Предыдущая глава - http://proza.ru/2023/03/12/1559
8.Жизни не пощадим, а врага победим
Хочу вам, братья, брань поведать новой победы,
какая случилась на Дону с великим князем
Димитрием Ивановичем и всем православным христианам,
с поганым Мамаем и безбожными агарянами.
«Сказание о Мамаевом побоище»
Любой правитель сродни канатоходцу. Малейшая оплошность в действиях может привести к катастрофическому падению. Зеваки смотрят на ловкого балаганного ходока, идущего по натянутой веревке, и со стороны кажется, что он легко справляется со своим делом. Но это не так. Вовсе ему не просто. Сотни мельчайших движений позволяют ловкачу оставаться на высоте снова и снова. Так и хану, князю, королю и даже простому беклярбеку надо постоянно балансировать над пропастью, чтобы удержаться на вершине.
Мамай вот уже два десятка лет держит власть в Улусе Джучи, наследии сына Чингизова, в огромной стране, раскинувшейся на тысячи километров, от глухих сибирских лесов на севере и востоке, до раскаленных пустынь на юге и бескрайних полей на западе. На земли эти десяток ханов свою руку наложить пытались, да всех старый темник переиграл. Только вот ханов много, а Мамай один. Прошли годы, нет у него уже власти во всем Улусе. Только западная часть осталась, Синей Ордой называемая. А в восточной, Белой Орде, давно уже другие правители обосновались. Нынешний – хан Токтамыш, не раз битый в сражениях, но ныне вновь, с помощью своего союзника Тимура, овладевший Сараем. Опасен Токтамыш, ждет малейшей оплошности от Мамая, чтобы нанести удар. А тут еще северные данники взбунтовались. Русские земли и Булгары перестали дань платить, воинов да рабов для хана поставлять.
Рад бы темник, как прежде, одним ударом Русь на колени поставить, да нет сил у него для этого. Умелые воины состарились, золото ушло на пиры и развлечения. Распродает потихоньку свою державу Мамай богатым генуэзским купцам. Растут, как грибы на морском побережье Крыма западные колонии, торговые порты.
Жадность ведет предприимчивых торговцев на север. Со всей Руси, со всех ее окраин, к южным горам от северных морей стекается жидкое золото – меха. Хотят итальянцы наложить свою лапу на прибыльную торговлю. Вовсю подстрекают темника усмирить мятежников. Дают деньги, наемников, а взамен просят торговые привилегии.
Нужны Европе русские меха. В последние сто лет холод внезапно сковал западные королевства. Наступало то, что впоследствии назовут малым ледниковым периодом. Хрупкие плечи нежных принцесс и богатырские тела могучих рыцарей мерзли в огромных залах каменных замков. Мех становился спасением от этой напасти. Цены на него взлетели до небес, и перекупщики драли с итальянцев втридорога.
Но генуэзская метрополия не хотела упускать сказочную прибыль, поэтому Джулиано де Кастро, новый консул Каффы, крымской торговой колонии, не покидал придворных покоев хана Синей Орды ни днем, ни ночью. Целыми днями нашептывал он в нужные уши необходимость усмирения северных мятежников, а после - установления торговых пунктов по всей северной Руси. Угрозами и посулами он постепенно склонял Мамая к походу на Русь.
Пытался Мамай мирно дело решить, хитростью Москву взять с помощью иванова подменыша, да завалил все дело русский тысяцкий. Сам голову на плахе сложил, а двойник княжеский неизвестно куда канул. А западные друзья наседают, требуют возврата денег, что обильно ссужали ему в прошлые годы.
Как было хорошо в прежние годы! Обильной рекой текли в Орду несметные сокровища... Но прошли золотые времена Узбек-хана. Стоило только дать слабину, как враги с юга, востока, севера и запада стали государство на куски разрывать.
Подстрекаемый лукавыми западными советниками, стал Мамай все чаще за разговорами застольными со своими мирзами и вельможами разговоры о походе на Русь заводить.
- Захвачу землю русскую, и церкви христианские разорю! – Хвастается он.
- Благородный беклярибек, вероятно, имеет ввиду православные храмы? – осторожно интересуется Джулиано де Кастро.
- Так и быть, вместо русских храмов католические поставлю! – Усмехается Мамай.
