимаешь?
Лена говорила все это с очень плохо скрываемым сожалением, не заметить которое было, в принципе, нельзя. Однако для Антона в этот момент какое-либо чувство реальности, элементарная логика были напрочь утрачены. Из головы не выходила убивающая новость о том, что между ним и его любимой все кончено.
Рыдая, обливаясь слезами, Антон выскочил из спальни в коридор, где столкнулся с Дмитрием.
— Антоха, что случилось!?! – спросил ошеломленный Серковский. – На тебе лица нет!
— Мы с Леночкой расстаемся, – сквозь слезы ответил Антон. – Она хочет, чтобы мы с ней развелись.
— Мать! Пойди-ка сюда! – позвал Дмитрий Людмилу.
По сосредоточенному лицу мужа, по слезам на щеках у Антона Людмила поняла, что разговор предстоит не из простых.
— Люсь, представляешь, Лена с Антоном собрались разводиться, – оповестил супругу Дмитрий. – Мне только интересно: это – инициатива твоего дяди или ты тоже руку приложила?
— Постой, Дим, что значит – разводятся? – спросила Людмила. – Они ведь совсем недавно поженились. Что, уже надоели друг другу?
— Люсь, хватит ерничать! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Герману наша сестра уже давно покоя не дает.
Поверить в настолько безрассудное поведение младшей сестры Людмила не могла, в принципе. Придя в комнату Лены, она застала её за складыванием в чемодан своих вещей.
— Ты что, куда-то собираешься? – спросила Людмила.
— Люсь, я переезжаю в Троице-Лыково, к Герману, – было ответом Лены.
— Погоди, а как же Антон?
— Антошка, Люсь, самое лучшее, что могло быть в моей жизни. Но все хорошее ведь рано или поздно заканчивается. Наверно, наше с Антоном время тоже закончилось.
— Лена, вот сейчас ты явно поешь с чужого голоса, – сказал вошедший в комнату Дмитрий. – Признавайся: о чем тебе Герман таком говорил, что ты теперь все мосты сжечь готова?
— Дим, Герман Федорович сказал, что он может спасти Алёшеньку, но для этого нужно, чтобы я переехала жить к нему.
Больше Лена могла вообще ничего не говорить. Все подозрения Дмитрия нашли свои подтверждения, и, сделанные им, выводы были по-настоящему безжалостны.
— Что и требовалось доказать, – вздохнув, произнес Серковский. – Люсь, теперь-то ты понимаешь, что к похищению нашего сына твой дядя имеет самое непосредственное отношение? И делалось это для того, чтобы давить на Лену.
С каждой минутой Дмитрий распалялся все больше.
— Ты понимаешь: я теперь все сделаю для того, чтобы от твоего дяди камня на камне не осталось! – говорил он Людмиле. – Как минимум, небо в клетку ему гарантировано.
Не согласиться с подобными определениями супруга Людмила не могла. Все её существо кипело от возмущения и невозможности что-либо изменить.
— Дима, что же теперь делать? – спросила ЛЮДМИЛА МУЖА.
— Прежде всего, поговори с Леной, чтобы она не принимала поспешных решений. Скажи, что в сложившихся обстоятельствах бросать Антона – это, по меньшей мере, глупо. Я пока свяжусь с Пашкой Спиридоновым, расскажу ему по эти… вновь открывшиеся обстоятельства. Послушаем, что он скажет.
Был в особняке Сапрановых еще один человек, которому возвращение Лены было, что называется, ножом по сердцу. Эльза Фридриховна Гауптман смириться с понижением своего статуса в доме никак не могла, а поэтому, чтобы предотвратить подобный исход, решено было приложить все усилия.
В кабинет своего шефа Эльза Фридриховна по обыкновению входила без стука. Так было и в этот раз. Едва дверь захлопнулась за главной горничной, она тут же поймала на себе недовольный взгляд Германа Федоровича.
— Эльза, разве тебе никто не говорил, что неприлично куда-либо входить, не постучавшись? – спросил Герман. – Ты – приличная женщина, а ведешь себя…
— На себя бы лучше посмотрел, – отпарировала Гауптман. – Герман, ты мне лучше скажи: мы с Филиппом для тебя уже вообще ничего не значим?
— На основе чего ты сделала такие выводы?
— Да, так… слухами земля полнится. Говорят, ты опять собираешься эту деревенщину в дом привести. Слушай, а мы с Филиппом для тебя уже вообще ничего не значим?
— Эльза! Ну, причем здесь это!?! – воскликнул Герман. – Я же тебе сто раз говорил: от этой девочки зависит все дальнейшее благополучие нашей семьи, и просто так упустить её я не могу.
— Хорошо. Ты подумал о том, какими способами собираешься достигнуть своих целей? Судя по тому, в каких слезах от тебя выбежала твоя бывшая невеста, за ценой ты стоять не будешь. Что же ждет бедняжку на этот раз?
На поставленные Эльзой Фридриховной вопросы Герман Федорович не мог дать каких-либо определенных ответов. Неправдой было бы все, чтобы сейчас не сказал Сапранов Гауптман. Признаться в том, что для достижения своей цели он пошел на похищение ребенка, Герман не мог. Слишком вопиющим было злодеяние, чтобы Эльза Фридриховна на него никак не отреагировала.
— Да, мне, собственно, и делать ничего не пришлось, – сказал Герман. – Наелась вольной жизни досыта! Поняла, почем фунт лиха, и сразу же обратно, в теплый угол захотелось.
То, что её шеф не говорит ни слова правды, Эльза Фридриховна поняла сразу. Германа она знала, как облупленного, и очень хорошо понимала, на что этот человек способен ради достижения своих целей.
— Вот на сто процентов уверена: без твоих левых закидонов здесь не обошлось, – сказала Гауптман. – Ты ведь такие вопросы по-человечески решать, в принципе, не можешь.
Дальнейший разговор был абсолютно бесполезен, и поэтому Эльза Фридриховна предпочла удалиться из кабинета.
Обо всем, что происходило в Москве, в «Цитадели» становилось известно автоматически. Эльза Фридриховна с Филиппом в качестве информаторов работали безупречно, и в Москве не могло ничего произойти, что было бы утаено от подельников Германа на Кубани.
— Да, Регина! Похоже, твой бывший зять окончательно удила закусил, – вздыхал «Гроссмейстер». – Если дело так и дальше пойдет, Брянские под себя все на свете подомнут.
— Алик, а на что ты рассчитывал? Ты что, Германа не знаешь? Он ведь никогда ничего не для себя не делает. Если речь пошла о Брянских братках, значит, что-то действительно серьезное затевается.
