Смотри, тиран народов вероломный,
Любимец счастья и богов.
На этот сонм, могучий и огромный,
Твоих завистливых врагов!
А. И. Полежаев “Кариолан”
Царь с царицей обрадовались, что сын их приехал и невесту привёз. Невеста царевича красоты неописанной, целый караван приданного привезла, да родители её, цари государства замор-ского приехали в золочёной карете.
Царевич не знает ещё, и не подозревает, может вместо цветка найдёт одуванчик, или, что ещё хуже, какой-нибудь цветок, красивый, но с шипами, ведь купили его родители “кота в мешке.”
Пожурили, что далеко ускакал от эскорта, ведь мог и погибнуть! Рассказал царевич, как сражался с Кощеем, но вот забыл, а скорее всего, не хотел рассказывать о Егоре, который спас его, когда меч Кощея готов был разрубить царевича. Возрадовались родители царевича, начали к свадебному пиру готовиться. Гостей наприглашали – все именитые гости, знатные бояре да дво-ряне с богатейшей родословной! Куда крестьянскому сыну без рода-племени! Кипит приготовление к свадьбе, шум стоит на всё царство-государство!
Отовсюду, из-за морей и гор далёких, везут на свадьбу несчётные жертвы плотоядности че-ловеков. Здесь и рыбы – севрюги, стерляди, осетры, белуги, омары и крабы,
Из далёких южных стран привезли бананов, джекфрута, гуавы, маракуйи, рамбутана, саподила, сахарных яблок и других фруктов, неведомых в царстве этом.
А сколько съестных припасов разных долженствующих исчезнуть в ненасытных глотках во время свадебного пира и на камчатных скатертях знатных гостей, и на обнажённом столе челяди царской! Воздух и вода сносят сюда несчастные жертвы праздничной плотоядности людей. Огромные возы осетрины и стерляди, белуги, лосось, бестер, шип, форель, горбуша, таймень, кижучь, белорыбица, кажется, зевают от скуки очутившись в чуждой им стихии, в непривычном обществе поваров; здесь и общипанные гуси, забыв гордость, выглядывают, ожидая, что там будет, но ничего для них хорошего – повара с ножами, да котлы ждут их дожидаются; рябчики, тетерева, фазаны да прочая птица ждут-не-дождутся, когда их черёд подойдёт; целые племена свиней, впервые послушные дисциплине, стройными рядами ждут ключниц и дворецких, чтобы совершить смиренный визит в поварню; простосердечные бараны и козьего племени животные жалобным блеяньем выражают тоску по тучным пастбищам и недовольство за такое обхождение; телята, не внимая голосу общей пользы, мычат, оплакивая скорую гибель и разлуку с одеждой своей; беспечные курицы и хохлатые цесарки кудахчут, не предвидя беды над головой, подтрунивают над утками, испуганно крякающими в незнакомой обстановке. Сколько зайцев да разных лесных зверей-птиц убито! Никогда, пожалуй, не будут птицы вить гнёзда в этом лесу, заяц никогда не пробежит, лося да косули никогда не увидят эти деревья и травы, не увидит лес и лежбища медвежьего, серый разбойник волк да лиса не появятся здесь – пусто в лесу, как после пожара страшного.
А сколько цикория, сахару, кофейку, волошского ореха, чекалкин, пекан и кешью, айлантолистного ореха и другие. Торты невероятной вышины и ширины, невероятных вкусов, расцветок и ингредиентов.
Услышал о предстоящей свадьбе Егор, тоже поехал в терем, ведь царевич обещал, что Егор, спасший от меча Кощея, будет самым желанным гостем, даже побрататься обещал. Но путь ему преградил военный патруль – люди, думающие не головой, а фуражкой, поддерживающие власть клики грабителей, эксплуататоров и обожествляемых губителей родины.
Егор вошёл не с парадного входа, никто его не остановил – не до того было: королевича женили!
На глухой стене увидел портреты более тридцати поколений предков, королей и королев правящей династии. Древние доспехи, старинные одежды, почиканные молью и запорошенные пылью веков, обросшие мифами и легендами, и здесь и полулегендарные правители, великие герои, победившие в незапамятные времена драконов, колдунов и прочую нечисть. Смотрят угрюмо, зло нахмурясь из-под тупых лбов, а царевны надменно смотрят с портретов.