А вот это уже генуэзцам нравится. Руками татар папскую веру на Руси утвердить, да торговые фактории установить – одним махом двух зайцев убить! На такое дело не жалко денег и солдат наемных. Так, понемногу, к весне 1380 года от Рождества Христова стала сбираться над Москвой опасность, пострашнее Бегича и Араба-паши. Со всех концов Синей Орды под знамена девяти ханских туменов стали сбираться воины покоренных народов, союзников, наемников: татар, половцев, турков, черкесов, ясов, буртанов, армян и самых крымских генуэзцев.
Тысячи и тысячи стекалось их в приазовские степи. В середине лета, вдохновленный мощью своей рати, Мамай призвал на совет всех своих князей и объявил им, что идет на Русь великим походом, словно древний царь Батый.
- Накажем рабов, сожжем их города, заберем их золото! - Так вкратце обрисовал он свой стратегический план по ограблению северного улуса.
Дело это готовит Мамай с большой осторожностью. Не хочет испытать неудачи Бегича. Расспрашивает участников похода двухлетней давности, что да как было.
- То есть ты хочешь сказать, что вас погубила не сабля русича, а собственное брюхо? – Усмехается он рассказам. И повелевает обоз снаряжать великий, чтобы не оголодать в походе.
Расспрашивает и других, старцев: тех, кто помнит, как ходили монголы от одного океана до другого и везде побеждали. И у генуэзцев спрашивает совета. Им есть, что рассказать. Полвека уж в Европе идет война, которую впоследствии назовут Столетней. Там опыта ведения больших походов на целый обоз наберется.
Но, помимо опыта, западные христиане привели и союзников. Юный литовский князь Ягайло, что за католическую веру крепко стоял, прослышав о союзе Мамая и Крымских генуэзцев, решил к походу присоединиться. Да и в русских землях предатели нашлись. Рязанский князь Олег от одного берега откололся, да к татарскому пристал.
Потирает руки Мамай, радуется своей мудрости. Такую мозаику сложил, загляденье. Москва одна осталась, нет у нее шансов. Одним ударом Русь возьмет, а затем войском слетанным, кровью русской спаянным и Токтамыша одолеет.
- У меня пятьдесят тысяч воинов и еще я – итого сто пятьдесят тысяч! - Хвастается он своим приближенным.
К концу лета двинулось войско несметное на север хожеными трактами.
------------------------------
А что же Москва? И вновь, как прежде, и снова в будущем, о вражеской угрозе узнали поздно. И раз за разом бьются русские люди о старые грабли. Лишь когда петух клюнул в одно место, лишь когда хлынут стервятники на родные просторы, когда запылают стога и польется горячая кровь - лишь тогда русский мужик разводит руками озадачено: «Эвона как получилось…», - и хватается за немудреное свое оружие.
Лето 1380 года от Рождества Христова было на Руси обычным. Сеяли хлеб, косили траву, а в конце лета за уборку урожая принялись. Тут и настигла князя Московского весть о походе Мамая. Но обо всем по порядку...
Пиры для знатного человека – это все равно, что работа для человека обычного. Хошь не хошь, приходится на званые обеды являться. Уж и икра не лезет в горло, и вина заморские не льются в рот, но – звание высокое обязывает. Сиди и ешь-пей. Говори громко, хохочи звонко. Хвастай и бейся об заклад. Потому как ты сам воин и среди воинов живешь. Как говорят – с волками жить, по-волчьи выть.
В аккурат в начале житнича, или серпеня, а по-современному – августа, давал Микула Вельяминов пир для московской знати. Главным гостем на нем был сам Великий князь Дмитрий Иванович.
За широкими столами, на длинных лавках несли московские бояре тяжкий государственный крест свой. В кубках золоченых, серебряных пряное вино плескается, да в нутро важное заливается. Разговоры ведутся серьезные - как урожай взошел, какие погоды ожидаются, когда ждать силы вражеской. Ну, само собой, меряются, кто сколько поганых зарубил. Ежели всех зарубленных сложить, погромная цифра для Орды получается... Может, и нет столько на ордынских землях людей, но никого это не смущает.
А слуги микулинские суетятся, подают ягоды моечные в вине, меди и сахаре. Несут фрукты заморские, у которых и названия-то нет. Только не торопятся их бояре есть - живот они слабят. Кто поумнее - на местные яства набрасываются - огурчики соленые, капусту квашеную с клюквой, рыбку речную запеченую.
А больше всего - на поистине княжеское угощение - лебедей целиковых, со всеми перьями и клювом, осетрину да севрюжину.