Проблемы личной жизни Германа Сапранова в приоритеты «Цитадели» никаким образом не входили, а поэтому участие Брянских группировок в похищении Алёши было еще одним поводом для возмущения Регины Робертовны и Альберта Михайловича.
— Эти бандюганы из Брянска только на это и способны, – сказал «Гроссмейстер». – Регина, представляешь, что будет, если они в Москве голову поднимут?
— Алик, этого москвича надо срочно обратно, в столицу отправлять, – ответила Регина Робертовна. – Здесь он свой потенциал окончательно выработал, а в Москве от него толку гораздо больше будет.
— Регина, а ты подумала, что ждет этого парня, когда он вернется? Отправить его сейчас обратно – это подписать ему смертный приговор. «Черный принц» же никогда не простит ему, что он к нам переметнулся.
— Хорошо, а что ты предлагаешь? Мне уже, чтоб ты знал, все в организации этим москвичом глаза колют. Некоторые считают, что его вообще убрать надо.
— Ну, а кто будет держать связь с Москвой?
— У нас же «Артемон» есть. По-моему, с возложенными на него задачами он отлично справляется.
Игорь Макарович Артамонов в кабинете Германа Сапранова, действительно, был частым гостем, и, как следствие, находился в курсе всех происходящих событий. Самому Игорю Макаровичу проблемы в личной жизни Германа явно претили, чего он не считал нужным скрывать.
— До добра тебя вот эти твои разборки не доведут, – предупреждал Артамонов Германа Федоровича. – В «Цитадели», между прочим, из-за этих твоих разборок итак все на ушах стоят.
— Послушай, в последнюю очередь меня интересует, кто и из-за чего стоит на ушах в организации. Игорек, сейчас, чтоб они там знали, на кону стоит вообще все наше будущее.
— Не вижу взаимосвязи. Какое отношение твоя личная жизнь может иметь к организации?
— Прямое, Игорек. Прямое! – сказав эти слова, Герман осушил бокал коньяка. – В «Цитадели» же хотят, чтоб проект «Центр» был удачно завершен? Ну, а для этого Ленка просто необходима.
Все основания были у Игоря Макаровича, чтобы не верить ни единому слову Германа. Судьба сталкивала этих людей очень часто, и всякий раз Сапранов демонстрировал свою эгоистичную корыстную натуру, показывая, что всегда во главе угла будет только он, а считаться с остальными ему нет никакой необходимости.
— Герман, вот эти красивые песни о «Цитадели» ты можешь петь кому угодно, но только не мне, – одернул Сапранова Игорь Макарович. – По-твоему, в организации тебя никто не раскусил? Да, там уже все знают, что ты никогда и ничего не для себя не делаешь. Я уж не знаю, для чего тебе понадобилась эта девочка, но в том, что за всем этим стоят твои сугубо корыстные интересы, можно не сомневаться.
Думал ли Артамонов, что этими своими словами он подписывает себе смертный приговор, сказать трудно. С Германом они были знакомы давно, и все черты, все особенности характера этого человека Игорь Макарович знал досконально. Любые возражения, любые противоречия не могли были быть приемлемы Сапрановым, в принципе, а самый жесткий ответ на них следовал незамедлительно.
— Что-то заходился наш Игорек по земле-то, – сказал Герман Виктору Васильевичу. – Витя, можешь помочь ему решить эту проблему?
— Брат, я-то помогу, но ты подумал, как к такому развитию событий в «Цитадели» отнесутся? Артамонов у них на хорошем счету. Если с ним что-нибудь случится, даже страшно представить, какой вой поднимется.
— Витек, а ты об этом не думай. До тебя у них никому не докопаться, а я найду способ, как из этой передряги выпутаться.
Выходить сухим из воды для Германа Федоровича было делом привычным, но на этот раз речь шла о фигуре слишком заметной, чтобы её устранение осталось без последствий.
После похищения Алёши Павел Спиридонов дневал и ночевал в доме Дмитрия и Людмилы. Случай, с которым он столкнулся, был в высшей степени нетривиальным. С похищением несовершеннолетнего Павлу приходилось сталкиваться нередко, но, наверно, впервые имя похитителя было известно, а требования, которые он выдвигал, настолько абсурдны.
— Своими руками, конечно, Сапранов ничего этого не делал, – сказал Павел Серковскому. – Вот только интересно, кто за этим стоит?
— У тебя нет никаких предположений?
— Да, понимаешь, Дим, в криминальном мире Герман Сапранов – фигура знаковая. Если вместе сложить все дела, по которым он, так или иначе, мог быть привлечен, знаешь, сколько томов получится? В общем, на то, чтобы украсть мальчика, в бандитских кругах он мог подписать кого угодно.
Не утешительными были выводы Павла и для Дмитрия, и для Людмилы, и для Лены с Антоном. В любом случае надо было перед Германом идти на попятную, потому что реальной возможности как-то противостоять ему не было.
Первой сникла Людмила. По её выражению лица, по её глазам, когда она вошла в кабинет супруга, Дмитрий понял, что разговор предстоит серьезный, и любые возражения будут отвергнуты мгновенно.
— Дим, как ты думаешь: сколько времени может занять продажа наших активов? – спросила Людмила.
— Наших активов? – удивленно спросил Серковский. – Люсь, ты что, хочешь продать какие-то предприятия?
— Не какие-то, а все, Дима. Причем, сделать я это хочу, как можно, скорее.
— Вот как. Позволь только спросить: в связи с чем ты решила пойти на это?
— Дим, ты прекрасно понимаешь: единственная возможность вернуть Алёшеньку – это заплатить требуемые похитителями деньги. У нас с тобой такой суммы в наличии нет. Значит, нужно продать какие-то наши предприятия.
— Люсь, да, сколько бы ты не продавала, вырученных денег все равно не хватит. Ты же помнишь, какую сумму требуют бандиты. Даже если мы продадим все, что у нас есть, этого будет мало.
— Хорошо. Что ты тогда предлагаешь?
Дмитрий тяжело вздохнул. Предстояло убедить Людмилу в том, что похитителям Алёши нужны отнюдь не деньги, а это было задачей не из простых.
— Люд, неужели тебе до сих пор непонятно, кто устроил весь этот ужас? - спросил Серковский супругу. – Да, твой дядя спит и видит, как тебя без ничего оставить и как нашу сестру заполучить.
Выводы для Людмилы были неутешительными. Не такими близкие родственники представали в её мечтах.