Царевич хвастался:
- Где я пройду лисой, там три года куры не несутся, птица разная и зайцы и подобные им не селятся, а где волком проскачу, там долго и трава не будет расти, а деревни и города долго го-реть будут!
На глаза царевичу показался, поздоровался с братом названным, но царевич, - глаза кровью налились, произнёс в гневе:
- Ты, смерд, чего приехал? Вон отсюда, не смерди!
- Как же так? Ведь говорил ты, что я лучший друг теперь. Что желанным буду гостем, побратались мы с тобой. Говорил, что буду гостем я желанным у тебя.
- Тебе, подлорождённому в царский круг лезть? – гневно воскликнул царевич. И продолжил в том-же духе. - Вон отсюда! Не смерди! Гей вы, слуги! Дать по шее!
- Как же так? Ты ведь обещал, что буду гостем самым дорогим…
- Место что ли тебе здесь? Как ты попал сюда? Кто тебя пропустил? – и кликнул слуг. – Эй, всыпь ему сто и полста на первый раз, потом, после свадьбы, казнить смерда, чтоб не смердел здесь! Появишься ещё раз здесь – не миновать тогда тебе воздушного путешествия – у меня суд короток! А сейчас благодари, что свадьба скоро у меня, иначе ты уже ни слова не мог бы сказать отрубленной головой!
- Вот она, благодарность царская, за то, что спас от смерти неминучей! – с горечью воскликнул Егор.
Связали, скрутили добра молодца, пытался он освободиться от прислужников царских, но силы больно не равны – на одного человек двадцать! Связанного поволокли в темницу. И сидел бы богатырь в темнице, дожидался бы казни – потехи царю с царицей да молодым, но хорошо, юродивый один тайком пробрался, выкрав ключи от темницы, и освободил Егора. Юродивый притворялся только юродом, а фактически помогал, чем мог людям, обиженным незаслуженно царём. Помог он и выбраться из столичного города.
И вот уже свадьба! Светило дня роскошно и светло по небесам безоблачным плыло. Поезд свадебный спешит, обручённых молодых во дворец везут! Карета с молодыми пятернёй запряжена, цугом десять пятериков впряжено, за ними гости именитые, те уже на тройках, а кто и на двойках мчатся. Никто не попадайся под копыта лошадей! Вот один какой-то зазевался, сбили его кони, растоптали, размесили, как вихрь промчались кареты, не заметили даже, что человека задавили. Промчались, не обратив внимание на ропот толпы. Подъехали к крыльцу красному, по коврам идут, музыка играет, пушки салют отбивают. Все разряженные, у невесты шлейф впору десятерым нести, рассаживаться за столы начали, а на столах чего только нет! И куропатки, и цесарки, и различные заморские блюда да вина, свечи в люстрах горят - столы через весь длиннющий зал понаставлены, ломятся от закусок и вин заморских.
Вилки золочёные и серебрёные звенели по золотым и серебряным тарелкам, рюмки не знали покоя, ни на минуту не оставаясь сухими. Счастлив царевич и молодая его жена счастлива, а царь с царицей счастливы втрое – богатое приданное преумножило богатство царское.
Стольный град уже близок, издали видны золотые палаты дворца царского, глаза слепят изумруды, злато-серебро. Близко уже столица! Догнал у столицы самой Егор старика, седая борода, лицо всё морщинами перепахано, сам в рубище одет. Идёт, на палку опирается.
- Мир тебе, дедушка! – приветствовал Егор.
- Куда спешишь, добрый молодец?
- На свадьбу царевича! – с иронией ответил Егор. – Он обещал, что я буду его названным братом. Но прописал кнут на первый раз.
Грустно усмехнулся Белослав, нахмурился и сказал:
- Царь обещал мне, что я получу бесплатно вечный покой и три аршина земли.
- Я вижу, царевич недалеко ушёл от своего отца! –с горечью сказал Егор. - Но отвага есть медок, а робость – ледок, так что запасёмся медком!
- Ночь наступает! – сказал Белослав. – Давай найдём где-нибудь переночевать, а то в град-столицу не пустят.
И правда, скоро ворота закроют, не успеют они. Да если бы и успели – навряд-ли пустили бы их стражники – приказ царя! – не пропускать нищих да голодных в город, пока свадьба царевича празднуется!
Остановились они в крестьянской избушке.
- Глазам урожай, а желудку голод. – посмеялся Егор, увидев в печке чугунок и почувствовав аромат щей.