После подают репу в меду вареную - всем репам репа - во рту тает. А за ней - кренделя печёные, шириной в четыре ладони. А на столах стоят сахарные кремли, внутрях которых мед чистый, твердый, хоть грызи. Сладкий - не передать.
Сидит на пиру и глава рода Вельяминовых – старый Тимофей Васильевич. Сам не свой, бледный, как сама смерть. Вчера гостил у него Человек в черном плаще. Долго его не было в Москве, потому что обделывал он свои черные дела в Литве. Стараниями его Литва выступила на стороне татар, и теперь Черному человеку оставалось лишь одно незавершенное дело. Черные дела, как известно, чужими руками делаются. Вот Тимофею и делать его.
- Держи, дядя, - зелье. Как будет сподручно – выльешь князю в кубок.
- За что же ты так со мной? – жалуется Тимофей. Совсем сник старый воин, на себя не похож. Вот что чужая воля делает.
- Не боись. Не помрет князь. Болеть будет долго. А больным да слабым человеком управлять легко, - говорит Черный человек, сверкая глазами недобро. Все сделал Иван, как задумал. Будет Дмитрий болеть, и подменный князь ох как понадобиться. И все за него будут радеть – и брат княжеский Владимир, и воеводы.
Вот и сидит Тимофей Васильевич на пиру как чужой. Верой и правдой служил он Москве, а теперь родной племянник его в отравители определил. Когда вновь разливать вино начали, взял он кубок княжеский, собственными руками наполнил, тайное зелье подлил. И князю подносит.
Но Бог-то все видит, все ведает. В тот же самый миг вбегают посыльные с вестью страшной.
- Мамай идет! Три дня назад к Рязани его передовые отряды вышли!
Все повскакивали с лавок, зашумели, загомонили. Не до питья и еды теперь. Ушел князь, ушли гости. Стоит Тимофей Васильевич с кубком поганым – хоть сам пей. Подумал и не выпил. Вылил просто. Вернулся в опочивальню к племяннику. А тот хохочет.
- Ничего, дядя. В Москве не достали, в битве достанем!
А у самого в глазах огни, словно дьяволы скачут.
-------------------------------------
Пока сбиралось воинство русское, пока кричали на вече расхристанные мужики, со слезами швыряя шапки оземь, раздавая смертные клятвы, воеводы добывали вести о враге.
Сторожевые отряды боброковских молодцев, крепких и мужественных на дело, за которое брались, кинулись быстрыми соколами в степи, чтобы выведать планы Мамая.
Вскорости прибыли охотники с самого Дона, с притоков его, с рек Быстрой и Тихой Сосны. Отряд Василия Тупика привел в Москву «языка», пленного из ставки Мамая.
Поведал ханский вельможа, что прямиком на Москву татарское войско идти не смеет, ждет союзников – Ягайло и Олега. Стоит станом южнее Дона. Как соединяться они в единое войско, так и в поход выступят.
К вечеру того же дня собрали русские князья совет.
- Есть у нас два пути, - сказал первое слово Дмитрий Иванович. Первый - ждать, когда враги к Москве подойдут и за стенами каменными отсидеться, как было у нас с литовцами. Помните, как Ольгерд тогда простоял все лето, да град не взял? Также и с татарами можно устроить. Только вот за остальные города русские кто постоит? Все выжгут, всех порешат поганые.
- А второй путь? – Спросил Боброк.
- Второй путь – самим на татар пойти, скорым изгоном. Застать их врасплох, пока они не соединились с литовцами. Ежели в начале осени мы к Дону внезапно выйдем и разобьем их, то Литва отступится от союза. Ягайло хоть и молод, но не глуп. Только вот войско наше никогда так далеко на юг не хаживало. Сдюжим ли? Что думаете, бояре? Может, вновь, как в прошлый раз, за стенами московскими отсидимся?
- Разбить врага, прежде чем он соберет все силы – это мудрое решение. Это и надо сделать. Татар мы побеждать умеем. Да и не дело нам за стенами сидеть - не бабы, и не ребята мы малые! – С горячностью произнес Владимир Храбрый.
- Не беспокойся, Дмитрий Иванович, - поддержал друга Боброк. Обозы мы ныне научились вести, лошадей в достатке. Хватит нам за стенами сидеть. Как татары нас бить начали, так из-за стен не вылезаем... А ведь предки наши завсегда вперед на врага хаживали. Говорили: «Иду на вы!» Я – за то, чтобы разбить татар, прежде чем они с литовцами соединяться. Только вот наши пушки придется в Москве оставить, они слишком тяжелы для скорого войска...