Уже четвертый день подряд Варвара Захаровна не вставала с постели. Известие о том, что учинил её единственный сын, повергло пожилую женщину в состояние шока, оправиться после которого она уже вряд ли могла.
— Аня, ты с ума сошла – такие вещи с бухты - Барахты вываливать!?! – ругал супругу Вадим Викторович. – Варвара Захаровна – человек очень пожилой. Её такими новостями запросто угробить можно.
— Вадик, да, я сама не понимаю, как все это у меня вырвалось, – причитала Анна. – Понимаешь, меня же всю наизнанку выворачивает, когда я думаю, что Герман на этот раз устроил. Вот ничего святого для этого человека нет.
— Ань, давай, что касается Германа, доверимся компетентным органам, – предложил Гусев. – Тем более, у Димки там друг работает. Он-то в таких вещах точно больше, чем мы с тобой, понимает.
Сказать, что последние новости о Германе стали для Варвары Захаровны настоящим шоком, значило, ничего не сказать. Получалось, за прожитые годы она так и не смогла узнать родного сына.
— Что я делала не так? – сквозь слезы говорила Варвара Захаровна. – Ведь все у него было. Любая просьба по первому требованию выполнялась.
— Вот это и плохо, что по первому требованию выполнялась, – вздыхала Анна.
Все стенания Варвары Захаровны в этот момент были абсолютно бессмысленны. Когда был упущен Герман, для неё оставалось загадкой, найти разгадку на которую вряд ли было возможно.
— Аня, Германа надо остановить, – сказала Варвара Захаровна после того, как немного поправилась.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду бумаги, которые передал тебе Иван. Наверное, настало время – извлечь на свет Божий.
— Варвара Захаровна, вы можете себе представить, какие это может иметь последствия для вашего сына? – спросила Анна.
— Анют, а у нас что, есть другой выбор? Если мой сын до таких вещей дошел, значит, точно ничего святого у него нет.
Документы, попавшие в руки Анны, действительно были из разряда сенсационных. Просмотревшие их Дмитрий с Павлом диву давались открывшимся масштабам.
— Паш, я не понимаю: обо всем этом что, никто ничего не знал!?! – недоумевал Серковский. – Здесь же материал ни на одну сотню томов уголовного дела.
— Дим, не мне тебе говорить: такие, как Сапранов, умеют выходить из любых щекотливых ситуаций. У них же везде все схвачено! Везде, на всех нужных местах свои люди сидят. В общем, на кривой козе к ним не подъехать.
Сам Павел в правоте своих слов убедился в очень скором времени.
Такой головомойки, какая была в тот день, в жизни Спиридонова ни разу еще не было. Рвал и метал начальник отдела Соколов, как только, вызванный на ковер, Павел предстал пред его ясные очи.
— Ты что это удумал!?! – негодовал Валентин Клавдиевич. – Тебе кто позволил самодеятельностью заниматься!?! Из-за тебя с меня в министерстве битый час стружку снимали. Говорят, ты совсем берега попутал – лезешь туда, куда тебя лезть абсолютно никто не просил.
— Товарищ генерал-майор, да, вы не представляете, какая рыба к нам сама на крючок идет, – отвечал Павел. – Этот Сапранов замешен в похищении ребенка. Если его удастся на этом подловить, мы сможем закрыть этого олигарха лет на десять, не меньше.
— У тебя что, есть какие-то доказательства?
— Да, мой друг – главный потерпевший. Это у него сына украли.
— Что же тогда твой друг сам в полицию не обратится? Похищение несовершеннолетнего – это же очень серьезное преступление.
Подробности этого разговора в очень скором времени стали известны Герману Федоровичу, так как Соколов уже давно был вхож в его кабинет, что позволяло господину Сапранову быть в курсе всех происходящих событий.
— Не слабый компромат на тебя собран, – говорил Валентин Клавдиевич Сапранову. – Герман, ты понимаешь, если все это где-нибудь всплывет, я тебе уже ничем помочь не смогу.
— Валя, вот ты и постарайся, чтобы ничего нигде не всплыло. Для чего я тебе такие бабки отстегиваю? Чтобы ты обеспечивал мою безопасность на своем, ментовском фронте.
С возложенными на него задачами Валентин Клавдиевич справлялся вполне удовлетворительно, и поэтому для того, чтобы похоронить вновь открывшиеся обстоятельства втуне, им были приложены все усилия.
— В архив все твои бумаги отправлены, – оповестил Дмитрия Павел. – Мне было сказано: если я еще раз в это дело сунусь, надолго в органах не задержусь.
— Паш, ты же понимаешь: на этом я не остановлюсь, – отвечал Серковский. – Чтобы вернуть сына, я пойду на все, что угодно.
— Дим, ты сам-то понимаешь, с какими людьми тебе приходится дело иметь? Твой Сапранов – это тебе не какой-нибудь рядовой уголовник. Это, представь себе, высокопоставленный безпридельщик. За ним, я так понимаю, ни одна сотня других безпридельщиков стоит. Представляешь, с кем тебе придется столкнуться?
О чем идет речь, Дмитрий представлял себе достаточно хорошо, и к предстоящей борьбе был готов во все оружии.
О грозящей ему опасности Герман также был осведомлен достаточно неплохо, и все меры предосторожности им принимались загодя. Приезды к нему Ромодановского и «Атамана» стали ежевечерними, и во время этих визитов обсуждался весь дальнейший ход развития событий.
— Сейчас для тебя главная задача – найти документы, – говорил Герману Владимир Борисович. – Сам понимаешь, если они хоть где-нибудь всплывут, мало никому не покажется.
— Об этом мог бы и не напоминать, – задумчиво произнес Герман. – Прежде всего, надо разобраться с этой подружкой Полины. Лично мне она со своим муженьком всю плешь проели. Лезут ведь туда, куда их абсолютно никто не просит. Придется дать отмашку Виктору, чтобы он решил эту проблему.
— Совершенно не о том думаешь, Герман, – помотал головой Ромодановский. – Сейчас твоя главная задача – найти документы, а потом уже будешь разборки со своими врагами устраивать.
У опасений Ромодановского были все основания. Давнишний партнер Сапранова, он был замешен во всех его делах по самое горло. Не было таких махинаций, темных схем, в которых Владимир Борисович не принимал бы участия. Проект «Центр» не был здесь исключением, и во все его детали Ромодановский был посвящен досконально.
— Володя, эти бумаги я найду, чего бы мне это не стоило, – попытался успокоить Ромодановского Герман. – Я просто не хочу, чтобы моим врагам хоть что-нибудь сходило с рук.