- Сейчас, сейчас всё приготовлю. – оправдывалась хозяйка.
- Ничего, хозяюшка, не надо! Дай нам только хлеба по куску, да водицы. – скромно спросил Белослав.
- А где твой муж, хозяюшка?
- Мой муж рано утром запряг в телегу без колёс лошадёнку без шеи, и поехал за хворостом в лес, который ещё не вырос, да много, видать, хвороста набрал, что никак не довезёт! – ответила крестьянка.
- А если серьёзно?
- Нет у меня мужа. – горько сказала крестьянка – За провинность забил его Лют до смерти. День меркнет ночью, человек печалью, а горе, что годы, борозды по лицу проводит. Не стара я ещё, а лицо в морщинах…
- Что ты можешь сказать о Люте?
- Есть такие деревья, которые растут нормально до определённой высоты, а потом вдруг уродливо искривляются. С людьми это тоже случается. Вот и Лют до поры-до-времени рос вполне хорошим юношей, а потом, как с цепи сорвался. Боюсь, что и молодой царевич повторит своего отца.
- Когда-то отец царевича Берислава Лют пригласил меня учить уму-разуму сына его, недоросля. Лет пять я учил Берислава, но вот однажды Лют решил проверить, чему-же я учу его отрока.
Начал он экзаменовать наследника, и узнав, что я учу отпрыска царского добру и милосердию, взъярился он на меня, закричал в ярости, учишь моего наследника не тому, чему надо, грозил убить меня, потом решил, что убить сразу – слишком лёгкое наказание и посадил меня на цепи, а на моё место взял Бакуню! Раз в год приказывал Лют приводить меня во дворец, чтобы я самолично видел, что сделал с царевичем Бакуня. Берислав становился всё время вероломнее, жесточе, циничней.
Сидел я на хлебе да воде пять лет, пока добрая волшебница Предслава ни узнала, где я нахожусь. Вызволила она меня из заточения и наказала идти в замок, перед этим научив немного меня.
Юный царевич ещё лютее, чем его отец стал. Спесь непомерная и крутая воля, никогда ни в чём не знал противоречия, и меры не знал. Улыбка лукава и коварна. На кого посмотрит с улыбкой, холодело сердце, - быть беде! У него с рода-родясь не было никаких друзей – боялись дружбы его все, были у него невзыскательные приятели, с которыми он не церемонился, а как надоедали – придумывал казнь приятелям. Селадон был нынешний царь, да он им и остался, а сынок его ещё хуже его стал!
Не терпел царь, чтоб молодая подневольная, особенно, если красивая, показывалась на людях –так как он, только один имел право поферлякурничать, очень охоч был до молодых и красивых, а кто ему не подчиняется, или посмотрит не так, посулит берёзовой лапши с ременным маслом, и не только постращает, но и выпишет – слуги у него были для этого специальные, как начнут по спине кнутом или прутом берёзовым подписывать, так небо в овчинку покажется, а царевич смотрит, ладно ли приказ исполняется. Бывало, и до смерти забивали, если непокорна особо была.
Задумался Егор. Видел он, как царевич обошёлся с ним. Приехал он в царство, где царевич жил, тот, которого Егор от меча Кощея спас, а у царевича на устах медок, а на сердце ледок. Свадьба знатная кипит – а царевич? Что-же он?
Белеслав увидел Егора, возмутился, как, опять этот холоп явился!
- А ты почему здесь? – в гневе крикнул Лют. – Посмотри, как царевич обойдётся с тобой! – со злорадной усмешкой произнёс Лют.
- Наденьте на него наручники – и в яму! – приказал Берислав слугам. – И этого тоже в яму. После свадьбы им головы срубим.
Слуги кинулись выполнять приказ.
- Стойте! – приказал Белослав и поднял руку. – Личину скиньте, будьте теми, кто вы на самом деле есть!
Ослепительно сверкнуло в зале. Царь с царицей, царевич с невестой, приближённые бояре да дворяне, все гости и слуги стали превращаться кто в жабу, кто в змею, кто в таракана, кто в скорпиона, кто в осла, одним словом, все, кто был в зале превратились животных и прочих тварей.
Белослав опешил, - не ожидал он, что среди приглашённых и хозяев замка нет ни одного Человека! Постепенно стены замка начали оседать, и вот они рухнули и погребли под собой всех тварей.