Идею воеводы поддержали все, потому что тяжко настоящему воину, коими были собравшиеся, сидеть в каменных стенах. Хочется в честном бою свою удаль потешить, славу добыть.
- Добро, други! Сбирайте дружины! Уповайте на Господа нашего, и силы придут! – закончил совет князь Дмитрий.
-----------------------------------
Как говорят – человек предполагает, а Бог – располагает. Перед великим походом испросил Дмитрий Иванович благословения Бога и всех православных святых. И в этом ему были наперсниками христианские великие кудесники во главе с Сергием Радонежским.
Впрочем, противники его также испросили благословения своих святых и Бога. Перед походом и Мамай долго молился в малой дворцовой мечети, после каждого поклона рассматривая через разноцветные стекла окна облака на небе.
Где-то в этой бездонной выси сидел Бог, наблюдая за своими неразумными детьми с божественным безразличием. Так что силою молитв, в противостоянии Руси и Орды наблюдалось определенное равенство.
Двинулась войско из Москвы русское войско под тихий плач и слёзы жён и матерей русских, ибо там, где воин видит радость битвы, для них – горе потерь. Плачут несчастные, ибо знают - чем горше плачь, тем сильнее защита ратника. Бережет воина слеза матери и жены от стрелы и меча сильнее всего.
Словно чувствуя, что расстается с мужем навсегда, долго нежно обнимала княжна Евдокия своего мужа, пока не пришло последнее мгновение прощания. Наконец, отстранив её от себя Дмитрий, произнес: «Не печалься, ежели Бог за нас, то кто против нас?»
Скоро шли дружины русских князей на юг, соединяясь в полки. 15 августа, по окончании Успенского поста, войско русское было уже в Коломне, в ста верстах от Москвы. По трем дорогам шли полки под стягами Дмитрия Ивановича полки его брата Владимира Андреевича, полки, ярославских, ростовских и белозерских князей.
Как встали около Дона, вновь собрались на совет. Во главе стола – Великий князь, да с ближними боярами и князьями.
- Вот что други мои, товарищи верные. Успели мы. Как доносят охотники, стоит татарское войско напротив нашего, а с запада идет литовское. Есть у нас несколько дней, чтобы разбить их по отдельности. Но Мамай умен, вперед идти не спешит. Как нам исхитриться, чтобы сделать такое? - Спрашивает Дмитрий.
- Есть у меня задумка! – отвечает воевода Боброк. – Мы к Мамаю и Ягайло своих людей отправим. Для литовцев – чтобы задержать, а для татар – чтобы сами на нас двинулись, без литовцев.
- Коли так, отправляй своих людей, - соглашается князь.
- К Мамаю отправим не моих людей, а Ольгердовичей, - предлагает воевода. - Дмитрий, Андрей, - обратился он к родным братьям Ягайло, которые в идущей войне поддержали Москву. – Есть ли у вас такой человек, которому Мамай поверит?
- Отчего же не быть, - отвечает Андрей. – Только в чем его уверить надобно?
- А в том, что брат ваш не к Мамаю на помощь идет, а к князю Дмитрию.
- С таким только племянник Ягайло - князь Остей, внук Ольгерда, справится. Он хитер, как змея и смел, как сокол. Этот Мамая в чем хочешь убедит.
- Тогда отправляй его сейчас же. Пусть зародит в Мамае сомнение в литовцах, - подвел итог князь Дмитрий. – А что же с Ягайло? - Обратился он снова к Боброку.
- Есть у меня человек надежный. Епифаном кличут. Он еще в походе на Бегича здорово нашему войску подсобил. Сегодня же отправлю его навстречу литовцам, - предложил главный воевода.
Так и сделали. В середине дня небольшой конный отряд во главе с князем Остеем, молодым воином с загорелым остроносым лицом поскакал на юг. А Епифан с возами еды и спирта отправился на запад.
Какие чудеса языкастости проявил Остей в татарском стане – неведомо. Может, об этом свой сказ имеется, да нам он не известен. Только вот два дня спустя двинулась ордынское войско на север. Лишь только прознали об этом русичи, сразу к Дону выдвинулись. К седьмому сентября, в аккурат к Успению Богородицы, к реке вышли.
----------------------------------
В этот день переправлялись на татарский берег Дона. Вечером, когда еще солнце не коснулось горизонта, москвичи сидели около большого костра на вражеской стороне, варили в больших котлах кашу да похлебку. Воины похохатывали над непутевым Антипкой. Тот сидел прямо в том месте, куда шел густой дым от костра.