Появившийся в этот момент в кабинете Роман лишь усилил нервозность. Вид у молодого человека был в высшей степени озабоченный, явно говорящий о том, что случилось что-то, из ряда вон выходящее.
— Пока вы тут сидите, у Серковского дома почти вся «Петровка» прописалась, – сказал отцу с Германом Рома. – Охота на вас, конечно, нехилая началась.
Владимир Борисович подошел к сыну, похлопал его по плечу и произнес:
— Не беспокойся, сынок. Пока нам волноваться не о чем. Герман, я так думаю, примет все необходимые меры предосторожности.
— Кстати, а откуда у тебя такие сведенья? – спросил Сапранов Рому. – Ты что, моей племяшке с её муженьком свечку держал?
— Ну, никому никакой свечки я, положим, не держал, но возможности, чтобы быть в курсе всех событий, у меня очень немаленькие.
Возможности, о которых говорил Роман, заключались в его невероятных способностях находить в нужное время нужных людей. Никита Спасских относился именно к таким людям, и отпрыском Владимира Борисовича нетривиальные способности этого человека были использованы по максимуму.
— Никитос, ты бы мог сделать так, чтоб я был в курсе всех событий, происходящих в отдельно взятой квартире? – спросил Рома.
— Это еще тебе зачем? Ты что, за кем-то следить собрался?
Объяснения Романа были весьма неумелыми, но Никиту вполне удовлетворяли, а поэтому он с присущим ему рвением принялся выполнять просьбу приятеля.
О том, что их домашний телефон находится в умелых хакерских руках, ни Людмила, ни Дмитрий даже не подозревали. Их квартира вообще превратилась в штаб по спасению Алёши, и в ней все было подчинено этой единственной цели.
В те дни у Людмилы и Дмитрия дневали и ночевали многие сотрудники МУРа, хоть каким-то образом знакомые с Павлом Спиридоновым. Желающих поквитаться с Германом в столице нашлось немало, и все они, к великой радости Серковского, были полны решимости в осуществлении своих намерений.
— Я думаю, тебе беспокоиться не о чем! – оповещал Павел Серковского. – Димка, ты не представляешь, скольким людям твой Сапранов дорогу перешел. Вон, все мои ребята рвутся в бой! Не терпится им увидеть, как на запястьях Германа браслеты защелкиваются.
— Паш, ты мне сначала Алёшу найди, а уже потом будешь защелкивать свои браслеты, на ком захочешь.
Подошедшая к супругу Людмила взяла его за руку, отвела в сторону и тихо спросила:
— Димуль, тебе не кажется, что Павел топчется на одном месте? Уже неделя прошла, как Алёшеньки с нами нет, а мы по-прежнему о нем ничего не знаем.
— Любимая, но такие вопросы за один день точно не решаются. Пашка итак, вон, выкладывается по полной программе.
О том, что происходило в квартире Людмилы и Дмитрия, очень быстро становилось известно Герману. Никита Спасских вполне оправдывал свое звание продвинутого хакера, и придуманное им устройство для прослушки телефонных разговоров работало безупречно.
— Обложили тебя, Герман, – говорил Сапранову Владимир Борисович. – Со всех сторон обложили. Как теперь будешь выпутываться из этой ситуации?
— На счет этого можешь не беспокоиться, Володя. Все меры предосторожности мною приняты, и теперь нам абсолютно ничего не грозит.
— Погоди. О каких мерах предосторожности ты говоришь?
То, что задумал Герман, даже у такого искушенного человека, как Владимир Борисович Ромодановский, не могло уложиться в голове.
— Ты сам-то понимаешь, насколько все это чудовищно? – спросил Ромодановский партнера. – Герман, вот этот твой план уже загодя обречен на провал. Если что-то случится с мальчиком, ты первый окажешься в числе подозреваемых.
— Володя, не сгущай краски! Все будет сделано так, что ни один комар носа не подточит.
Хорошо зная своего партнера, Владимир Борисович отчетливо понимал, на что способен Герман.
— Да, делай, что хочешь! – махнул рукой Ромодановский. – Только моего парня в свои игры не впутывай.
— Слушай, никто твоего олуха не трогает. Он сам вызвался участвовать во всем этом деле.
Намечавшийся спор мог продолжаться сколь угодно долго, если бы не появление в кабинете самого Романа.
— Герман Федорович, нам угрожает довольно серьезная опасность, – не обратив внимания на отца, выпалил Рома.
— Что за опасность-то? – спросил Владимир Борисович.
— Похоже, дома у вашей племянницы с утра до вечера вся ментура тусуется. Судя по всему, перелопатили они все, что только можно перелопатить.
— Теперь ты понимаешь, насколько серьезно положение, в котором все мы оказались? – спросил Германа Ромодановский. – Под тебя очень серьезно начали копать, и, если у них все сложится, у тебя есть все шансы закончить свои дни на нарах.
— Володя, а ты не боишься последовать вслед за мной!?! – раздраженно спросил Сапранов. – У меня ведь тоже имеются определенные материалы, в которых фигурируешь ты, и эти материалы могут стать настоящей находкой для наших правоохранительных органов. Компромата там на тебя – выше крыши! Короче, Вова, если все это добро на тебя вывалить, всю жизнь ведь со мной за компанию баланду хлебать будешь. Ты этого не боишься!?!
— Не боюсь, Герман. Я тебе даже больше скажу: необходимые меры предосторожности мною приняты. Поэтому, в случае наступления крутых времен, все шишки посыплются исключительно на тебя.
Какой опасности в этот момент он подвергает и свою жизнь, и жизнь своего сына, Владимир Борисович не понимал. И он, и Роман Герману Федоровичу изрядно надоели, а последние слова Ромодановского только подливали масла в огонь.
Стоило только за Владимиром Борисовичем и его сыном закрыться двери, как Герман бросился к телефону и принялся судорожно набирать номер телефона начальника своей охраны.
— Витя, нужно, чтобы ты срочно ко мне зашел, - отрапортовал Герман Федорович.
Долго ждать Шабанова Герману никогда не приходилось. Вот и на этот раз он предстал пред ясные очи своего шефа спустя минут десять после звонка от него.
— Виктор, у нас появилась проблема, которую можешь решить только ты, – сказал Сапранов.
— У этой проблемы, я так понимаю, есть имя и фамилия?
— Даже два имени и одна на двоих фамилия. Да, тебе хорошо известно, о ком идет речь. Это – Владимир Ромодановский со своим никчемным сыночком Романом.