- Дым, дым, я масло не ел! – Отчаянно пытался он заговорить огонь, глотая слезы.
- Ел, ел! – Потешались его друзья. – Кусок умял с кашей, даже не заметил. А дым – все видит!
Антипка обиженно поднимал голубые глаза, полные влаги и возмущенно оправдывался. Все веселились. Наконец, не выдержав очередной порции дыма в лицо, Антипка пересел по другую сторону, спиной к реке.
- Беги, не беги – огонь все видит! – Подтрунивали его товарищи.
Внезапно и вправду, дым, словно почуяв, что Антипка пересел спиной к реке, внезапно переменил направление и снова обдал поедателя масла густым клубом. Все захохотали.
На шум к костру вышел воевода Боброк. Подходили люди и от других костров.
- Что шумите, молодцы? – Спросил он веселящихся воинов.
Ему объяснили.
- Дым за Антипкой ходит! – Шумели все.
Вскоре веселье поутихло. Из всей толпы только один Боброк внезапно задумался о неожиданном поведении дыма. Он долго стоял на берегу, слушая плеск воды, поворачивая лицо то к реке, то к степи и размышлял.
---------------------------
Когда ночной туман пал на приречные поля, полководцы выехали осмотреть будущее поле битвы. Дмитрий и Боброк правили лошадьми молча, каждый наедине со своими думами. И если старый воевода больше примечал места будущего расположения полков, то князя одолевали совсем другое беды.
- Гляжу я на этот туман, и кажется мне, что туман этот не в поле, а в голове моей. Каждый день себя спрашиваю: правильно ли я делаю, на правильном ли пути я иду, на своем ли я месте.., – неожиданно поделился своими думами молодой князь.
Боброк рассмеялся.
- Ну, князь, загнул ты загадку! Ежели ты не на своём месте, то кто тогда на своём? А что до того, что ты не ведаешь о правильности дел своих, так все мы на ощупь идём. Такова наша людская природа: будущее да грядущее не видеть, а прошлое, как занозу поганую, помнить. Оттого и сомнения все наши. А ты прошлое не тяни не за собой, а о грядущем не беспокойся. Завтра туман развеяться, все ясно станет.
И добавил.
- Ты, лучше, вместе того, чтобы о пустом думу думать, примечай - туман здесь долго лежит. Времена сейчас теплые настали. Развеется он только после обеда. После обеда и бой начнется. Ты с полками своими стой до вечера, а как ветер переменится, жди моего удара с полком засадным. А до той поры тяжко тебе придется, но ты не беги, и победа придет.
Князь молчал. Боброк подумал было, что его утешительные речи не возымели своего действия и Дмитрия вновь одолевают опасения. Тогда он резко переменил тему.
- Ежели есть в тебе страх, так давай вновь, как на Воже, заместо тебя под стягом княжеским брат твой станет.
Дмитрий задумался... Затем поднял голову и твердо произнес.
- Нет, воевода. Владимир засадным полком командовать будет. Там его храбрость нужна. А войску моему, и всей Руси ныне Великий князь нужен! Негоже мне прятаться и лицо прятать! Я князь, а, стало быть, за все ответ держать. Завтра во главе большого полка встану. А там – будь, что будет, авось выстоим!
В тот же час выступил засадный полк на присмотренное Боброком место, в далекой от поля дубраве. Братья, князя Дмитрий и Владимир в последний раз перед битвой крепко обнялись.
- Ну, брат – надеюсь, ещё свидимся. А если не свидимся, прости за всё... Езжай в дальний лес, да во всём слушайся воеводу! Как он скажет, так и действуй. Помни, храбрость должна за мудростью идти. Не дай Бог, как под Тверью будет! Ударь только тогда, когда он скажет, не ранее!
Владимир согласно кивнул головой.
- Все сделаю, брат. Только ты не смей погибать! Нужда в тебе крепкая сейчас на Москве. Верят в тебя люди, верят в удачу твою, верят в спасение Руси!
------------------------------
В эту ночь наступил светоносный праздник Рождества святой Богородицы. Дни и в самом деле стояли необычайно теплые, и, как предсказывал Боброк, утро великой битвы, которую впоследствии назовут Куликовской, оказалось необычайно туманным. Было жарко, влажно и пахло сыростью. Густые клубы испарений от росы поднимались из травы, застилая обзор воинам.
При таком раскладе воеводы обоих армий не решались вступать в битву, опасаясь потерять контроль над войсками. Поэтому до самого обеда многотысячные рати стояли друг напротив друга. Лишь когда солнце перевалило через зенит, темная масса татарского войска, медленно наращивая темп, двинулась на позиции русских. В воздухе разливались дикие крики, лязг железа и гул тысяч копыт боевых коней.
Передовой полк принял на себя страшный удар, погибнув первым. Это остановило натиск ордынской конницы. Спустя час в дело вступили основные силы. Закипела ожесточенная сеча. От ужасных ударов железа о железо, диких криков и стонов закладывало уши. Необычайная теснота поля приводила к чудовищным картинам, когда сражающиеся вынуждены были стоять на трупах павших товарищей.
Русские держались стойко, особенно на правом крыле, где сражались дружины князей Ольгердовичей. Однако численность татарского войска и ярость натиска скоро стали одолевать. В центре, куда Мамай направил основной удар своих сил, положение становилось всё отчаяннее и отчаяннее. Небольшой холм, с которого князь Дмитрий руководил своей армией, всё сильнее и сильнее отдавал свои сажени ордынскому войску.
Одним за другим падали стяги князей удельных. Дмитрий Иванович, в сияющем позолоченном княжеском доспехе стоял спокойно, несмотря на огромный риск, которому себя подвергал, оставаясь в центре бушующего сражения. Он продолжал отдавать приказы до самого последнего момента, пока к пригорку не поступили ордынские воины.
- Что же, други, вот и смерть наша пришла! - Сказал Дмитрий, выхватывая меч.
Подержанный своими верными боярами и родственниками, справа - старым дедом Тимофеем Вельяминовым, а слева - дядей Микулой Васильевичем, он ринулся на врагов, чтобы вскорости пасть вместе с другими воинами своего полка. Вельяминовы погибли еще раньше князя. Они стояли спиной друг другу и сражались с наседающими татарами, пока не были зарублены кривыми саблями.
Когда пал черный княжеский стяг с ликом Христа, Мамой бросил свои резервы на полк левой руки. Князья Белозерские, командующие этим полком, были сокрушены под натиском ужасающей нечеловеческой мощи ордынских всадников.
Пошёл уже четвёртый час битвы. Воины едва стояли на ногах от усталости. Для Мамая дело казалось завершенным. Он сидел верхом на коне перед своим шатром на холме и за огромными облаками пыли, укутывающими сражение наблюдал, как его воины сокрушают ненавистные русские полки. Ещё немного и он добудет победу! Его воины прижмут русских к реке и уничтожат. Единственное, о чём он сожалел в этот момент, что в отчаянный сечи погибнет его враг Дмитрий, которого он хотел бы пленить, и пешим привезти в Орду на верёвке.
-----------------------------------
В это время на другом конце поля, в шумной дубраве, отборные русские дружинники томились в тягостном ожидании. Владимир в сильнейшем душевном волнении ходил взад и вперед по полянке, на которой расположились воеводы засадного полка. Эта нервозность передавалась всем воинам, и лишь спокойствие главного воеводы останавливало горячие головы, готовые кинуться на вражеское войско. Боброк, казалось, не интересовался ходом биты. Он сидел, закрыв глаза, подставив свое лицо набегающему со степи ветру.
- Что же мы медлим! – В отчаянии заламывал руки молодой князь. – Побьют наши полки, некого будет защищать!
- Дмитрий обещал мне до вечера продержаться. Князь обещание выполнит, - спокойно отвечал старый вояка.
- Погибнет Дмитрий, обещание свое выполняя, вот и все! – Чуть не плача воскликнул князь. - Зря я клятву дал тебя во всем слушаться! Стоим здесь, в лошадином помете по колено, а там братья наши гибнут!
Словно подтверждая слова Владимира, с дозорного пункта передали, что полк князей Белозерских отступает. И вновь сообщили – пали стяги Белозерских.
- Хочешь, я перед тобой на колени встану, чтобы ты ударить по врагу позволил? – Внушительно произнес юный князь.
- Русский не пред кем на колени не должен становиться. Только перед Богом и князем. Я не князь, и уж, конечно, не Бог. Так что оставь свои просьбы, Владимир.
Спустя еще немного времени юноша опять стал уговаривать воеводу атаковать татар. Но Боброк отказывал. Он словно чего-то ждал. Это не ускользнуло от внимания разгоряченного волнением Владимира.
- Может, знак какой ждешь? – с надеждой спросил он.