— Банкир!?! Герман, ты с ума сошел? Если хоть один волос упадет с его головы, знаешь, какой вой тут же поднимется?
— Знаю, Витя! Конечно, знаю. Но только сейчас живой Ромодановский представляет для нас гораздо большую опасность, чем мертвый.
Cлова брата были приняты Виктором Васильевичем, как руководство к действию, нуждавшееся в немедленном исполнении.
Встреча с Владимиром Борисовичем, конечно, добавляла господину Сапранову головной боли. Не было такой амбиции Германа Федоровича, от которой не оставалось бы камня на камне в случае вмешательства Ромодановского. Теперь Владимир Борисович представлял реальную опасность, от которой надо было избавиться.
Не меньшую опасность для Германа представлял плененный им Алёша. Даже трудно было представить, что ждало бы Сапранова в случае освобождения мальчика. Дальнейшие свои перспективы в этом случае Герман Федорович представлял себе хорошо, и необходимые меры предосторожности считал нужным принять заранее.
— Родя, можешь где-то через минут двадцать быть у меня? – обратился он по телефону к «Атаману».
Родион Венедиктович не считал возможным перечить Сапранову, и в назначенный час был у него.
— Родя, дело начинает принимать для нас достаточно опасный оборот, – сказал Герман. – В ближайшее время нужно будет принять определенные меры предосторожности.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду мальчишку, который находится у твоих людей. Надеюсь, тебе не надо объяснять, насколько он – опасный свидетель.
— Ты хочешь, чтобы я избавился от пацана?
— В точку! Причем, чем скорее ты это сделаешь, тем спокойнее будет нам всем.
При этих словах «Атаман» заметно поежился. Распоряжение Германа на этот раз было для него из ряда вон выходящим, но каким-то образом возразить, хоть как-то выразить свое несогласие он не мог.
— Слушай, а ты подумал, как ко всему этому в «Цитадели» отнесутся? – спросил Атаманов. – Не думаю, что там будут в восторге от этих твоих «мероприятий».
— Родя, вот в последнюю очередь меня интересует, что будут думать в организации. Тебя это должно мало волновать! На кону стоит все наше будущее, и ради него мы должны действовать, ни на кого и ни на что не оглядываясь.
Послушно сделав под козырек, «Атаман» помчался выполнять распоряжение Германа.
Но ли говорить, в какой комок нервов превратилась Лена после похищения братишки? Переживаниям за Алёшу не было конца, и каждое из них сопровождалось обильным пролитием слез.
— Сначала папа с мамой… теперь Алёшенька пропал, – причитала Лена. – Почему так!! Почему я теряю всех, кого люблю!?!
— Леночка, а как же я? – растерянно спросил Антон. – Ты меня что, родным человеком уже не считаешь?
— Антошенька, мальчик мой хороший, да, ты всегда будешь для меня самым родным, самым дорогим человеком на свете. Просто, ты пойми, Алёша – единственный, кто у меня остался после того, как я похоронила маму и папу. Если и с ним что-нибудь случится, я точно умру.
Подобной выволочки от своего начальника Соколова Павел Спиридонов не получал никогда. Валентин Клавдиевич рвал и метал, выказывая свое неудовольствие действиями Павла.
— Кто тебе позволял срывать с места столько людей!?! – кричал Соколов. – Паш, ты, я так понимаю, крышей совсем поехал? Знаешь, что сейчас начальство со мной делало?
На самом деле, произнося эту тираду, Валентин Клавдиевич несколько лукавил. Под начальством, о котором говорил Соколов, подразумевался сам Герман Сапранов, бывший в курсе всех событий на Петровке, происходивших вокруг его имени.
Именно после последнего свидания с начальником уголовного розыска Герман Федорович и пришел к выводу, что от чужого больного ребенка ему необходимо избавиться, пока не наступили серьезные, необратимые последствия.
— Тебе прочно на хвост сели, – предупреждал Сапранова Валентин Клавдиевич. – Герман, если мои архаровцы что-то серьезное нароют, отмазывать тебя я уже не смогу. Сам понимаешь, какая свистопляска в этом случае начнется.
— Валек, но ведь ты на свое место затем и поставлен, чтобы отмазывать меня от всякого рода неприятностей, – ответил Герман. – Вспомни, кем ты раньше был. Ведь о кабинете, в котором сейчас восседаешь, мог только мечтать. Это я не говорю о твоих генерал-майорских погонах, которые ты получил, только благодаря мне.
Наверно, не было ни одного слова, в котором Герман Федорович не был бы прав. Всем – и своими генеральскими погонами, и весьма престижной занимаемой должностью – Валентин Клавдиевич Соколов был обязан господину Сапранову. Полученные блага надо было как-то отрабатывать, что Валентин Клавдиевич делал весьма успешно, чем доставлял немалое удовольствие Герману Федоровичу.
Однако за последнее время, в данный момент, ситуация заметно изменилась. В силу утраты Германом былого влияния, наседать на него стали все, кому не лень. От сыпавшихся на него ударов Герман поначалу умело увертывался, но в определенный момент им были совершенны ошибки, которые не могли остаться без последствий.
— Ты еще не понял, Герман, что сейчас хозяин положения отнюдь не ты? – спрашивал Сапранова Валентин Клавдиевич. – Зачем тебе понадобилось похищать сына Серковского? Сейчас, чтоб ты знал, он в фаворе, а не ты. У него, между прочим, весь мой отдел с утра до ночи сидит.
— Валек, ну, а ты у нас зачем!?! – закричал Герман. – Ты что, не можешь обуздать своих архаровцев?
— Извини, не могу. Еще раз повторяю: не ты сейчас в фаворе. Вон, почитай, что о тебе сейчас в газетах пишут. Склоняют же твое имя все, кому не лень.
Полученная информация еще раз убедила Германа в правильности принятого им решения. Медлить, по мнению Германа, больше было нельзя, и, как только Соколов вышел из его кабинета, он схватился за трубку телефона.
— Родя, ты спрашивал меня: что тебе делать с мальчишкой? – спросил Герман, услышав на другом конце провода нужный голос.
Получив утвердительный ответ, Сапранов продолжил:
— Значит так, хорошенько запомни: никто не должен найти его живым. Как ты будешь этого добиваться, твои трудности, но твердо уясни одно: живой мальчишка – это для всех нас смертный приговор.
Инструкции «Атаманом» от Германа были получены, и он должен был немедленно приступить к их реализации. Жизнь ребенка Германа Федоровича не интересовала вообще, а трагический исход развития событий был для него наиболее благоприятным.