- Жду.
- Да какой же знак? Скажи, я хоть буду знать, что ожидать надобно.
- Ветер должен перемениться. Сейчас он от реки дует. Чуешь, как сильно? Ежели мы конницей ударим, когда ветер нам в лицо дует, никакой силы в нашем ударе не будет. Сейчас ветер наш враг. А вот когда он нам со спины помогать будет, полетим, как на крыльях и сметем татар, - внезапно разговорившись, пояснил свою тактику Боброк.
- Да как же он перемениться? Ты что, ветрами управляешь? Колдовство какое-то? – изумленно произнес Владимир.
- Подметил я вчера, когда на дым от костров глядел, что под вечер здесь ветер направление меняет. Весь день от реки дует, а вечером – к реке. Скоро час сей наступить должен.
Боброк решительно встал и повелел по тихому, друг дружке передать, чтобы воины готовились к атаке. Как только кто учует, что ветер переменился, немедленно выступать. Все застыли в ожидании сигнала. Внезапно, один за другим, воины радостно стали отмечать изменение направления ветра. Изменились и запахи. Из степи несло жаром и пылью.
- Бог нам в помощь! – Громко воскликнул воевода, словно давая понять, что прошло время таиться. – Молитвами нашими посылает нам Христос ветер в подмогу! Братья мои, друзья, смелее: сила Святого духа за нас! Сейчас будет вам в спину подсоблять. Летите, как соколы, сметите силу поганую!
Все пришло в движение. Заржали освобожденные он намордников кони, громко зазвенели оружие и доспехи. Кричали воины и командиры. Могучие ратники в полном доспехе, сияя в заходящем солнце, вырвались из засады, как бурный весенний поток.
Скоро построившись широким полукругом, латная конница обрушилась на уставших воинов Мамая. Ветер, действительно, придавал коням такую прыть, что и не снилась ни одной рыцарской коннице. В считанные минуты все было кончено. Те из татар, что не были смяты в первом ударе, бросали оружие и сдавались в плен.
Столетиями полководцы рассуждают о том, что приводит к победе одно войско, а другое – к поражению. Одни говорят о силе духа, веру к победе. Но разве не сильны духом были никогда не проигрывающие сражений ордынцы? Разве меньше они верили в победу?
Может, виной тому численность войска? Но в истории есть множество случаев, когда малая по численности армия одолевала большую. Часто погодные условия оказывают решительное влияние на ход битвы. Много значения имеет физическая усталость солдат.
Вероятно, в этот вечер, на берегу Дона произошло одновременное накопление этих событий, объединение которых переломило ход битвы. Но все эти события произошли не случайно, а были сведены заедино опытной, уверенной рукой Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского. Внезапное появление засадного полка в корне переменило ход сражения. Татары уже праздновали победу, но новые обстоятельства поселили в них чувство отчаяния и безысходности.
Левое крыло вражеского войска, еще не попавшее под лавиноподобный удар конницы обратилось в бегство. Напрасно бритые военачальники кричали проклятья своим трусливым воинам, напрасно Мамай сзывал их под свой стяг. Бросив обозы, хана и свою честь бежали ордынские воины, погоняемые русскими еще сорок верст, пока темная ночь не позволила им оторваться от преследования.
В тот день пал юный хан Синей Орды от сабель русского воинства. А его темник ненадолго пережил своего правителя. Вскоре, преданный своими же людьми, был он пленен в Крыму и казнен. Рухнул канатоходец с огромной высоты, на горе друзьям, на радость врагам. Так закончилось время Мамая, и началась эпоха других правителей.
--------------------------------------
Ужасающее зрелище представляло собой поле битвы на донском поле. Тысячи тел умерщвленных самыми разными способами воинов лежали вповалку, изуродованные, изрубленные. Ещё совсем недавно в этих молодых телах струилась кровь, они были полны надежд и мечтаний о будущем, но сейчас это были просто хладные, бездыханные трупы. Но еще более страшная участь ждала тех, кто в этой чудовищной сечи выжил, но был тяжко ранен. Стоны несчастных раздавались над полем, заглушая крики воронов. Кто-то из них пытался остановить кровь, сочащуюся из ран, ползти или просто лежал, глядя стекленеющим взором в бездонное, стремительно темнеющее небо с ползущими по нему белыми облаками.
Битва, взвившись яростным пламенем, внезапно угасла. Не помышляя больше о сопротивлении, татарские воины бежали, бросая раненых и обозы. Дружинники, те из которых, что были еще способны держаться в седле, преследовали их по степи, пленя и убивая.
А триумфатор победы на поле донском - Владимир Храбрый не выглядел счастливым. Он был озабочен не преследованием врага, а совсем другой проблемой. Во время битвы все видели, как пал княжеский стяг, стоящей в центре большого полка. Поэтому его мысли занимала лишь одна забота – найти брата.
Ратники большого полка, что половину дня стойко сдерживали натиск татарской Орды устало брели к своему лагерю, надеясь обрести там отдых, лечебную помощь и еду. Владимир с ближними дружинниками метался среди них, расспрашивая о том, видели ли они, в каком месте сражался Великий князь. Вскоре он обнаружил усеянными трупами, обагренный кровью, пригорок. Соскочив с коня, князь с надеждой стал искать среди павших своего брата.
Но находил пока что только других людей. С каждой такой находкой сердце его переполняла радость и ужасная печаль. Радость потому, что он не находил своего брата среди павших, а печаль потому, что он видел среди погибших своих друзей и родственников. Так он нашел Семёна Мелика - славного воина, дружинника, верно служившего княжеским рындой. Вскоре увидел он Тимофея и Микулу Вельяминовоих. Глава рода тысяцких и его племянник лежали рядом, спокойные и торжественные. На их лица застыла печать умиротворения. Долг их был выполнен, а путь земной завершён. Внезапно, с нарастающей болью в груди, Владимир увидел знакомый доспех брата. Подбежав, он перевернул лежащего витязя на спину и слёзы полились из его глаз. Это был великий князь. Рыдания сотрясали плечи молодого воина, как вдруг Дмитрий открыл глаза. С радостным криком Владимир приподнял его голову.
- Брат! Брат! Родной! - Воскликнул он с радостью.
- Мы всё же выстояли.., - едва слышно произнес Дмитрий. - Мы победили? – спросил он Владимира.
- Да, бегут поганые! Трупами татарскими поля усеяны, и кровью их реки потекли! Славная победа твоя! – Ответил молодой князь.
- Вот и славно, - повторил за ним Дмитрий тихо. - Вот и сделал я своё дело, для которого был рождён. А теперь и на покой пора, - проговорил он вновь, закрывая глаза
- Что ты, что ты, княже! - Закричал Владимир. - Не время теперь нам умирать, время жить. Сейчас в шатёр тебя отнесем, лекарей приведём. Ещё сто лет проживешь!
Он скоро распорядился доставить князя в шатёр, но едва с князя сняли доспехи и кольчугу, стало сразу понятно, что он не жилец на этом свете. Кровавые рваные раны от татарских сабель покрывали его тело. Казалось чудом, что этот человек ещё живёт. Лишь невероятное усилие воли и желание жить заставляли биться его сердце.
Кликнули попа, дабы исповедовать и получить отпущение грехов перед далекой дорогой.
В шатер скорым шагом вошел воевода Боброк. Едва только кинув взгляд на князя, на бормочущего попа, он понял все. Внезапно Дмитрий пришел в себя и тихо заговорил. Полководцы русского войска застыли в тревожном внимании.
- Руки холодеют, - князь сделал последнее усилие и приподнялся. – Брат, дай мне слово, что устоишь против литовцев. Выстоишь - не пропадут наши усилия. Любой ценой... Москва за тобой. Жены и дети наши, - проговорил он.
- Держись, князь. Обещаю, устоим, - успокоил его Владимир.
- И еще, брат. Обещай, что княжество после меня сыну моему, Василию, останется! До осемнадцатилетия пусть ему ты, да Боброк помогают. Ты – моя храбрость, а воевода – моя мудрость. А после – пусть самолично правит.
- Обещаю, - только и успел проговорить Владимир, сжимая руку брата.
Испуганно пятясь, поп постарался выскользнуть из шатра. Князь Серпуховской дал незаметный знак своим людям, чтобы взяли того, да не отпускали, пока он не велит.
Предводители русского воинства вновь остались втроем. Князь Московский Дмитрий Иванович тяжело вздохнул, опускаясь на постель. Его лицо еще горело багровым румянцем недавней битвы, но вот по нему стала растекаться мертвенная бледность. Взор остановился и потускнел. Грудь опустилась в последний раз. Подобно многим великим полководцам, он пал на поле брани, поверженный превосходящими числом врагами, но прежде успел вкусить сладость победы.
Следующая глава - http://proza.ru/2023/03/17/481