Ворвавшийся в кабинет Роман принес совершенно неожиданные для своего шефа новости.
— Герман Федорович, нам готовы заплатить, – выпалил Рома. – Только что мне звонил Серковский, спрашивал, где и как он может передать деньги для выкупа.
— Деньги для выкупа? – удивился Сапранов. – Интересно, а где они нашли свободные сто миллионов баксов?
На самом деле, Дмитрий Серковский оказался не так прост, как о нем можно было подумать. Дальнейший ход развития событий был им просчитан заранее, и припасенный козырь оказался полной неожиданностью для всех.
Дни и ночи напролет Людмила была озабочена поисками денег, необходимых для выкупа мальчика. Поскольку речь шла о сумме поистине астрономической, вставал вопрос о продаже значительной части совместного с Дмитрием бизнеса.
Войдя в кабинет Дмитрия, Людмила обнаружила супруга, закрывающим дверцу сейфа. В руках у него был портативный чемоданчик серебристого цвета, который Серковский, видимо, хотел куда-то унести.
— Димуль, что это? – спросила немного растерявшаяся Людмила.
— Это? - переспросил Серковский. – Это – то, что поможет вернуть нашего сына.
— Вернуть Алёшеньку? Каким образом?
— Видишь ли, вот там, - Дмитрий постучал по крышке чемоданчика, - находится то, что требует твой дядя.
— Там деньги?
— Ну, не совсем. Там лежит то, благодаря чему эти деньги могут появиться. Причем, в огромном количестве.
— Ты говоришь загадками. Можешь толком объяснить, о чем идет речь?
После этого вопроса жены Дмитрий раскрыл чемоданчик, и перед глазами Людмилы предстала целая россыпь драгоценных камней. На бордовом бархате, переливаясь всеми цветами радуги, лежали бриллианты ослепительной, вряд ли земной красоты. Цвет каждого камня с первого взгляда невозможно было определить. Издалека их свет казался тусклым, даже невзрачным, но при приближении словно вспыхивал, начиная играть оттенками.
— Почему ты мне раньше об этом ничего не говорил? – спросила Людмила.
— Люсь, видимо, время еще не пришло. Эти камни мне от отца достались, и использовать я их могу только в самом крайнем случае.
— Не думала, что у тебя есть от меня тайны.
— Да, какие тайны, Люсь? Просто я просчитываю все возможные варианты спасения нашего сына, а это - Дмитрий бросил взгляд на чемоданчик – один из таких вариантов.
Подробности в этот момент вообще мало интересовали Людмилу. Для неё главным было найти ребенка, а каким образом это будет достигнуто, имело маленькое значение.
Известием о том, что к нему пожаловал Дмитрий Серковский, Владимир Борисович Ромодановский был удивлен, даже обескуражен. Увидеть у себя заклятого врага Германа Сапранова он никак не рассчитывал, и тем удивительнее для него была новость о совершенно неожиданном визите.
Бросившись навстречу Дмитрию, когда тот вошел в его кабинет, Владимир Борисович воскликнул:
— Дмитрий Сергеевич, ну, честно говоря, никак не ожидал вас у себя увидеть. Чем я могу быть обязан?
— Буду краток, – с места в карьер начал Серковский. – Владимир Борисович, у меня есть нечто, что может вас очень серьезно заинтересовать.
— О чем идет речь? – нетерпеливо спросил Ромодановский.
— У меня есть то, что позволит вам держать Германа Сапранова в узде. Правда, не стану скрывать, цена у всего этого весьма высокая.
Услышав, что прямо здесь и сейчас он может получить рычаги воздействия на своего партнера, Владимир Борисович даже не посчитал нужным торговаться.
— Сколько вы хотите за эти ваши услуги? – спросил Ромодановский.
— Сто миллионов... долларов, естественно, – ответил Дмитрий.
В кабинете повисла молчаливая пауза, во время которой Владимир Борисович, видимо, тщательно обдумывал то, что собирался ответить.
— Вы знаете, Дмитрий Сергеевич, запрашиваемая вами сумма очень серьезна, – продолжил Ромодановский. – Я бы мог убедиться, скажем так, в серьезности ваших намерений?
По всему было видно, что Серковский вполне серьезен. По всему было видно: не заинтересовать его предложение Владимира Борисовича не могло, и он находился в предвкушении выгодной сделки.
Ни слова не говоря, Дмитрий положил на стол перед Ромодановским серебристый чемоданчик и открыл его. Увиденное повергло банкира в шок. На красном бархате перед ним лежали бриллианты, о которых он так много слышал, и стоимость которых по всем меркам была запредельной.
— Это бриллианты Кувейтского шейха? – нерешительно спросил Ромодановский. – Откуда они у вас?
— Владимир Борисович, разрешите мне ответ на этот вопрос оставить при себе. Сейчас вы мне скажите: вы заинтересованы, чтобы эти бриллианты перешли к вам?
— Конечно, заинтересован. Скажу даже больше: нет такой цены, которую я не был бы готов за них заплатить.
— Отлично. Тогда, верю, нам с вами ничего не будет стоить договориться о цене.
— Цена, конечно, не из низких, но, верю, товар того стоит, – заключил Владимир Борисович. – Давайте обсудим условия сделки.
К удивлению Дмитрия, вопроса о торге не стояло вообще. Запрашиваемую сумму Владимир Борисович выложил без сожаления, даже не попросив хоть на копейку сбавить цену.
— Вижу, эти бриллианты имеют для вас большое значение, – сказал Серковский.
— Вы даже не представляете, насколько большое, Дмитрий Сергеевич. Смею предположить: причины, чтобы расстаться с этими сокровищами, у вас очень серьезные.
Дмитрий на этот раз был немногословен. Получив деньги, он быстро покинул Ромодановского, не подозревая, насколько двойное дно у этого человека.
Едва за Серковским закрылась дверь, Владимир Борисович схватил телефонную трубку и набрал нужный ему номер.
— Рома, зайди ко мне, – промолвил он, услышав голос сына.
Как только Роман появился перед глазами отца, Владимир Борисович сказал ему:
— Можешь передать Герману: «Рыба проглотила наживку». Камни – у меня, а деньги он получит не позднее, чем сегодня, к ночи.
Поручение отца Романом было исполнено в точности, слово в слово.
Находившийся в это время в кабинете у Германа Федоровича «Атаман» сразу вызвал у Ромы некий страх, а заодно и отторжение. Бравада, напыщенное бахвальство переполняло этого человека, что Роману бесконечно претило.
— Ну что, Герман, можем сворачиваться? – спросил Атаманов.
— Подожди бежать впереди паровоза. Кое-что еще надо доделать.
— Ты о чем?
— Я о мальчишке. Понимаешь, «Атаман», нельзя, чтобы он живым вернулся домой.
Роману становилось не по себе, когда он выслушивал эти высказывания Германа Федоровича. Теперь для него с совершенной очевидностью становилось понятно: для достижения своих целей его потенциальный тесть пойдет на все, и не остановится ни перед чем.
Уже давно Владимир Борисович не видел своего сына в настолько подавленном состоянии. Войдя в комнату отца, Рома плюхнулся в кресло, стоявшее возле двери, и тяжело вздохнул.
— Папа, Герман – чудовище, – промолвил он.
— Ты что, только узнал об этом? – спросил Ромодановский. – Рома, уже давно всем известно: представления Сапранова о морали очень относительные.
— Тогда почему ты ведешь с ним дела?
— Слушай, ну, а куда мне деваться? – Владимир Борисович развел руками. – Все наши основные капиталы, как ни крути, находятся в его руках. Стоит только чего-нибудь у него произойти, мы тоже окажемся под ударом.
— Тогда надо было принять какие-нибудь меры предосторожности.
— Сын, а я чем занимаюсь? Уверяю тебя: скоро и Герман, и вся его камарилья вот где у нас с тобой будут!
Владимир Борисович характерно сжал ладонь в кулак.
Этому разговору с сыном предшествовал телефонный звонок Герману, во время которого банкир подробно рассказал о своей встрече с Серковским.
— Теперь можешь не волноваться, – говорил Ромодановский Герману. – С этого дня твой Серковский полностью в наших руках.
— Как все прошло-то?
— Да, отлично прошло! Я все сделал так, как ты говорил. Знаешь, вернуть такие деньги сразу невозможно. Поэтому твоя племяшка со своим муженьком будут вынуждены выставить «Континент» на торги.
На самом деле, о своем разговоре с Дмитрием Владимир Борисович очень много недоговаривал. Касалось это, прежде всего, условий, на которых Серковский получил деньги.
Речи о кредите, выданному Дмитрию на совершенно кабальных условиях, вообще не шло. Владимиром Борисовичем была заключена сделка, выгодная, прежде всего, для него самого, в результате которой у него с Германом должны были поменяться полюса.
Положение, при котором он всегда был цепным псом Германа, самому Владимиру Борисовичу изрядно надоело. Хотелось большей независимости и самостоятельности в принятии решений. Именно для этого Ромодановский заключил сделку с заклятым врагом своего партнера.
— Теперь ход за тобой, – сказал Владимир Борисович Герману. – Надеюсь, тебе не надо говорить, насколько будет опасно оставлять заложника в живых?
— Вот как раз сейчас об этом и пойдет разговор. Ко мне приедут вполне компетентные люди, которым можно поручить решение этой проблемы.
Людьми, о которых говорил Герман Федорович, были Родион Венедиктович Атаманов и его правая рука – Николай Николаевич Французов, в определенных кругах носивший кличку «Француз». Задача, поставленная перед ними Германом, была, в принципе, выполнена. Оставалось лишь очень эффектно сыграть завершающий аккорд.
— Нет, Герман! На такое мы не подписывались! – сказал «Атаман» Сапранову. – О мокрухе речи вообще не шло. Ты нам говорил: забрать мальчишку и спрятать его. Про то, что его надо будет убрать, ты, по- моему, вообще ничего не говорил.
— Ну, а сейчас говорю! Да, пойми ты: этот мальчишка – опасный свидетель. Его, по определению, нельзя оставлять в живых.
— «Черный принц» дело говорит, – промолвил «Француз». – Лишние проблемы с ментами нам ни к чему, а поэтому вопрос с мальчишкой надо решать кардинально.
— «Француз», а тебе здесь слова, кажется, вообще никто не давал. – Отпарировал Атаманов. – Ты что, давно в каталажке не чалился?
— Так вот если мы мальчишку трогать не будем, на нарах чалиться придется нам всем. «Атаман», ну, не мне тебе о таких вещах говорить.
— Хочу напомнить: на кону стоят очень серьезные деньги, – произнес Герман. – «Атаман», ты ведь не заинтересован в потере бабок?
Атаманов положительно кивнул головой.
— Ну, а тогда надо зачищать концы, – продолжил Герман Федорович. – В том, что наши доблестные правоохранительные органы ухватятся за мальчишку мертвой хваткой, можно не сомневаться. Поэтому заранее надо принять меры предосторожности.
Меры предосторожности, которые имел в виду Сапранов, были чудовищны по своей сути. Малыш никогда не должен был вернуться домой, а его приемные родители и родная сестра сбиться с ног в его бесконечных поисках.
— Можно только удивляться твоей жестокости, – сказал как-то Владимир Борисович Герману. – Я только одного понять не могу: чего ты этим хочешь добиться? Любить тебя после этого она точно не станет, а ненависть к тебе возрастет многократно.
— Володя, а мне её любовь сейчас как-то не очень и нужна, – отвечал Сапранов. – Просто, понимаешь, за все в этой жизни надо платить. Пускай Ленка каждый день вспоминает, чем она пренебрегла.
В тот вечер Дмитрий вернулся домой в приподнятом расположении духа. Дело, как ему казалось, было сделано, и уже недалек был тот час, когда Алёшенька вернется домой. Едва за Серковским закрылась дверь, раздался телефонный звонок.
— Бабки приготовил? – Дмитрий услышал в трубке глухой мужской голос. – Учти, пацан на пределе! Еще немного, и тебе спасать будет некого.
— Деньги при мне, – ответил Серковский. – Назовите место, куда я их должен привезти.
— Заброшенную промзону в Медведково знаешь? Там, возле проходной на текстильную фабрику, оставишь сумку с деньгами. Только я тебя умоляю: не вздумай привести за собой ментов. Иначе увидишь, как твой пацан Богу душу отдаст.
Второе условие оказалось самым трудно выполнимым.
— Ты что, с ума сошел, в такие дебри в одиночку соваться? – спросил друга Павел Спиридонов. – Да, еще с такими деньжищами! Тебя же прикончат сразу, как только ты там появишься.
— Паш, а у меня что, есть другой выбор? Не забывай, у этих людей – мой сын. Его жизнью я рисковать не хочу и не буду. Вон, посмотри на сестру. Мало чем от мертвеца отличается.
— Хорошо!!! Тогда возьми с собой хотя бы вот это… - Павел достал из кармана какую-то портативную коробочку. – Хоть какой-то присмотр за тобой будет.
Все, что происходило дальше, очень напоминало сцену из какого-нибудь заштатного детектива.
В затерявшемся на окраине столицы квартале царила непроглядная темень. Режущую слух тишину нарушал лишь то тут, то там раздававшийся стрекот кузнечиков. Откуда-то, словно из-под земли, пытаясь достать край неба, поднималась фабричная труба. Над изрядно поржавевшими входными воротами тускло светил неизвестно кем зажженный фонарь.
— Здесь есть кто-нибудь!?! – царившую вокруг тишину нарушил возглас Дмитрия.
В ответ, как из-под земли, перед Серковским появилась согбенная фигура, одетая во все черное. Половую принадлежность фигуры очень трудно было определить. С первого взгляда казалось, что перед Дмитрием стоит весьма преклонных лет женщина. Немногочисленные морщины на лице лишь подчеркивали красовавшийся на щеках румянец. Нелепо повязанный голову шерстяной платок также выдал в этом человеке лицо женского пола.
Однако, когда неопределенного пола существо сказало первые слова Дмитрий отчетливо понял, что перед ним стоит все-таки мужчина.
— Бабки принес? – прохрипел насквозь прокуренный голос.
— Сначала я хотел бы увидеть сына, – спокойно ответил Дмитрий.
В ответ раздался надрывный, издевательский смех.
— Сыночка захотел увидеть! – насмешливо-издевательским тоном сказало неопределенного пола существо. – Парень, ты, кажется, не понял: правила диктуешь здесь не ты. Бабки давай!
На землю, под ноги существу, упала увесистая, спортивная сумка.
— Где мой сын? – прозвучал вопрос.
В ответ стоявшее перед Дмитрием лицо схватило сумку и быстро скрылось в неизвестном направлении. Спустя пару минут откуда-то издалека послышались выстрелы. Опрометью помчавшийся на страшные звуки Серковский, заметил свет фар скрывающегося вдали автомобиля.
Открывшийся взору Дмитрия пустырь, пугал своей режущей слух тишиной и абсолютной безлюдностью. Лишь возглас пролетавшей мимо вороны нарушил царившие вокруг безмолвие. Вдалеке Дмитрий увидел лежащий на земле какой-то, большого размера, сверток.
Ускоряясь с каждым шагом, Серковский просто бежал к увиденному вдали. Наконец, едва мешок оказался у него под ногами, Дмитрий опустился на колени и сдернул с мешка веревки, его связывавшее…
Истошный, душераздирающий крик раздался по всему пространству пустыря. То, что увидел Серковский, у любого нормального человека не могло уложиться в голове. В огромной луже крови, широко раскрытыми глазенками на Дмитрия смотрело бездыханное тело ребенка. Первые секунды в реальность увиденного невозможно было поверить.
— Алёшенька!!! Сыночек!!! – что есть мочи закричал Дмитрий, увидев безжизненное тело сына.
На минуту сознание Серковского просто было отключено. Его прошлое, будущее, настоящая жизнь – все перестало иметь какое-либо значение, а в душу поселилось одно огромное, всеохватывающее горе.
В повседневную реальность Дмитрия вернула настойчивая трель мобильного телефона, лежавшего у него в кармане.
— Можешь передать своей женушке с её сестренкой, что это – достойная плата за то, что они мне сделали, – послышался в трубке знакомый, до боли ненавистный голос. – Да, и еще передай: для них все только начинается. Будут знать, как переходить мне дорогу.
— Ты хоть понимаешь, что я сделаю все, чтобы превратить твою жизнь в ад? – ответил Дмитрий. – Я обещаю: земля у тебя ногами гореть будет!
— Земля гореть будет? Ну—ну. Желаю удачи! – издевался Сапранов. – Только, Дим, смотри, как бы она у тебя под ногами гореть не начала.
Дальнейший диалог был абсолютно бессмысленен, и Серковский захлопнул крышку мобильника.
— Где Алёша? – услышал Дмитрий вопрос Людмилы, как только переступил порог собственной квартиры.
— Люсь, а Алёшеньки больше нет, – еле заплетающимся языком ответил Дмитрий.
— Как нет!?! Что случилось с моим братишкой!?! – послышался возглас Лены.
Наверно, впервые в жизни Дмитрий не знал, что ему говорить. Все, что бы он сейчас не сказал, по определению, не могло быть правдой, и укладываться в рамки хоть какой-нибудь реальности.
— Дима, что случилось? – спросил вышедший из комнаты Антон. – На ней лица нет. У неё, вон, настоящая истерика.
— У нас решили отобрать нашего ангела, – ответил Дмитрий. – Я знаю, кто это мог сделать, и, знаете, к этим людям я буду беспощаден.
Все эти высказывания Серковского в данный момент не имели абсолютно никакого смысла.
— Что с Алёшенькой!?! Почему его больше нет!?! – спрашивала бившаяся в истерике Лена.
— Алёшу застрелили, – коротко ответил Дмитрий. – Между прочим, Люда, твой дядя имеет к этому самое непосредственное отношение.
Все умозаключения Серковского в данный момент не имели абсолютно никакого значения. Горе, поселившиеся в его семье, затмевало все, кто бы сейчас чего не говорил. Даже Людмила, обнимая младшую сестру, не могла найти нужных слов.
Похоронили Алёшу на одном из загородных кладбищ. Погода в тот день вполне соответствовала тому, что происходило на погосте. Обильно падавшие с неба капли ливня слабо заглушали рыдания Лены, стоявшей у изголовья ребенка.
— Аня, хоть теперь-то ты понимаешь, что Герман в аду прописался? – спрашивал супругу Вадим Викторович.
— Вадик, я до сих пор не знаю, как обо всем об этом Варваре Захаровне буду рассказывать, – отвечала Анна. – Представляешь, какого ей будет такое о своем родном сынке узнать.
— Анют, а ты ей пока об этом ничего не говори, – произнес Гусев. – Нечего пожилую женщину такими новостями будоражить.
Длинная вереница людей медленно тянулась к кладбищенским воротам, а где-то в конце аллеи был заметен свежий могильный холмик, весь утопающий в цветах.
— Прощай, мой ангел, – шептала Лена, двигаясь к воротам кладбища. – Пусть там, куда ты попал, тебе будет намного лучше, чем здесь. Возможно, ты повстречаешь наших родителей. Передавай им большой привет и скажи, что очень скоро все мы будем вместе.